(Храмцов А. Ф.) («Государственная власть и местное самоуправление», 2007, N 2)
СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО: ПРОБЛЕМЫ ИНДИКАЦИИ <1>
А. Ф. ХРАМЦОВ
——————————— <1> Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект N 06-02-02068а.
Храмцов А. Ф., старший научный сотрудник Института социологии РАН, кандидат исторических наук.
Политическая и социально-экономическая эволюция стран Западной Европы в течение последних шестидесяти лет выявляет ряд характерных тенденций, сформировавших целостную концепцию социального прогресса и ознаменовавших собой качественно отличный этап в общественно-политическом и социально-экономическом развитии стран региона. Он связан с формированием и функционированием такого государственного устройства нового типа, каковым является социальное государство. В поступательном развитии классических западноевропейских социальных государств находит свое отражение плодотворная попытка практического решения одной из актуальных проблем политики и политических наук — гармонизации отношений государства и общества. Средством же выступают последовательная демократизация и сильная социальная политика. Европейский опыт показывает, что результативная социальная политика все более определяет позитивное развитие политических отношений, темпы, характер, эффективность экономических процессов, являясь надежным стабилизатором общественного развития, в котором, заметим, так нуждается Россия. В комплексе идей, которые в принципе могли бы объединить здоровые силы российского общества для решения вышеуказанной задачи, ключевое место могла бы занять концепция социального государства. На вербальном уровне она пользуется одобрением большинства политических сил российского общества. Однако оно не находит адекватного отражения в практической политике. Это обстоятельство не может не влиять на идейное противоборство в современной России по проблемам социального государства, которое в значительной степени отличается от аналогичного на европейском уровне. Здесь предпринимаются попытки релятивизации принципов, на которых строится социальная действительность в классических западноевропейских государствах всеобщего благосостояния, принизить значение европейского опыта, подвергнуть его сомнительной интерпретации. В стремлении подвергнуть ревизии саму теорию социального государства используется целый набор инструментов. Например, можно встретить утверждение, что появление в 1993 г. в Конституции Российской Федерации ст. 7 никого ни к чему не обязывает, ибо нет никаких «общепризнанных» отличий между социальными и иными государствами, поскольку любое государство проводит какую-то социальную политику, то этого достаточно, чтобы признать это государство социальным. Гносеологической основой попыток такого размывания границ и принципов социального государства является необоснованное предположение, что этот новый феномен стал плодом исключительно эволюционного развития, а качественное различие между социальным государством и его предшественниками не проявляется. А это не дает-де возможности позиционировать социальное государство как государство нового типа. Более изощренной, но по существу родственной является точка зрения, основанная на признании существования социального государства как особого феномена, указывающая на чрезвычайную сложность разработки теории социального государства. При этом говорится о неопределенности природы и реального содержания социального государства, условий его формирования и динамики развития, об отсутствии «общепринятых» представлений о функциях социального государства, а также критериев, позволяющих отнести то или иное государство к социальным, о дискуссионности многих основополагающих вопросов. Получило определенное распространение и мнение, в соответствии с которым, по существу, отвергается сама возможность создания общей теории социального государства. В соответствие с ним на передний план выдвигается критерий «самобытности» социальных государств, по существу позволяющий причислить к их когорте любые, сколь угодно далекие от канонов страны. Сторонники релятивизации теории социального государства совершенно игнорируют многолетнюю разработку прежде всего в классических социальных государствах Западной Европы системы индикации, позволяющей делать адекватные действительности выводы о состоянии социального здоровья общества. Заметим в этой связи, что при обсуждении проекта Конституции Российской Федерации 1993 г. сторонники и противники включения в текст Основного Закона статьи о социальном государстве приводили за и против такого решения множество аргументов, базировавшихся в основном на идеологических позициях, а также на соображениях политической целесообразности. В стороне же осталась проблема, как выглядит социальная сфера России, если ее измерять уже имеющимися индикаторами. В немалой степени именно поэтому авторы национального доклада Российской Федерации к Всемирной встрече на высшем уровне в интересах социального развития (Копенгаген, март 1995 г.) сочли себя вынужденными скорректировать свою интерпретацию Конституции РФ всего лишь полтора года спустя после ее принятия, заявив, что социальное государство еще только предстоит построить, и это является целью российских реформ <2>. Но главная проблема заключается отнюдь не в том, насколько уместно и своевременно провозглашение России социальным государством. В конце концов, в ряде классических западноевропейских социальных государствах статьи о социальности государства появились в условиях послевоенной разрухи и массовой нищеты. ——————————— <2> Российская Федерация. Национальный доклад к Всемирной встрече на высшем уровне в интересах социального развития // Общество и экономика. 1995. N 5. С. 103.
Стоит напомнить, принятая сразу же после войны Конституция Италии в своей ст. 3 следующим образом определяла вектор социального развития страны: «Задача Республики — устранять препятствия экономического и социального характера, которые, фактически ограничивая свободу и равенство граждан, мешают полному развитию человеческой личности и эффективному участию всех трудящихся в политической, экономической и социальной организации страны» <3>. В преамбуле Конституции Франции 1946 г. указывалось, что нация гарантирует всем, в частности ребенку, матери и престарелым трудящимся, охрану здоровья, материальное обеспечение, что всякое человеческое существо, лишенное возможности трудиться по своему возрасту, физическому и умственному состоянию или экономическому положению, имеет право получать от коллектива средства, необходимые для существования. Это положение преамбулы было подтверждено в действующей ныне Конституции 1958 г. <4> В ст. 20 Конституции ФРГ 1949 г. страна была провозглашена «демократическим и социальным федеративным государством» <5>, а в ст. 14 было подчеркнуто: «Собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно служить общему благу» <6>. Но в данном случае приводимые статьи Конституций указывали лишь на то, что является желанной для народа и политической элиты страны целью, магистральным направлением развития стран. ——————————— <3> Конституции государств Европейского союза. М., 1997. С. 423. <4> Там же. С. 665. <5> Там же. С. 187. <6> Там же. С. 185.
Иная ситуация сложилась в пореформенной России. Базисным индикатором, позволяющим выявить направленность социально-политического развития, степень социальности государства, является вектор социальной политики. В классических социальных государствах Западной Европы уже давно осознана простая истина, что неоправданная, противоречащая социальной справедливости жесткая социальная дифференциация всегда порождает грубые, неэффективные общественные и экономические отношения и институты. Здесь уже давно негативные последствия многократно меньшей, чем в России, дифференциации по доходам в известной мере нивелируются благодаря активной деятельности государства в социальной области. Целенаправленная социальная политика смягчает дифференциацию доходов, содействует определенному выравниванию жизненных шансов представителей различных социальных страт. При этом средства, выделяемые на социальные нужды, несмотря на универсализм государств благосостояния, пусть и не со слишком большим уклоном, текут в направлении «сверху вниз». В России же, учитывая ее дифференциацию по доходам, финансы должны были бы перетекать «сверху вниз» значительно более отвесно. Реально же социальную политику России можно сравнить с гигантским гейзером, выбрасывающим огромные финансовые средства, предназначенные на социальные нужды, на верхний ярус российского общества. Об этом иногда проговаривается даже официальная статистика.
Таблица 1
Распределение получателей дотаций и льгот по 10-процентным группам населения в 2003 году (сверху — дециль с наименьшими доходами; по материалам выборочного обследования домашних хозяйств, в %)
Источник: Социальное положение и уровень жизни населения России 2004. М., 2004. С. 223. (Примечания: 1) получатели хотя бы одного из перечисленных видов дотаций и льгот; 2) получатели дотаций и льгот на питание; 3) на оплату транспортных услуг; 4) на оплату жилья и коммунальных услуг; 5) на ремонт, строительство и покупку жилья; 6) на оплату отдыха; 7) на медицинское обслуживание; 8) на содержание детей в детских дошкольных учреждениях; 9) на обучение детей и взрослых; 10) на другие цели.)
Официальные данные убедительно показывают, что самые бедные имеют преимущество по дотациям и льготам над самыми богатыми лишь на содержание детей в детских дошкольных учреждениях, да и то потому, что последние проявляют малый интерес к этому социальному благу. В целом же основной вектор социальной политики Российского государства ориентирован на перекачку средств «снизу вверх». О противоестественном движении средств «снизу вверх» в рамках российской социальной политики свидетельствуют и другие данные официальной статистики. В частности, при исследовании структуры расходов на конечное потребление домашних хозяйств с разным уровнем душевых доходов в 2001 г. (по материалам выборочных исследований бюджетов домашних хозяйств, в %) в расчетах на члена домашнего хозяйства выявилась прелюбопытнейшая картина. Стоимость предоставленных в натуральном выражении дотаций и льгот в первой 20-процентной группе домохозяйств с наименьшими доходами составила 0,3% от общих затрат; во втором квинтиле — 0,4%, в третьем — также 0,4%, в четвертом — 0,6%, а в пятом квинтиле с максимальными доходами — 0,7%. Поскольку конкретное наполнение каждого процента весьма различно в крайних квинтилях, то превышение стоимости предоставленных в натуральном выражении дотаций и льгот у 20% домохозяйств с максимальными доходами над стоимостью дотаций и льгот 20% домохозяйств с минимальными доходами составило 13,4 раза. Между тем общее превышение уровней расходов у 20% домохозяйств с максимальными доходами над расходами 20% домохозяйств с минимальными доходами составило лишь 5,7 раза <7>. ——————————— <7> См.: Суринов А. Е. Уровень жизни населения России: 1992 — 2002 (по материалам официальных статистических наблюдений). М., 2003. С. 65.
Российское государство выступает своего рода камертоном в корпоративной социальной политике. Об этом свидетельствуют данные о стоимости предоставленных работодателем в натуральном выражении льгот, зафиксированные также официальной статистикой. Их распределение по 20-процентным группам в 2003 г. выглядело следующим образом: первая группа домашних хозяйств с наименьшими располагаемыми ресурсами получила этих льгот в доле 3,2%; вторая — 7,6%; третья — 25,4%; четвертая — 21,0%, а пятая группа с наибольшими располагаемыми ресурсами получила в 13 раз больше самой бедной группы — 42,8%. Если же говорить о децильном коэффициенте, то он составил (в разах) 22,4 <8>. ——————————— <8> Социальное положение и уровень жизни населения России 2004. М., 2004. С. 271.
Понятно, что начавшаяся 1 января 2005 г. «монетизация льгот» лишь усугубила ситуацию. Социальная политика Российского государства не только не выполняет задачи, решаемые в западноевропейских странах, но перед ней, по-видимому, они и даже не ставятся. Она лишь усугубляет противоречащую ценностям социального государства дифференциацию по доходам. В итоге значительная часть находящихся за гранью нищеты вообще лишена доступа к государственной социальной поддержке. Но он широко открыт для тех, кого никак не отнесешь к числу нуждающихся. Это — важнейшая диспропорция социального развития России, влияющая на многие стороны жизни общества. Но существует немало и других связанных с вышеуказанным и выявляемых индикаторами кардинальных несоразмерностей, фиксируемых компаративными исследованиями (см., например, табл. 2). Отметим, что выявлению диспропорций социального развития России мешает недостаточная разработанность проблемы ее индикации. Уместно напомнить, что в СССР существовала достаточно стройная система индикации социальной сферы. Ключевыми понятиями в ней были: «прожиточный минимум» (ПМ), практически синонимический ему в то время термин «минимальный потребительский бюджет», обязательность превышения зарплат, пенсий и других видов пособий над ПМ и др. Но она рухнула в начале 1992 г. <9> Импульсом для этого послужило появление Указа Президента Российской Федерации от 2 марта 1992 г. N 210 «О системе минимальных потребительских бюджетов населения Российской Федерации» <10>, ставшего важнейшим элементом стратегии «шоковой терапии». ——————————— <9> См.: Храмцов А. Ф. Социальная политика в переходном обществе: Россия и мировой опыт. М., 1995. С. 53 — 61; Он же. Социальное государство: Россия и европейский опыт. М., 2005. С. 134 — 143. <10> Указ Президента Российской Федерации от 2 марта 1992 г. N 210 «О системе минимальных потребительских бюджетов населения Российской Федерации»; Соловьев А. К. Социальная политика переходного периода: от государственных гарантий к адресной поддержке. Приложения. М., 1995. С. 141 — 142.
Таблица 2
Государственные расходы на образование и здравоохранение (в % к ВВП)
Год Расходы на Год Расходы на образование здравоохранение
Россия <1> 2003 3,6 2003 2,2 <2>
2004 3,5 2004 2,2 <2>
Страны ЗЕ
Австрия 2002 5,7 2001 5,3
Бельгия 2002 6,3 2001 6,4
Великобритания 2000 4,5 2002 6,4
Германия 2002 4,6 2001 8,0
Греция 2002 3,9 2001 5,2
Дания 2002 8,5 2002 7,3
Ирландия 2002 4,3 2001 4,9
Испания 2002 4,5 2002 5,4
Италия 2002 4,7 2002 6,4
Кипр 2002 6,3 2000 3,9
Люксембург … … 2002 5,3
Мальта 2002 4,6 2002 7,0
Нидерланды 2002 5,1 2002 5,8
Португалия 2002 5,9 2001 6,3
Финляндия 2002 6,2 2002 5,5
Франция 2002 5,6 2002 7,4
Швеция 2002 7,3 2002 7,8
——————————— <1> Расходы консолидированного бюджета Российской Федерации. <2> Включая расходы на физическую культуру. Источник: Россия и страны — члены Европейского союза: Стат. сб. М., 2005. С. 87.
Вместе с тем следует четко осознавать, что при всей важности решения проблемы наполняемости ПМ, оно мало что может изменить, пока в России остаются разведенными понятия «прожиточный минимум» и «минимальная заработная плата». В этой области, несмотря на принятый еще в январе 1998 г. Закон о ПМ, в соответствии с которым все минимальные выплаты должны исходить из размеров ПМ, а также несмотря на вступивший в действие в начале 2002 г. Трудовой кодекс, подтвердивший это требование, минимальный размер оплаты труда (МРОТ) значительно уступает ПМ. Даже тогда, когда Правительству РФ с большей или меньшей степенью добросовестности удается определить границу бедности в российском обществе на основе определения потребительской корзины, предлагаемая методика на федеральном уровне не может работать, ибо регионам оставлено право самим проводить черту бедности, что постоянно меняет само содержание потребительской корзины. В итоге, например, московские бедняки оказываются многократно богаче общероссийских. Но и между российскими министерствами нет единообразного представления о нашей бедности. Например, с точки зрения Госстроя бедными являются те, кто платит за коммунальные услуги более 22% семейного дохода <11>. Такой субъективизм является отличной питательной средой, в которой легко и быстро вызревают самые разнообразные искажения основных индикаторов социально-экономического развития, в полной мере проявляющиеся на практике. ——————————— <11> Известия. 2001. 20 июля.
Минимальная зарплата в России до 1 октября 2003 г. составляла 7 — 8 центов в час, после этого она поднялась до 10 центов в час. В Москве, одном из самых дорогих городов мира, усилиями городской власти с начала 2002 г. удалось поднять минимальную зарплату до 20 центов. В Германии же в это же время минимальная зарплата составляла 18,6 доллара в час, во Франции — 14,6, в Италии — 10,9, в Греции — 6,8, в Португалии — 4,5 доллара. Между тем по критериям ООН почасовая зарплата ниже трех долларов в настоящее время является недопустимой. И на этот уровень уже вышла Индия, еще недавно считавшаяся сверхбедной страной <12>. ——————————— <12> Московские новости. 2002. N 43.
По принятой в ООН методике, важнейшим индикатором благосостояния семей и отдельных индивидуумов в низших по доходам слоях населения является доля расходов на питание в их общей сумме. Если данный показатель больше 59%, то это считается уровнем абсолютного обнищания, 50 — 59% — состоянием на грани выживания, 40 — 50% малой степенью обеспеченности <13>. По данным же официальной российской статистики, структура расходов на конечное потребление домашних хозяйств с разным уровнем душевых доходов, выявленная по материалам выборочных обследований бюджетов домашних хозяйств в расчете на члена домашнего хозяйства в 2001 г., была следующей. У 20% домохозяйств с минимальными доходами стоимость питания в общих расходах составила 66,8%, у следующих 20 — 64,4%, у третьих 20 — 60,0%. А это значит, что большая часть населения России по упоминавшимся критериям ООН находилась в 2001 г. в состоянии абсолютного обнищания. В-четвертых же, 20% домохозяйств стоимость питания в общих расходах (52,4%) позволяла сделать вывод, что по упоминавшимся критериям эти домохозяйства находятся в стадии борьбы за выживание. И только 20% хозяйств с максимальными доходами с их стоимостью питания в общих расходах 44,1% можно было называть находящимися в состоянии малой обеспеченности, естественно, помня при этом об огромной дифференциации доходов и в рамках этого квинтиля <14>. ——————————— <13> См.: Переход к рынку в КНР: общество, политика, экономика. М., 1994. С. 175. <14> См.: Суринов А. Е. Указ. соч. С. 65.
Ситуация в какой-то мере изменилась спустя два года, хотя принципиальными изменения вряд ли можно назвать. В 2003 г. структура потребления домашних хозяйств различных социально-экономических категорий в 2003 г. была такова, что лишь первый квинтиль со стоимостью расходов на питание в общей сумме 61,7% попадал по упоминавшимся критериям в категорию домашних хозяйств, находящихся в состоянии абсолютного обнищания. Второй и третий квинтили (58,1 и 51,9% соответственно) находились в состоянии борьбы за выживание. И только четвертый квинтиль (43,6%) был в состоянии малой степени обеспеченности <15>. ——————————— <15> См.: Социальное положение… С. 270.
Можно констатировать, что в Российской Федерации до сих пор не появилось новой системы индикации, соответствующей международным стандартам. Между тем европейский взгляд на проблему социального устройства постепенно завоевывает позиции в мире. В немалой степени потому, что именно в Западной Европе получает дальнейшее интенсивное развитие сеть индикаторов, позволяющих объективно оценивать ситуацию в социальной сфере и ставить обоснованные задачи перед социальной политикой. Основы возникновения такой сети закладывались сразу же после Второй мировой войны, когда европейские социальные государства проходили период первоначального становления. Один из крупнейших теоретиков социальной рыночной экономики В. Ойкен справедливо подчеркивал в то время, что «решение социального вопроса является проблемой социальной морали. Настрой людей в отношениях между собой имеет решающее значение. Без изменения такого настроя вряд ли можно было бы достичь цели» <16>. Это высказывание предвосхитило появление спустя десятилетия теории «социального капитала», давшей новые, эффективные, инструменты для познания и индикации социальной действительности. ——————————— <16> Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. С. 415.
И на разработке Программой развития ООН такого сводного показателя для оценки государств, как индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) <17>, в котором материальные показатели эффективности экономического развития, измеряемые ВВП на душу населения по ППС, являются лишь одним из трех критериев оценки, — также лежит печать европейского социального развития. В табл. 3 (данные рубежа веков на основе Human Development Report 2002, 2003, OECD Economic Studies 2001, составлены Н. П. Ивановым) приведены межстрановые сопоставления индикаторов, характеризующих отдельные стороны теории социального капитала, с ИРЧП. Она демонстрирует прямую зависимость между экспертными оценками названных показателей и ИРЧП. Отметим, что в приведенной таблице отсутствуют данные о взаимном доверии среди россиян, являющиеся чрезвычайно важными в исследованиях «социального капитала». Однако измерения этого показателя проводились Центром политической культуры и политического участия Института сравнительной политологии РАН в 1995 — 2003 гг. среди работников горнометаллургического комплекса и случайно выбранных респондентов. В целом доверие среди горняков и металлургов было выше, чем среди обычных опрошенных, достигнув в 1999 г. показателя в 61%. Однако затем оно быстро снижалось, достигнув в 2003 г. значений в районе 37%. ——————————— <17> ИРЧП — сводный показатель, измеряющий средний уровень достижений стран в трех важнейших элементах развития человеческого потенциала: ожидаемой продолжительности жизни; знаниях, измеряемых долей грамотного взрослого населения (вес в две трети) и совокупной валовой долей учащихся начальных, средних и высших учебных заведений (вес в одну треть); достойном уровне жизни, измеряемом ВВП на душу населения по ППС в долларах США. Величина ИРЧП может изменяться от 0 до 1. Чем ближе она к 1, тем выше развитие человеческого потенциала.
Существенно хуже обстояло дело с доверием в случайной выборке. Здесь максимум был достигнут в 1996 г. Но он примерно соответствовал приведенному минимуму горняков и металлургов 2003 г. Затем с 1999 г. и здесь идет непрерывное снижение уровня взаимного доверия до 22% в 2002 г. <18> Эти данные еще раз свидетельствуют, что Россия, теряя свой социальный капитал, не только не идет к социальному государству, но и движется в противоположном направлении. ——————————— <18> См.: Институты коллективного договора и коллективного действия в современных политико-экономических системах: опыт сравнительного исследования. М., 2005. С. 205.
Таблица 3
Социальный капитал и индекс развития человеческого потенциала
Страны Социально — Законность Защищенность Дифференциация Взаимное ИРЧП политическая и порядок от коррупции доходов доверие стабильность (2) (3) (4) (5) (1)
Швеция 1,38 6,0 9,0 5,9 57,1 0,941
Канада 1,24 6,0 8,9 9,0 49,6 0,940
Австралия 1,26 6,0 8,5 12,5 47,8 0,939
США 1,18 6,0 7,6 16,6 45,4 0,939
Япония 1,20 5,0 7,1 4,5 0,933
Финляндия 1,61 6,0 9,9 5,1 57,2 0,930
Швейцария 1,61 5,0 7,4 9,9 43,2 0,928
Франция 1,04 5,0 6,7 9,1 24,8 0,928
Великобритания 1,10 6,0 8,3 13,4 44,4 0,928
Германия 1,21 5,0 7,4 9,0 29,8 0,925
Италия 0,82 6,0 5,5 14,5 26,3 0,913
Ю. Корея 0,50 4,0 4,2 7,8 38,0 0,882
Россия -0,41 3,0 2,3 20,3 0,781
Бразилия 0,47 2,0 4,0 29,7 6,7 0,757
Турция -0,75 4,0 3,6 13,3 10,0 0,742
Китай 0,39 4,0 3,5 12,7 0,726
Индия -0,05 4,0 2,7 9,5 34,3 0,577
Источник: Социальные источники экономического развития. М., 2005. С. 72. (Примечания: 1 — оценка от -2,5 до +2,5 балла; 2 — оценка от 0 до 6 баллов; 3 — оценка от 0 до 10 баллов; 4 — коэффициент фондов (децильный) <19>; 5 — оценка по данным опросов, в %.) ——————————— <19> Определяется как соотношение между средними уровнями денежных доходов 10% населения с самыми высокими доходами и 10% с самыми низкими доходами.
В Европе продолжают совершенствоваться системы индикации, опирающиеся на уже имеющиеся достижения в этой сфере. Например, немалый интерес представляет подборка социальных индикаторов, сделанная сотрудником Фонда им. Ф. Эберта Л. Витте. Для оценки удовлетворения материальных потребностей им предлагалось наряду с доходом на душу населения (в паритетах покупательной способности) учитывать так называемую здоровую среднюю продолжительность жизни, поскольку в этом показателе в результате «сводится воедино» удовлетворение материальных потребностей в различных сферах жизни — доход, питание, жилищная ситуация и т. д. В качестве необходимого условия для участия в жизни общества имеет значение, например, грамотность, а кроме того, участие в политической жизни и деятельности гражданского общества (участие в выборах, членство в общественных организациях). На социальную сплоченность влияет прежде всего распределение доходов, в то время как недостаток социальной сплоченности отражается на частоте преступлений, совершаемых с применением насилия, и количестве заключенных в тюрьмах. Автор приводит данные по странам, которые он распределяет по различным европейским моделям, или, как он сам пишет, «режимам благополучия», но приходит к общеевропейским заключениям (см. табл. 4). «Учитывая упомянутые индикаторы, — сделал вывод Л. Витте, — тем самым находит широкое подтверждение предположение, что европейская социальная модель действительно существует» <20>. Существенные количественные индикаторы классических западноевропейских социальных государств в одной из своих работ выделил В. Д. Роик. В их числе: высокие расходы общества на зарплату (40 — 60% ВВП); низкая дифференциация по доходам (децильный коэффициент не более 10); развитая система социальной защиты (затраты не менее 20 — 25% ВВП) <21>. ——————————— <20> См.: Международный политический анализ «Европейская политика». Бонн, декабрь 2004. С. 4. <21> См.: Роик В. Д. Социальная модель государства: опыт стран Европы и выбор современной России // Государственная власть и местное самоуправление. 2006. N 10. С. 30.
Любопытные предпосылки для индикации перспектив социального развития дает совершенно формальный, но очень много говорящий о социальном здоровье общества метод условного определения границ среднего класса. Этот метод характеризуется тем, что он предполагает отделение от массы населения 20% самых обеспеченных и 20% наименее обеспеченных, оставшиеся 60% условно считаются «средним классом». При этом предполагается, что если доля среднего класса, выделенного по указанному методу, в суммарном объеме доходов приближается к его удельному весу в общем числе семей, то общество в социальном отношении пышет здоровьем. И наоборот, чем меньшая часть общественного пирога достается условному среднему классу, тем потенциально более взрывоопасной является социальная ситуация в стране.
Таблица 4
Социальные индикаторы
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Страны универсализирующей социалистической северной модели
Источник: Международный политический анализ «Европейская политика». Бонн, декабрь 2004. С. 4. (Примечания: 1) доход (ВВП) на душу населения в долларах США, основанный на текущей покупательной способности, 2003; 2) здоровая средняя продолжительность жизни, на все население, 2001; 3) высокая или средняя грамотность среди взрослого населения, 1998; 4) процент учащихся в возрасте 15 лет, достигших не менее 481 балла по комбинированной шкале определения грамотности; 5) явка избирателей на парламентских выборах с 1990 г. (в среднем); 6) среднее количество общественных групп, в которые входят респонденты; 7) индекс Джини <22> за последний год исследования; 8) относительный уровень бедности в расчете на все население (менее 60% от среднего дохода, за самый последний год); 9) нападения, угрозы или сексуальные преступления, % жертв, по крайней мере, в предыдущем году (2000 или самый последний год); 10) осужденные взрослые, приговоренные к тюремному заключению (на 100000 населения, 2000 или самый последний год.)) ——————————— <22> Индекс концентрации доходов (коэффициент Джини) характеризует степень отклонения фактического распределения общего объема доходов (потребительских расходов) населения от равномерного распределения. Величина коэффициента может варьировать от 0 до 1 (или от 0 до 100%), при этом чем выше значение показателя, тем более неравномерно распределены доходы в обществе.
В этой связи обществовед Б. И. Дубсон привел данные Всемирного банка за 1965 — 1994 гг., в соответствии с которыми в развитых странах эта доля в среднем составляла 54%, в десяти развивающихся странах с наиболее высокими темпами экономического роста — 47%, в 22 развивающихся странах — 43% <23>. Попробуем применить этот метод для оценки состояния социального здоровья и тенденций его развития в современной России, используя данные официальной статистики, имея в виду при этом, что они всегда заметно занижают дифференциацию по доходам по сравнению с авторитетными экспертными оценками. Они свидетельствуют, что в первый год после распада СССР этот показатель был еще равен 55,7%, что соответствовало стандартам социального развития стран, находящихся на высшей стадии цивилизационного развития. Обвал же, как и по многим другим аспектам социального развития, произошел после 1993 г., когда в 1995 г. рассматриваемый показатель в России упал сразу до 47,6%. В 1997 г. он равнялся 46,6%, в 1998 г. — 46,4%, в 1999 г. — 46,0%, в 2000 г. — 46,4%, в 2001 г. — 47,1% <24>. В 2002 г. этот показатель еще немного возрос — 48,6%, снизившись затем в 2003 г. до 48,5% <25>. И этот показатель сигнализирует о том, что Россия выпадает из когорты цивилизованных стран по своему социальному развитию. ——————————— <23> См.: Дубсон Б. И. Богатство и бедность в Израиле: израильское общество в XXI веке. М., 2004. С. 199. <24> См.: Суринов А. Е. Указ. соч. С. 164. <25> См.: Социальное положение… С. 486.
В целом численность и экономическая мощь среднего класса является важным индикатором, ибо выявлена зависимость между состоянием его экономического благополучия и благоденствием всего общества, что является основой для оценки перспектив социально-экономического развития. В частности, в исследованиях американских экономистов Дж. Венерис и Д. Гупта, проведенного по материалам 49 стран, определено, что основным источником внутренних инвестиций служат сбережения не богатейших слоев населения, а среднего класса <26>. Поляризация же доходов и размывание среднего класса ведут к падению внутренней инвестиционной активности. Это положение в полной мере относится и к странам с переходной экономикой, что подтверждается составленными Н. П. Ивановым на основе Human Development Report 2002 и Economic Survey of Europe 2003 рядами. ——————————— <26> См.: Социальные источники экономического развития. М., 2005. С. 70.
Таблица 5
Дифференциация доходов населения, динамика капиталовложений и среднегодовой прирост душевого ВВП
Коэффициент Уровень Среднегодовой фондов капиталовложений прирост (%) (децильный) 2000 г. (1990 — душевого ВВП 100%) в 1990 — 2000 гг.
Россия 20,3 20,8 -4,6
Чехия 5,2 118,5 1,0
Словакия 6,7 89,7 1,9
Польша 7,8 175,5 4,5
Венгрия 5,0 133,8 1,9
Словения 5,8 183,6 2,8
Появляются все новые индикаторы. Подсчитывается индекс бедности, характеризующий ее глубину. Появился Sen-индекс, являющийся обобщенным индикатором бедности, который учитывает и число бедных в обществе, и степень дефицитности их материального положения, и неравенство бедных по доходам, и динамику развития ситуации в данном вопросе. Вообще в Западной Европе индикативная составляющая инструментария социальной политики является чрезвычайно богатой. Достаточно сказать, что только в голландском городе Тилбурге (около 200 тысяч населения) при составлении городского бюджета, основанного на принципе стратегии развития, учитываются разработанные 110 индикаторов развития, многие из которых имеют социальную направленность <27>. ——————————— <27> См.: Гаврилова И. Н. Местное самоуправление и социальное партнерство в Нидерландах // Государственная власть и местное самоуправление. 2005. N 4. С. 26.
Не остается без внимания в классических западноевропейских социальных государствах и основывающаяся на идеях социальной справедливости проблема разработки системы индикаторов для оценки социальной деятельности государств, находящихся в переходном периоде. Так, в вышедшей в 1996 г. в Германии книге «Социальная политика в условиях процесса трансформации стран Центральной и Восточной Европы» указывается: «Для конкретного достижения цели справедливости в центр внимания в развитых рыночных экономиках ставятся две основные задачи. Во-первых, должно сглаживаться нуждающееся в исправлении неравенство в распределении доходов. Во-вторых, речь идет о страховании от риска преходящей или долговременной потери доходов. С социально-политической точки зрения особенно важны такие риски, которые человек не может контролировать и вред от наступления которых не может быть компенсирован финансовыми средствами индивидуума» <28>. Для проверки достижения названных целей выделяются пять основных индикаторов эффективности социальной политики. ——————————— <28> Sozialpolitik im Transformationsprozess Mittel — und Osteuropa. Tuebingen, 1996. S. 13.
А. «Достигает ли эффект от мероприятия всех тех, кто соответствует определенным, заранее установленным критериям (горизонтальная эффективность). Например, все ли члены общества обеспечены страхованием по болезни; кроме аспекта эффективности здесь присутствует и проблема горизонтальной справедливости» <29>. В России же по многократно звучавшим оценкам значительная часть граждан, находящихся за гранью нищеты, вообще лишена доступа к государственной социальной поддержке. ——————————— <29> Ibid. S. 9.
Раскрывая в связи с выдвижением данного критерия проблему горизонтальной справедливости, авторы отмечают, что «принцип субсидиарности может привести к горизонтальной несправедливости, в особенности тогда, когда финансирование осуществляется децентрализованно, а его носители имеют весьма различные финансовые возможности» <30>. Ситуация типичная, в частности, для Москвы, где, например, зарплата «госбюджетника» городского подчинения может многократно превышать зарплату проживающего в городе «госбюджетника» равной квалификации, но федерального подчинения. ——————————— <30> Ibid. S. 10.
Б. «Достигнет ли эффект от мероприятия только тех, для кого оно задумано (вертикальная справедливость). Например, действительно только нетрудоспособные получают соответствующую пенсию, и здесь значительную роль играют соображения справедливости» <31>. Основной принцип перераспределения «снизу вверх», практикуемый в России, вступает в явное противоречие с указанным критерием. ——————————— <31> Ibid. S. 9 — 10.
В. «Достигает ли мероприятие желаемой цели у его адресатов. Например, обеспечивает ли пособие по безработице по своей величине возможность безработному пережить внезапное, драматическое падение своего жизненного уровня» <32>. Понятно, что в России о применении данного критерия не может быть и речи, поскольку минимальная зарплата, как и другие выплаты социального назначения, составляет здесь лишь меньшую часть прожиточного минимума (ПМ), а вся система пособий ориентирована не на ПМ, а эту минимальную зарплату. ——————————— <32> Ibid. S. 10.
Г. «Осуществляется ли предоставление услуг при минимально возможных побочных затратах. Например, являются ли максимально низкими расходы на управление при реализации программ профессионального совершенствования» <33>. В Российском государстве соответствие данному критерию в принципе невозможно. Ведь его зараженность коррупцией воспроизводится и на уровне управления фондами социального назначения, где легально и безнаказанно осуществляется «нерациональное расходование средств». ——————————— <33> Ibidem.
Д. «Насколько в мероприятии содержится моральный заряд, не позволяющий, например, при медицинском обеспечении выбирать особо дорогие методы лечения» <34>. Единственный индикатор, в отношении которого в России могут похвастать, что он применим хотя бы отчасти. «Моральный заряд» не позволяет здесь тратить лишние деньги на большое бедное большинство, но вполне разрешает любые излишества в отношении бюрократии. ——————————— <34> Ibidem.
Ценные индикаторы социального состояния общества появляются в последние годы и в России. В частности, известный отечественный психолог А. В. Юревич и экономист И. П. Цапенко разработали единый композитный индекс, дающий количественную оценку психологического состояния общества. В его основе — расчеты, выявившие корреляцию таких показателей, как количество психических расстройств, заболеваний нервной системы, суицидов, преступлений, разводов, случаев социального сиротства. Все это выявляет единое целое — психологическое состояние общества. Авторы разработки с помощью упомянутого индекса смогли выявить динамику психологического состояния общества в годы реформ, оцененного в баллах от 1 до 10 (чем выше балл, тем лучше психологическое состояние общества): 1990 г. — 6,45, 1991 г. — 6,12, 1992 г. — 5,41, 1993 г. — 4,14, 1994 г. — 3,64, 1995 г. — 3,75, 1996 г. — 4,17, 1997 г. — 4,39, 1998 г. — 4,47, 1999 г. — 4,11, 2000 г. — 3,84, 2001 г. — 3,56, 2002 г. — 3,43, 2003 г. — 3,54, 2004 г. — 3,76. Данные ряды показывают, что, несмотря на колебательные движения, психологическое состояние современного российского общества намного хуже, чем в 1990 г. Что касается сравнения композитных индексов психологического состояния общества в России и некоторых европейских странах, то авторы разработки выявили следующую картину: в 2003 — 2004 гг. он составлял в России — 3,76, в Белоруссии — 6,07, в Польше — 6,08, в Венгрии — 6,29, в Великобритании — 6,66, во Франции — 6,88, в Германии — 6,93 и в Швеции — 7,07 <35>. Эти данные показывают, что России далеко до психологического благополучия не только классических западноевропейских социальных государств, но и восточноевропейских стран. Красноречивым индикатором социального состояния того или иного общества являются накопления населения. Между тем, по данным исследовательского центра «Башкирова и партнеры», большинство россиян (64,2%) вообще не делают никаких сбережений <36>. ——————————— <35> Независимая газета. 2006. 26 июля. <36> Независимая газета. 2006. 28 апр.
Существует и много других социальных индикаторов, давно и хорошо известных отечественным специалистам по социальной политике. Среди них такие, как: доля реальной средней зарплаты по отношению к ВНП на душу населения; доля оплаты труда в стоимостной структуре ВВП; соотношения минимальной и средней зарплаты, пенсии и пособия по безработице к ПМ; соотношения минимальной и средней зарплаты, минимальной и максимальной пенсии; коэффициенты естественного прироста (убыли) населения (разница между числом родившихся и умерших) и др. Несомненно, что разработка проблем социальной индикации в России находится на более низком уровне, чем в классических западноевропейских социальных государствах, однако главное не в этом. Суть проблемы заключается в том, что в современном процессе формирования социальной политики в России явно недостаточно учитываются объективные данные о развитии социальной сферы, выявляемые индикаторами, разработанными как в социальных государствах, так и в нашей стране. Преодоление деформаций и диспропорций социальной сферы, выявляемые индикаторами, должны стать основой деятельности для всех заинтересованных в позитивном развитии российской социальной политики.
