(Медушевская Н. Ф.) («Юридический мир», 2009, N 7)
ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО КАК ДАР И ОБЯЗАННОСТЬ
Н. Ф. МЕДУШЕВСКАЯ
Медушевская Н. Ф., доцент кафедры философии Московского университета МВД России, кандидат философских наук.
В течение многовековой истории идея естественного права принимала различные формы и менялась в своем содержании. Ранние теории рассматривали право как закон добродетели, справедливость по природе, право справедливого разума или божественное право. В Новое время спекулятивный смысл естественного права легко подменялся механистической концепцией общественного договора или натуралистическими концепциями Просвещения. В немецкой классической философии основа права стала определяться не как некий всеобщий закон бытия (естественный закон), отчужденный от человека и внешний ему, а как духовное постигнутое бытие, как дух. В статье рассматривается естественное право в качестве дара и обязанности.
In the course of a long history the idea of natural law took various forms and changed its contents. Early theories regarded the law as a law of virtue, justice by nature, law of just mind or spiritual law. In the New Time the speculative essence of natural law was easily substituted by mechanic concept of social contract and natural concepts of the Enlightenment. The German classic philosophy began to determine the basis of law not as a certain universal law of genesis (natural law), alienated from a man and external to him, but as a spiritual comprehended genesis, as a spirit. The article considers natural law as a gift and an obligation <*>. ——————————— <*> Medushevskaya N. F. Natural law as a gift and an obligation.
Теоретическая основа учения о естественном праве, распространенного в Западной Европе в XVII — XVIII вв. и появившегося в России в эпоху Просвещения, была общей как у европейских, так и русских мыслителей, но у последних она приобрела своеобразные черты. Будучи защитниками «просвещенного абсолютизма», деятели Ученой дружины Петра I архиепископ Феофан (Прокопович) и В. Н. Татищев использовали идею естественного права для идеологического обоснования необходимости единого, мощного, централизованного государства под эгидой «просвещенного» монарха, выступали против боярского сепаратизма и претензий церкви на главенствующее положение в государстве. Архиепископ Феофан (Прокопович) считал, что «всегда и везде желателен был страж и защитник и сильный поборник закона, и тое есть державная власть» <1>. По его мнению, в естественном состоянии люди относятся друг к другу, как хищные звери, не могут контролировать свои страсти, становятся опасными друг для друга. Спасением для людей явилось объединение их в союзы — государства и передача своих прав «властям предержащим», обеспечившим защиту «как от внешних супостатов, так и от внутренних злодеев» <2>. Давая идее договора теологическое истолкование, Прокопович утверждал, что в естественном стремлении людей к объединению и установлению власти проявляется «Божественный промысел». Но если народ передал власть монарху, он уже не может ни вернуть ее себе, ни ограничить, так как последний — помазанник Божий. Народ, подчинив себя монарху, становится подвластным закону, монарх же стоит над законом, творя последний. Свободное волеизъявление народа при выборе государя означает одновременно и потерю народом свободы и воли. Власть монарха есть «верховная, высочайшая и крайняя власть», не подлежащая никаким законам человеческим. Во всех своих делах монарх не народу, а только суду Бога подлежит. Царь может вмешиваться даже в личные, повседневные дела подданного, требовать определенную форму платья, стрижку и бритье бороды, то есть все то, что делал Петр I, вводя новшества в стране. Обязанность и долг народа состоит в том, чтобы выполнять указы, законы, уставы и повеления монарха «без прекословия и роптания». ——————————— <1> Прокопович Ф. Слова и речи поучительные, хвалебные и поздравительные. Ч. I. СПб., 1760. С. 246. <2> Там же. С. 199.
В том же направлении рассуждал и В. Н. Татищев. Он считал, что государственный строй должен основываться на естественном законе, который есть право одних властвовать, а других находиться в подчинении. Это вытекало из законов природы и было основано на принципе общественного договора. «Политика, или мудрость гражданская, происходит из закона естественного» <3>, — писал мыслитель. ——————————— <3> Татищев В. Н. Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ: Избр. произв. Л.: Наука, 1979. С. 13.
Несомненно, что для России начала XVIII в. обоснование необходимости абсолютизма идеей естественного права было делом прогрессивным, выступало против политического влияния патриаршества и родовитой боярской знати. Но одновременно эта концепция служила обоснованием идеологии самодержавия, подчеркивала обязанности подданных, а не их естественные права и свободы, рассматривала право как дар, полученный из рук государя. В начале XIX в. П. Я. Чаадаев отмечал, что власть для русского человека овеяна ореолом сакральности, святости. Согласно П. Я. Чаадаеву у русского народа отсутствует осознание свободы личности и ее прав, для него высшим смыслом бытия остается жизнь в семье, патриархальные семейные отношения распространялись и на другие социальные институты, высшим из которых являлось государство. Всякий государь, царь — это батюшка, он суров, но справедлив, он один знает, что есть добро и зло. П. Я. Чаадаев отмечает: «Мы не говорим, например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному укладу такова, что мы с радостью расточаем права: отцовства по отношению ко всякому, от кого зависим» <4>. ——————————— <4> Чаадаев П. Я. Сочинения. М.: Правда, 1989. С. 201.
В. Н. Татищев и Ф. Прокопович рассматривали естественное право как способ теоретического обоснования самодержавной власти и патриархальных отношений, ориентируя подданных на служение, обязанность, а не поиск неотъемлемых и неотчуждаемых прав и свобод. Такая установка вытекала из всей логики исторического развития Российского государства с его невыраженностью идеи права и законности. «Идея законности, идея права для русского народа бессмыслица…» <5> — отмечает П. Я. Чаадаев. Поэтому «никакая сила в мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором построена вся наша история, который еще теперь составляет всю поэзию нашего существования, который признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном…» <6>. Русский человек всегда искал защиту не в себе, а во внешнем мире: государстве, Боге, владыке, лидере, вожде. Нежелание и неумение осознать свои естественные права как свободы, как единство прав и обязанностей привело в конечном счете во второй половине XIX — начале XX в. к экстремизму, радикализму и бунтарству. Попытки же мирного реформирования страны встречались взрывом негодования и разгулом терроризма. Мечта о коренном переустройстве общества с новым лидером во главе парила в воздухе и в полой мере осуществилась в годы советской власти. Революционер был готов принести в жертву себя лично, другого человека во имя идеи, «светлого будущего» или «счастья нации». Желать «народного счастья» значительно легче, чем любить ближнего, служить реальным людям, а не Левиафану, «татарщине» русской государственности (С. Н. Булгаков). ——————————— <5> Там же. <6> Там же.
В целом в XIX в. в русской общественной мысли преобладало негативное отношение к праву. Вместо прежнего воодушевления его возвышенной сущностью все чаще стали раздаваться мнения, что право — это насилие, результат угнетения и расчета, что оно создается борьбой слепых страстей, чуждых нравственных начал. Доминировало убеждение в неизбежном антагонизме и даже полной несовместимости права и нравственности. Такой подход готовил теоретическую базу для распространения правового нигилизма, понимаемого как отказ от права ради возможности жить в соответствии с общинной моралью. В. С. Соловьев был одним из немногих, кто выступил защитником правовой идеи с целью обнаружить «силу права» против «права силы». В основании его учения лежат религиозно-христианские идеалы нравственного совершенствования людей, согласно которому идея права заключается в его служении целям нравственного прогресса общества. Естественное право не противостоит у В. С. Соловьева положительному, а является логическим условием всякого права как такового. Вместо дилеммы «естественное или положительное право» для В. С. Соловьева существует дилемма «право или не право». Естественное право сводится к свободе и равенству, оно есть формальная идея права, воплощающая его рациональную сущность, а право положительное олицетворяет историческую явленность права. В отличие от норм нравственности право предполагает принудительное требование реализации минимального добра. Будучи идейным противником В. С. Соловьева, Б. Н. Чичерин отстаивал независимость права, его несводимость к нравственности. У него естественное право представляло собой систему общих норм, вытекающих из разума и призванных быть руководством для законодателя. Естественное право есть метафизическое начало, тесно связанное с понятием человеческой личности. Из этой идеи Б. Н. Чичерин выводил вечные и неизменные начала права — свободу, равенство, справедливость, личные права граждан. Рассматривая права человека, он отмечал, что их определение не может зависеть от «неизменных» указаний естественного закона, а только от публичной власти, которая одна предписывает обязательные для всех правила. Связывая естественное право с личностью, Б. Н. Чичерин опять же уповал на патриархально-отеческие отношения между властью и подданными: монархия должна позволить населению свободно высказывать свое мнение по социально-политическим вопросам, само же население должно осознать прежде всего свою ответственность перед страной и собой, добиваясь проведения реформ терпеливо и настойчиво. У этого выдающегося отечественного ученого в центре оказалась правовая личность с ее личной ответственностью, внутренним напряженным отношением к праву и своим обязанностям. Но эти идеи не были услышаны ни властью, ни интеллигенцией, ни тем более народом. Побеждает идея В. С. Соловьева об обусловленности права нравственностью, которая становится парадигмой течения «возрожденного естественного права», возникшего в конце XIX в. и ставшего формой юридического мировоззрения либеральной интеллигенции. К этому течению можно отнести П. И. Новгородцева, Б. А. Кистяковского, В. М. Гессена, Е. Н. Трубецкого, Н. А. Бердяева, И. В. Михайловского, А. С. Ященко и др. «Возрожденное естественное право» стало одним из теоретических источников неолиберализма и было тесно связано с программными положениями ведущих российских политических партий, в первую очередь кадетов. Русская юриспруденция второй половины XIX столетия складывалась под влиянием правового западноевропейского позитивизма. Призывая право к принуждению и насилию, позитивисты ставят его еще в большую зависимость от государства, которое фактически провозглашается «земно-божественным существом» (Г. В.Ф. Гегель). Представители «возрожденного естественного права» выдвинули противоположную программу. Так, П. И. Новгородцев создает концепцию правового государства, в котором акцент делается не на правообязанностях, а на политических и гражданских правах личности, что противостояло так укоренившемуся в русском сознании этатизму. Российское государство должно строиться на началах справедливости и правды. Б. А. Кистяковский, как и П. И. Новгородцев, стремится увязать нравственный априоризм с идеей общественного развития, что нашло свое выражение в разработанной им плюралистической теории права. Последнее обусловлено трансцендентальными целями, и в первую очередь справедливостью и свободой, т. е. целями этическими. В религиозно-этическом варианте выделяются близкие по своему содержанию концепции естественного права Е. Н. Трубецкого и Н. А. Бердяева. В них отстаивались метафизические начала права, которые вытекают из понимания человека как составной части иерархии ценностей, вершина которой представлена «абсолютом», или Богом. Е. Н. Трубецкой и Н. А. Бердяев доказывали вечность и неизменность нравственных принципов, их постепенную реализацию в человеческом обществе. Отсюда вытекала этико-абсолютистская концепция естественного права, которое приобретало онтологический характер и являлось действующим правом. Итак, центральной проблемой «возрожденного естественного права» было соотношение права и нравственности. Одни мыслители считали естественным правом совокупность априорных нравственных требований, предъявляемых к положительному праву, другие стремились отыскать естественно-правовые принципы внутри действующего позитивного права, которое мыслилось как реализуемая в истории идея права. Много внимания уделялось формированию правовой личности, ее нравственным идеалам, что провозглашалось важнейшим фактором социального прогресса и государственного строительства. Но идеи естественного права оказались невостребованными в России, они мало повлияли на правосознание и правовой порядок в повседневной жизни русского человека. В начале XX в. противоречия промышленного развития вылились в волнения, прокатившиеся по всей стране. Они завершились революцией 1905 г., в ходе которой было много насилия и крови. В правовой науке сложилась благоприятная возможность для возвращения позитивизмом в его этатистском варианте своих утраченных позиций: после революции интеллигенция стала искать защиту от бесчинств и разнузданности народа у сильной государственной власти. Г. Ф. Шершеневич отстаивал идею, с которой мы сталкивались еще в эпоху Просвещения, а именно что государство не связано правом, а стоит над ним, государственная власть — сила, а не право. Право существует лишь благодаря поддержке государства, а правовые нормы призваны приспосабливать поведение подданных или граждан к интересам власти. Позже, в Советском государстве, возникло право, провозгласившее незыблемость прав человека, но конституционные свободы оставались декларативными, а право использовалось для укрепления классовых и партийных приоритетов. Многие склонны объяснять трагизм нашей истории неспособностью русского народа к свободе, осознанию неприкосновенности своих естественных прав и свобод, оборотной стороной которой являются радикализм, максимализм и революционаризм. Для левых радикалов характерен примат силы над правом, верховенство классовой борьбы и диктатуры пролетариата, партийная мораль и классовая совесть, отрицание и попрание общечеловеческих ценностей как абстрактных и не выражающих дух народа. Единственным способом обрести духовность и свободу оказывается самое радикальное средство — революция. Победа большевиков, по сути дела, вытекала из установок отечественного самосознания с его эсхатологизмом и религиозностью, выразившейся в поисках и дальнейшем строительстве Града Божьего на Земле. Оборотной стороной непонимания и неприятия естественного права является отсутствие личной ответственности. Только ответственная личность может быть подлинной предпосылкой прочного правопорядка и личной неприкосновенности. «Основу прочного правопорядка составляет свобода личности и ее неприкосновенность», — пишет Б. А. Кистяковский в «Вехах». В нашей юридической литературе не разрабатывался идеал правовой личности, дисциплинированной правом и правопорядком, способной обуздывать произвол своей воли <7>. Ему вторит П. Б. Струве: «Говоря о том, что русская интеллигенция идейно отрицала или отрицает личный подвиг и личную ответственность, мы, по-видимому, приходим в противоречие со всей фактической историей служения интеллигенции народу, с фактами героизма, подвижничества и самоотвержения, которыми отмечено это служение. Но нужно понять, что фактическое упражнение самоотверженности не означает вовсе признания идеи личной ответственности, как начала управляющего личной и общественной жизнью» <8>. ——————————— <7> Кистяковский Б. А. В защиту права // Вехи. Интеллигенция в России: Сборники статей 1909 — 1910. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 115. <8> Струве П. Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция в России: Сборники статей 1909 — 1910. М.: Молодая гвардия, 1991. С. 116 — 117.
Пока в нашем обществе не созреет реальное понимание сущности правовой личности с ее ответственностью, пониманием свободы, а не разнузданности и произвола, пока гражданин не осознает, что право — это не дар государства и его правительства, до тех пор мы будем находиться в обществе, где правят сила, принуждение и агрессия.
