(Амирбеков К. И.) («Конституционное и муниципальное право», N 3, 2004)
ПРОБЛЕМЫ КОНСТИТУЦИОННОСТИ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ПРАВОВОГО СТАТУСА ПРОКУРАТУРЫ В УПК РФ
К. И. АМИРБЕКОВ
Амирбеков К. И., кандидат юридических наук, прокурор Кировского района г. Махачкалы.
В новом российском уголовном судопроизводстве в соответствии с УПК РФ 2001 года, как и в других демократических судопроизводствах, реализуются осуществляемые независимыми друг от друга участниками три основные функции — это функции обвинения, защиты и разрешения дела. В числе участников судопроизводства, реализующих функцию обвинения, наряду со следователем, дознавателем и потерпевшим УПК включил прокурора, причем отведя ему ведущее место среди них. При этом, введя новые процедуры уголовного судопроизводства, УПК РФ привел в основном функции прокуратуры в соответствие с Конституцией РФ 1993 года и предоставил прокурору, по существу, статус руководителя уголовного преследования, каким бы ведомством оно ни осуществлялось и каким бы судом или составом суда дело ни рассматривалось <*>. ——————————— <*> Приказ Генерального прокурора РФ от 3 июня 2002 г. N 28 «Об организации работы прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства» // Архив прокуратуры Кировского района г. Махачкалы. 2002.
Вместе с тем при регламентации некоторых процедур судопроизводства, касающихся регулирования правового статуса, полномочий и функций прокурора как участника судопроизводства со стороны обвинения, новый УПК допустил ряд отступлений от конституционных принципов судопроизводства, конституционных учредительных норм, а также международных стандартов отправления правосудия, что, на наш взгляд, требует обсуждения, осмысления и исправления в целях обеспечения подлинной реализации в уголовном судопроизводстве не только прав и интересов стороны защиты в лице обвиняемого (подсудимого) и его адвоката, но и стороны обвинения в лице прокурора, а также потерпевшего и государственного обвинителя. Отступления эти коснулись прежде всего: 1) учредительной конституционной нормы централизма в системе построения органов прокуратуры России с подчинением и подотчетностью нижестоящих прокуроров вышестоящему при осуществлении своих функций, в том числе в сфере уголовного судопроизводства (ст. 129, ч. 1, Конституции РФ); 2) конституционных принципов равноправия и состязательности сторон, относящихся ко всем трем: первой, второй и надзорной — инстанциям судопроизводства (ст. 123, ч. 3, Конституции РФ); 3) общепризнанного принципа международного права о допустимости пересмотра в порядке надзора вступившего в законную силу судебного решения с поворотом к худшему для осужденного (оправданного) в случае допущения в ходе предыдущего судебного разбирательства существенного нарушения фундаментального характера, повлиявшего на исход дела (ст. 15, ч. 4, Конституции РФ и п. 2 ст. 4 Протокола N 7 (в редакции Протокола N 4) Конвенции о защите прав человека и основных свобод). Так, в соответствии с ч. 4 ст. 354 УПК РФ (в редакции от 4 июля 2003 г.) право кассационного обжалования судебных решений принадлежит государственному обвинителю или вышестоящему прокурору, т. е. это право обоим этим должностным лицам одновременно не может принадлежать <*>. Из этого следует, что если помощник прокурора, участвующий в судебном разбирательстве дела в качестве государственного обвинителя, обжаловал судебное решение по уголовному делу, то прокурор, утверждавший обвинительное заключение по тому же делу и являющийся вышестоящим прокурором по отношению к этому помощнику, не вправе приносить свое собственное апелляционное или кассационное представление со своей собственной аргументацией, не совпадающей с аргументацией государственного обвинителя. ——————————— <*> На данное обстоятельство внимание обратил также профессор Божьев В. См.: Божьев В. П. Пределы прав суда кассационной инстанции // Законность. 2003. N 11. С. 2 — 4.
Такое положение во взаимоотношениях вышестоящего и нижестоящего прокуроров даже в сфере уголовного судопроизводства противоречит упомянутому выше конституционному принципу организации и деятельности прокуратуры России, согласно которому прокуратура Российской Федерации составляет единую централизованную систему с подчинением нижестоящих прокуроров вышестоящим, что предполагает безусловную процессуальную возможность вышестоящего прокурора пересмотреть решение нижестоящего прокурора в любой сфере прокурорской деятельности, в том числе в сфере уголовного судопроизводства. Данное суждение приобретает более достоверный и логически обоснованный характер, если учесть, что обвинение в судопроизводстве исходит не лично от самого прокурора, а от имени государства и прокурор, участвуя в суде, не перестает быть представителем государственной централизованной системы органов прокуратуры. Из этого, в свою очередь, следует, что незаконное решение, принятое прокурором в роли государственного обвинителя, не должно служить препятствием вышестоящему прокурору для принятия иного, законного, решения по этому же вопросу, т. к. такое право вышестоящего прокурора вытекает из конституционного статуса самой прокуратуры. УПК не может противоречить Конституции и, следовательно, должен предусматривать процедуру, дающую вышестоящему прокурору с соблюдением процессуальных правил (процедур) возможность для полной реализации своей компетенции, для чего в ч. 4 ст. 354 УПК РФ между словами «государственный обвинитель» и «вышестоящий прокурор» частица «или» должна быть заменена знаком «запятая». Далее, в соответствии с ч. ч. 7 — 8 и действующей до 8 декабря 2003 г. ч. 9 ст. 246 УПК РФ нижестоящий прокурор, участвующий в судебном разбирательстве по уголовному делу и поддерживающий государственное обвинение, вправе отказаться от предъявленного или подтвержденного перед направлением дела в суд вышестоящим прокурором обвинения, что влечет безусловное прекращение дела судом, и в этом случае постановление или определение суда о прекращении дела не подлежит пересмотру ни в кассационном, ни в надзорном порядке, если даже вышестоящий прокурор, не согласившись с мнением нижестоящего, ходатайствует перед судом вышестоящей инстанции об отмене его и направлении дела на новое судебное рассмотрение с участием другого государственного обвинителя. Отсутствие в УПК РФ правовых процедур, позволяющих вышестоящему прокурору инициировать производство в надзорной инстанции по делу, по которому подчиненный ему нижестоящий прокурор отказался от обвинения, не только противоречит тому же конституционному принципу организации системы органов прокуратуры, но на практике нередко приводит систему прокуратуры в тупиковую ситуацию, из которой нет выхода в правовом поле. Так, в федеральном суде города Дагестанские Огни рассматривалось дело по обвинению Ш. по ст. ст. 264, ч. 2, и 265 УК РФ, обвинительное заключение по которому было утверждено заместителем прокурора РД. Прокурор города М., участвующий в судебном разбирательстве в качестве государственного обвинителя, пользуясь своим правом, предусмотренным ч. 7 ст. 246 УПК РФ, отказался от обвинения, в связи с чем суд прекратил уголовное дело в отношении Ш. Лишенный возможности пересмотреть решение нижестоящего прокурора путем обжалования судебного решения по данному делу, вышестоящий прокурор в приказе о наказании прокурора М. сослался на то, что последний, заявив ходатайство об отказе от обвинения, тем самым «лишил суд возможности вынесения справедливого и обоснованного приговора по делу» <*>, тогда как по принципам современного российского судопроизводства предполагается, что вступившее в законную силу судебное постановление, не отмененное вышестоящим судом, имеет статус справедливого и обоснованного правоприменительного акта, независимо от чьего-либо мнения, в том числе и вышестоящего прокурора. ——————————— <*> Приказ прокурора РД от 17 ноября 2003 г. N 510 // Архив прокуратуры РД. 2003.
Постановлением Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2003 г. признана не соответствующей Конституции Российской Федерации часть девятая статьи 246 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, что позволяет вышестоящему прокурору пересмотреть решение нижестоящего прокурора об отказе от обвинения путем кассационного обжалования решения, принятого судом в соответствии с позицией нижестоящего прокурора. Однако проблема неконституционности норм УПК РФ, регламентирующих правовой статус и полномочия прокуроров разных уровней в уголовном судопроизводстве, полностью не устранена, ибо вышестоящий прокурор все еще остается лишенным права на инициирование в вышестоящем суде процедуры пересмотра решения нижестоящего прокурора об отказе от обвинения путем обжалования в порядке надзора решения суда, принятого в связи с этим отказом, что, безусловно, является неконституционным явлением. Конституционный Суд в том же Постановлении от 8 декабря 2003 г. еще раз подтвердил, что из конституционной нормы, предусмотренной статьей 129 Конституции РФ, следует, что «Генеральный прокурор Российской Федерации и подчиненные ему прокуроры вправе как принимать решения, обязательные для нижестоящих прокуроров, так и отменять принятые нижестоящими прокурорами решения и прекращать осуществляемые ими действия. В уголовном судопроизводстве наличие указанных полномочий обусловлено тем, что уголовное преследование и поддержание обвинения в суде по делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляется прокурором от имени государства в публичных интересах, и вышестоящий прокурор, если он установит, что нижестоящим прокурором соответствующие интересы не были обеспечены, вправе и обязан исправлять обнаруженные отступления от требований закона. Иначе решение нижестоящего прокурора (или даже участвующих по его поручению в судебном заседании следователя или дознавателя) об отказе от обвинения превращалось бы в окончательное решение, которое, вопреки принципам правового государства, не может быть исправлено ни в рамках централизованной системы органов прокуратуры, ни судом» <*>. ——————————— <*> Постановление Конституционного Суда РФ от 8 декабря 2003 г. «По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 278, 405 и 408, а также глав 35 и 39 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан».
В связи с этим представляется, что при принятии федерального закона во исполнение данного Постановления Конституционного Суда РФ часть девятую статьи 246 УПК РФ следует изменить, изложив ее в новой редакции следующим образом: «9. Пересмотр вступивших в законную силу определения, постановления или приговора суда, принятых ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения или ввиду изменения им предъявленного обвинения, допускается при наличии представления вышестоящего прокурора». Не соответствующие конституционному принципу состязательности и равноправия сторон и ущемляющие статус прокурора и других участников судопроизводства со стороны обвинения положения содержатся в нормах УПК, регулирующих порядок: собирания доказательств (ст. 86, ч. 3, УПК РФ); оглашения в суде показаний потерпевшего и свидетеля, полученных в досудебном производстве (ст. 281, ч. 4, УПК РФ); рассмотрения дел в суде кассационной инстанции (ст. 387 УПК РФ); пересмотра судебных решений судом надзорной инстанции (ст. 405 УПК РФ); рассмотрения дел судом надзорной инстанции (ст. 407 УПК РФ). Так, участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения (дознаватель, следователь, прокурор) доказательства обвинения собирают исключительно в досудебном производстве и до передачи дела в суд предъявляют их участникам судопроизводства, в том числе стороне защиты (адвокату), в полном объеме с правом их фотографирования и копирования, т. е. прокурор в суде всегда имеет в своем «арсенале» только те доказательства, которые собраны до направления дела в суд и которые предъявлены всем участникам до начала судебного разбирательства, а защитник же в соответствии с ч. 3 ст. 86 УПК РФ может собирать доказательства защиты как в период досудебного, так и в период судебного производства, не предъявляя их стороне обвинения вообще, кроме как непосредственно в самом судебном заседании, когда сторона обвинения уже не в состоянии аргументированно их опровергнуть в условиях, когда возврат дела на новое расследование законом не предусмотрен. Для устранения данного пробела и уравнения прокурора, участвующего в судебном разбирательстве в качестве государственного обвинителя, с защитником в собирании доказательств необходимо в ч. 3 ст. 86 УПК РФ после слова «защитник» добавить слова «и государственный обвинитель», что позволило бы государственному обвинителю, так же как и защитнику, получать в качестве доказательств предметы, документы, иные сведения, а также опрашивать лиц и истребовать справки от организаций и от должностных лиц, и тем самым были бы устранены противоречия данной нормы с конституционным принципом равноправия сторон в судопроизводстве. В соответствии с ч. 3 ст. 281 УПК РФ такие доказательства обвинения, полученные в досудебном производстве, как показания потерпевшего или свидетеля, прокурор, участвующий в судебном разбирательстве в качестве государственного обвинителя, по общему правилу не может использовать в суде, если суд по его ходатайству не примет специального решения об их оглашении, что равнозначно в случае отказа суда от оглашения безмотивному аннулированию важных доказательств обвинения, полученных в досудебном производстве с соблюдением закона, а при стечении определенных обстоятельств способно привести также к тупиковой ситуации, поскольку в основу приговора могут быть положены согласно закону только исследованные в судебном заседании доказательства. Данное обстоятельство не только противоречит конституционному принципу равноправия и состязательности сторон в уголовном судопроизводстве, но и поднимет справедливый вопрос: нужно ли вообще в досудебном производстве собирать доказательства обвинения в форме показаний свидетелей и потерпевших? Не лучше ли этих участников судопроизводства вызывать не к следователю, а в суд и допрашивать их непосредственно в суде, не допрашивая в досудебном производстве? Ответ однозначен: УПК не должен содержать никаких препятствий для исследования в суде доказательств, полученных с соблюдением закона в досудебном производстве и не признанных недопустимыми, для чего требуется исключение из ст. 281 УПК РФ части третьей вообще, или он, УПК, должен предусмотреть процедуру, позволяющую прокурору, а также дознавателю и следователю с согласия прокурора еще до окончания расследования дела в ходе досудебного производства возбуждать перед судом ходатайства о допросе того или иного свидетеля обвинения или потерпевшего непосредственно в судебном заседании с соблюдением всех процедур допроса и приобщать в уголовное дело копию протокола судебного заседания, где были бы изложены показания допрошенного лица, как это практикуется в некоторых других странах. УПК РФ по сравнению с УПК РСФСР расширил границы действия суда кассационной инстанции. В частности, ему предоставлено право по ходатайству стороны, так же как и суду апелляционной инстанции, непосредственно исследовать доказательства в соответствии с требованиями главы 37 УПК РФ, т. е. путем проведения судебного следствия, включая допросы участников судопроизводства, оглашения показаний, исследования письменных доказательств, проведения осмотра и приобщения вещественных доказательств, иначе говоря, путем использования комплекса предусмотренных законом процедур получения, проверки и оценки доказательств как обвинения, так и защиты, так же как и в суде апелляционной инстанции. В этих условиях кассационный порядок рассмотрения уголовного дела по своей процедуре проведения и возможностям выявления истины стал идентичным с апелляционным порядком. Однако при этом почему-то суду кассационной инстанции, в отличие от апелляционной, не предоставлено право ни по представлению прокурора, ни по представлению государственного обвинителя изменить приговор путем применения закона о более тяжком преступлении в рамках предъявленного обвинения или путем усиления наказания в рамках санкции той статьи, по которой предъявлено обвинение (ст. 387 УПК РФ), тогда как применить закон о менее тяжком преступлении и снизить наказание по представлению прокурора или государственного обвинителя вправе. Что не согласуется с конституционным принципом равноправия сторон, ибо принцип этот является универсальным для всех инстанций судопроизводства и подлежит применению не только в суде первой, но и в суде второй инстанции, включающей в себя как апелляционный, так и кассационный порядок рассмотрения дел. Для приведения данной нормы в соответствие с Конституцией не требуется больших законодательных изменений, достаточно лишь в части 1 ст. 387 УПК РФ после последнего предложения точку заменить на запятую и дополнить словами «выходя за рамки предъявленного обвинения и за пределы санкции статьи УК РФ, по которому предъявлено обвинение», что давало бы возможность суду кассационной инстанции по представлениям прокурора и государственного обвинителя изменять и объем обвинения, и меру наказания в сторону ухудшения положения осужденного в рамках предъявленного обвинения при отсутствии необходимости нового рассмотрения дела в суде первой инстанции. Отступление от конституционного принципа равноправия сторон содержится в ст. 405 УПК РФ, которая исключает возможность пересмотра по представлению прокурора в порядке надзора оправдательных и несправедливо мягких приговоров, тогда как пересмотр обвинительных приговоров в сторону улучшения положения осужденного, в том числе и по представлению прокурора, не ограничивается никакими рамками. Для обоснования конституционности данной нормы УПК РФ сторонники ее неправильно ссылаются на принцип недопустимости повторного осуждения лица за одно и то же деяние, отождествляя повторное рассмотрение ранее незаконно рассмотренного дела в отношении одного и того же лица с повторным его осуждением за одно и то же деяние. Пересмотр дела в порядке надзора в сторону ухудшения положения незаконно оправданного и несправедливо мягко наказанного лица нельзя квалифицировать как возможность повторного его осуждения за одни и те же действия, ибо в этом случае юридические последствия предыдущего осуждения теряют силу, так же как и в случае пересмотра в сторону улучшения положения осужденного. Противоречие данного положения ст. 405 УПК РФ конституционному принципу равноправия сторон в уголовном судопроизводстве состоит еще в том, что сторона обвинения в лице прокурора, а также государственного обвинителя лишена правовой возможности добиваться пересмотра судебного решения по мотивам необходимости улучшения положения потерпевшего, а следовательно, и ухудшения положения осужденного (оправданного), тогда как эти же лица наделены правом добиваться пересмотра судебного решения в сторону улучшения положения осужденного, следовательно, и ухудшения положения потерпевшего, причем без ограничения во времени. Принцип, заложенный в данной норме УПК РФ, не конституционен, ибо российское уголовное судопроизводство не заканчивается кассационной инстанцией. Производство в надзорной инстанции является составной частью российского судопроизводства по уголовным делам, где в современных условиях, как свидетельствует практика, все еще исправляется много судебных ошибок, допущенных в судах первой и второй инстанций. Здесь судопроизводство по каждому уголовному делу, кроме первой и второй инстанций, имеет по крайней мере еще одну, а по некоторым делам даже две инстанции, рассматривающие дела в порядке надзора, где также должен соблюдаться конституционный принцип равноправия сторон, ибо каких-либо исключений для действия данного конституционного принципа в надзорной инстанции судопроизводства нет и не может быть. Поэтому ст. 405 УПК РФ должна быть исключена вообще, как противоречащая Конституции РФ, или же для уравнения потерпевшего с осужденным в соответствии с требованиями Конституции РФ после слова «осужденного» в этой статье должно быть добавлено слово «потерпевшего», оставив в остальной части текст статьи без изменений, что привело бы в конституционные рамки и статус прокурора в производстве по делу в суде надзорной инстанции. Запрет стороне обвинения в лице прокурора и государственного обвинителя на возбуждение процедуры пересмотра в порядке надзора судебного решения в сторону ухудшения положения осужденного противоречит, кроме того, международным стандартам отправления правосудия, а также позиции Конституционного Суда РФ. Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, а именно пунктом 2 статьи 4 Протокола N 7 (в редакции Протокола N 11), установлено, что право не привлекаться повторно к суду или повторному наказанию не препятствует повторному рассмотрению дела в соответствии с уголовно-процессуальными нормами соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства было допущено существенное нарушение, имеющее фундаментальный и принципиальный характер и повлиявшее на исход дела. По мнению Конституционного Суда РФ, из названного положения Конвенции и корреспондирующих ему положений ст. 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации следует, что федеральный законодатель вправе предусмотреть процессуальные механизмы и процедуры пересмотра и отмены вступившего в законную силу приговора суда в надзорном порядке, в том числе и в сторону ухудшения положения осужденного (оправданного), что равносильно улучшению положения потерпевшего. При этом исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов потерпевших. Отсутствие возможности пересмотра окончательного судебного решения в связи с имевшим место в ходе предшествующего разбирательства фундаментальным нарушением, которое повлияло на исход дела, означало бы, что вопреки принципу справедливости и основанным на нем конституционным гарантиям охраны достоинства личности и судебной защиты прав и свобод человека (ст. 17, ч. 1, ст. ст. 19, 21 и 46 Конституции РФ), — такое ошибочное судебное решение не может быть исправлено, что равносильно отсутствию демократии, как при тоталитарном политическом режиме <*>. Представляется, что мотивы, приведенные в данном Постановлении Конституционного Суда РФ, достаточно аргументированно подтверждают необходимость внесения в УПК соответствующих изменений. При этом следует иметь в виду, что в самом процессуальном законе должны быть предусмотрены не только процедуры пересмотра судебных решений в порядке надзора по представлению прокурора либо по жалобе других участников судопроизводства в сторону ухудшения положения осужденного (оправданного), но и должно быть, безусловно, дано четкое определение содержания понятия «фундаментальное нарушение», исключающее его произвольное толкование. ——————————— <*> Постановление Конституционного Суда РФ от 17 июля 2002 г. «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 342, 371, 373, 378, 379, 380 и 382 УПК РФ и статьи 36 ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации» в связи с запросом Подольского городского суда и жалобами ряда граждан» // Российская газета от 31.07.02. N 140 (30.08). С. 15.
Конституционному принципу состязательности и равноправия сторон противоречит также и ч. 5 ст. 407 УПК РФ в редакции Федерального закона от 4 июля 2003 г. , которая в отличие от прежней редакции при рассмотрении дела судом надзорной инстанции прокурору предоставляет право на выступление лишь для поддержания внесенного им надзорного представления, лишая его возможности высказать свое мнение по надзорной жалобе стороны защиты, тогда как адвокат, выступающий на стороне защиты, наделен правом давать свои объяснения как в поддержку своей жалобы, так и против надзорного представления прокурора. Для устранения данного противоречия следовало бы восстановить ранее действовавшую редакцию ч. 5 ст. 407 УПК РФ, заменив в ней лишь слово «заключения» на слово «объяснения». Как видно из изложенного, УПК РФ содержит существенные противоречия и несогласованности с действующей Конституцией РФ, ущемляющие обусловленный этой же Конституцией правовой статус прокуратуры — ведущего участника судопроизводства со стороны обвинения. Ущербность данного обстоятельства заключается не только и не столько в том, что оно влияет на статус и возможности самой прокуратуры, сколько и столько в том, что это в значительной степени ущербно влияет на статус потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Публичность уголовного преследования и государственного обвинения, а также сам факт возложения реализации этих функций на государственный орган (прокуратуру), а не на самого потерпевшего не означает и не может означать превращение потерпевшего лица из субъекта в объект государственной защиты в судопроизводстве, ибо в демократическом правовом государстве вся власть, в том числе судебная (разрешающая дело) и обвинительная (выдвигающая публичное обвинение), производна от единственного источника власти — народа, а следовательно, и от каждого пострадавшего от преступления лица. Из этого, в свою очередь, вытекает, что конституционно-правовой статус прокуратуры в уголовном судопроизводстве должен быть производным и обусловленным правовым статусом потерпевшего, и в то же время не идентичен с последним, поскольку в каждом деле прокурор олицетворяет не только частную составляющую уголовного преследования и государственного обвинения, но и всеобщую и публичную, не всегда совпадающие с частным. По этим причинам прокурор на стороне обвинения и занимает ведущее, а в досудебной стадии — руководящее место в уголовном судопроизводстве. Исходя из этих начал и принципов и должен быть определен правовой статус прокуратуры в современном российском уголовном судопроизводстве.
