Соотношение интернационализма и национальных интересов в государственно-правовой идеологии западноевропейского марксизма

(Березко В. Э.) («История государства и права», 2009, N 10)

СООТНОШЕНИЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСОВ В ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЙ ИДЕОЛОГИИ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО МАРКСИЗМА

В. Э. БЕРЕЗКО

Березко Владимир Эдуардович, преподаватель МГИМО(У) МИД России, кандидат юридических наук.

Считалось практически аксиомой, что марксизм сугубо интернационален. Однако довольно легко разглядеть за этой декорацией реализацию исключительно германских национальных интересов. Особенно показательны в этом смысле статьи, опубликованные классиками в «Новой Рейнской газете». В 1968 г. появилась работа Н. И. Ульянова «Замолчанный Маркс», где сделан акцент на геополитических моментах политико-правового наследия Маркса и Энгельса. Подчеркивалось: «…за несколько последних десятилетий, корабль марксизма подвергся жестокому обстрелу и зияет пробоинами; самые заветные его скрижали ставятся, одна за другой, на одну полку с сочинениями утопистов. Позорная же шовинистическая страница… все еще остается неведомой подавляющему числу последователей и противников Маркса» <1>. По справедливому замечанию Н. И. Ульянова, это «высказывания, о которых ортодоксальные марксисты стараются не говорить как о секретной болезни. Именно сейчас, когда мировая революция делает ставку на национальные противоречия, когда ни пролетариат, ни революционное крестьянство, ни даже трудящиеся не фигурируют в революционном словаре, уступив место народам, сегрегациям, расовым дискриминациям, полезно открыть запечатанную книгу и посмотреть, что писал о расах тот, кто призывал пролетариев всех стран соединяться, и кто считается создателем современного учения о политическом расширении национальной проблемы. Говорю «считается», потому что на самом деле это учение создано не им, а его эпигонами в эпоху II Интернационала» <2>. ——————————— <1> Ульянов Н. И. Замолчанный Маркс. Франкфурт-на-Майне, 1969. С. 42. <2> Там же. С. 6. И еще одно существенное замечание автора работы: «Напрасной была бы попытка представить эти настроения как временные или как заблуждение молодости. Они сопровождали Маркса до могилы» (с. 28).

Особенно предвзятость классиков проявляется при анализе оценок, которые они давали происходящим в то время народным восстаниям. Н. И. Ульянов по этому поводу отмечал: «В революционном 1848 г. поднялись венгры и чехи. Оба восстания имели одну и ту же цель — вырвать свою страну и народ из-под австрийской власти. Но все симпатии Маркса — Энгельса принадлежали только одному из них — венгерскому; другое, чешское, упоминается не иначе, как с величайшей злобой, оно объявлено «реакционным» и чехам грозят за него местью» <3>. Россию классики марксизма рассматривали как опасного геополитического конкурента, фактически как вероятного противника. И поэтому никакие прошлые заслуги перед Европой не могут заслонить главного греха — разделенной Германии. Классики высказались очень откровенно: «Русское правительство… охотно разрешает нам моральное единство Германии, но только не материальное единство, только не вытеснение существовавшего до сих пор Союзного сейма властью, основанной на народном суверенитете, властью не только кажущейся, а действительной и твердой центральной властью! Какое великодушие!» <4>. ——————————— <3> Там же. С. 7. <4> Русская нота // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 5. С. 314.

Но своего рода лакмусовой бумажкой, наглядно демонстрирующей отношение классиков марксизма к геополитическим проблемам, является, на мой взгляд, публикация Энгельсом в двух номерах «Новой Рейнской газеты» критических заметок, посвященных брошюре Михаила Бакунина под названием: «Призыв к славянам». Здесь уже отчетливо проявляется разделение народов на «революционные» и «контрреволюционные». Так, Энгельс писал: «Горький опыт привел к убеждению, что «братский союз европейских народов» может быть осуществлен не при помощи пустых фраз и благих пожеланий, а лишь при помощи радикальных революций и кровавой борьбы; что речь идет не о братском союзе всех европейских народов под одним республиканским знаменем, а о союзе революционных народов против контрреволюционных, союзе, который может быть осуществлен не на бумаге, а только на поле сражения» <5>. ——————————— <5> Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 290.

Парадоксально, но классические постулаты революционного учения у Энгельса фактически оказываются некими фантомами, когда происходит их столкновение с геополитическими реалиями. Вождь разъясняет непонятливым, как следует к ним относиться в подобном случае. И стоит ли при решении серьезных политических вопросов принимать данные постулаты как аксиомы. Энгельс высказался предельно откровенно: «Справедливость», «человечность», «свобода», «равенство», «братство», «независимость» — до сих пор в панславистском манифесте мы не нашли ничего другого, кроме этих более или менее моральных категорий, которые, правда, очень красиво звучат, но в исторических и политических вопросах ровно ничего не доказывают» <6>. При этом сторонник интернационализма твердо убежден, что «революционные» народы могут — «в интересах цивилизации» — силой оружия навязывать собственную волю народам «контрреволюционным». Как совершенно справедливо заметил Николай Ульянов, «историческими народами были для них те, которые преуспевали в смысле материального процветания и на его основе создали крепкую государственность и культуру. Они — носители прогресса, хозяева истории. Им позволено устранять со своего пути народы отсталые, забирать их земли, богатства и самих уничтожать» <7>. ——————————— <6> Там же. С. 292. <7> Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 8.

Энгельс при этом даже иронизирует над Бакуниным по поводу убеждений последнего: «И бросит ли Бакунин американцам упрек в «завоевательной войне», которая, хотя и наносит сильный удар его теории, опирающейся на «справедливость и человечность», велась, тем не менее, исключительно в интересах цивилизации? И что за беда, если богатая Калифорния вырвана из рук ленивых мексиканцев, которые ничего не сумели с ней сделать? …Конечно, «независимость» некоторого числа калифорнийских и техасских испанцев может при этом пострадать; «справедливость» и другие моральные принципы, может быть, кое-где будут нарушены; но какое значение имеет это по сравнению с такими всемирно-историческими фактами?» <8>. ——————————— <8> Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 292 — 293.

В своем анализе Н. И. Ульянов блестяще подметил отношение Маркса и Энгельса к Франко-прусской войне. Вожди мирового пролетариата, едко замечает Ульянов, «решительно одергивают простака Либкнехта, когда тот честно, по социал-демократическому уставу, вздумал обличать свое правительство и чинить неприятности Бисмарку» <9>. Интересны в этой связи рассуждения Энгельса по поводу права народов на собственную историю. Он фактически отказывает в нем австрийским славянам, чехам и словакам <10>. А причину такого отказа народам в праве на историю Энгельс откровенно называет в той же публикации на страницах «Новой Рейнской газеты». Так, он писал: «Германия и Венгрия не могут дать отрезать себя от Адриатического моря по «географическим и коммерческим соображениям», которые, правда, не являются препятствием для фантазии Бакунина, но, тем не менее, существуют и представляют для Германии и Венгрии такой же жизненный вопрос, как, например, для Польши берег Балтийского моря от Данцига до Риги. А там, где речь идет о существовании, о свободном развитии всех ресурсов больших наций, там сентиментальная заботливость о некотором количестве разбросанных в разных местах немцев или славян не играет никакой роли!» <11>. И дальше следует рассуждение уже не классика интернационализма, а, скорее, представителя германского генштаба. Энгельс с негодованием восклицает: «Поистине, положение немцев и мадьяр было бы весьма приятным, если бы австрийским славянам помогли добиться своих так называемых «прав»! Между Силезией и Австрией вклинилось бы независимое богемско-моравское государство; Австрия и Штирия были бы отрезаны «южнославянской республикой» от своего естественного выхода к Адриатическому и Средиземному морям; восточная часть Германии была бы искромсана, как обглоданный крысами хлеб!» <12>. По мнению Энгельса, именно немцы дали возможность славянам подняться на историческую сцену. Он подчеркивал, что «в эпоху, когда вообще в Европе крупные монархии стали «исторической необходимостью», немцы и мадьяры соединили все эти маленькие, хилые и бессильные национальности в одно большое государство и тем самым сделали их способными принять участие в историческом развитии, которому они, предоставленные сами себе, остались бы совершенно чужды! …Без насилия и неумолимой беспощадности ничто в истории не делается, и если бы Александр, Цезарь и Наполеон отличались таким же мягкосердечием, к которому ныне апеллируют панслависты в интересах своих ослабевших клиентов, что стало бы тогда с историей!» <13>. ——————————— <9> Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 19 — 20. <10> Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 294. <11> Там же. С. 295 — 296. <12> Там же. С. 296. <13> Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С. 298.

Энгельс ничуть не сомневается в том, что славяне — враги прогресса и революции. В следующем номере «Новой Рейнской газеты» он писал: «Но в то время как французы, немцы, итальянцы, поляки, мадьяры подняли знамя революции, славяне, как один человек, выступили под знаменем контрреволюции. Впереди шли южные славяне, которые уже давно отстаивали свои контрреволюционные сепаратистские поползновения против мадьяр; далее чехи, а за ними русские, вооруженные и готовые появиться в решительный момент на поле сражения» <14>. И Энгельс грозит славянам суровой местью: «За перспективу своей жалкой «национальной самостоятельности» они предали демократию и революцию австрийской монархии, этому «центру», «который служит систематическому проведению деспотизма в сердце Европы», как говорит сам Бакунин… За это трусливое, подлое предательство революции мы когда-нибудь еще жестоко отомстим славянам» <15>. ——————————— <14> Там же. С. 301. <15> Там же. С. 302.

Главный упрек, который Энгельс адресует «панславистам», заключается в том, что «у всех панславистов национальность, т. е. фантастическая общеславянская национальность стоит выше революции» <16>. И тут уже не до интернационализма! Энгельс писал: «На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределенное демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как к врагам. …Если революционный панславизм… будет отрекаться от революции всюду, где дело коснется фантастической славянской национальности, то и мы будем знать, что нам делать. …Борьба, «беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть» со славянством, предающим революцию, борьба на уничтожение и беспощадный терроризм — не в интересах Германии, а в интересах революции!» <17>. ——————————— <16> Там же. С. 305. <17> Там же. С. 305 — 306.

Следует заметить, что и Маркс, и Энгельс всячески пропагандировали «революционность» Польши и ее стремление к «независимости» <18>. Карл Маркс произнес даже специальную речь на польском митинге: независимая Польша станет своеобразным заградительным барьером между Россией и Европой <19>. И главная причина подобного отношения к Польше как к санитарному кордону это — тревога по поводу растущей экспансии России. Парадоксально, но негативное отношение Маркса к России <20> остается даже тогда, когда он переходит от клеймения «завоевательной» политики русского государства к оценке такого важного события в русской истории, как отмена крепостного права. Освобождение крестьян, убежден Маркс, вовсе не означает приобщение России к «цивилизованным» народам. ——————————— <18> Причину такого отношения, полагаю, опять-таки очень точно указал Николай Ульянов: «Поляки были им милы, прежде всего, как враги России. …Государственное восстановление Польши прокламировалось не для блага польского народа, а как средство разрушения Российской империи». См.: Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 30, 31. <19> Маркс К. Речь на польском митинге в Лондоне 22 января 1867 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 208. <20> Н. И. Ульянов по этому поводу отмечал: «Никто никогда не говорил о России с такой проникновенной ненавистью, как Маркс; разве что его русские ученики, считавшие эту ненависть одной из самых святых и правых. …Россия должна провалиться в Тартар либо быть раздроблена на множество осколков путем самоопределения ее национальностей. Против нее надо поднять европейскую войну либо, если это не выйдет, — отгородить ее от Европы независимым польским государством. Эта политграмота сделалась важнейшим пунктом марксистского катехизиса, аттестатом на зрелость». См.: Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 31, 32 — 33.

Анализ работ Маркса и Энгельса приводит к выводу, что главная причина «контрреволюционности» (а также — реакционности и антипрогрессивности) русских заключается вовсе не в их отношении к учению марксизма или теории социальной революции. Главная причина яростной критики со стороны классиков — «завоевательная» политика России, а точнее — последовательное отстаивание собственных национальных интересов. И даже отмена крепостного права, опередившая, кстати, уничтожение рабства в Соединенных Штатах, не меняет отношение Маркса к русскому государству. В его глазах Россия по-прежнему остается «варварской» страной. Показательна в этом смысле и статья Маркса, напечатанная в газете «Нью-Йорк Дэйли Трибюн» 14 июня 1853 г. Особую ярость классика вызывает возможность обретения Россией новых территорий <21>. Возмущение Маркса становится особенно понятным, когда он с бухгалтерской щепетильностью и, предположу, с некоторой долей зависти начинает подсчитывать, как расширились русские границы со времен Петра Великого. В направлении Берлина и Дрездена они продвинулись на 700 миль. Приблизительно 500 миль — к Константинополю. Примерно 630 миль — в направлении Стокгольма. И больше всего — около тысячи миль — к Тегерану. И дальше Маркс подводит итог: «Приобретения, сделанные Россией за счет Швеции, охватывают большую территорию, чем оставшаяся часть этого королевства; в Польше ее приобретения почти равняются всей Австрийской империи; в Европейской Турции они превышают размеры Пруссии (без рейнских владений); в Азиатской Турции они так же велики, как вся собственно германская территория; в Персии они по своим размерам не уступают Англии; в Татарии их протяженность равна Европейской Турции, Греции, Италии и Испании, вместе взятым. Территориальные приобретения, сделанные Россией за последние шестьдесят лет, в своей совокупности равняются — по размерам и по значению — всей той империи, которой Россия обладала до этого в Европе» <22>. ——————————— <21> См.: Маркс К. Турецкий вопрос. «Times». Расширение России // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 118 — 119. <22> Там же. С. 119.

Рассуждения классиков интернационализма и вождей мирового пролетариата по поводу геополитических реалий приводят к необходимости завершить статью следующим риторическим вопросом из статьи Н. И. Ульянова: «Не напоминает ли эта бредовая мысль о Священной Социалистической Империи Германской Нации… знакомый нам образ Третьего Рейха?» <23>. ——————————— <23> Ульянов Н. И. Указ. соч. С. 41 — 42.

——————————————————————