О проблеме заниженной самооценки, объекте и предмете науки конституционного права

(Крусс В. И.) («Конституционное и муниципальное право», 2007, N 15)

О ПРОБЛЕМЕ ЗАНИЖЕННОЙ САМООЦЕНКИ, ОБЪЕКТЕ И ПРЕДМЕТЕ НАУКИ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА

В. И. КРУСС

Крусс В. И., зав. кафедрой теории права Тверского государственного университета.

Современное состояние науки конституционного права (ее коллективного разума) отмечено признаками, которые мы рискуем определить как проявления заниженной самооценки. Во многом (если не полностью) состояние это обусловлено неготовностью признать предопределенные для нее современностью и ей «порученные» объект и предмет познания, а значит — и самопознания, включая самооценку. «Познание наукой самое себя, — справедливо отмечает Н. А. Богданова, — является условием ее дальнейшего развития и утверждения реальной социальной ценности» <1>. Критическая рефлексия, стремление понять и соответствовать своему истинному назначению — качества необходимые и достойные. «Сомнение есть первый подступ к разуму», — говорили древние. Они же, однако, предупреждали: «Сомнение — помеха успеху». Любой научный успех — это залог достижений практических, хотя бы и отдаленных по времени. Но в данном случае следует исходить из всеобщей (общенародной, общегосударственной) насущной заинтересованности в адекватной научной самооценке. Россия нуждается в конституционном состоянии как таковая (не «выборочно» и не сегментарно), а значит — и в повсеместно проявляющемся научно обоснованном конституционно-правовом воздействии и регулировании общественных связей и отношений, по сути своей допускающих внешнее (публично-властное) опосредование. ——————————— <1> См.: Богданова Н. А. Система науки конституционного права. М.: Юристъ, 2001. С. 5.

К сожалению, лишь некоторые из ученых-конституционалистов приближаются к такой постановке вопроса, но и у них очевидное противоречие с логикой обозначенного дискурса. Так, в упомянутой монографии Н. А. Богдановой заявлен ряд положений, которые при последовательном развитии ведут к выводам, кардинально отличным от тех, на которых останавливается автор. Ученая справедливо говорит об объективных предпосылках существенного расширения массива конституционно-правового знания, об исторической эволюции предмета науки конституционного права, о ведущей роли этой науки в системе юридических наук и, наконец, о конституционно-правовой действительности как полиморфном объекте конституционного изучения, выходящем за рамки отечественной конституционно-правовой системы <2>. Далее, однако, она, во-первых, относит к таким объектам — на уровне правовой материи — только нормы конституционного права, «формализованные в различных источниках», не упоминая о правах и свободах человека и гражданина <3>, конституционных (включая общепризнанные) принципах <4>, аксиомах, интересах и ценностях, а во-вторых, предметно отграничивая понятие конституционного права от понятия права как социального явления, не обозначает своей позиции относительно природы последнего. ——————————— <2> См.: Богданова Н. А. Указ. соч. С. 6, 10, 25. <3> Фактически основные права и свободы включаются Н. А. Богдановой в предмет науки конституционного права в качестве элементов конституционно-правового статуса личности как разновидности конституционно-правовых статусов — основы систематизации научных знаний в этой области. См.: Богданова Н. А. Указ. соч. С. 63 — 72. <4> Именно в связи с конституционными принципами, предопределяющими содержание основных прав человека и гражданина, Г. А. Гаджиевым была обозначена перспектива конституционализации частного права в широком смысле. См.: Гаджиев Г. А. Конституционные принципы рыночной экономики (Развитие основ гражданского права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации). М.: Юристъ, 2002. С. 24 — 25 и др. На наш взгляд, есть все основания говорить о необходимости и выраженной тенденции конституционализации российской системы права в целом.

Отчетливо ориентируясь на онтолого-гносеологическую установку В. С. Нерсесянца, Н. А. Богданова считает, что «предмет науки [конституционного права] сводится к понятию конституционного права как предельной и наиболее конкретной категории, приближение к раскрытию которой осуществляется через системное познание объектов конституционно-правовой действительности» <5>. Однако для В. С. Нерсесянца понятие права — это концентрированное выражение авторской (либертарной) концепции юриспруденции (нечто доктринально постулированное), и именно посредством этого «подлинного» понятия права (как формального равенства свободных индивидов), исходя из него осуществляется производство и организация юридического знания об объектах — праве и государстве. Такой способ познания — «с позиций и в границах» концептуально явленного («единственно истинного») понятия права — для науки конституционного права непригоден. Такого знания для нее по меньшей мере недостаточно. Наука конституционного права имеет дело с конституированной реальностью и уникальным метаюридическим текстом — Конституцией РФ, смысловая целостность которого к принципу формального равенства несводима. И именно на основе этого текста, полагая его универсальным и базовым источником права <6>, она призвана разрабатывать адекватные модели (конструкции) конституционного должного, вырабатывать алгоритм механизма конституционно-правового регулирования всех сфер общественной жизни. ——————————— <5> Богданова Н. А. Указ. соч. С. 12 — 13. У В. С. Нерсесянца понятие права — это предмет юридической науки, исходное и предметообразующее начало юридического познания и юридического знания, а «бесконечный путь углубления и развития знания о праве и государстве» включает и движение «от уже сложившегося понятия права к новому, теоретически более содержательному и богатому понятию». См.: Нерсесянц В. С. Юриспруденция. Введение в курс общей теории права и государства. Для юридических вузов и факультетов. М.: Издательская группа НОРМА-ИНФРА-М, 1998. С. 64. <6> Подробнее см.: Источники российского права: вопросы теории и истории: Учебное пособие / Отв. ред. М. Н. Марченко. М.: Норма, 2005. С. 57 — 74.

Действительно, следует согласиться с В. С. Нерсесянцем в том, что объектом правоведения, а равно и «отдельных» юридических наук является право, распространив это признание и на объект науки конституционного права <7>. Различные юридические науки познают данный объект в рамках своей предметной специфики. Однако на этом положении необходимо остановиться. Утверждение, что предметом науки конституционного (гражданского, уголовного и т. д.) права является соответствующее понятие права, «нужно» лишь для того, чтобы подтвердить гораздо более «весомую» истину, а именно «что понятия конституционного права, гражданского права, уголовного права и т. д. — это формы конкретизации единого (для данной концепции юриспруденции) понятия права с учетом особенностей исследуемой объективной действительности, т. е. объектов данных наук как явлений объективного мира в их взаимосвязи и взаимодействии с другими явлениями» <8>. Такой подход — независимо от его философской истинности — является принципиально аконституционным, и для того, чтобы показать его современную несостоятельность, достаточно вспомнить, что в соответствии с Конституцией РФ (ст. 18) смысл и содержание законов (позитивного права) определяют не концепции, а непосредственно действующие права и свободы человека. Нормативно-правовое опосредование практического пользования этими уникальными правовыми явлениями (и феноменами) вполне допускает учет принципа формального равенства, но — равным образом — и иных конституционных принципов, а самое главное — оно невозможно без предварительного научного уяснения их собственной природы и содержания. ——————————— <7> Подчеркнем, что в данной работе мы не касаемся вопроса о соотношении и различии науки (теории) конституционного права и теории и философии конституционализма. <8> См.: Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. Учебник для юридических вузов и факультетов. М.: Издательская группа НОРМА-ИНФРА-М, 1999. С. 18 — 19.

Предметом науки конституционного права является не понятие конституционного права, и даже не нормативно (Н. А. Богданова), а конституционно опосредованное знание о праве, правах и свободах человека и гражданина, иных конституированных правовых явлениях. Преломляясь сквозь призму конституционного текста, право осмысляется, становится пригодным для нормативного оформления и соответствующим понятию конституционного. Конституционно-правовое знание раскрывает, таким образом, общий — конституционный — смысл и назначение права во всех его нормативных конкретизациях. Представление о том, что предметом науки конституционного права является конституционно понятое (осмысленное, интерпретированное) право, определяет параметры единственно возможного конституционного правопонимания. Конституционное правопонимание — это не та или иная доктринальная константа, а именно процесс и метод понимания права в аспекте его конституционности. Права живого и неисчерпаемого в своей контекстуальной целостности. Права, у которого нет пробелов и дефектов, хотя они и обнаруживаются повсеместно в несовершенном и неконституционном законодательстве. Разграничивать на понятийном уровне право и конституционное право сегодня нельзя постольку, поскольку международно-унифицированная конституционность является существенным признаком права, глобально определенным для него качеством, и, следовательно, неконституционное право — это нонсенс, оксюморон. Гражданское, уголовное, налоговое, арбитражно-процессуальное, природоохранительное и любое иное — действительно существующее либо только пристрастно «увиденное» научными адептами — «отраслевое» право публичного или частного, материального или процессуального характера должно быть однородно конституционным, в противном случае его закрепленные в соответствующем (одноименном) законодательстве или иных источниках установления должны признаваться недействительными. Научный вывод, положенный в основу такого признания, может быть получен только в силу конституционно-правового анализа тех или иных «отраслевых» норм или иных первичных правовых установлений. Следовательно, современная наука (теория) права возможна только как наука (теория) конституционного права или — то же самое — как конституционная наука права, теория конституционной интерпретации текстов нормативно-правовых актов. От этого факта не только нельзя отмахнуться, его нельзя также и «обойти», утверждая, что есть принципиальная разница между правовыми явлениями, конституционными, по сути, и теми, которые составляют систему одноименной (конституционной) отрасли права, и что наличие отрасли конституционного права со своим специфическим предметом регулирования — конституционно-правовых отношений в особом (специальном) значении — все ставит (возвращает) на свои места и в плане соотношения общей теории права и отдельных юридических наук, и традиционного отраслевого строения системы права. В действительности наличие такого рода особенных «дважды конституционных» (сущностно и номинально) либо «собственно конституционных» (в узком значении) отношений ничего не меняет, хотя можно при желании говорить об институциональной целостности соответствующих положений (определяющих, например, формы государства или принципы формирования и взаимодействия публично-властных органов). Однако назначение и правоприменительная деятельность этих органов и их должностных лиц также не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации и также определяются правами и свободами человека, общепризнанными принципами и нормами международного права. Нормативное и правоприменительное опосредование отношений, выражающих практическое пользование основными правами и свободами (конституционное правопользование), характеризует основную форму реализации (бытия) права в Российской Федерации как права конституционного. Определяя право подобным образом, мы как раз и подчеркиваем, что оно призвано обеспечить фактическое верховенство принципа высшей ценности человека, его прав и свобод в конкретных условиях реального конституционализма и в той мере, в какой соответствующие притязания свободы и справедливости соответствуют уровню политического, социально-экономического и культурного развития России как правового и социального государства, международным стандартам прав человека <9>. Конституционное право проявляет себя всюду, где действуют и должны применяться нормативные правовые акты, затрагивающие права и свободы человека: ограничивающие их, регулирующие или гарантирующие. Это означает, что у всех соответствующих норм, закрепленных в таких актах, должны быть конституционный смысл и значение. Подтверждение тому — практика Конституционного Суда РФ как органа, уполномоченного на легальную интерпретацию конституционного текста и конституционной идентификации позитивного права (законодательства). ——————————— <9> У проблемы этой есть еще один аспект. Как отмечают в литературе, «сегодня во многих европейских странах и международных институтах прослеживается начало дискуссии об узости толкования или, далее, проблематичности прямого использования… концепции универсализма прав человека», выдвигаются идеи ее диверсификации. Снижение значимости указанной концепции объясняется, во-первых, заложенной в ней неоднозначной для различных культур структурой взаимных обязательств личности и государства и отличиями философий прав, во-вторых, узостью границ цивилизационной применимости». См.: Малевич Ю. И. Права человека в глобальном мире. М.: АСТ, 2004. С. 319 — 320. В этой связи исключительное значение приобретает задача научной суверенизации конституционной юстиции, именно в таком качестве открытой для конструктивного международно-правового диалога.

Задача науки конституционного права заключается в опережающем и «параллельном» субсидиарно-доктринальном уяснении конституционности (неконституционности) установленных правовых норм, обосновании их необходимой конституционной корректировки и перспективном моделировании оптимальных нормативных конструкций. Существующая отраслевая градация системы права не может быть преградой к этому, как не препятствует она Конституционному Суду РФ рассматривать жалобы на нарушения конституционных прав и свобод граждан. (Но вопрос о предмете отрасли конституционного права также нуждается в кардинальном переосмыслении.) Что же касается иных отраслевых юридических наук, то, во-первых, и здесь мы уже находим повсюду примеры попыток конституционно-правового анализа существующих проблем, а во-вторых, говорить о конституционности или неконституционности норм отраслевого уровня можно, разумеется, и в силу их соответствия или несоответствия отраслевым стандартам (поскольку таковые также конституционно предопределены).

——————————————————————

Вопрос: Могут ли органы местного самоуправления, муниципальные унитарные предприятия быть учредителями и соучредителями телевизионных средств массовой информации после 1 января 2006 года? («Государственная власть и местное самоуправление», 2007, N 6)

Вопрос: Могут ли органы местного самоуправления, муниципальные унитарные предприятия быть учредителями и соучредителями телевизионных средств массовой информации после 1 января 2006 года?

Ответ: Федеральный закон, равно как и Закон о СМИ, не ограничивает право муниципальных унитарных предприятий учреждать средства массовой информации (в том числе телевидение). В то же время, поскольку муниципальное унитарное предприятие является юридическим лицом со специальной правоспособностью, право учреждать средства массовой информации должно быть закреплено в его уставе, а цели создания самого унитарного предприятия должны соответствовать предусмотренным в законе (часть 1 статьи 113 ГК, часть 4 статьи 8, часть 3 статьи 9 Федерального закона от 14 ноября 2002 года N 161-ФЗ «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях»). А в связи с тем, что имущество, закрепленное за унитарным предприятием на праве хозяйственного ведения, остается в собственности муниципального образования, данное имущество должно соответствовать требованиям, установленным статьей 50 Федерального закона.

Разъяснения Комитета Государственной Думы по местному самоуправлению

——————————————————————

Вопрос: Имеет ли право администрация города оставаться соучредителем городской газеты, в которой помимо муниципальных правовых актов, официальной информации о деятельности органов местного самоуправления размещается также реклама и информация неофициального характера, или же администрация города должна отказаться от такого соучредительства с 1 января 2006 года? («Государственная власть и местное самоуправление», 2007, N 6)

Вопрос: Имеет ли право администрация города оставаться соучредителем городской газеты, в которой помимо муниципальных правовых актов, официальной информации о деятельности органов местного самоуправления размещается также реклама и информация неофициального характера, или же администрация города должна отказаться от такого соучредительства с 1 января 2006 года?

Ответ: Согласно норме пункта 7 части 1 статьи 17 Федерального закона в целях решения вопросов местного значения органы местного самоуправления поселений, муниципальных районов и городских округов обладают полномочиями по учреждению «печатного средства массовой информации для опубликования муниципальных правовых актов по вопросам местного значения, доведения до сведения жителей муниципального образования официальной информации о социально-экономическом и культурном развитии муниципального образования, о развитии его общественной инфраструктуры и иной официальной информации». Статья 7 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года N 2124-1 «О средствах массовой информации» (далее — Закон о СМИ) не предусматривает для органов местного самоуправления права выступать в качестве учредителя средств массовой информации. Такое право предоставляется гражданам, объединениям граждан, организациям и государственным органам. В то же время статья 7 Закона о СМИ не включает органы местного самоуправления и в исчерпывающий перечень лиц, в отношении которых установлен прямой запрет выступать учредителем. Однако подача заявления о регистрации средства массовой информации лицом, не обладающим таким правом, является основанием для отказа в регистрации (статья 13 Закона о СМИ). Данная норма лишает органы местного самоуправления возможности непосредственно учреждать средства массовой информации кроме случая, когда СМИ учреждены «исключительно для издания их официальных сообщений и материалов, нормативных и иных актов» (статья 12 Закона о СМИ). Имеющие место различия формулировок порождают конкуренцию норм, которая должна разрешаться в пользу положений Федерального закона как нормативного правового акта, принятого позднее. Кроме того, приведенная норма Федерального закона является специальной по отношению к общей норме статьи 12 Закона о СМИ. Положения Федерального закона ограничивают право органов местного самоуправления в части учреждения средств массовой информации: как по форме — они не могут учреждать иные средства массовой информации, кроме печатных, так и по количеству — одним органом может быть учреждено только одно средство массовой информации. Однако следует иметь в виду, что норма пункта 7 части 1 статьи 17 Федерального закона определяет цель учреждения средства массовой информации. При этом в соответствии со статьями 2, 7, 18 Закона о СМИ акт учреждения СМИ не порождает напрямую каких-либо обязанностей (в том числе финансовых) учредителя по отношению к учрежденному им средству массовой информации. Важно учитывать, что действующее федеральное законодательство не содержит оснований для ликвидации муниципальных средств массовой информации (независимо от организационно правовой формы), размещающих на своих страницах иные материалы помимо официальных. Федеральный закон не содержит предписаний, обязывающих органы местного самоуправления выйти из числа учредителей печатных и непечатных средств массовой информации, учрежденных до 1 января 2006 года. Подобная обязанность также не предусмотрена Законом о СМИ. Однако в регистрации (перерегистрации) средства массовой информации, не отвечающего требованиям пункта 7 части 1 статьи 17 Федерального закона (например, электронного), после указанной даты должно быть отказано по основанию, предусмотренному пунктом 1 части 1 статьи 13 Закона о СМИ.

Разъяснения Комитета Государственной Думы по местному самоуправлению

——————————————————————

Вопрос: Каковы особенности компетенции органов местного самоуправления поселений и муниципальных районов по решению вопросов местного значения в сфере библиотечного обслуживания? («Государственная власть и местное самоуправление», 2007, N 6)

Вопрос: Каковы особенности компетенции органов местного самоуправления поселений и муниципальных районов по решению вопросов местного значения в сфере библиотечного обслуживания?

Ответ: В соответствии с нормой пункта 11 части 1 статьи 14 Федерального закона к вопросам местного значения поселения относится организация библиотечного обслуживания населения. В то же время пунктом 19 части 1 статьи 15 Федерального закона к вопросам местного значения муниципального района отнесены организация библиотечного обслуживания населения межпоселенческими библиотеками и комплектование их библиотечных фондов. Полномочия по решению вопросов местного значения осуществляются органами местного самоуправления каждого муниципального образования самостоятельно, а подчиненность органа или должностного лица одного муниципального образования органу или должностному лицу другого муниципального образования не допускается (часть 3 статьи 17 Федерального закона). Учитывая это, а также то, что в Федеральном законе от 29 декабря 1994 года N 78-ФЗ «О библиотечном деле» под централизованной библиотечной системой понимается добровольное объединение библиотек (статья 1), такая система может быть создана лишь с согласия органов местного самоуправления — учредителей соответствующих библиотек.

Разъяснения Комитета Государственной Думы по местному самоуправлению

——————————————————————