Желонкин Сергей Сергеевич, преподаватель кафедры гражданского права Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук. Специалист по гражданскому законодательству.
Родился 6 ноября 1977 г. в г. Омске. В 1999 г. окончил Дальневосточный юридический институт МВД России.
Автор (соавтор) ряда научных публикаций (статей, книг, иных материалов по правовой тематике).
В статье анализируются конфискационные последствия недействительности сделки, предусмотренные ст. 169 Гражданского кодекса РФ. Автор приходит к выводу, что проблема надлежащего соотношения частного и публичного права в гражданском законодательстве выходит далеко за пределы института недействительности сделок.
Confiscatory consequences of antisocial transactions: the parity of private and public interests
S. S. Zhelonkin
The article deals with confiscatory consequences of invalidity of transactions provided by Art. 169 of the Civil Code of the Russian Federation. The author comes to the conclusion that the problem of the appropriate parity between private and public law in the civil legislation goes far beyond the concept of invalidity of transactions.
В системе недействительных сделок законодатель всегда выделял круг особо опасных для общества и государства недействительных сделок, для которых характерны жесткие карательные последствия в форме взыскания в доход государства всего полученного по сделке.
Для обозначения недействительной сделки, совершенной с целью, противной интересам социалистического государства и общества, еще в 1965 г. впервые был введен в научный оборот термин «антисоциальная сделка» [1. С. 127].
Долгое время термин «антисоциальная сделка» не использовался ни законодателем, ни большинством ученых-цивилистов, хотя многократно встречался в литературе. Однако в последнее время он прочно вошел в терминологический аппарат как науки гражданского права, так и правоприменительной практики. Так, Конституционный Суд РФ в своем Определении от 8 июня 2004 г. N 226-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы открытого акционерного общества «Уфимский нефтеперерабатывающий завод» на нарушение конституционных прав и свобод ст. 169 Гражданского кодекса Российской Федерации и абзацем третьим п. 11 ст. 7 Закона Российской Федерации «О налоговых органах Российской Федерации» вводит понятие антисоциальной сделки как сделки, совершаемой с целью, противной основам порядка и нравственности, которая может быть признана недействительной в соответствии со ст. 169 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ). Пленум ВАС РФ 10 апреля 2008 г. принял Постановление N 22 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации», в котором предлагается под антисоциальными сделками понимать не просто сделки, не соответствующие требованиям закона или иных правовых актов, а сделки, нарушающие основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической, экономической организации общества и его безопасности, нравственные устои. Таким образом, термин «антисоциальная сделка» используется для обозначения недействительной сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ).
Одной из основных задач для Российской Федерации на современном этапе является обеспечение нормального и стабильного функционирования гражданского оборота.
Будучи одним из важнейших элементов системы гражданского права, институт сделки имеет большое значение для регулирования и стабилизации экономических отношений. Именно сделка придает стихийным экономическим отношениям правовую упорядоченность и предоставляет возможность участникам гражданского оборота действовать в юридически равных условиях, являясь при этом тем правовым средством регулирования экономической системы государства, при помощи которого согласовывается воля субъектов экономической деятельности, учитываются реальные потребности и интересы членов всего общества.
Однако сделки не всегда влекут те юридические последствия, на которые направлена воля сторон. Такая ситуация возникает, в частности, если они противны основам правопорядка и нравственности.
Следует отметить, что увеличение числа дел, связанных с недействительностью сделок, может негативным образом сказаться на развитии экономики нашего государства. Очевидно, что сам факт существования недействительных сделок неблагоприятно отражается на экономических отношениях, ставит под угрозу формирование необходимых для полноценной жизнедеятельности общества условий, а правоприменительная практика по исковым требованиям о признании сделок недействительными и применении последствий их недействительности нередко является противоречивой.
ГК РФ в гл. 15 содержит норму (ст. 243), регламентирующую конфискацию как санкцию за совершение преступления или гражданского либо административного правонарушения. Примечательно, что в проекте Федерального закона N 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» в редакции, принятой в первом чтении Государственной Думой РФ 27 апреля 2012 г., конфискация как санкция сохранила свое место в гл. 19 «Прекращение права собственности» (ст. 269).
В качестве меры гражданско-правовой ответственности конфискация может быть применена судом при определении последствий недействительности сделок, предусмотренных ст. ст. 169 и 179 ГК РФ. Необходимо отметить, что и в этих случаях конфискация может последовать за осуждением нарушителя в порядке уголовного или административного производства, поскольку действия, указанные в данных статьях, могут быть и публично-правовыми деликтами, в том числе преступлениями.
Однако в п. 5.2.2 раздела II Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации обращено внимание на необходимость уточнения положений относительно последствий сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ): вместо изъятия в доход государства всего полученного по сделке предложено предусмотреть возможность применения общих последствий при недействительности указанных сделок (двусторонней реституции). В то же время указанное изъятие должно применяться как альтернативное последствие недействительности сделки лишь в ограниченном числе случаев, прежде всего когда то или иное общественно неприемлемое имущественное деяние не получает адекватной санкции в уголовном или административном праве. Мы разделяем точку зрения одного из специалистов, считающего, что данное положение Концепции свидетельствует о существенной восполнительной ценности гражданско-правового регулирования [2].
Приведенные положения Концепции в отношении ст. 169 ГК РФ нашли воплощение в предлагаемой проектом редакции этой статьи. Объем этой нормы планируется существенно сократить за счет исключения ряда правил о специальных последствиях недействительности сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности. По существу, речь идет об известном смягчении существующих ныне предписаний ст. 169 ГК РФ. В отношении же ст. 179 ГК РФ такое последствие недействительности сделки, как конфискация, изъято из содержания ст. 179 ГК РФ (ст. 178 Проекта).
Хотя применение конфискационных санкций в рамках отечественного гражданского права допускается ст. 243 ГК РФ (ст. 269 Проекта), такое положение получило далеко не однозначную оценку. Объясняется это тем, что конфискация является санкцией за совершенные преступления и административные правонарушения. Изъятие же имущества в рамках гражданского права является специфическим юридическим явлением. В связи с этим возникает вопрос о правомерности такой санкции.
В юридической литературе правовая природа взыскания всего полученного по недействительной сделке в доход государства, осуществляемого принудительно и безвозмездно, определяется различным образом. Так, в период действия ГК РСФСР 1922 г. взыскание предоставленного по недействительной сделке в доход государства иногда рассматривалось в качестве реализации обязательства из неосновательного обогащения, с той лишь разницей, что кредитором в этом обязательстве выступает не другая сторона сделки, а государство. На первый взгляд эта позиция находила формальное подтверждение и в тексте закона, а именно в ст. ст. 147, 149 и 150 ГК РСФСР, нормы которых, не допуская реституции в отношении одной или обеих сторон недействительной сделки, устанавливали, что не истребованное у другой стороны неосновательное обогащение взыскивается в доход государства. При этом в названных статьях содержалась прямая отсылка к ст. 402 ГК РСФСР, расположенной в разделе об обязательствах из неосновательного обогащения.
Вместе с тем слабым местом подобной квалификации было и является игнорирование того обстоятельства, что кондикционное притязание принадлежит тому, за чей счет произошло неосновательное обогащение (потерпевшему); государство же в данном случае таковым не является, в данном случае нет обязательства из неосновательного обогащения, поскольку за счет государства приобретатель не обогащается, а тот, чье имущество им неосновательно приобретено, не вправе требовать его компенсации.
Неудивительно, что рассматриваемая точка зрения не получила широкой поддержки даже в период действия ГК РСФСР 1922 г., не говоря уже о времени после принятия ГК РСФСР 1964 г., упразднившего в соответствующих статьях всякое упоминание о неосновательном обогащении.
По мнению большинства ученых, взыскание в доход государства представляет собой конфискацию, осуществляемую в гражданско-правовом порядке, а термин «конфискационные последствия» используется применительно к недопущению реституции в отечественной науке довольно давно. Действительно, применительно к теме недействительности сделок термины «недопущение реституции» и «конфискация» в литературе все чаще употребляются как равнозначные.
Между тем существует такая точка зрения, что подобное смешение представляется неправильным: «Отпадение права реституции и взыскание полученного другой стороной в доход государства — это взаимосвязанные, но вместе с тем самостоятельные правовые последствия» [3. С. 53; 4. С. 238].
Различие между рассматриваемыми мерами, по крайней мере на терминологическом уровне, проводилось довольно четко еще в ГК РСФСР 1922 г. Устанавливалось, что недобросовестная сторона (ст. ст. 149 и 150) или вообще ни одна из сторон (ст. 147) не вправе требовать от другой возврата исполненного по договору. Этой формулой выражалось то, что мы называем недопущением реституции. Следующее за этим указание — неосновательное обогащение взыскивается в доход государства — обозначало то, что мы именуем конфискацией. Поскольку, однако, обе эти меры в указанных нормах ГК РСФСР 1922 г. шли «рука об руку» в том смысле, что одна неизбежно, автоматически предполагала другую, их различие стало постепенно затушевываться и в последующих кодификациях уже не получило отражения. Так, действующий ГК РФ (ст. ст. 169, 179) ничего не говорит о явлении, обозначаемом термином «недопущение реституции» (понятие, оставшееся в настоящее время сугубо доктринальным), но только об обращении имущества в доход государства.
Современная практика применения указанной нормы наглядно иллюстрирует, что правоприменитель также отождествляет эти понятия, указывая, в частности, на то, что «…в случае недопущения реституции, прежде чем обратить в доход государства имущество, перешедшее от участника сделки к другому лицу, необходимо соблюсти права и интересы добросовестного приобретателя имущества».
В научной литературе существует позиция, согласно которой конфискация неизвестна гражданскому праву как санкция за совершенное гражданское правонарушение, а является санкцией за совершенные преступления и административные правонарушения, целью применения которой является устранение неблагоприятных имущественных последствий такого рода действий.
Существует также мнение, что изъятие имущества в доход государства является штрафом. Были определены идеи о разновидности штрафной санкции [5. С. 97; 6. С. 117, 118]. Оппоненты этой точки зрения считали, что это не ответственность, поскольку для применения штрафных мер в данном случае не может иметь значение наличие вреда [7. С. 159].
Имущественные последствия в виде недопущения реституции и обращения имущества в доход государства должны применяться взаимосвязанно, причем лишь в отношении участника сделки, действовавшего виновно. Существенное значение для применения таких последствий имеет вина в форме умысла. Следовательно, при недействительности сделки по основаниям, предусмотренным ст. 169 ГК РФ, правовое положение недобросовестного участника, в отношении которого не допускается реституция, характеризуется отсутствием у него права на защиту.
По нашему мнению, такое законодательное решение вызвано не стремлением защитить имущественные интересы получателя, о чем свидетельствует тот факт, что все полученное последним по сделке поступает в конечном счете в доход государства, а, будучи направленным против недобросовестной стороны, выполняет исключительно функцию наказания и выступает, таким образом, мерой ответственности в виде отказа в защите права в связи со злоупотреблением им.
При анализе правовой природы конфискации имущества, полученного по недействительной сделке, не может не возникнуть вопрос о том, насколько эта мера вписывается в систему частноправовых институтов. В последнее время в юридической литературе все чаще стала высказываться точка зрения, что недопустимость реституции, т. е. взыскания всего полученного по недействительной сделке в доход государства, находится уже за рамками частноправового интереса потерпевшего и является мерой публичного воздействия на нарушителя публичных интересов: «Установление указанных мер в Гражданском кодексе РФ необоснованно и излишне» [8. С. 80].
Ряд авторов считает, что в плане дальнейшего совершенствования гражданского законодательства необходимо исключить из ГК РФ нормы о конфискации при недействительности сделок как не соответствующие основным началам гражданского права в силу своей публично-правовой природы.
Такая позиция основана на том, что особенностью отношений, регулируемых гражданским правом, является то, что они возникают между равноправными и независимыми субъектами, что предполагает невмешательство одних субъектов права в отношения других.
Являясь ярым сторонником исключения рассматриваемой нормы из ГК РФ в связи с ее публичностью как не соответствующей началам гражданского права, один из специалистов указывает, что «…существование в Гражданском кодексе РФ данной санкции, введенной впервые в отечественное законодательство с принятием ГК РСФСР 1922 г. в целях борьбы с эксплуататорскими классами, в современных условиях ничем не оправдано, а поэтому данная санкция как архаизм должна быть исключена из Гражданского кодекса» [9. С. 41, 42]. Действительно, некоторые современные авторы отмечают публично-правовой характер конфискации при недействительности сделок, но делают это без должной четкости или последовательности. Так, было указано, что применение конфискационных санкций по ст. ст. 169 и 179 ГК РФ «…выходит за пределы ответственности по гражданско-правовому обязательству» [10. С. 513]. Было также отмечено, что эти санкции выступают как элементы публичного в частном праве [11. С. 340, 342]. Другой специалист пишет, что конфискация при недействительности сделок — «…это административно-правовая мера, не характерная для института сделок. Она не имманентна природе сделок…», в то же время делает неожиданный вывод об обоснованности закрепления этой меры в ГК РФ [12. С. 322].
В последнее время, однако, встречаются более определенные высказывания в пользу публичного характера предусмотренной ст. 169 ГК РФ санкции. О ней говорится и как об административной мере, и как о «типичной уголовной санкции». Несмотря на это, большинством цивилистов конфискация предоставленного по недействительным сделкам все-таки рассматривается как мера гражданско-правовой ответственности, хотя бы и в качестве ее особого вида. Так, обращая внимание на то, что данная мера представляет собой ответственность участников гражданского правоотношения не друг перед другом, а перед государством, ученые-юристы отмечают лишь особенность так называемой конфискационной модели — одной из моделей субъектной композиции гражданско-правовой ответственности [13. С. 506]. Верно подчеркивая штрафной характер конфискации при недействительности сделок, не свойственный гражданско-правовым охранительным средствам, другой специалист вместе с тем утверждал, что эта мера представляет собой гражданско-правовой метод борьбы с противозаконными сделками [14. С. 113 — 116].
Оценивая правомерность применения специальных последствий недействительности сделок, выраженных во взыскании полученного или причитающегося в доход государства, необходимо обозначить следующее: аргумент о несоответствии конфискации частному характеру гражданского права является ярким примером теоретического спора о разграничении права частного и публичного. В связи с этим необходимо отметить, что любая классификация имеет достаточно условный характер, поэтому невозможно выработать однозначные критерии, позволяющие установить четкие границы между исследуемыми явлениями, а также условия, при которых меры публично-правового характера могут быть применены в рамках частного права. Соответственно, возможность использования конфискации в гражданском праве не следует ставить в зависимость от разрешения теоретического спора.
Разумно исходить из оправданности ее применения в рамках конкретных ситуаций. Ведь если конфискация, являющаяся по своей природе мерой публично-правового характера, применяется обоснованно, то сама по себе вряд ли способна подорвать частноправовую природу гражданского права.
В настоящее время гражданское законодательство уже не является исключительно частным, поскольку в его содержание включено немало публично-правовых норм. Так, наряду с частноправовыми санкциями, направленными на восстановление нарушенного субъективного права потерпевшего, гражданское законодательство предусматривает публично-правовые санкции, обеспечивающие публичный порядок, например, принудительная ликвидация юридического лица (абз. 2 п. 2 ст. 61 ГК РФ), нормы о сносе самовольной постройки (ст. 222 ГК РФ). В четвертой части ГК РФ мы также сталкиваемся с санкциями публично-правового характера. Это, например, изъятие контрафактных материальных носителей из оборота и их уничтожение (п. 4 ст. 1252), изъятие из оборота, уничтожение или обращение в доход государства материалов и устройств, используемых или предназначенных главным образом для нарушений прав интеллектуальной собственности (п. 5 ст. 1252).
Поэтому само по себе наличие в ГК РФ конфискационной нормы не является юридическим нонсенсом [15]. Оценка правильности такого законодательного решения зависит от того, обеспечивает ли оно наиболее эффективное достижение той цели, ради которой принята конфискационная норма.
Так, в п. 8 введения Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации констатируется наличие публичных элементов в гражданском праве и указывается на поиск баланса между названными и частными элементами гражданского права. Как было верно замечено, само по себе отмеченное наличие публичных элементов является проявлением межотраслевых связей гражданского и публичного права [2].
Безусловно, Концепция предполагает существование межотраслевых связей, когда гражданско-правовые и публично-правовые инструменты совместно (параллельно) применяются в экономической сфере. Например, в п. 8 введения Концепции указано: «Концепция исходит в целом из того, что гражданское право является правом частным и частноправовой метод регулирования должен в нем преобладать, что не исключает применения средств воздействия публичного (административного, уголовного) права, предусмотренных соответствующим законодательством».
Таким образом, наличие в институте недействительности сделок норм публично-правового характера — это лишь часть проблемы надлежащего соотношения частного и публичного права в гражданском законодательстве, которая по своей глубине и важности выходит далеко за пределы этого института.
Список литературы
1. Гражданский кодекс РСФСР: Учеб.-практ. пособие / Отв. ред. О. А. Красавчиков. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1965. Ч. 1. С. 431.
2. Челышев М. Ю. Вопросы межотраслевых связей гражданского права в Концепции развития гражданского законодательства и проекте Гражданского кодекса Российской Федерации // Гражданское право. 2011. N 1. С. 3 — 7.
3. Генкин Д. М. Недействительность сделок, совершенных с целью, противной закону // Ученые записки ВИЮН. М.: Юрид. изд-во МЮ СССР, 1947. Вып. 5. С. 40 — 57.
4. Советское гражданское право: Учебник / Под ред. Д. М. Генкина. М.: Госюриздат, 1950. Т. 1. С. 495.
5. Новицкий И. Б. Сделки. Исковая давность. М.: Госюриздат, 1954. С. 247.
6. Хейфец Ф. С. Недействительность сделок по российскому гражданскому праву. М.: Юрайт-М, 2001. С. 629.
7 Рабинович Н. В. Недействительность сделок и ее последствия. Л.: ЛГУ, 1960. С. 171.
8. Шестакова Н. Д. Недействительность сделок. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2008. С. 358.
9. Тузов Д. О. Общие вопросы недействительности сделок в проекте Концепции совершенствования Гражданского кодекса Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2009. N 6. С. 6 — 42.
——————————————————————
КонсультантПлюс: примечание.
Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского «Договорное право. Общие положения» (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации — Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).
——————————————————————
10. Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. М.: Статут, 2009. 847 с.
11. Тихомиров Ю. А. Современное публичное право: Монографический учебник. М.: ЭКСМО, 2008. С. 448.
12. Егоров Ю. П. Правовой режим сделок как средств индивидуального регулирования: Дис. … докт. юрид. наук. Екатеринбург, 2004. С. 475.
13. Илларионова Т. И., Кириллова М. Я., Красавчиков О. А. и др. Советское гражданское право: Учебник: В 2-х т. / Под ред. О. А. Красавчикова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высш. шк., 1985. Т. 1. С. 544.
14. Ташкер И. Г. Некоторые вопросы недействительности противозаконных сделок // Советское государство и право. 1958. N 8. С. 113 — 116.
15. Романец Ю. В. Сделки, противные основам правопорядка и нравственности (этический и правовой аспекты) // Вестник гражданского права. 2009. N 2. С. 188.
