Электронная демократия как ресурс модернизации современной политической системы

(Холопов В. А.) («Конституционное и муниципальное право», 2013, N 1)

ЭЛЕКТРОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ КАК РЕСУРС МОДЕРНИЗАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ <*>

В. А. ХОЛОПОВ

——————————— <*> Kholopov V. A. Electronic democracy as a resource of modernization of contemporary political system.

Холопов Владимир Анатольевич, профессор кафедры государственного и муниципального управления и экономической теории РГРТУ, заместитель председателя Городской Думы, Главы муниципального образования г. Рязань.

Современные технологии позволяют в перспективе переходить от традиционных форм представительного народовластия к непосредственному отправлению власти народом. Однако актуальные примеры разработки систем цифровой демократии выглядят достаточно скромно, если не противоречиво, что, однако, не позволяет отвергнуть прямую (и/или) электронную демократию, а заставляет искать решения проблем. Ключевым вопросом, однако, является то, насколько сама идея электронной демократии (хотя бы в варианте электронного правительства) приемлема и привлекательна для населения.

Ключевые слова: электронная демократия; модернизация политической системы; представительное народовластие.

Contemporary technologies allow in perspective to transfer from traditional forms of representative people power to direct effectuation of power by people. However topical examples of elaboration of systems of digital democracy look modest, if not controversial, but this fact does not allow to reject direct (and/or) electronic democracy, but makes search for solution of problems. The key question however is if the idea of electronic democracy itself (even in the variant of electronic government) is acceptable and attractive for the population.

Key words: electronic democracy; modernization of political system; representative people power.

Термином «постдемократия» принято обозначать ряд тенденций, которые поставили под вопрос нормативность традиционно функционирующих демократических институтов. Эти тенденции разнородны, более того, в российской перспективе они приобретают особый характер. Традиционные социал-демократические и вообще левоцентристские партии в 90-е гг. делали ставку на дискурсы политических меньшинств (minorities). Ретроспективно ясно, что такая ставка не столько выступала противоположностью, сколько контрапунктировала неолиберальный мейнстрим, что привело к демонтажу традиционной корпоративной структуры многих обществ, особенно европейских. Такое разрушение воспринималось как благо и прогресс: предполагалось, что каждая небольшая (этническая, тендерная, культурная и т. д.) группа получит свое «место под солнцем». Однако с разрушением корпоративной (и классовой) структуры общества эти меньшинства оказались крайне подвержены манипуляциям со стороны центральной власти и «большого правительства». Наступил период, получивший название «постдемократия», характеризующийся сочетанием неолиберальной политэкономической структуры с харизматической логикой производства политических лидеров и расщеплением гражданского общества на отдельные меньшинства, которые погружаются в «политики идентичности». По сути, «постдемократия», сохраняя формальные институты представительной демократии, отказалась от их базовых принципов, заменив формирование решений, нацеленных на общий интерес, лоббированием, а отбор наиболее ответственных и компетентных политиков — теми или иными техниками «раскрутки» (spin) и пиара. Политическое участие граждан психологизировалось (все в большей степени отдельные группы идентичностей стали подвязываться под своих лидеров, отстаивающих свои узкие цели перед лицом большого государства) и в то же время стало ресурсом профессиональной политики. В сентябре 2010 г. на Ярославском политическом форуме Президент России Дмитрий Медведев вновь напомнил широкой публике об идее прямой демократии. По мнению Медведева, современные технологии позволяют в перспективе переходить от традиционных для последних двух столетий форм представительного народовластия к непосредственному отправлению власти народом. Старая идея прямой демократии по модели античной наталкивается на очевидные ограничения, которые часто называют транзакционными издержками: стоимость процедуры принятия решения становится слишком высокой, чтобы общество могло его себе позволить. В XIX в. эту проблему начали решать при помощи классических форм представительства: парламента и массовых политических партий. Д. А. Медведев апеллировал к успехам Интернета. Именно глобальная сеть радикально снижает сегодня стоимость транзакций: копирование информации не стоит почти ничего. Каждый раз, когда мы отправляем сообщение через Интернет, оно, по сути, копируется неограниченное количество раз на десятках промежуточных узлов. Кажется, что политические коммуникации также начинают по стоимости приближаться почти к нулю, что якобы снимает необходимость в посредниках. Несомненно, прямая демократия, охватывающая все современное массовое (и в то же время крайне дифференцированное) общество при помощи цифровых коммуникаций, — реальная политическая цель, которая становится источником консенсуса самых разных политических сил, начиная от радикально настроенных анархистов и более умеренных социалистов и заканчивая адептами капитализма в духе Айн Рэнд. Большая часть политического спектра не станет сегодня оспаривать право каждого на выражение своей непосредственной политической позиции. Не многие из нас будут оспаривать и то, что большинство индивидов способны найти консенсус и выработать коллективные интересы на основе общей политической платформы. Однако это лишь нормативная рамка «прямой электронной демократии», которая, по сути, оставляет большинство проблем нерешенными. Более того, актуальные примеры разработки систем цифровой демократии выглядят достаточно скромно, если не противоречиво, что, однако, не позволяет отвергнуть прямую (и/или) электронную демократию, а заставляет искать решения проблем, поставленных уже наличными варианта. Несомненно, решение вопроса о перспективах электронной демократии не должно оставаться умозрительным. Во многом это дело практики, которая должна направляться рефлексией. Ключевым вопросом, однако, является то, насколько сама идея электронной демократии (хотя бы в варианте электронного правительства) приемлема и привлекательна для населения. Из данных одного из опросов ФОМ, проведенного 21 октября 2011 г., следует: на сегодняшний день о том, что услугами многих госучреждений и служб можно пользоваться через Интернет, знают 41% россиян, треть (32%) — что-то слышали и около четверти (23%) впервые услышали от интервьюера. За год эти показатели практически не изменились. Лучше всех знают об услугах электронного правительства жители крупных городов (55%) и самые молодые, 18 — 20-летние (52%). Каждый десятый заявил, что пользуется интернет-услугами государственных учреждений и служб (среди пользователей Интернета — 22%), — перевод в абсолютные значения дает внушительную цифру в 11 — 12 млн. человек. Доля людей, затруднившихся определить, хотят ли они пользоваться госуслугами в Интернете, за год снизилась (с 28% до 22%). В то же время на 20% стало больше тех, кто этими возможностями не пользовался и не хотел бы. Наиболее ощутимо вырос показатель нежелания пользоваться госуслугами через Интернет в городах с населением от 250 тыс. до 1 млн. жителей — там же, где за прошедший год больше всего людей о них узнали. То есть роль неосведомленности как ограничивающего фактора снизилась, но выросла роль других барьеров. Основные причины, по которым у людей нет желания пользоваться электронными госуслугами, — недостаток навыков или возможности работы с компьютером и Интернетом, а также отсутствие такой необходимости. Подобные мотивы шире распространены среди людей старшего возраста. Чаще остальных хотят получать госуслуги в Интернете молодые, потому что, как они говорят, это удобно, доступно и просто, позволяет сэкономить время и не стоять в очередях <1>. Любая новация проходит проверку наиболее активными и восприимчивыми к открывающимся возможностям социальными группами. Усилиями «ранних последователей» новации проходят социальную апробацию, обкатку и после становятся достоянием других людей — «поздних последователей». В данном случае это в основном молодежь, люди вполне адаптированные к сегодняшним реалиям жизни, ценящие свое время и в целом ратующие за новое качество взаимоотношений с государственными структурами. Эти граждане России — требовательные и критические, они будут находить недоработки и несуразности, и уже от власти зависит, чтобы все эти огрехи не только оперативно устранялись, но и чтобы в них не было системных ошибок или передергиваний, встречающихся, например, когда возможности электронных сервисов никак не корреспондируют с реальными практиками делопроизводства. Тезис о том, что Интернет, блоги и социальные сети являются основой нового гражданского общества, за последние несколько лет успел стать трюизмом. Действительно, мы временами сталкиваемся с ситуацией, в которой блогосфера выступает в качестве единственного средства массовой информации, заслуживающего доверия. Конечно, это происходит не потому, что блогеры честны и искренни в отличие от «продажных журналистов» традиционного формата. Все дело в том, что любое событие не только моментально фиксируется сегодня на видео, попадает в Интернет, но и обрастает самыми невероятными комментариями. Так реализуется пресловутый плюрализм, о котором двадцать пять лет назад с надеждой говорил М. С. Горбачев. ——————————— <1> URL: http://runet. fom. ru/internet/10221#page=0.

Информация больше не зависит от воли издателей, продюсеров и чиновников. Любая информация может быть практически мгновенно обнародована в блогах, распространена через социальные сети и уже затем появиться на экранах и страницах «больших» СМИ. Какие политические выводы можно сделать из этой ситуации? Один из таких выводов состоит в следующем. Наиболее активная часть пользователей социальных сетей, читатели блогов — это молодые люди в возрасте от 20 до 30 лет. Сталкиваясь с несправедливостью и беззаконием, все большее число таких людей предпочитает не действовать в рамках традиционного российского габитуса, решая вопросы за закрытыми дверями и известную мзду. Вместо этого они размещают соответствующую информацию в Интернете, пытаясь привлечь внимание других людей и СМИ. Уже сегодня по такому сценарию ежедневно возникают десятки стихийных групп граждан. Как правило, эти группы имеют достаточно короткую жизнь, их распад столь же быстротечен, как и генезис. Однако в перспективе подобная самоорганизация будет приводить к формированию устойчивых социальных сетей, не имеющих единого центра, но способных к автономной мобилизации групп в несколько сотен и более человек. Их гражданская активность сегодня направлена не против существующего конституционного строя. Напротив, основной тезис нового гражданского общества — это требование от власти неукоснительно соблюдать законы Российской Федерации. В этом состоит ключевая особенность этого нового явления: оно принуждает чиновников относиться к собственному государству всерьез. Законы не являются поводом для «договора», они являются буквальной и общеобязательной программой поведения в обществе. В этом смысле протестная активность граждан направлена на укрепление Российского государства и его законодательства вопреки воле власть имущих. В заключение следует отметить, что еще греческий законодатель Солон сравнивал законы с паутиной: слабые путаются и погибают в них, сильные же разрывают. Гражданские сети, возникающие в Интернете, выполняют роль прямого народного контроля за соблюдением законодательства, уравновешивая шансы сильных и слабых на справедливое отношение со стороны закона. Фундаментальный тезис гражданских сетей нового типа: «Государство — это серьезно!»

——————————————————————