Вопросы договорной справедливости в отечественной судебной практике
(Богданов Д. Е.) («Российский судья», 2012, N 12)
ВОПРОСЫ ДОГОВОРНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ <*>
Д. Е. БОГДАНОВ
——————————— <*> Bogdanov D. E. Issues of contractual justice in Russian judicial practice.
Богданов Дмитрий Евгеньевич, доцент кафедры гражданского права Российской правовой академии Минюста России, кандидат юридических наук, доцент.
Автор статьи в процессе анализа отечественной судебной практики выявляет особенности, влияющие на формирование содержания договора с позиции принципа справедливости, и полагает, что российские суды способны ориентировать участников гражданского оборота на достижение социальной справедливости.
Ключевые слова: Гражданский кодекс, судебная практика, договор, принцип справедливости.
The author of the article in the process of analysis of the Russian judicial practice reveals the peculiarities influencing formation of the contents of contract from the stance of principle of justice and believes that Russian courts cannot direct participants of civil turnover to achievement of social justice.
Key words: Civil Code, judicial practice, contract, principle of justice.
Есть основания утверждать, что в настоящее время происходит формирование новой цивилистической парадигмы — социализированного гражданского права. Данный эволюционный процесс проявляется как в том, что наметился отход от крайностей позитивистского понимания сущности права, так и в том, что доктрина и правоприменительная практика все более ориентируются на социальные стандарты справедливости и добросовестности, а не только на букву закона. Как отмечает в этой связи Роберт Алекси, «все теории позитивизма исходят из разделительного тезиса, согласно которому понятию права должно быть дано определение, не включающее в себя моральных элементов. Разделительный тезис предполагает отсутствие терминологической связи между правом и моралью, между тем, что право предписывает, и тем, что требует справедливость, или, иными словами, между правом как оно есть и тем, каким оно должно быть. Таким образом, в распоряжении позитивизма остаются лишь два элемента для определения права: надлежащее или авторитетное установление права и его социальная действенность (эффективность)» <1>. Так, один из патриархов позитивизма Ганс Кельзен считал, что всякое произвольное содержание может быть правом <2>. ——————————— <1> Алекси Р. Понятие и действительность права (ответ юридическому позитивизму). М., 2011. С. 3 — 4. <2> Чистое учение о праве Ганса Кельзена: Сб. переводов. Вып. 2. М., 1988. С. 74.
Напротив, противники позитивизма «исходят из соединительного тезиса, согласно которому понятию права должно быть дано определение, включающее в себя моральные элементы» <3>. Применительно к теме настоящего исследования это означает: должны ли правоприменители лишь руководствоваться буквой закона и буквальным текстом договора для обеспечения стабильности договорных отношений либо наряду с названной задачей осуществлять контроль над договорными условиями, при необходимости вторгаясь в договор в целях блокирования его несправедливых условий? ——————————— <3> Алекси Р. Указ. соч. С. 4.
Естественно, что проблема допустимости судебного интервенционизма является трудноразрешимой, поскольку направлена на установление баланса между такими основополагающими ценностями, как стабильность договора и его справедливость. В иностранной литературе уже неоднократно высказывалась следующая позиция: не настало ли время заменить или дополнить принцип «свободы» принципом «справедливости» договора, поскольку «задачи современного договорного права заключаются в том, чтобы осуществить на практике «договорную справедливость», а также защитить более слабую сторону в договоре, обязывать партнеров учитывать интересы друг друга и побуждать их строить свои договорные отношения на основе сотрудничества и добросовестности» <4>? ——————————— <4> Цвайгерт К., Кетц Х. Сравнительное частное право: В 2 т. Деликт: пер. с нем. М., 2010. Т. 1. Основы. Т. 2. Договор. Неосновательное обогащение. С. 328 — 329.
Указанная задача может быть решена лишь в том случае, если суду будет предоставлена возможность вторжения в договор в целях оценки его условий на соответствие социальным стандартам справедливости и добросовестности. Как отмечает в этой связи Андреа Д’Анджело, применительно к договорной справедливости следует утверждать о приоритете этических ценностей над решениями позитивного права <5>. ——————————— <5> D’Angelo A. La Buona Fede // IL Contratto in Generale. T. 4 / Trattato di Diritto Privato. Torino, 2000. P. 156.
Необходимо отметить, что в юридической доктрине и правоприменительной практике стран Запада при рассмотрении вопроса о справедливости договора внимание фокусируется на двух аспектах: во-первых, что предшествовало заключению договора, в частности, анализируются опыт и особые характеристики участников договора, процесс переговоров и т. д. Во-вторых, анализируются непосредственно условия самого соглашения. Первый из названных аспектов обозначается как процедурная (procedural) справедливость, второй — материальная (substantive) справедливость <6>. ——————————— <6> McLean Ann. Unfair Contract Terms: An Interim Report / British Columbia Law Institute. Report N 35. P. 4. URL: http://ssrn. com/abstract=1420815.
Традиционно судебная интервенция в договор осуществляется именно после установления наличия процедурной несправедливости (procedural unfairness). Как в этой связи отмечает Анна Маклеан, при рассмотрении договора на предмет его справедливости часто высказывается позиция о необходимости анализировать не только сам текст договора, но и процесс переговоров, характер и опыт его участников, а также все обстоятельства, связанные с его заключением. Таким образом, происходит расширительная трактовка категории «договор» <7>. ——————————— <7> Ibid. P. 5.
Вышеизложенное можно проиллюстрировать и примером из отечественной судебной практики, что свидетельствует о растущем влиянии иностранного опыта на развитие правоприменения в России. Так, индивидуальный предприниматель обратился с иском к банку об изменении кредитного договора путем исключения из него положения, устанавливающего право банка в одностороннем порядке по своему усмотрению и без объяснения заемщику причин отказать в выдаче кредита либо выдать кредит в меньшем размере, по своему усмотрению и без объяснения причин увеличивать размер процентов за пользование кредитом, а также сокращать срок возврата кредита. Первоначально ему было отказано со ссылкой на п. 3 ст. 428 ГК РФ. Однако суд кассационной инстанции пришел к выводу, что у предпринимателя отсутствовала фактическая возможность влиять на содержание условий кредитного договора, поэтому он принял условия кредита путем присоединения к предложенному договору в целом, в том числе с учетом оспариваемых условий. Следовательно, к спорному договору могут быть по аналогии закона (ст. 6 ГК РФ) применены положения п. 2 ст. 428 ГК РФ. При этом тот факт, что в договоре имелись и условия, согласованные сторонами индивидуально (сумма кредита, сроки возврата и т. п.), не препятствует применению п. 2 ст. 428 ГК РФ к тем положениям кредитного договора, в отношении которых заемщик был вынужден принимать навязанные ему условия. Суд признал, что положения кредитного договора, об исключении которых просил истец, содержат явно обременительные условия для присоединившейся стороны, которые она, исходя из своих разумно понимаемых интересов, не приняла бы при наличии у нее возможности участвовать в определении условий договора. Спорные положения договора не соответствуют принципу добросовестности в коммерческой деятельности, они явно обременительны для заемщика, поэтому существенным образом нарушают баланс интересов сторон кредитного договора, так как предоставляют кредитору возможность в одностороннем порядке изменять согласованные сторонами условия договора, которые являются существенными для договоров такого вида. Суд также отметил, что в договоре не предусмотрена возможность заемщика, несогласного с изменением условий кредитования, без согласия кредитора досрочно возвратить кредит на прежних условиях и тем самым прекратить отношения с банком, напротив, досрочный возврат кредита по инициативе заемщика договором запрещен <8>. ——————————— <8> Пункт 2 информационного письма Президиума ВАС от 13 сентября 2011 г. N 147 «Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре» // СПС «КонсультантПлюс».
Анализ данного дела показывает, что суд, установив наличие процедурной несправедливости, перешел к рассмотрению условий договора (материальный критерий). Несмотря на прямой императивный запрет применять к предпринимателям право на льготное изменение или расторжение договора, суд в целях восстановления справедливого баланса осуществил вторжение в договор и изменил его явно обременительные условия, используя сверхимперативный принцип справедливости. Рассмотренная позиция российского суда во многом схожа с идеей «неравенства преддоговорных позиций» контрагентов (inequality of bargaining power), сформулированной Лордом Деннингом. Ее применение в том числе позволяет блокировать несправедливые условия договоров. Как указывал названный судья в решении по делу «Lloyds Bank Ltd v. Bundy [1975] 1 QB», «…неравенство преддоговорных возможностей является принципом, который применяется в ситуациях, когда договор заключается на явно несправедливых условиях либо направлен на передачу собственности в обмен на неадекватный эквивалент, когда преддоговорные возможности явно ослаблены в силу нужды или незнания, соединенной с недолжным влиянием или воздействием» <9>. ——————————— <9> Gerald H. L. Fridman. The Law of Contract in Canada. 4th ed. Toronto: Garswell, 1999. P. 347.
Однако в настоящее время как в доктрине, так и в правоприменительной практике начинает все чаще подниматься вопрос о необходимости большего учета именно материального аспекта договорной справедливости и допущения вторжения в договор независимо от установления процедурной несправедливости <10>. Таким образом, сама по себе неэквивалентность во встречных предоставлениях контрагентов может послужить основанием оценки договорных условий на предмет их соответствия социальным стандартам справедливости. ——————————— <10> Janet O’Sullivan & Jonathan Hilliard. The Law of Contract. 4th edition. Oxford University Press, 2010. P. 216 — 218.
Вызывает интерес то, что в отечественной правоприменительной практике уже встречаются примеры принятия судами политико-правовых решений, направленных на поддержание коммутативной справедливости в ситуациях, когда установлен лишь факт несправедливости договора применительно к материальному критерию. Так, по одному делу продавец и покупатель заключили договор, по условиям которого продавец обязался передать, а покупатель — принять и оплатить по мере реализации товар в количестве, ассортименте и по цене, указанным в накладных и счетах-фактурах. Товар, не реализованный в течение 30 календарных дней, подлежал оплате, возврату в течение трех банковских дней после требования продавца. В п. 13 договора было предусмотрено условие коммерческого кредита в виде отсрочки оплаты товара. Плата за пользование коммерческим кредитом установлена за первые пять дней 0% от стоимости проданного и неоплаченного товара за каждый день отсрочки платежа, за следующие дни — 0,5% от стоимости проданного и неоплаченного товара за каждый день отсрочки платежа. Суды двух инстанций дали оценку названному условию и установили следующее. Плата за пользование коммерческим кредитом составила 182,5% годовых (13646 рублей) и явилась необоснованно высокой по сравнению с существующей в период действия договора ставкой рефинансирования (13% годовых) и обычно применяемых кредитными организациями при предоставлении кредита ставками банковского процента. Суды квалифицировали действия истца по установлению столь высокой платы по коммерческому кредиту как злоупотребление правом и сочли возможным взыскать в его пользу проценты лишь в размере 2000 рублей, в защите принадлежащего истцу права на взыскание оставшейся суммы процентов по коммерческому кредиту отказали на основании ст. 10 ГК РФ. Суд округа признал несостоятельной ссылку заявителя жалобы на нарушение принципа свободы договора, поскольку в соответствии со ст. ст. 1 и 421 ГК РФ граждане и юридические лица приобретают и осуществляют гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых, не противоречащих законодательству условий договора. Условия договора определяются по усмотрению сторон, кроме случаев, когда содержание соответствующего условия предусмотрено законом или иными правовыми актами. Однако, по мнению суда, как это усматривалось из приведенных норм, принцип свободы договора не является безграничным и не исключает разумности и справедливости его условий <11>. ——————————— <11> Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 26 сентября 2006 г. N А43-3769/2006-23-60 // СПС «КонсультантПлюс».
Вызывает также интерес Постановление Президиума ВАС РФ от 12 июля 2011 г. N 17389/10, в котором была сформулирована политико-правовая позиция, что согласно ст. 421 ГК РФ принцип свободы договора предполагает добросовестность действий сторон, разумность и справедливость его условий, в частности их соответствие действительному экономическому смыслу заключаемого соглашения. Свобода договора, подразумевая, что стороны действуют по отношению друг к другу на началах равенства и автономии воли и определяют условия договора самостоятельно в своих интересах, не означает, что при заключении договора они могут действовать и осуществлять права по своему усмотрению без учета прав других лиц (своих контрагентов), а также ограничений, установленных Кодексом и другими законами. В названном Постановлении рассматривался вопрос о допустимости взыскания с лизингодателя неосновательного обогащения за счет незаконного удержания фактически уплаченной в составе лизинговых платежей части выкупной цены в связи с досрочным расторжением договора и возвратом предмета лизинга, а также о признании недействительным по мотиву притворности положений договора о явно заниженной выкупной цене предмета лизинга. Как разъяснил Президиум ВАС РФ, договор финансового лизинга подлежал применению в спорных правоотношениях, если только его исполнение не вело к приобретению лизингодателем таких сумм, которые ставили бы его в более благоприятное положение по сравнению с тем, в котором он бы находился при выполнении указанных нормативных положений. В ином случае условия договора войдут в противоречие с положениями ст. 15 Кодекса о пределах возмещения убытков и ст. 1102 Кодекса о недопустимости неосновательного обогащения. Поскольку после расторжения названного договора лизинга имело место удержание лизингодателем — стороной возмездной сделки — оплаченной части фактической выкупной цены без предоставления лизингополучателю в части, касающейся выкупа, встречного исполнения (передачи имущества), нижестоящие суды необоснованно указали на отсутствие у лизингополучателя права требовать возврата денежных средств, фактически перечисленных им в счет погашения выкупной цены. Анализ указанных примеров из российской правоприменительной практики показывает, что отечественные суды способны эффективно обеспечивать договорную справедливость, даже при наличии лишь материальной несправедливости между контрагентами по договору. Российские суды способны отходить от крайностей формального позитивизма и формулировать политико-правовые позиции, ориентирующие участников гражданского оборота на достижение социальной справедливости. Однако для повышения эффективности правоприменительной деятельности было бы целесообразным предоставить судебным органам на законодательном уровне возможность осуществления контроля за условиями договоров путем прямого включения в ГК РФ нормы, аналогичной п. 2 ст. 6:2 ГК Нидерландов, позволяющей блокировать и лишать юридической силы любые явно несправедливые и неразумные условия договоров.
——————————————————————