(Поваров Ю. С.) («Законы России: опыт, анализ, практика», 2011, N 5)
ПОСЛЕДСТВИЯ НАРУШЕНИЯ АКЦИОНЕРНОГО СОГЛАШЕНИЯ
Ю. С. ПОВАРОВ
Поваров Юрий Сергеевич, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Самарского государственного университета.
В статье освещаются взаимосвязанные проблемы юридической силы и последствий неисполнения акционерных соглашений. Особое внимание уделяется вопросам использования отдельных способов защиты прав сторон акционерных соглашений (выплата компенсации, понуждение к исполнению обязательства в натуре и др.).
Ключевые слова: акционерное соглашение; недействительность решения органа акционерного общества; недействительность сделки; способ обеспечения исполнения обязательства; возмещение убытков; взыскание неустойки; выплата компенсации.
Shareholders’ agreement breach and its consequences Y. S. Povarov
Povarov Yuriy Sergeevitch, Candidate of Law, associate professor, associate professor of Civil and Entrepreneurial law department of Samara state university.
Interrelated problems of legal force and failure to comply with a shareholders’ agreement consequences are discussed in the article. Special attention is paid to several methods to protect the parties’ rights to a shareholders’ agreement (compensation payment, coercion for specific performance and others).
Весомый организационно-регулятивный потенциал в акционерной сфере имеют акционерные соглашения, конструкция которых сравнительно недавно получила законодательную прописку <1> в ст. 32.1 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» <2> (далее — Закон об АО). «Использование договорного механизма в корпоративных отношениях позволяет юридически обеспечить согласованный их участниками баланс экономических интересов, который в каждой конкретной ситуации является уникальным… Акционерным соглашениям свойственны все возможности и преимущества договорного регулирования» <3>; посредством их заключения создаются предпосылки для «формализации группового интереса акционеров» <4> на самоуправленческих началах и выстраивания прогнозируемого сценария развития «корпоративных событий» (в том числе с целью преодоления возможных «тупиковых ситуаций»). ——————————— <1> Легализация акционерных соглашений имеет и горький оттенок, поскольку в известном смысле она стала реакцией на негативное отношение судов к практике заключения такого рода договоров. «Законодатель, — справедливо замечает С. А. Бабкин, — практически соглашается с судьями и тем самым убеждает участников оборота в том, что с договорными конструкциями, не предусмотренными законом, в России лучше не связываться. Безопаснее дождаться момента, когда ту или иную конструкцию признает законодатель… Подобный подход сковывает нормотворчество участников оборота…» // Корпоративное право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт, 2009. С. 155 — 156. <2> СЗ РФ. 1996. N 1. Ст. 1. <3> Вавулин Д. А., Федотов В. Н. Правовые основы акционерного соглашения // Право и экономика. 2009. N 8. <4> Никологорская Е. И. Защита группового интереса в акционерных правоотношениях: теоретические предпосылки и новеллы законодательства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 7.
Одними из краеугольных «пунктов», по которым определяется «жизнеспособность» той или иной нормативной модели, являются моменты гарантированности реального исполнения заложенных в ней требований и действенности механизмов защиты интересов сторон при их нарушении. Для акционерных соглашений, «властный эффект» которых, как известно, весьма ограничен, обозначенные моменты приобретают особое значение <5>. ——————————— <5> На важность, но сложность защиты интересов сторон акционерного соглашения (в том числе по причине несовершенства законодательства) обращают внимание многие ученые и практики. См., например: Акционерные соглашения в российском праве // www. audit-it. ru; К вопросу о соглашениях акционеров // ЭЖ-Юрист. 2009. N 44.
Ключевой принцип, лежащий в основе нормирования юридической силы акционерного соглашения и имеющий прямой выход на вопрос о его «взаимодействии» с иными юридическими фактами, состоит в том, что акционерное соглашение является обязательным только для его сторон (п. 4 ст. 32.1 Закона об АО). Данное постулирование базируется на теоретической трактовке акционерного соглашения как обычного гражданско-правового договора (а значит, условия такого соглашения, хотя и затрагивающего корпоративную сферу, а не оборот, могут связывать лишь контрагентов) и, кроме того, продиктовано прагматическими соображениями, ибо иное видение «…могло бы создать условия для злоупотреблений, например оформление соглашения задним числом с тем, чтобы признать недействительным то или иное решение… а также привело бы к возникновению споров по соглашениям, которые затрагивают интересы третьих лиц и создают риски дестабилизации хозяйственного оборота» <6>. ——————————— <6> Доронин Ю. А. Договор о порядке осуществления прав участников хозяйственных обществ // Журнал российского права. 2009. N 10. С. 68.
Условно можно выделить внутренний (корпоративный) и внешний (с точки зрения потребностей гражданского оборота) аспекты проявления сформулированного принципа. Корпоративный аспект заключается в том, что нарушение акционерного соглашения не может служить основанием для признания недействительными решений органов общества (п. 4 ст. 32.1 Закона об АО). Это в полной мере согласуется с предписаниями по поводу обжалования решений общего собрания акционеров, совета директоров (наблюдательного совета) и коллегиального исполнительного органа, вводящими для признания таких решений недействительными условие о несоблюдении требований исключительно нормативных правовых актов РФ и устава общества (см. п. 7 ст. 49, п. 6 ст. 68, п. 3 ст. 70 Закона об АО). Идея «незыблемости» решений органов общества отражена и в разработанной под эгидой Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства Концепции развития гражданского законодательства РФ <7> (положения соглашений акционеров, — указывается в п. 4.1.11 разд. III — «не могут… служить основанием для признания недействительными решений органов хозяйственного общества»), а равно поддержана без каких-либо отступлений в выдвинутом в развитие названной Концепции проекте изменений в часть первую ГК РФ (далее — проект ГК) («нарушение корпоративного договора… не является основанием для признания недействительными решений органов общества» — п. 3 ст. 67.1). ——————————— <7> М.: Статут, 2009.
Стоит подчеркнуть, что разбираемое законоположение: 1) распространяется на решения любых органов акционерного общества (хотя, конечно же, в первую очередь оно сориентировано на акты высшего органа управления); 2) является безусловным (не знает никаких исключений), что, правда, не находит всеобщего одобрения. Так, на взгляд В. Кузнецова, «…законодателю… не следовало столь категорично исключать возможность влияния нарушения соглашения на действительность решения органов управления общества. Решение о допустимости (недопустимости) указанной зависимости должно приниматься с учетом характера отношений между акционерами, а также того, затрагиваются ли решением, принятым в нарушение условий соглашения, права и интересы третьих лиц» <8>. Интересно заметить, что, к примеру, в Германии несоблюдение договорных условий, в порядке исключения, все-таки может привести к недействительности корпоративного акта, если сторонами соглашения выступают все участники корпорации; недействительность решения собрания в данном случае, — справедливо замечает Х. Ода, — не противоречит «договорной природе акционерного соглашения, так как договоренности по голосованию, заключенные между всеми участниками, могут привести к таким же последствиям, что и акты корпоративного права, в той мере, в которой участники в одинаковой степени связаны обязательствами по соглашению» <9>. Мысль о дифференцированном подходе к формулированию корпоративных последствий нарушения акционерного соглашения (повышающем эффективность и привлекательность данного инструмента) не кажется крамольной и, полагаем, может быть легализована (но, во всяком случае, решение органа общества не должно признаваться недействительным, если это может повлечь нарушение прав и законных интересов третьих лиц). ——————————— <8> К вопросу о соглашениях акционеров // ЭЖ-Юрист. 2009. N 44. <9> Ода Х. Акционерные соглашения: осторожный шаг вперед // Вестник гражданского права. 2010. N 1. С. 155 — 156.
Следует заметить, что в проекте ГК содержится более расширенный набор действий общества, о порочности которых нельзя говорить при нарушении договоренностей участников: данное нарушение согласно п. 3 ст. 67.1 не является основанием для признания недействительными не только решений органов общества, но и совершенных обществом сделок. Приведенное уточнение представляется вполне обоснованным и нелишним (хотя и в настоящее время не вызывает сомнений невозможность признания недействительными сделок, совершенных обществом без учета условий корпоративных договоров). Второй (внешнего плана) ограничительный аспект действия акционерного соглашения, сопряженный с обеспечением устойчивости гражданского оборота, выражается в том, что договор, заключенный стороной акционерного соглашения в его нарушение, по общему правилу не может быть признан судом недействительным (п. 4 ст. 32.1 Закона об АО). Из обозначенного правила имеется исключение, когда все-таки может ставиться вопрос о недействительности заключенного стороной акционерного соглашения договора, — речь идет о ситуации, когда другая сторона по договору знала или заведомо должна была знать об ограничениях, предусмотренных акционерным соглашением <10>. Благодаря данному правилу (аналогичному положениям ст. 174 ГК РФ о последствиях ограничения полномочий на совершение сделки) «отвергаются» недобросовестное поведение контрагента и непроявление им должной осмотрительности. Из законодательства однозначно вытекает оспоримость совершенной в нарушение условий акционерного соглашения сделки, вследствие чего: ——————————— <10> В этом смысле можно говорить о некоторой условности тезиса об обязательности акционерного соглашения только для его сторон.
1) круг истцов по спорам о признании сделки недействительной и применении последствий недействительности является суженным (см. п. 2 ст. 166 ГК РФ) — с иском вправе обратиться лишь заинтересованная сторона акционерного соглашения; 2) срок исковой давности по указанным требованиям — сокращенный, составляющий один год со дня, когда истец узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной (п. 2 ст. 181 ГК РФ); этим обстоятельством по смыслу п. 4 ст. 32.1 Закона об АО является заключение договора в обход акционерного соглашения. Бремя доказывания осведомленности другой стороны по оспариваемому договору возлагается на истца. Понятно, что в условиях, когда стороны стремятся сохранить конфиденциальность заключенного ими акционерного соглашения, а предусмотренные законодательством «параметры» обязанности по информированию о заключении акционерного соглашения максимально ограниченны (соответствующее уведомление в силу п. 5 ст. 32.1 Закона об АО: а) направляется в императивном порядке лишь в общество; б) причем только такого, выпуск эмиссионных ценных бумаг которого сопровождался регистрацией их проспекта; в) касается лишь случаев, когда лицо приобретает право определять порядок голосования на общем собрании акционеров), доказать недобросовестность ответчика — нелегкая задача <11>. В этой связи в литературе высказываются различные предложения по поводу способов выявления осведомленности ответчика. В частности, плодотворным считаем утверждение А. Куделина о том, что информация об акционерном соглашении «может фиксироваться в реестре акционеров или в учетных регистрах депозитария (в том числе отражаться в выписке из лицевого счета/счета депо)… Было бы логичным признать, что информация о соглашении акционеров, содержащаяся в выписке… позволяет считать третьих лиц, ознакомившихся с такой выпиской, заведомо знающими об ограничениях (обременениях), установленных соответствующим соглашением» <12>. Это — приемлемый вариант «взаимной охраны» участников акционерного соглашения, не боящихся раскрыть его содержание. ——————————— <11> Мы не видим в этом серьезной проблемы, тем более, что логика как раз и состоит в поддержании стабильности оборота, а иное решение вопроса (переложение бремени доказывания на ответчика) создаст предпосылки для злоупотреблений в большей степени. Также укажем, что факт хранения обществом уведомлений о заключении акционерных соглашений (см. ст. 89 Закона об АО) сам по себе не может служить обоснованием непроявления должной осмотрительности (особенно, когда речь идет о третьих лицах, не являющихся акционерами и не имеющих доступ к хранимой обществом информации). <12> Куделин А. Акционерное соглашение по российскому праву. Часть II // Корпоративный юрист. 2009. N 11. С. 7 — 8.
Однако реализация данной рекомендации предполагает внесение изменений в нормативные акты, регламентирующие реестровую (учетную) деятельность регистратора (депозитария) (об отражении в инициативном порядке соответствующей информации и возможности ее исключения только при прекращении действия акционерного соглашения), даже несмотря на то, что они предусматривают фиксацию на счете зарегистрированного лица информации об обременении ценных бумаг обязательствами (см. пп. 3.3 и 7.6 Положения о ведении реестра владельцев именных ценных бумаг, утвержденного Постановлением ФКЦБ РФ от 2 октября 1997 г. N 27 <13>). Дело в том, что акционерное соглашение, предмет которого составляют не акции, а определенные действия (воздержание от них), порождает договорное обязательство, «обременяющее» не ценные бумаги, а лиц (стороны соглашения); по крайней мере из действующего законодательства противоположное не выводимо (ср., например, с положениями ГК РФ о залоге). Уместно заметить, что в Концепции развития законодательства о юридических лицах (п. 2.3 параграфа 3) прямо указывается, что условия соглашений участников не могут устанавливать не поименованное в законе обременение акций (долей участия). ——————————— <13> Вестник ФКЦБ России. 1997. N 7.
Невлияние факта нарушения акционерного соглашения на действительность корпоративных актов, а также сделок с третьими лицами отнюдь не превращает обязательство, порождаемое данным договором, в натуральное (т. е. в обязательство, права из которого не пользуются судебной защитой) <14>. Закон об АО в п. 7 ст. 32.1 четко указывает, что права сторон акционерного соглашения, основанные на этом соглашении, в том числе права требовать применения мер ответственности, подлежат судебной защите <15>. Данное положение развивает норму об обязательности акционерного соглашения для его сторон (п. 4 ст. 32.1 Закона об АО) и «поглощается» общим правилом о судебной защите нарушенных прав (п. 1 ст. 1, п. 1 ст. 11 ГК РФ) (и в этом плане можно говорить о его смысловой избыточности, поскольку в особых оговорках нуждаются не защищаемые права, а правомочия, не обеспечиваемые юрисдикционной охраной) <16>. ——————————— <14> Заслуживает поддержки предложение включить в ГК РФ положения о натуральном обязательстве: в проекте ГК оно дефинируется как обязательство, по которому требование кредитора не подлежит судебной защите (п. 1 ст. 308.3). <15> Сказанное вовсе не порочит рассмотрение акционерного соглашения как договора, который, по словам Г. Н. Хилла и К. Т. Хилла, позволяет «избежать конфликта интересов и судебных разбирательств по поводу реализации прав на управление…» (цит. по: Рублев В. В. Понятие и правовая характеристика акционерного соглашения как гражданско-правового договора, регулируемого гражданским законодательством Российской Федерации // Адвокат. 2010. N 10). <16> «В закреплении данной нормы, — резонно заключает А. Н. Борисов, — не видится особой необходимости, поскольку судебная защита гражданских прав определена в п. 1 ст. 1 части первой ГК РФ в качестве одного из основных начал гражданского законодательства» (Борисов А. Н. Комментарий к Федеральному закону от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (постатейный) // СПС «КонсультантПлюс»).
Значимым в свете изложенного является вопрос о правомерности понуждения стороны акционерного соглашения к исполнению обязательства в натуре. Многие авторы однозначно или осторожно склоняются в целом к положительному ответу <17>, констатируя вместе с тем очевидную проблематичность при реализации данного способа защиты. В частности, по словам Д. В. Ломакина, «…в связи с особенностью предмета акционерного соглашения в случае неисполнения его условий потерпевшая сторона практически лишена возможности использовать такой способ защиты нарушенных прав, как предъявление требования о присуждении исполнения обязательства в натуре. Практика применения английского права, допускающего понуждение к исполнению в натуре обязательств, порожденных акционерным соглашением, также показывает, что применение данного способа защиты сопряжено со значительными трудностями» <18>. ——————————— <17> Так, М. Каплоухий прямо относит к последствиям нарушения акционерного соглашения понуждение акционера исполнить обязательство в натуре (см.: Каплоухий М. Акционерные соглашения // www. gblplaw. ru). По мнению О. И. Сингур, «…стороны акционерного соглашения вправе в судебном порядке требовать от другой стороны акционерного соглашения исполнения обязательства по выкупу акций» (ответ на вопрос, подготовленный для СПС «КонсультантПлюс»). С точки зрения А. Куделина, «принуждение к исполнению в натуре является возможным, так как п. 7 ст. 32.1 Закона об АО допускает применение «иных мер ответственности в связи с нарушением акционерного соглашения» (Куделин А. Указ. соч. С. 8) (обратим внимание на полемичность приведенной ученым аргументации, поскольку квалификация понуждения к исполнению обязательства в натуре в качестве меры ответственности вызывает сопротивление). <18> Ломакин Д. В. Договоры об осуществлении прав участников хозяйственных обществ как новелла корпоративного законодательства // Вестник ВАС РФ. 2009. N 8. С. 19.
Действительно, трудно говорить о допустимости удовлетворения иска о понуждении должника к исполнению некоторых обязательств, возникающих из акционерного соглашения, прежде всего обязательства, связанного с голосованием на общем собрании акционеров (в ситуации состоявшегося голосования и при наличии запрета на признание недействительным принятого высшим органом управления решения) <19>. Тем не менее сущность некоторых других возможных обязанностей (в частности, приобретать или отчуждать акции при наступлении определенных обстоятельств), думается, не исключает применение анализируемого способа защиты. ——————————— <19> Хотя в зарубежных правопорядках иногда используется и иной подход. Так, «…в Германии, — пишет Х. Ода, — это возможно; суд вправе изменить волеизъявление ответчика в произошедшем голосовании. Однако, — замечает ученый, — в случае нарушения соглашений о порядке голосования, как правило, уже нет смысла использовать данное средство правовой защиты, так как процесс вынесения такого решения занимает слишком много времени» (Ода Х. Указ. соч. С. 158).
Прямо предусмотренным Законом об АО инструментом, призванным побудить участников акционерного соглашения к его соблюдению, является возможность установления на договорной основе способов обеспечения исполнения обязательств, вытекающих из акционерного соглашения (п. 7 ст. 32.1). Но полноценно задействовать арсенал «классических» способов обеспечения исполнения обязательств (не считая неустойки, которая, имея обеспечительную направленность, одновременно выступает формой гражданско-правовой ответственности) весьма затруднительно, ибо они (залог, поручительство, банковская гарантия, задаток) сориентированы исключительно или главным образом на стимулирование исполнения денежного обязательства, тогда как обязанности осуществлять определенным образом права, удостоверенные акциями, и (или) права на акции (а тем более воздерживаться от осуществления указанных прав) в большинстве своем денежными не являются. Применительно к задатку ситуация может измениться, если в жизнь будет воплощена идея, заложенная в проекте ГК (п. 5 ст. 380), о правомерности в случаях, установленных законом, обеспечения задатком иных (нежели договорные денежные) требований (естественно, при условии параллельного отнесения неисполнения акционерного соглашения к «установленным случаям»). Названные обеспечительные меры, таким образом, могут оказаться полезными при закреплении в акционерном соглашении обязанностей денежного характера, к примеру обязанности передавать другим участникам дивиденды или иные выплаты, полученные в связи с участием в корпорации. О возможности включения данной обязанности в акционерное соглашение непосредственно упоминается в Концепции развития гражданского законодательства РФ (п. 4.1.11 разд. III). Тем не менее говорить о ее буквальном соответствии легальным характеристикам предмета акционерного соглашения (согласованное осуществление действий, связанных с управлением обществом, с его деятельностью, реорганизацией и ликвидацией) не приходится <20>. Симптоматично, что ни в Законе об АО, ни в проекте ГК анализируемая обязанность не фигурирует. Подчеркнем, что дискуссионность затронутого вопроса (может ли анализируемая обязанность порождаться собственно акционерным соглашением) совершенно не опосредует вывод о недопустимости достижения договоренности о перераспределении имущественных выгод от участия в обществе <21>. ——————————— <20> Данный вывод, по нашему мнению, относится и к установлению в корпоративном договоре платы одной стороны другой за совершение последней какого-либо действия, например за голосование определенным образом. Выражая волеизъявление на общем собрании, хотя и по согласованию с другими участниками общества, акционер реализует собственное право, причем в своих интересах (пусть и совпадающих с интересами контрагентов по акционерному соглашению). Признак возмездности в его традиционном понимании (наличие встречного предоставления) не вполне вписывается в рамки конструкции акционерного соглашения (по крайней мере в «официальной» версии) как общецелевого договора. В литературе обосновывается и иной подход (см., например: Нестолий В. Г. Комментарий к Федеральному закону от 3 июня 2009 г. N 115-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об акционерных обществах» и статью 30 Федерального закона «О рынке ценных бумаг» // Налоговый вестник: комментарии к нормативным документам для бухгалтеров. 2009. N 8; Фроловский Н. Г. К вопросу об отдельных элементах корпоративных соглашений // Цивилист. 2010. N 2). <21> Хотя «заключение договора о перераспределении дивидендов… неизбежно влечет дополнительные финансовые потери, в том числе налоговые» (Никифоров И., Булгаков И., Нохрина М. Соглашение между акционерами в российском праве: есть ли альтернатива? // www. epam. ru).
Помимо прочего, руководствуясь положениями п. 1 ст. 329 ГК РФ, стороны могут сами «придумать» способы обеспечения исполнения обязательств из акционерного соглашения. Вторым и, пожалуй, наиболее действенным механизмом «подталкивания» сторон акционерного соглашения к его исполнению является возможность установления в акционерном соглашении мер гражданско-правовой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств (см. п. 7 ст. 32.1, п. 5 ст. 69 Закона об АО). Законодатель, оставляя открытым перечень таких мер (что разумно), называет некоторые из них: 1) возмещение причиненных нарушением соглашения убытков — форма ответственности, имеющая, как известно, универсальный для гражданского права характер; хотя ее применение, с учетом предмета акционерных соглашений, сопряжено с серьезными трудностями доказывания, причем не только размера убытков, но и факта их наличия; 2) взыскание неустойки (штрафа, пеней) — достаточно «удобная» с точки зрения потерпевшего мера ответственности, ибо по требованию об уплате неустойки он освобождается от обязанности доказывать причинение ему убытков (п. 1 ст. 330 ГК РФ); эффективность неустойки вместе с тем несколько «тускнеет» по причине возможности ее уменьшения судом по правилам ст. 333 ГК РФ; 3) выплата компенсации, представляющей собой денежную сумму, определенную сторонами в твердой величине либо определяемую в порядке, указанном в акционерном соглашении; важно подчеркнуть, что помещение выплаты компенсации в один ряд с возмещением убытков и взысканием неустойки указывает на признание ее законодателем в качестве самостоятельной меры ответственности <22>. ——————————— <22> Вопрос о природе разбираемой компенсации является дискуссионным и пока не нашел достаточного освещения. В любом случае данная санкция (хотя бы по причине названия) имеет компенсаторную, а не штрафную направленность. Кроме того, вряд ли получит поддержку в судебной практике возможность одновременного взыскания неустойки и компенсации.
«Общим местом» рассуждений современных ученых и практиков является фокусирование внимания на отмеченных «слабых местах» традиционных мер ответственности — возмещения убытков и взыскания неустойки. По этой причине основные «надежды» связываются с использованием третьей из обозначенных форм ответственности, внедрение которой в законодательство, видимо, и стало реакцией на запрос предпринимательской среды получить более работоспособный инструмент влияния на контрагента-нарушителя — в ракурсе облегченного режима доказывания и недопустимости произвольного снижения размера ответственности. «На практике, — замечают И. Корнев и В. Арутюнян, — компенсация при условии, что ее размер не будет уменьшаться судами в произвольном порядке, сможет стать существенной гарантией исполнения акционерного соглашения его сторонами» <23>; «…невозможность снижения размера компенсации по правилам о неустойке, — подчеркивает В. Кузнецов, — позволяет расценивать такой институт в качестве эффективного средства защиты интересов сторон соглашения. Данный вывод… с учетом проблем, существующих в связи с применением ст. 333 ГК РФ, видится единственно возможным» <24>. ——————————— <23> Корнев И., Арутюнян В. Акционерное соглашение: заключение, содержание и исполнение // Корпоративный юрист. 2010. N 1. <24> К вопросу о соглашениях акционеров // ЭЖ-Юрист. 2009. N 44.
Однако оба названных «привлекательных» момента не следуют для компенсационного механизма явным образом. Касательно бремени доказывания — из действующего законодательства вовсе не вытекает «усеченный» состав оснований для привлечения нарушителя акционерного соглашения к ответственности в форме выплаты компенсации. Применительно же к неустойке, повторимся, в ГК РФ четко оговорено отсутствие необходимости для истца доказывать причинение ему убытков. Примечательно, что аналогичный подход (непосредственного нормирования изъятий из общих правил об условиях наступления гражданско-правовой ответственности) избран законодателем и в отношении выплаты компенсации (вместо возмещения убытков) при нарушении исключительного права правообладателя на результат интеллектуальной деятельности: в п. 3 ст. 1252 ГК РФ специально заявляется, что компенсация подлежит взысканию при доказанности факта правонарушения, при этом правообладатель, обратившийся за защитой права, освобождается от доказывания размера причиненных ему убытков. Сказанное не позволяет по формальным соображениям присоединиться к выводам Д. В. Ломакина (абсолютно рациональным по существу, а потому, как представляется, нуждающимся в законодательном закреплении) о том, что «фиксация в акционерном соглашении денежной компенсации в твердой сумме, подлежащей выплате в случае нарушения обязательств, порожденных таким соглашением, по существу означает установление так называемых твердых или условных убытков. В данной ситуации при нарушении договорных обязательств участники акционерного соглашения …освобождаются от необходимости обосновывать величину причиненных убытков…» <25>. ——————————— <25> Ломакин Д. В. Указ. соч. С. 19.
Тезис об априорной невозможности уменьшения компенсации, поскольку «ее следует отличать от неустойки… и размер ее не может быть изменен судом по правилам ст. 333 ГК» <26>, также оказывается несколько поверхностным и уязвимым: ——————————— <26> Корнев И., Арутюнян В. Указ. соч.
а) самостоятельность выплаты компенсации как меры ответственности (ее несводимость к взысканию неустойки) сама по себе не является «гарантией» для отказа в применении предписаний ст. 333 ГК РФ в порядке аналогии. Наглядный пример тому — распространение данных положений на случаи взыскания процентов за пользование чужими денежными средствами, уплачиваемых при неисполнении или просрочке исполнения денежного обязательства (см. п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ от 8 октября 1998 г. N 13/14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» <27>); причем данный вывод сделан высшими судебными инстанциями со ссылкой на компенсационную природу процентов, взимаемых в силу ст. 395 ГК РФ; вряд ли можно говорить об отсутствии такой природы у компенсации, предусмотренной п. 7 ст. 32.1 Закона об АО. ——————————— <27> Вестник ВАС РФ. 1997. N 11.
Не порочат утверждения о принципиальной возможности уменьшения компенсации за нарушение акционерного соглашения и выводы судебной практики о недопустимости применения ст. 333 ГК РФ по аналогии к взысканию компенсации с нарушителя исключительных прав (см. п. 14 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13 декабря 2007 г. N 122 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности» <28>), поскольку данные выводы основываются не на «автономности» компенсации и неустойки как мер ответственности, а на существовании специального регулирования в части определения конкретной суммы компенсации лишь в пределах, установленных законом (а не соглашением сторон!), что в силу п. 1 ст. 6 ГК РФ исключает использование приема аналогии закона; ——————————— <28> Вестник ВАС РФ. 2008. N 2.
б) некоторые сомнения вызывают целесообразность и справедливость безусловного запрета на снижение судом размера компенсации, ибо это, как и в случае с неустойкой, «открывает возможность для «перелива» значительных средств за нарушение соглашения акционеров без какого-либо судебного контроля, что может нанести существенный вред деятельности юридических лиц, руководство которых заключило такого рода соглашения» <29> (другое дело, что уменьшение компенсации должно носить исключительный и мотивированный характер). Кстати, ни Концепция развития гражданского законодательства РФ (см. п. 3.4.3 разд. V), ни проект ГК (см. ст. 333 в новой редакции) не пошли на отмену правила об уменьшении судом неустойки, ограничившись предложением о таком уменьшении лишь по заявлению должника <30>. Помимо прочего, и размер компенсации, взимаемой при нарушении исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности, поставлен под судебный контроль: невзирая на установление законом пределов компенсации, ее конкретный размер определяется судом, исходя из оценочных критериев — характера нарушения и иных обстоятельств дела, а равно требований разумности и справедливости (см. п. 3 ст. 1252, ст. 1301, ст. 1311, п. 4 ст. 1515, п. 2 ст. 1537 ГК РФ). ——————————— <29> Доронин Ю. А. Указ. соч. С. 67. <30> Кстати сказать, и данная «полумера» является юридически небезупречной, так как она противоречит правовой позиции Конституционного Суда РФ, разъяснившего, что «предоставленная суду возможность снижать размер неустойки в случае ее чрезмерности по сравнению с последствиями нарушения обязательств является одним из правовых способов… которые направлены… по существу, на реализацию требования ст. 17 (ч. 3) Конституции РФ. Именно поэтому в ч. 1 ст. 333 ГК РФ речь идет не о праве суда, а, по существу, о его обязанности установить баланс между применяемой к нарушителю мерой ответственности и оценкой действительного (а не возможного) размера ущерба, причиненного в результате конкретного правонарушения…» (Определение от 21 декабря 2000 г. N 263-О).
Библиографический список
1. Борисов А. Н. Комментарий к Федеральному закону от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (постатейный) // СПС «КонсультантПлюс». 2. Вавулин Д. А., Федотов В. Н. Правовые основы акционерного соглашения // Право и экономика. 2009. N 8. 3. Доронин Ю. А. Договор о порядке осуществления прав участников хозяйственных обществ // Журнал российского права. 2009. N 10. 4. Корнев И., Арутюнян В. Акционерное соглашение: заключение, содержание и исполнение // Корпоративный юрист. 2010. N 1. 5. Корпоративное право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М.: Юрайт, 2009. 6. Куделин А. Акционерное соглашение по российскому праву. Часть II // Корпоративный юрист. 2009. N 11. 7. Ломакин Д. В. Договоры об осуществлении прав участников хозяйственных обществ как новелла корпоративного законодательства // Вестник ВАС РФ. 2009. N 8. 8. Нестолий В. Г. Комментарий к Федеральному закону от 3 июня 2009 г. N 115-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об акционерных обществах» и статью 30 Федерального закона «О рынке ценных бумаг» // Налоговый вестник: комментарии к нормативным документам для бухгалтеров. 2009. N 8. 9. Никифоров И., Булгаков И., Нохрина М. Соглашение между акционерами в российском праве: есть ли альтернатива? // www. epam. ru. 10. Никологорская Е. И. Защита группового интереса в акционерных правоотношениях: теоретические предпосылки и новеллы законодательства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 7. 11. Ода Х. Акционерные соглашения: осторожный шаг вперед // Вестник гражданского права. 2010. N 1. 12. Рублев В. В. Понятие и правовая характеристика акционерного соглашения как гражданско-правового договора, регулируемого гражданским законодательством Российской Федерации // Адвокат. 2010. N 10. 13. Фроловский Н. Г. К вопросу об отдельных элементах корпоративных соглашений // Цивилист. 2010. N 2.
