Сараев Александр Геннадьевич, аспирант кафедры гражданского права и процесса Самарской гуманитарной академии.
В статье анализируются современные публикации по проблеме условных завещаний в отечественном правоведении. Автор критически оценивает существующие мнения по этому вопросу и формулирует собственную позицию.
Ключевые слова: завещание, наследование, наследование по завещанию, условные завещания.
Conditional testaments: pro et contra
A. G. Saraev
Saraev A. G., degree-seeking student of the Chair of Civil Law and Procedure of Samara Humanitarian Academy.
The article deals with modern publications on the problem of conditional wills in Russian legal science. The author critically considers existing opinions in the issue and formulates his own position.
Key words: a will, succession, testamentary succession, conditional wills.
Завещание — уникальный юридический феномен, с какой стороны на него ни посмотреть. Его квинтэссенция — воля умершего лица, охраняемая и воплощаемая во всей возможной полноте уже после его смерти. В какую же правовую форму облечь это уникальное явление? Господствующая много десятилетий в российском правоведении точка зрения квалифицирует завещание как одностороннюю сделку, что нашло отражение и в законе (ст. 1118 Гражданского кодекса РФ, далее — ГК, ГК РФ, Кодекс). Ранее мы уже высказывались против этого взгляда — по своей сути завещание не относится к сделкам в каком-либо их проявлении [7, с. 23 — 27].
Акт посмертной воли завещателя имеет особый характер и требует своей разработки как с точки зрения уяснения его природы, так и в аспекте пределов свободы лица по определению содержания своего завещания. В частности — возможно ли указывать в завещании условия, которые должен соблюсти наследник для получения отказанного ему имущества?
Вопрос о возможности совершения условных завещаний в отечественной цивилистической науке относится к числу дискуссионных. Практически все исследователи, каким-либо образом касавшиеся в своих работах данной темы, относятся к завещаниям под условием либо полностью отрицательно, либо отчасти допускают некоторый произвол наследодателя в определении условий завещательного акта. Однако приходится констатировать, что все имеющиеся краткие публикации по анализируемой проблеме представляют собой лишь попытки схоластических рассуждений и не вносят ясности в главные вопросы: а) почему невозможно существование данного института? и б) если оно допустимо, то почему до сих пор доктрина не выработала сколь-нибудь четкого учения о завещательных условиях?
Примечательно, что даже наличествующие работы на данную тематику нередко содержат в себе явные логические противоречия не только в отношении характеристики существа завещания под условием, но и в отношении того, что следует вообще понимать под условиями завещания.
Так, в одной из последних статей, специально посвященных условным завещаниям, автор — Т. П. Великоклад — предлагает понимать под условием завещания подназначение основному наследнику дополнительного, причем в ее понимании это условие отлагательное [2, с. 17]. Делая подобные выводы, автор, на наш взгляд, не совсем ясно представляет себе, что вообще понимается под субституцией (подназначением) в наследственном праве. Как известно, подназначение — это простое назначение запасного наследника, если основной наследник по каким-либо причинам не станет правопреемником умершего [1, 151]. Иными словами, субституция есть инструмент, придающий некоторую «гибкость» воле завещателя. Однако она никак не ставит в зависимость от воли последнего переход имущества по наследству к указанным в завещании лицам. В то же время сами основания субституции, указанные в ГК, хотя и представляют собой условия реализации данного правового инструмента, но при этом никак не могут быть названы условиями завещания в предложенном нами понимании — в числе прочего и по той причине, что завещатель данные условия не формирует и наследника ими не обременяет. В связи с этим укажем, что в литературе есть мнение, что подназначение является завещательным распоряжением под отлагательным условием [4, с. 32], но и в этом случае нельзя говорить о том, что завещание, содержащее указание на субституцию, является завещанием под условием.
Анализируя проблематику условных завещаний, нельзя забывать о том обстоятельстве, что целесообразно различать распоряжения завещательного акта относительно имущества наследодателя и сами условия реализации данных распоряжений, постановленные завещателем, наличие которых и позволяет говорить о завещании под условием. Приходится признать, что в литературе такая дифференциация не проводится, — наоборот, часто можно встретить мнение, что условия завещания следует понимать в том смысле, в каком понимаются условия сделок [6, с. 17], однако, как мы уже упоминали, сделкой завещание не является и содержит в себе прежде всего распоряжения.
Примечательно, что условные завещания не являлись чуждыми отечественному правопорядку — в частности, они вполне допускались в дореволюционный период нашей истории. Суды при явке оных никоим образом не противились воле завещателя, но лишь достаточно скрупулезно проверяли, имелся ли действительный смысл в установлении тех или иных условий. В связи с этим не вполне ясна позиция некоторых современных отечественных исследователей, которые, приведя несколько цитат из работ дореволюционных цивилистов с положительными воззрениями относительно завещаний под условием, начинают далее писать о том, что таковые акты вызывали серьезные проблемы на практике (при этом даже не раскрывая характер таких проблем и не приводя примеры таковых). Критика в этом случае ограничивается, как правило, указанием на «неконституционность» завещательных условий, так как они ограничивают конституционные права и свободы наследников [6, с. 18; 5, с. 67]. К разбору данного тезиса мы еще вернемся.
Высказывая мнение о недопустимости условных завещаний, упомянутая выше Т. П. Великоклад указывает, что буквальное толкование диспозиции ст. 1119 ГК РФ позволяет сделать вывод о том, что в дополнение к названным в указанной статье в завещание могут быть включены только распоряжения, указанные в части третьей ГК РФ, в числе которых автор перечисляет ст. 1121 ГК РФ — назначение и подназначение наследника; ст. 1134 ГК РФ — назначение исполнителя завещания; ст. 1137 ГК РФ — завещательный отказ; ст. 1139 ГК РФ — завещательное возложение. Данный перечень исчерпывающий и расширению не подлежит, а законодатель тем самым косвенно выразил свою позицию о недопустимости применения к части третьей ГК РФ положений Общей части ГК РФ о возможности составления сделок под условием [2, с. 18]. Не совсем ясно, на чем основано утверждение Т. П. Великоклад об исчерпывающем перечне распоряжений, представляющих собой содержание завещания, — ни одна норма ГК РФ не содержит такого указания. Кроме того, автор сама впадает в противоречие, выше цитируя положения ст. 1119 Кодекса, в котором указано на «случаи, предусмотренные настоящим Кодексом», а не «частью третьей настоящего Кодекса». Кроме того, применительно к ст. 1134 ГК РФ вряд ли можно назвать правило о назначении душеприказчика распоряжением, хотя бы по той причине, что завещатель в данном случае ничем не распоряжается, а лишь просит то лицо, которому доверяет, обеспечить исполнение своих распоряжений. Заметим также, что участие душеприказчика в исполнении завещания является добровольным.
Несмотря на то, что законодатель ограничил круг возможных распоряжений наследодателя теми, которые указаны в Кодексе, на деле его позиция в этом вопросе не может быть названа последовательной. В качестве примера можно привести нормы о возможности письменного волеизъявления гражданина о достойном отношении к его телу после смерти либо о месте погребения тела, обычаях или традициях погребения (ст. 5 Федерального закона от 12.01.1996 N 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле»). Если учесть, что исполняться данные распоряжения будут уже после смерти лица, то где, если не в завещании — акте, специально предназначенном действовать посмертно, — их выражать и закреплять?
Возвращаясь к анализу работы Т. П. Великоклад, обратим внимание читателя на еще один тезис, вызывающий у нас недоумение. Уважаемый автор полагает, что, позволяя наследодателю включить в завещание условия реализации его распоряжений, тем самым, с одной стороны, расширяется круг правомочий завещателя, причем, по мнению автора, это ведет к расширению оснований принятия наследства, а с другой — происходит ограничение свободы наследников [2, с. 18]. Не вполне ясно, о каких правомочиях завещателя здесь идет речь и в рамках какой юридической возможности они присутствуют? Понятно, что это не принятие наследства — оно само по себе есть правомочие в составе права наследования (секундарного права), другим правомочием которого является право отказаться от принятия наследства [8, 25]. Попутно укажем, что основанием для принятия наследства по условному завещанию будет являться факт указания лица в завещании в качестве наследника, но никак не исполнение условий, обременяющих завещанное имущество. Если же в анализируемой работе идет речь о структуре принадлежащего каждому физическому лицу права завещать имущество, то и в этом случае утверждения Т. П. Великоклад не могут быть признаны достаточно обоснованными: в завещательном преемстве применительно к праву завещать допустимо выделить два компонента, которые можно в определенном смысле считать правомочиями, — составить завещание, включив в него те или иные распоряжения, или воздержаться от его составления. Включение же в завещание условий реализации распоряжений никак нельзя считать неким самостоятельным правомочием завещателя.
Также, как упоминалось выше, Т. П. Великоклад считает, что при включении в завещание условий происходит ограничение свободы наследников по распоряжению своими правами, путем возложения дополнительного бремени в виде исполнения установленных условий завещания [2, с. 18]. Такой вывод весьма спорен, так как на деле завещатель своими условиями ничьи права не ограничивает — он лишь своеобразно обременяет ими наследственное имущество, которое при этом уже имеет обладателя в лице наследника, но обладателя с неким ограниченным правом. В связи с этим, кстати, нельзя признать имущество, завещанное под условием, лежачим наследством до момента выполнения условия, хотя бы потому, что в его владение вступил наследник по завещанию в момент принятия наследства и этим же принятием он дал свое согласие на исполнение тех условий, которые обременяют завещанное имущество.
Кроме того, автор сетует на необходимость правотворческого вмешательства для регламентации условных завещаний касательно срока исполнения условий, правового режима наследственного имущества, что, по ее мнению, является причиной, по которой условные завещания не могут быть введены в отечественный правопорядок [2, с. 18]. Если согласиться с таким доводом о нежелательности какой-либо модификации наследственного законодательства, то придется с прискорбием констатировать, что наука, равно как и правотворческая деятельность, должны остановиться в своем развитии и не разрабатывать впредь нового. Предметом беспокойства уважаемого автора является также финансовый вопрос: если наследство окажется на какой-либо период без полноправного обладателя, то потребуется ввести управление им, а это приведет к умалению наследственной массы [2, с. 19]. Но если вспомнить нормы части третьей ГК РФ, то мы поневоле найдем там нормы, регламентирующие те или иные «затратные» процедуры, которые так или иначе приведут к подобному умалению, — речь идет о возмещении определенных расходов за счет наследства (ст. 1174 ГК РФ). Однако критике в данном случае подвергается только институт условного завещания.
Не приходится считать вполне аргументированным и тезис Т. П. Великоклад о том, что при исполнении условного завещания возникает вопрос с определением даты принятия наследства. Однако представляется, что датой принятия будет считаться момент принятия наследником на себя обязанности по исполнению условий завещания, — само собой разумеется, что этот момент должен иметь место в пределах срока на принятие наследства. Кроме того, нет никаких оснований относить к проблеме реализации условных завещаний присутствие права на обязательную долю, потому как реализация этого права никоим образом не должна ставиться в зависимость от выполнения или невыполнения условий в завещании — в противном случае мы допустили бы зависимость прав наследника, имеющего право на обязательную долю в наследственном имуществе, от воли наследника по завещанию, что непременно могло бы породить злоупотребления с его стороны. Сами по себе два эти порядка (наследование по завещанию и наследование обязательной доли) наследования являются абсолютно самостоятельными и даже конкурирующими [1, с. 195 — 196]. Следует помнить, что не всегда завещанное имущество будет затронуто притязаниями наследника, имеющего право на обязательную долю, потому как в первую очередь он будет удовлетворять свои притязания за счет незавещанного имущества. В том же случае, когда незавещанного имущества недостаточно, он должен наследовать причитающуюся ему долю в наследстве без каких-либо препятствий, а основной наследник по завещанию — только после исполнения условия, постановленного завещателем.
Рассуждая о законности распоряжений завещателя, Т. П. Великоклад указывает, что основным ограничением произвола завещателя является принцип недопустимости злоупотребления правом. Таким образом, автор полагает, что в момент реализации своего права составить завещание завещатель при включении условий реализации распоряжений может осуществить его исключительно с намерением причинить вред другому лицу [2, с. 19]. Честно говоря, не ясно, как можно утверждать, что завещание, содержащее в себе распоряжение, например, о передаче квартиры (да и о любом другом имуществе), пусть и с условием, причиняет вред другому лицу, и при этом учинение завещателем такого распоряжения не просто направлено на причинение вреда другому лицу, а исключительно на причинение такого вреда. Если вспомнить, что завещатель с таким же успехом может просто-напросто лишить наследника наследства либо завещать все нажитое имущество не своим близким, а совершенно постороннему лицу, то, по логике Т. П. Великоклад, это тоже можно признать злоупотреблением правом в смысле ст. 10 ГК РФ. В итоге нам пришлось бы и вовсе отказаться от свободы завещания в таком виде, в каком она закреплена на сегодняшний день, и прийти к такому варианту регулирования, который существовал в ГК РСФСР 1922 г., когда допускалось завещать только в рамках очередей законных наследников.
Совершенно парадоксальным в рассуждениях Т. П. Великоклад, несомненно, является вывод об ограничении принципа свободы завещательных распоряжений возможностью получения Российской Федерацией выморочного имущества. Так, автор утверждает, что при наличии в завещании распоряжения о лишении наследства Российской Федерации оно (распоряжение) должно быть признано недействительным по иску компетентного государственного органа, представляющего интересы Российской Федерации [2, 19]. На деле получается, что Т. П. Великоклад относит Российскую Федерацию к наследникам по закону, так как согласно ст. 1119 ГК РФ завещатель вправе по своему усмотрению лишить наследства одного, нескольких или всех наследников по закону. Однако в составе указанных в ГК РФ восьми очередях законных наследников Российская Федерация не значится, да и сам институт выморочного имущества не предполагает наследования в чистом виде, а лишь направлен на то, что имущество к РФ и иным публичным образованиям переходит в порядке наследования и этот переход является императивным, не зависящим от воли наследодателя. Обладатель выморочного имущества не вправе отказаться от его получения, и, кроме того, от него не требуется никакого волеизъявления на принятие наследства [3, с. 21 — 22]. Иными словами, при наличии в завещании распоряжения о лишении наследства РФ оно просто-напросто «не сработает», завещание в этой части будет считаться отпавшим, и, следовательно, никакого обращения в суд с иском о признании такового распоряжения не потребуется.
Другим аспектом критики завещаний под условием в литературе выступает негативная оценка предлагаемых некоторыми авторами пожеланий завещателя в качестве допустимых для включения в завещание.
В частности, приводя некоторые примеры условий в завещании (вступление в брак, поступление в вуз, трудоустройство и пр.), Т. П. Великоклад отмечает, что они могут повлечь ограничение правоспособности лица, что противоречило бы п. 3 ст. 22 ГК РФ, согласно которому полный или частичный отказ от правоспособности или дееспособности и другие сделки, направленные на ограничение правоспособности или дееспособности, ничтожны, за исключением случаев, когда таковые допускаются законом [2, с. 19]. Возражая данному тезису, в первую очередь стоит сказать, что гражданская правоспособность, которой гражданин наделен с рождения, никак не ущемляется в связи с совершением завещания под условием — в конце концов, каждый волен по своему усмотрению осуществлять гражданские права, поэтому у всякого есть выбор исполнить условие, закрепленное в завещании, или отказаться от его исполнения, решив для себя, что получение наследства для него не так уж и важно.
Другой современный автор — Г. К. Рябцева, анализируя примеры условий в завещании, указывает, что, по ее мнению, недопустимыми являются условия, ограничивающие права наследников по получению и распоряжению наследственным имуществом, такие, как: возможность перехода наследственного имущества к наследнику по достижении им определенного возраста; возможность распоряжения наследственным имуществом по достижении определенного возраста или по истечении определенного времени после смерти завещателя; возможность получить наследство при условии не продавать имущество, полученное по наследству [6, с. 18]. Возражая данному тезису, отметим, что при подобных условиях в завещании имеет место быть ограничение не прав наследника на имущество, а прав, перешедших к нему от наследодателя. В первых двух случаях эти ограничения временны, а в третьем частично ограничены (никто не запрещает распорядиться имущество иным способом, нежели купля-продажа).
Кроме того, недопустимыми, по мнению автора, являются также условия о выборе той или иной профессии; о дружеских либо брачных отношениях ввиду нарушения прав и свобод, гарантированных Конституцией РФ; о возможности передачи наследственного имущества после смерти указанного в завещании наследника конкретному лицу, избранному завещателем (фидеикомиссарная субституция, известная некоторым зарубежным правопорядкам). Примечательно, что в отношении последнего из названных условий автор полагает, что включение его в завещание повлечет нарушение конституционных принципов наследования [6, с. 18]. Однако при этом не раскрывается, что следует понимать под таковыми принципами.
Как известно, Конституция РФ гарантирует гражданину право наследования — это и есть тот самый конституционный принцип наследственного права, отмеченный в ч. 4 ст. 35. Конституционный Суд РФ, раскрывая конституционно-правовой смысл данной нормы, отметил, что она призвана обеспечивать гарантированный государством порядок перехода имущества, принадлежавшего умершему (наследодателю), к другим лицам (наследникам) в порядке, установленном гражданским законодательством (см. Постановление Конституционного Суда РФ от 16.01.1996 N 1-П «По делу о проверке конституционности частей первой и второй статьи 560 Гражданского кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина А. Б. Наумова»).
В связи с этим вряд ли можно сказать, что такой правовой инструмент, как фидеикомиссарная субституция, может повлечь нарушение данного принципа. В связи с изложенным нельзя сказать, что при включении фидеикомиссарной субституции в завещание будет нарушен порядок перехода завещанного имущества к указанному в завещании наследнику.
Все аргументы в защиту завещаний под условием применимы также к завещательным распоряжениям в банках, так как, по сути, они ничем не отличаются от обычных завещаний, да и сами нормативные акты, регламентирующие порядок совершения таких распоряжений, содержат некоторые опорные точки в определении направлений соответствующей модернизации отечественного законодательства о наследовании. Постановление Правительства РФ от 27.05.2002 N 351 «Об утверждении Правил совершения завещательных распоряжений правами на денежные средства в банках» устанавливает, что выдача вклада наследнику по такому завещанию может быть сопряжена с определенными условиями — достижение им определенного возраста и пр. Примечательно, что некоторые авторы склонны полагать, что эти условия не могут быть квалифицированы в качестве содержания завещания и, следовательно, не могли быть включены в данный акт как противоречащие положениям ГК РФ о видах завещательных распоряжений. Сторонники данной позиции полагают, что содержание завещания должно определяться только лишь в соответствии со ст. 1119 ГК РФ, а вышеназванное Постановление Правительства определяет исключительно порядок совершения завещательных распоряжений [9]. Полагаем, что в данном случае не совсем четко были поняты действительные намерения законодателя: под порядком совершения завещательного распоряжения понимаются не только формальные действия по удостоверению данных актов, которые и без того обозначены в п. 2 ст. 1128 ГК РФ, но и действия сопутствующие, включающие в себя также определение содержания данного акта. Справедливости ради стоит отметить, что тот же п. 2 ст. 1128 ГК РФ является специальным по отношению к ст. 1119 ГК РФ, а значит, имеет приоритет перед общей нормой.
Укажем, что Т. П. Великоклад более «лояльна» в своих рассуждениях относительно условий, указанных в упомянутом Постановлении Правительства. В частности, она обосновывает свою позицию тем, выполнение этих условий не вызовет затруднений — ведь завещатель уже имеет в банке счет, на котором отображается денежная сумма, и в отношении этой суммы не требуется заключения отдельного договора хранения [2, с. 20]. Представляется, что аналогия с договором хранения в данном случае не может считаться подходящей — все же договор банковского вклада имеет иную правовую природу.
Подводя итог настоящей работе, отметим, что большинство современных авторов, выступающих против условных завещаний, мотивируют свою позицию якобы неконституционностью условных завещаний, так как последние будто бы нарушают или ограничивают права и свободы человека и гражданина. Думается, что этот тезис нам удалось в определенной мере поставить под сомнение. В то же время некоторые из противников завещаний под условием не до конца последовательны в своих взглядах, когда автор предлагает ввести прямой запрет на составление условных завещаний, но с оговоркой: «за исключением случаев, прямо предусмотренных в действующем законодательстве» [2, с. 20].
Думается, что, размышляя о возможности введения в наш правопорядок завещаний под условием, следует в качестве отправного постулата взять за основу мысль, что не стоит бояться ничего нового, не стоит бояться прогресса и развития общественных отношений. Само собой разумеется, что необходимо тщательно изучить имеющиеся в мировой практике примеры успешного функционирования данного института и mutatis mutandis использовать его в нашем праве. Задача сложная — но это не значит, что ее не нужно решать.
Библиографический список
1. Абраменков М. С., Чугунов П. В. Наследственное право: Учебник для магистров / Отв. ред. В. А. Белов. М.: Издательство «Юрайт», 2013. 423 с.
2. Великоклад Т. П. Правомочие завещателя на включение условий в завещание // Наследственное право. 2013. N 2. С. 16 — 20.
3. Казарян К. В. Выморочное имущество: проблемы и перспективы развития законодательства // Наследственное право. 2013. N 2. С. 21 — 24.
4. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья (постатейный) / Отв. ред. Л. П. Ануфриева. М.: Волтерс Клувер, 2004. 656 с.
5. Ракитина Л. Н., Можаева О. А. Нотариальное удостоверение завещаний. М.: ФРПК, 2009. 144 с.
6. Рябцева Г. К. Условные завещания в современном российском наследственном праве // Наследственное право. 2012. N 2. С. 17 — 19.
7. Сараев А. Г. О правовой природе завещания // Наследственное право. 2013. N 2. С. 24 — 28.
8. Сараев А. Г. О юридической природе права наследования // Наследственное право. 2013. N 1. С. 25 — 28.
9. Свит Ю. П. Содержание завещания // Законы России: опыт, анализ, практика. 2006. N 10 // URL: http://www. advocate-realty. ru/practices/unitsp/?id=394977 (дата обращения: 22.09.2013).
