(Максимова Н. А.) («Административное право и процесс», 2012, N 10)
ПРОБЛЕМЫ ДОЛЖНОСТНОЙ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ ВИРНИКА КАК КНЯЖЕСКОГО СЛУЖАЩЕГО
Н. А. МАКСИМОВА
Максимова Наталья Анатольевна, докторант Саратовской государственной юридической академии, кандидат юридических наук, доцент.
Рассматривается должность вирника в служебном его понимании. Ставится под сомнение определение вирника не только как исключительно судебного чина, но и как специальной служебной должности. Делается вывод о том, что фигура вирника не переросла в самостоятельную должность, тогда как вира и сама функция ее сбора сохраняются длительное время.
Problems of official and functional identification virnika as an employee of the prince’s servant N. A. Maximova
The paper considers the position in the service of his virnik understanding. Questioned the definition of virnik not only as an exclusively judicial rank, but also as a special service office. It is concluded that the figure does not virnik grew into an independent position, while vira itself a function of its collection are stored for a long time.
Key words: virnik, veera, the Russian Pravda, the old russian judge, the prince’s servant.
Выделяясь в древнерусском аппарате управления отдельно, вирник получил свое название от виры как фискального сбора за преступления. Самое раннее, но и, пожалуй, единственное указание на вирника находим в тексте «Русской Правды» краткой редакции и преемственной ей пространной редакции <1>, при этом сама взыскиваемая им плата встречается повсеместно <2>. Столь скудные по частоте упоминания и в то же время имеющиеся положения этой «Правды», довольно подробно для тех времен расписывающие кормление вирника и распределение долей от вир, причитающихся ему, освобождали исследователей от мысли о летописном их происхождении, но сама проблема статуса вирника в классической и правовой историографии решалась по-разному. По преобладающему мнению, вирники заведовали сбором с виновных по приговору суда лиц виры для обращения ее в доход княжеской казны, а также производили следствие. Однако в одном из первых определений вирника у И. Н. Болтина находим его характеристику, как и уголовного судьи, предстающего позднее под именем губного старосты <3>. Немного иную позицию занимал И. А. Стратонов, полагая наличие у вирника полномочий судьи не в специальном качестве, а в общем — как управителя территорией (вирой) <4>. На оседлый характер власти вирника указывал и Н. И. Ланге, считая правдоподобным его статус как посадника, заведующего вервью и назначавшегося из числа высших служилых лиц <5>. Однако ряд еще дореволюционных историков настаивали на объездном характере деятельности вирника, подчеркивая в то же время более фискальность его обязанностей, связанную с судом лишь природой виры, а не непосредственной причастностью вирника к судопроизводству <6>. Снимая противоречия между сторонниками сугубо оседлого и исключительно объездного характера деятельности вирника, поздние исследователи допускали отправление им своих обязанностей также при местных правителях, включая посадников и тысяцких <7>. По мнению М. Б. Свердлова, в первой половине XI в. сбором вир самостоятельно или на правах помощника занимаются отроки <8>, отсюда и их принадлежность к княжеской дружине, что не исключало наличия вирников даже и при боярских дворах. ——————————— <1> Имеются в виду положения ст. 9 и 10 «Русской Правды» о поконе вирном и о вирах (см.: Новгородская первая летопись младшего извода // ПСРЛ. Т. 3. М.-Л., 1950. С. 179 — 180). <2> Древнейшее упоминание виры («веры») содержится уже в Договоре Руси с Византией 911 года (см.: Древний текст Летописи Нестора (912 г.) // ПСРЛ. Т. 1. СПб., 1846. С. 14). В актовом материале вира («вера») сохраняется в качестве пошлины, взыскиваемой уже приставом, вплоть до конца XVI в. (см.: Уставная грамота Борисоглебской слободы крестьянам от 15 августа 1584 г. // ААЭ. I. С. 385). <3> Болтин И. Н. Правда Русская или законы великих князей Ярослава Владимировича и Владимира Всеволодовича Мономаха. СПб., 1792. С. 17. <4> Вира, по его мнению, представляется в виде «судебно-уголовного присуда» — территориальная единица сбора виры как штрафа (Стратонов И. А. К вопросу о составе и происхождении краткой редакции Русской Правды // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Т. XXX. Вып. 4. Казань, 1920. С. 387). <5> К выводу о заведовании посадниками взысканиями вир он приходит со ссылками на ряд летописных указаний 1176 г. о раздаче Ростовской земли в посадничество детским, которые «многу тяготу людям створиша продажами и вирами» (Ланге Н. Исследование об уголовном праве «Русской Правды». СПб., 1860. С. 72 — 73). <6> Так, по мнению И. Ф.Г. Эверса, вирник — чиновник, на которого «вообще возлагалось собирание общественных податей с какого-нибудь уезда или округа» путем объезда (Эверс И. Ф.Г. Древнейшее русское право. СПб., 1835. С. 367). И. Д. Беляев считал, что виры собирались самими общинами, в которые князь и посылал своих вирников для их получения в зависимости от числа совершенных за определенный период преступлений (Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1888. С. 187). <7> См.: Грушевский М. Очерки истории Киевской земли. Киев, 1891. С. 344; Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 371 — 372. <8> Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 204 — 205.
Между тем все эти позиции, как уже было замечено, исходят из презумпции наличия вирника по факту существования самой виры. Но как раз и примечательно обстоятельство, по какой-то причине не обратившее на себя внимание ни историков, ни правоведов, что термин «вирник» за пределами «Русской Правды» больше нигде не встречается. На самом деле нет и полной уверенности, что должность лица, осуществляющего сбор виры, непременно называлась вирником по той простой причине, что ни летописные, ни юридические документы ни разу не упомянули ее. Если обратиться к сведениям, содержащим указание на виру, то хронологически следующие за «Русской Правдой» информация и источники «рисуют» виру в контексте как общих (кормчих) притязаний <9>, так и фискальных полномочий, но никак не вирника, а, например, пристава, праведчика <10>. Примечательна также приписка в летописях под 1176 г., где упоминаются посадники в лице детских, которые много тягот людям «створиша продажами и вирами» <11>. Во всяком случае, очевидно, что некоторое время после «Русской Правды» сбор вирных денег осуществлялся различными субъектами княжеской и наместничьей (волостельной) администрации, носящими звание разных слуг-исполнителей, но отнюдь не вирника, историчность которого спорна с позиций также и доступного берестяного материала <12>. В то же время и хронологически предшествующая «Русской Правде» информация не упоминает вирника, а виру связывает с фигурой князя вообще <13>. Отсюда видятся странными познания переписчика «Русской Правды», который, вполне возможно <14>, образовал название должности от термина «вира» — разумеется, наиболее привычным для того времени приемом. А если официальное употребление термина «вирник» к лицу, собиравшему виру, и было возможным, то, судя по всему, незначительно позднее появления самого протографа «Русской Правды» <15>. ——————————— <9> См.: Уставная грамота Мариинской трети Артемоновского стана крестьянам от 9 апреля 1506 г. // ААЭ. I. С. 117; Жалованная грамота Великого Князя Василия Ивановича Кассрано-Учемскому монастырю от 1 июня 1522 г. // ААЭ. I. С. 140. Как попытка посадников ввести вирное кормление, очевидно, идентифицируются и события 1209 г., описывающие активное сопротивление этому новгородского купечества (см.: Новгородская первая Летопись [1209 г.] // ПСРЛ. Т. 3. СПб., 1841. С. 30). <10> См.: Договорная грамота Новгорода с Великими Князьями Василием Васильевичем и Иваном Васильевичем [до июля 1456 г.] // ААЭ. I. С. 43; Уставная Белозерская грамота [март 1488 г.] // ААЭ. I. С. 93; Жалованная грамота Старицкого Князя Владимира Андреевича Троицкому Сергиевому монастырю от 1 января 1548 г. // ААЭ. I. С. 207. <11> См.: Радзивиловская Летопись // ПСРЛ. Т. 1. СПб., 1846. С. 159. В Ипатьевской Летописи эти же сведения даны под 1175 г. (см.: Летопись Киевская или Юго-Западной Руси // ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1843. С. 117). В берестяной грамоте Торжка N 13, датируемой концом XII в. — началом XIII в., содержатся сведения о посылке княжеского детского к неизвестному адресату, обязанному, в свою очередь, сообщить некоему Ивану, чтобы тот прислал 17 кун в качестве пошлины (см.: Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004. С. 451), что, во всяком случае, свидетельствует о возможности отправления детскими и рядовых — фискальных обязанностей. <12> Новгородская деловая переписка второй половины XII в. также демонстрирует, скорее, сознательное отклонение авторов берестяных писем от прямого употребления должности вирника, вместо которого со сбором виры они охотнее ассоциируют, например, мужей новгородской администрации (см.: Грамота N 812 [60 — 80-е гг. XII в.] // Янин В. Л., Зализняк А. А., Гиппиус А. А. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1997 г. — 2000 гг.). Т. XI. М., 2004. С. 37). <13> Схожим во многих летописях местом, упоминающим виру, являются события 996 г., связанные с требованием епископов и старцев к князю Владимиру казнить разбойников и (несмотря на поимку, казнь преступников и отказа князя от виры) их уговорами взять виру, которая была предложена, в частности, на нужды княжеской дружины (ср.: Древний текст Летописи Нестора // ПСРЛ. Т. 1. СПб., 1846. С. 54; Летопись по Ипатьевскому списку // ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1871. С. 87; Новгородская первая летопись младшего извода // ПСРЛ. Т. 3. М.-Л., 1950. С. 167). <14> То, что положения «Русской Правды» в части покона вирного подвергались авторской (свободной) корректуре, доступно продемонстрировал еще Е. Ф. Карский, который в то же время присоединялся к определению И. Ф.Г. Эверсом вирника как уголовного судьи (см.: Карский Е. Ф. «Русская Правда» по древнейшему списку. Л., 1930. С. 29 — 30, 94). <15> Так, рассматривая отдельно покон вирный, Л. В. Черепнин подчеркивал, что Ярослав не был в этом новатором, «сборщики вир были и раньше» и в своей деятельности могли руководствоваться княжескими наказами (см.: Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 158).
Однако ключевая проблема кроется как раз в определении вирника в служебном отношении, что с точки зрения историко-юридической базы и составляет ряд трудностей. Вопрос существования вирника в строго должностном виде не получает однозначного ответа. Даже если гипотетически допустить наличие вирника в качестве уже функционально выделяющейся должности, то и в такой форме он просуществовал довольно непродолжительное время, коль успел оставить о себе след лишь в «Русской Правде». Как раз обстоятельство, что на фоне длительно сохраняющегося фискального значения, официального употребления виры титульно связанное с ней явление вирника не переросло от функции сбора виры в самостоятельную должность, не получило дальнейшей правовой регламентации, объясняется возобладанием в служебной стратификации княжеского аппарата тенденций к оседанию, административной экспансии с княжеской санкции социально-экономических ресурсов и пространств государства. Развитие, в частности, судебной роли князя пошло по пути децентрализации функций расправы и суда, учреждения и укрепления местного аппарата соответствующих чинов, выгодная эффективность которого подкреплялась более рентабельной на то время системой распределенных кормлений, долей (процентов) от пошлин и иных денежных либо натуральных платежей. Преобладание же в дошедших источниках сведений о вирах, их размере (долях), субъектах, в пользу которых она взимается (князь, наместник, волостель, тиун), в противопоставление незначительным сведениям о вирнике «Русской Правды» всего комплекса остального актового материала, связывающего эту пошлину с фискальными полномочиями других лиц, позволяет с большей убедительностью констатировать укоренение лишь самой функции сбора виры. Не исключено, что на каком-то сравнительно малом историческом отрезке, к сожалению, нам достоверно неизвестном, названная функция могла отправляться на профессиональной основе, но более глубокой ее специализации, перерастания в постоянную служебную должность или распространения института вирников почему-то не произошло. Отмечается, что уже в XII в., судя по положениям ст. 20 и 74 той же «Русской Правды», но в пространной редакции <16>, функцией сбора виры занимается отрок с помощниками. Но и этот отрок не является конкретной должностью, чином, в котором, впрочем, также с легкой руки редактора «Русской Правды», мог видеться вирник, однако в контексте все той же функциональной либо сугубо казуальной привязки <17>. ——————————— <16> См.: Суд Ярослава Владимировича. Правда Русская: Учебное пособие. М. — Л., 1940. С. 20, 27. <17> Берестяные свидетельства современников отчетливо рисуют отрока за отправлением самых разных обязанностей — взимание долга, посылка его в качестве судебного исполнителя и т. д. (см.: Грамота N 241 [кон. XI в. — перв. треть XII в.] // Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956 — 1957 гг.). М., 1963. С. 63 — 64), отчего и могли образовываться их конкретные наименования, которые вместе с тем не меняли характеристики отроков как целой группы (класса) младших помощников, слуг в общем. А в Грамоте N 666, датируемой серединой 50-х — серединой 90-х годов XII в. (см.: Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984 г. — 1989 гг.). М., 1993. С. 56 — 57), отрок, по мнению А. А. Зализняка, предстает от имени неких высокопоставленных лиц, ведающих сбором податей (Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004. С. 385), и не исключено, что в этом конкретном случае именно вир.
В той же мере сомнительно расхожее в науке видение в вирнике, а точнее, лишь в лице, собирающем виру, судьи или иной причастной преимущественно к суду должности. Источники, тем более столь раннего времени, когда суд еще не был специализирован, отправление суда не отделилось от привилегий общины, замыкалось на самом князе, его наместниках и не представляло собой самодовлеющей деятельности, нигде не зафиксировали прямую связь вирника с судопроизводством и уж тем более его роль в качестве судьи. Недоминирующая принадлежность вирника к суду как раз и породила ряд вышеупомянутых доктринальных оценок его статуса как общего управителя, по большей части фискала. По этому поводу нагляднее всего позиция М. Ф. Владимирского-Буданова, который писал, что посылаемым князем вместо себя вирникам «принадлежала судебная власть не как главная, а случайная функция; главная цель посылки их — сбор вир», причем им предписывалось «оставаться в известной волости не более недели», чего «нельзя было предписать судье» <18>. Преобладание фискальных интересов и прежде всего интересов кормления наблюдалось, конечно же, и в деятельности чинов, имеющих непосредственное отношение к суду. Однако что касается вирника или, точнее, функции сбора виры (причем как штрафа не только за душегубство, но и за нерозыск, непоимку или невыдачу общиной душегубца) <19>, то ее реализация вполне исчерпывалась фискальными методами, при которых функция суда могла быть лишь «случайной», эпизодической, но не непременной. В то же время и сбор виры как одна из мер пополнения княжеской казны, так и повременный характер осуществления этой функции позволяют судить не о судебном характере, а больше об административно-хозяйственном значении должности лица, которому принадлежала эта функция в числе многих других. Административно-хозяйственный статус лица, осуществлявшего временами сбор виры и с этой натяжкой признаваемого нами вирником, выдает и тот факт, что источники приписывают эту функцию отрокам и детским, о более постоянном служебном значении которых, кроме как о принадлежности к младшей дружине, ничего не сообщается. Но так как отроки могли получать самые разные временные и постоянные назначения, а детские — в том числе и на правительственные должности (например, посадника), то поручение им собирать виру составляло дополнительную (факультативную) административно-хозяйственную (фискальную) обязанность разового или периодического характера с теми, разумеется, экономическими выгодами, которые и наблюдаем в статьях «Русской Правды» редакции XIII — XIV вв., застающей сборщиков виры в аппарате также княжеских администраторов и министериалов. Находясь большую часть времени при князе или его наместнике, отрок или детский отправлял самые разные или какую-нибудь конкретную, но продолжительную административно-хозяйственную функцию и лишь с определенной систематичностью уполномочивался на сбор виры, если вообще не посылался собирать различные пошлины. ——————————— <18> Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1907. С. 632. Здесь, скорее, автор отталкивается от более поздних данных о сборе пошлин, а именно недельщиками. Вместе с тем понятно, что как выездной характер фискальной власти князя, так и прямые указания источников на отправление поздними фискалами своих функций «по старине» (см.: Договорная грамота Новгорода с Великими Князьями Василием Васильевичем и Иваном Васильевичем [до июля 1456 г.] // ААЭ. I. С. 42) обоснованно удревняют практику взимания вир по правилам ограниченных по периодичности и во времени фискальных приездов (наездов) на пошлинную территорию. <19> Именно значение виры как судебной пошлины, т. е. меры, взыскиваемой на основании судебного решения, позволяло ее сборщика автоматически причислять к разряду судебных чинов. Однако если обратить внимание на основания ее взыскания и, кроме того, учесть вышеупомянутую ее летописную характеристику как откупа от «государственного» преследования, то, во всяком случае, раннее применение не объясняет ее значения как пошлины, применяемой исключительно по суду. Встречаются даже характеристики виры («вера», «верное», «вирное») как взыскания по займу, тесно связанного с исполнением обязательства из деликта в рассрочку (см.: Струмилин С. Г. Договор займа в древнерусском праве. М., 1929. С. 12, 16, 22, 30, 70), что, впрочем, составляет проблематику самостоятельного исследования.
