Зависимость суда от позиции прокурора

(Зеленин С.) («Законность», N 5, 2001)

ЗАВИСИМОСТЬ СУДА ОТ ПОЗИЦИИ ПРОКУРОРА

С. ЗЕЛЕНИН

С. Зеленин, судья Тульского областного суда.

В предыдущем номере журнала опубликована статья В. Кобзаря о проблемах, вызванных отказом прокурора от обвинения. Предлагаемый материал — продолжение обсуждения этого злободневного вопроса.

Размышляя над проблемами состязательности, нельзя не обратить внимание на появившийся в последнее время тезис о «связанности» суда позицией прокурора. Имеет смысл поглубже вникнуть в существо вопроса, в соотношение функций суда и обвинения. При установлении фактических обстоятельств дела прокурор представляет суду доказательства. Тот оценивает их и делает вывод о доказанности тех или иных обстоятельств, вменяемых подсудимому. Именно на этом этапе важно соблюдение принципа состязательности. Здесь он проявляется наиболее полно, что связано с характером установления фактов в ходе спора сторон, их состязания. Все судебное следствие — центральная и наиболее значимая часть судебного заседания — посвящено основному вопросу: совершил ли подсудимый те действия, которые ему вменяются в вину. После того, как обстоятельства установлены, наступает этап квалификации содеянного, т. е. непосредственного применения уголовного закона. Квалификации отводится лишь часть судебных прений. Деятельность это чисто юридическая, правоприменительная. Значит, профессионалы, участвующие в деле, будут иметь здесь больший вес и проявят большую активность. На этом этапе от принципа состязательности реально работающим остается только равноправие сторон как возможность довести до сведения суда свою точку зрения о правильном, на взгляд стороны, применении закона и аргументировать ее. Объем обвинения надо доказывать, тогда как квалификация доказыванию не подлежит, поскольку она является однозначным выводом из фактических обстоятельств дела. Это как бы юридическое «приложение» к установленным фактическим обстоятельствам, неотъемлемый и не имеющий самостоятельной жизни феномен. Поэтому квалификация установленных в судебном заседании фактических обстоятельств является, в конечном счете, функцией суда. Из этого логично следует, что ходатайство прокурора по поводу переквалификации действий подсудимого без изменения объема обвинения не обязательно для суда. Здесь следует полностью согласиться с мнением В. Лебедева <*> о несовместимости со статусом суда такого положения, при котором суд вынужден был бы слепо повторять ошибку прокурора, неправильно квалифицирующего установленные в судебном заседании обстоятельства. ——————————— <*> Становление и развитие судебной власти в Российской Федерации. Российская академия правосудия. М., 2000, с. 155.

Суд действительно является по определению наиболее квалифицированным правоприменителем, и, кроме того, именно он несет ответственность за законность и справедливость окончательного решения по делу. В силу этого решение должно быть безупречным с юридической точки зрения. Его авторитет не должен подрываться несоответствием того, что признано в приговоре доказанным, и абсурдной квалификации, «связанной» с позицией прокурора. Необходимо подумать и о том, что такое решение суда, вступив в законную силу, может в дальнейшем послужить примером для решения аналогичных дел. Таким образом, суд обязан исправить любую ошибку следствия в квалификации деяния, в какую бы сторону она ни была допущена — в пользу обвиняемого или ему во вред. Здесь суд должен руководствоваться не соображениями соблюдения прав обвиняемого или потерпевшего, а требованием закона правильно применять уголовно — правовую норму к установленным фактическим обстоятельствам дела, т. е. быть юридически правильным, грамотным, в конце концов. Единственная презумпция, которая может ограничивать действие такого правила, — истечение определенного разумного срока. Например, как предусмотрено ныне, не допускается пересмотр приговора в худшую для осужденного или оправданного сторону в течение года после вступления его в законную силу (ст. 373 УПК РСФСР). Следует, конечно, подумать о механизме такого исправления, который находился бы в соответствии с такими принципами правосудия, как обеспечение права на защиту, права на рассмотрение дела в разумные сроки и др. Другое положение складывается тогда, когда государственный обвинитель отказывается от обвинения полностью или частично, т. е. просит уменьшить объем обвинения, исключив из него отдельные факты или эпизоды. Обязанность суда обосновывать обвинение при отказе от него прокурора признана Конституционным Судом РФ не соответствующей Конституции РФ (Постановление N 7-П от 20 апреля 1999 г.). И хотя рассмотрение дела судом вовсе, как мы считаем, не означает обвинительную деятельность, однако нельзя не согласиться с тем, что отсутствие обвинения не оставляет поля деятельности суду, поскольку в таком случае отсутствует спор, по поводу которого суд должен принять решение. Теперь предстоит лишь определить, каков должен быть отказ прокурора. Ясно, что, когда в корне изменились суть и последствия такого отказа, должна быть изменена и его процедура. Имеется в виду установление дополнительных гарантий законности деятельности государственного обвинителя. Кстати, за установление контроля со стороны суда над изменением позиции государственного обвинителя выступают и сами прокуроры, настаивая на самостоятельности суда при необоснованном отказе обвинителя от обвинения, т. е. фактически при несогласии суда с мнением обвинителя <*>. ——————————— <*> В. Вырастайкин. «Пассивный» суд истины не установит. — Законность, 2000, N 8.

Представляется, что несомненное требование к порядку отказа обвинителя — его письменная форма. В этом документе должна быть указана новая формулировка обвинения, т. е. изложены фактические обстоятельства, как они установлены, по мнению прокурора, либо сформулировано мнение о недоказанности или исключении из обвинения каких-то обстоятельств. Необходимо в этом случае следить, чтобы при их исключении обвинение оставалось конкретным, дающим возможность построить защиту. Требование письменной формы диктуется также сложностью фиксации судом нюансов фактических обстоятельств, особенно по сложным, многоэпизодным делам или делам в отношении нескольких подсудимых. Уже сейчас практики ориентируются на максимально полное отражение таких ходатайств в протоколе судебного заседания. Однако невозможность стенографической записи или других средств дословно точного воспроизведения позиции прокурора может быть восполнена только путем изложения своих доводов самим прокурором. Кроме того, письменная форма будет надежным средством проверки правильности действий суда — не вышел ли он за рамки, определенные прокурором, не оставил ли без оценки те обстоятельства, которые прокурор посчитал доказанными. Такой контроль необходим в интересах общества, нуждающегося в эффективном уголовном преследовании по делам публичного обвинения. Об этом размышляли и деятели реформы уголовного процесса 1864 г. И. Фойницкий писал, что в обеспечение начала законности в обвинении неправильные действия низших органов контролируются и исправляются высшими, которые наблюдают за тем, чтобы каждый обвинитель исполнял обязанности, законом на него возложенные. В связи с этим можно было бы подумать и о том, отказ какого именно прокурора влечет последствия в виде сужения пределов судебного разбирательства. Обычная трактовка смысла ст. 248 УПК РСФСР подразумевает обвинителя, т. е. прокурора, участвующего в данном судебном заседании. Именно такое понимание разделил Верховный Суд Российской Федерации, указав по конкретному делу, что обязанность по доказыванию обвинения в совершении преступления лежит на прокуроре, поддерживающем обвинение. Однако по общему правилу пределы судебного разбирательства устанавливаются процедурой, которая предполагает контроль прокурора, обладающего правом утверждать обвинительное заключение и направлять дело в суд. Это не всякий прокурор, понятие которого дано в п. 6 ст. 34 УПК РСФСР, а руководитель прокуратуры или его заместитель. Именно этот прокурор, используя полномочие, предоставленное ему ч. 1 ст. 215 УПК РСФСР (при утверждении обвинительного заключения своим постановлением исключить отдельные пункты обвинения или применить закон о менее тяжком преступлении), обладает возможностью сузить предмет судебного разбирательства по сравнению с тем, который определил следователь в основном процессуальном документе — постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Изменяются ли эти принципиальные подходы после направления дела в суд? Безусловно, государственный обвинитель обладает процессуальной самостоятельностью, выражает свое мнение, основываясь на внутреннем убеждении, сложившемся в ходе заседания. Однако по действующему законодательству вышестоящий прокурор имеет право опротестовать приговор суда, основанный на отказе обвинителя от обвинения. Можно представить себе, насколько такой порядок «запоздалого» контроля со стороны руководителя прокуратуры сложен, громоздок и как он подрывает доверие к судебным решениям. Не лучше ли было бы предоставить должностному лицу прокуратуры, уполномоченному направлять дело в суд (ст. 217 УПК РСФСР), еще в ходе заседания по делу осуществлять контроль за позицией обвинителя, не только имея возможность заменить его, но и получив право контроля или санкционирования отказа подчиненного ему работника от обвинения. Этот взгляд уже находит свое развитие в ведомственном правотворчестве. В соответствии с приказом Генерального прокурора РФ N 141 от 13.11.2000 «Об усилении прокурорского надзора за соблюдением конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве» (п. 1.6.) прокурорам предписано в случае радикального расхождения позиции государственного обвинителя с содержанием обвинительного заключения безотлагательно ставить в известность утвердившего его прокурора, принимать согласованные меры, способствующие правовой обоснованности выступления стороны обвинения в суде и исключающие при этом какое бы то ни было посягательство на процессуальную самостоятельность государственного обвинителя. Представляется, что совершенствование уголовно — процессуального законодательства может привести к закреплению такой процедуры.

——————————————————————