О ПОНЯТИЯХ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА, ПРАВОВОЙ УНИФИКАЦИИ И ПРАВА В ЦЕЛОМ
Г. М. ВЕЛЬЯМИНОВ
Вельяминов Георгий Михайлович, главный научный сотрудник Института государства и права РАН, арбитр МКАС при ТПП РФ, доктор юридических наук, профессор.
Согласно общепринятому пониманию международное частное право является коллизионным и несоотносимо автоматически с любыми правоотношениями с иностранным элементом. Следуя классическому представлению о МЧП, автор отстаивает тезис о том, что унификация международного частного права имеет место именно в его коллизионном понимании и не должна отождествляться с унификацией частноправовых норм вообще. При этом право в целом рассматривается как имманентное сочетание объективного и субъективного права. Автор также подчеркивает, что непосредственным правообразующим фактором выступает властная сила, а ключевым источником — интерес, а не так называемая воля.
Понятия международного частного права и правовой унификации, в том числе и в их сочетании (т. е. понятие унификации международного частного права), еще недостаточно устоялись в науке и отчасти превратно трактуются в современной российской доктрине. Актуальной задачей также остается квалификация соотношения объективного и субъективного права на национальном и международном уровне.
1. Понятие международного частного права <1>
——————————— <1> Подробнее см.: Вельяминов Г. М. Соотношение международного и международного частного права // Московский журнал международного права. 2005. N 1. С. 3 — 21; N 2. С. 3 — 21.
Международное частное право (далее — МЧП) — это институт того или иного национального права, не имеющий отношения к международному праву как таковому. Эпитет «международное» — лишь укоренившаяся терминологическая традиция <2>. В российской правовой системе основной нормативный корпус МЧП содержится в разд. VI ч. 3 ГК РФ «Международное частное право» (т. е. фактически речь идет об институте гражданского права), из которого следует (ст. 1186), что системообразующим «предметом правового регулирования МЧП, тем самым его пониманием, является определение того или иного национального права, подлежащего применению к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных лиц или гражданско-правовым отношениям, осложненным иным иностранным элементом (зарубежное имущество, юридический факт, имевший место за границей, и т. п.)» <3>. В правовой теории и практике как в России, так и за рубежом соответствующий корпус норм обычно именуется коллизионным правом, т. е. правом, разрешающим правоприменительные коллизии. Коллизионными являются и нормы по установлению права, подлежащего применению при определении правового положения лиц (гл. 67 ГК РФ). Нормы коллизионного характера фигурируют и в других отраслях права, например в разд. VII Семейного кодекса РФ «Применение семейного законодательства к семейным отношениям с участием иностранных граждан и лиц без гражданства» (т. е. выступают в качестве института семейного права). Понимание МЧП как коллизионного права, по сути, общепризнано и в доктрине, и в праве иностранных государств. А например, в США термин МЧП вообще не используется, но существует понятие Conflict of Laws (конфликт законов) <4>. ——————————— <2> Еще в 1945 г. классик МЧП Мартин Вольф писал, что «международное частное право в настоящее время является не международным правом, но правом национальным (внутренним)» и термины «международное частное право» или «коллизионные нормы» употребляются, поскольку «никто не нашел лучшего названия» (см.: Вольф М. Международное частное право. М., 1948. С. 25). —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (под ред. Т. Е. Абовой, М. М. Богуславского, А. Г. Светланова) включен в информационный банк согласно публикации — Юрайт, 2004. —————————————————————— <3> Постатейный комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, частей I, II и III / Под ред. Т. Е. Абовой, М. М. Богуславского, А. Ю. Кабалкина, А. Г. Лисицына-Светланова. М., 2005. Ст. 1186. <4> См.: Legal Problems of International Economic Relations. Cases, Materials and Text / John H. Jackson, Villiam J. Davey, Allan O. Sukes. 3rd ed. Jr. St. Paul, Minn., 1995. Показательно само название этого издания, которое в типично прагматическом ключе стремится объединить корпус правовых феноменов, которые в нашей отечественной литературе обычно трактуются в основном в курсах международного экономического права и международного частного права.
Необходимо особо подчеркнуть, что отечественная дореволюционная доктрина МЧП развивалась вполне в русле сохранившегося до сих пор общемирового концептуального понимания МЧП как национального права, регулирующего правоприменительные коллизии, включая определение правового статуса лиц <5>. ——————————— <5> См.: Иванов Н. П. Основание частной международной юстиции. Казань, 1865; Брун М. И. Международное частное право. М., 1908 — 1909; Яблочков Т. М. Курс международного гражданского процессуального права. Ярославль, 1909; Нольде Б. Э. Очерк международного частного права. СПб., 1908; Пиленко А. А. Очерки по систематике частного международного права. СПб., 1911 (см. также: Золотой фонд российской науки международного права. Т. II: М., 2009. Т. IV: М., 2012).
Наряду с указанным классическим пониманием советская школа МЧП, изначально идеологически детерминированно (по В. И. Ленину, в социалистическом хозяйстве не может быть ничего частного <6>), но все же ориентируясь на реальные потребности торгового оборота с частными западными партнерами, шла по пути позиционирования в качестве норм МЧП (в его международном облике) не только коллизионных, но и отдельных материально-правовых норм советского права, применяемых при регулировании отношений с иностранным элементом <7>. В этом ключе не только коллизионные, но и материально-правовые нормы, рецепируемые в российскую правовую систему, в частности, из международных конвенций по частному праву, трактовались в советской доктрине в качестве норм МЧП <8>. Однако, по сути, нет оснований называть данные документы (например, Конвенцию ООН о договорах международной купли-продажи товаров, далее — Венская конвенция 1980 г.) конвенциями по МЧП. В мире под конвенциями по МЧП обыкновенно понимаются только немногочисленные и сравнительно мало задействованные соглашения именно коллизионного характера, заключенные, например, в рамках Гаагской конференции по МЧП (1955 — 1986 гг.). Соответствующее значение в праве Евросоюза имеют Регламенты «Рим I» и «Рим II» 2007 — 2008 гг. ——————————— <6> См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 11. С. 398. <7> И. С. Перетерский в 1946 г. откровенно писал, что советская доктрина международного частного права направлена на «правовое оформление деловых гражданско-правовых связей СССР с другими странами» (см.: Советское государство и право. 1946. N 8 — 9. С. 29). <8> См., напр.: Лунц Л. А. Курс международного частного права. Общая часть. М., 1973. С. 108 — 118.
В современных российских учебниках можно встретить развитие советской доктрины до полного искажения классического понимания МЧП, которое, например, трактуется отдельными авторами как «совокупность материальных, процессуальных и коллизионных норм, регулирующих отношения во внешнеэкономической, финансовой, инвестиционной, гражданско-правовой сфере с участием физических и юридических лиц различной национальной принадлежности и порядок разрешения споров по этим отношениям» <9>. Фактически такая отрасль отсутствует в российской правовой системе. Вышеназванные представления видятся необоснованными, поскольку, следуя приведенной логике, любая норма национального права, примененная к лицам различной национальной принадлежности, парадоксальным образом превращается в норму МЧП. ——————————— <9> Международное частное право / Под общ. ред. Г. В. Петровой. М., 2011. С. 21.
В образовательно-прикладных целях на практике очень востребована учебная дисциплина, изучающая в совокупности материально-правовое и коллизионное, публично-правовое и частноправовое, а также и процессуальное регулирование внешнеэкономических связей <10>. Но искусственное подведение чрезвычайно разнородного нормативного материала под понятие МЧП резко противоречит как российскому законодательству, так и общепринятому в мире пониманию этого явления. ——————————— <10> Выдвигалось, в частности, предложение понимать соответствующую учебную дисциплину (отрасль правоведения) как науку о транснациональных частноправовых отношениях (см.: Вельяминов Г. М. Соотношение международного и международного частного права. N 2. С. 21).
Таким образом, понятие МЧП внятно выражено в российском законодательстве, но в доктрине все еще присутствует наследие советской правовой традиции.
2. Понятие международной правовой унификации
Понятие правовой унификации, в отличие от понятия МЧП, отсутствует в российском законодательстве, и приходится искать его в доктрине <11>. Н. Г. Вилкова совершенно справедливо раздельно трактует унификацию коллизионных норм (т. е., по существу, унификацию МЧП различных стран) и унификацию материальных норм права. При этом она четко выделяет различные формы унификации правовых норм (как коллизионных, так и материальных): (1) универсальную и региональную и (2) международно-правовую и частноправовую. ——————————— <11> Наиболее основательную разработку темы см.: Вилкова Н. Г. Договорное право в международном обороте. М., 2002.
Рассмотрим понятие международной правовой унификации, ее форм и методов <12>. Оно весьма многогранно и юридически неоднозначно. Прежде всего необходимо отделить собственно правовую унификацию от гармонизации. ——————————— <12> Подробнее см.: Вельяминов Г. М. Международное экономическое право и процесс. М., 2004. С. 276 — 299.
Обычно под международно-правовой унификацией понимается согласование и применение в разных государствах идентичных правовых норм (материальных, процессуальных, коллизионных). Примером может служить норма о конвенционном приоритете на основе Парижской конвенции по охране промышленной собственности 1883 г. (с изм.). Правовые унификационные нормы концептуально в той или иной форме облигаторны. Правовая гармонизация — это согласование норм и правил на государственном или негосударственном уровне, обычно имеющее целью их рекомендательное или факультативное использование. Нормы диспозитивного характера и унификационной направленности фактически имеют гармонизационное значение. Так, широко известная Венская конвенция 1980 г. по сути нацелена на гармонизацию, поскольку ст. 6 данного соглашения позволяет сторонам соответствующих договоров полностью исключить ее применение, частично отступать от любого из ее положений или изменить ее действие. Для ясного понимания унификации важно, что международные унификационные (и гармонизационные) нормы могут иметь как публично-правовой, так и частноправовой характер <13>. ——————————— <13> В качестве частноправовых Е. Н. Трубецкой, например, трактует нормы, которые «не дают указаний, как индивидуум должен пользоваться предоставленными ему правами, а лишь полагают ему известные пределы, причем в этих пределах отдельное лицо вполне самостоятельно». Нормы же «публичного права точно определяют, как лицо должно пользоваться своими правами, причем оно не может ими не пользоваться» (см.: Трубецкой Е. Н. Лекции по энциклопедии права. М., 1917. С. 209).
Методы международной унификации (в широком ее понимании) могут быть правовыми или неправовыми.
Правовые методы международной унификации
1. Международные договоры универсального или регионального характера, например: Женевские конвенции об унификации национальных норм вексельного права (1930) и о чеках (1931); упомянутая ранее Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г.; Конвенция ООН об исковой давности в международной купле-продаже товаров 1974 г. и т. п. При этом, на наш взгляд, неверно рассматривать такого рода соглашения в качестве так называемых конвенций прямого действия <14>. ——————————— <14> Подробнее см.: Вельяминов Г. М. Международное экономическое право и процесс. С. 284.
К особому виду можно отнести международные соглашения, содержащие гармонизационные нормы, которые предписывают государствам-участникам приводить свое национальное законодательство в соответствие с положениями данных соглашений, но не обязательно текстуально идентично. Этот метод широко используется в ВТО, а в качестве примера подобных соглашений можно назвать так называемый Антидемпинговый кодекс (Соглашение об интерпретации ст. VI Генерального соглашения по тарифам и торговле). 2. Односторонняя факультативная унификация или гармонизация (промульгация). Наиболее значима практика разработки так называемых типовых (модельных) законов, в частности, в рамках Комиссии ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ). Государства вправе либо не принимать во внимание предлагаемые модели вовсе, либо применять их целиком, частично или в измененном виде. Примером может служить Закон РФ от 07.07.1993 N 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже», почти полностью основанный на типовом законе ЮНСИТРАЛ.
Неправовые методы международной унификации (гармонизации)
1. Разработка на межгосударственном уровне факультативных принципов, правил, общих условий поставок и пр. для нужд международного частного торгового оборота. Такие документы не рассчитаны на их формальное рецепирование в правовые системы отдельных государств, но рекомендуются для использования национальными субъектами права не в качестве нормативных документов, а в виде примерных условий для включения в деловые сделки (т. е., по сути, для реализации в качестве субъективного права). Наиболее значимым примером такого метода гармонизации являются Принципы международных коммерческих договоров, разработанные Международным институтом унификации частного права (ЮНИДРУА). Они получили исключительно высокую оценку в доктрине и рассматриваются в качестве прообраза будущего универсального регулирования частноправового порядка. Другими примерами неправовой, факультативной гармонизации, вырабатываемой в рамках межправительственных учреждений, могут служить принятые в рамках Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) Правила ООН по международному компьютерному обмену для администрирования, коммерции и транспорта (UN/EDIFACT); в рамках ЮНСИТРАЛ — Правовое руководство по встречной торговле и Правовое руководство по электронному переводу средств и т. д. 2. Создание на неправительственном уровне факультативных правил, типовых контрактов, общих условий и пр. для использования в международном частном торговом обороте (в том числе документов, разрабатываемых в рамках международных неправительственных учреждений, предпринимательских ассоциаций и т. п.). Широкое распространение получили разработанные Международной торговой палатой (МТП) Международные правила толкования торговых терминов (ИНКОТЕРМС-2000). Имеются в виду такие универсальные термины, как CIF, FOB, FAS и т. д., играющие важнейшую роль при определении сроков исполнения поставок, перехода рисков, оплаты расходов на транспорт, страхование и т. д. В юридическом смысле ИНКОТЕРМС — это частная, но авторитетная избирательная кодификация сложившейся торговой практики и торговых обычаев. Комиссия по коммерческой деятельности МТП широко эксплуатирует метод разработки и продвижения в деловую жизнь так называемых типовых контрактов по самым разнообразным видам предпринимательской деятельности (коммерческая агентура, дистрибьюторские операции, международный франчайзинг, образцовые оговорки для коммерческих контрактов по разрешению споров и т. п.). Нельзя не упомянуть и вековую практику подготовки типовых проформ договоров фрахтования судов (чартеров) в рамках Балтийского и международного морского совета (БИМКО) и пр. 3. На практике особую роль играют документы и неписаные правила многостороннего или одностороннего характера, включая частные типовые контракты (проформы), обобщение торговых обычаев и т. п. Однако эти методы вряд ли можно признать действительно юридически международно-унификационными (гармонизационными). В западной доктрине предпринимаются попытки ввести в научный оборот понятия транснационального права, lex mercatoria, так называемых контрактов без права (lawless contracts) и т. д. На наш взгляд, в принципе эти усилия деструктивны, не имеют ничего общего с наукой и ведут к расшатыванию правовых устоев. В свете складывающейся практики международной правовой унификации (в широком смысле слова) наиболее перспективными и плодотворными инструментами следует признать международные конвенции и документы, в том числе факультативного значения, разрабатываемые в таких солидных международных учреждениях, как ЮНКТАД, ЮНИДРУА, ЮНСИТРАЛ, МТП. Следует подчеркнуть, что унификация (в частности, международная правовая унификация) — явление далеко не однозначное. Под международной правовой унификацией в широком смысле слова мы понимаем выработку единых облигаторных (т. е. подлинно унифицированных) или же единообразных (гармонизационных) образцовых правовых норм, во-первых, для их рецепции (трансформации) в соответствующие внутринациональные правовые системы (т. е. в объективное право тех или иных государств) или, во-вторых, для факультативного использования надлежащих норм в частноправовой практике определенного (обычно неограниченного) круга государств, т. е. в субъективное, преимущественно частное договорное право различных государств.
* * *
Циклический глобализационный всплеск второй половины XX в. логически предполагал оживление и международной правовой унификации. Но на практике все глобализационные успехи преимущественно сводились к обеспечению беспрепятственной торгово-финансовой экспансии мегакапитала, прежде всего так называемых транснациональных корпораций. Никаких глобализационных достижений отнюдь не наблюдалось в иных цивилизационных, социальных пластах — в геополитической мировой структуре, в выравнивании уровней благосостояния на планете, в культуре, экологии и т. п. Более того, судьбоносная пропасть между бедным Югом и богатым Севером становится все значительнее <15>. ——————————— <15> Подробнее см.: Вельяминов Г. М. Международное экономическое право и процесс. С. 16 — 34, 38 — 39, 42 — 43, 289 — 291 и др.; Он же. Глобализация: суть и динамика // Московский журнал международного права. 2012. N 1. С. 8 — 28.
В рамках этой тенденции все подвижки в международной правовой унификации практически корреспондировали с достижениями и запросами торгово-экономической глобализации. Унификация в общемировом контексте никак по сути не затрагивает так называемое человеческое измерение, действительно социально значимые отрасли права: семейное, уголовное, наследственное, налоговое, пенсионное, трудовое; регулирование здравоохранения, образования, не говоря уже о политической, конституционной сферах. Показательно и то, что и в затронутой унификацией торгово-предпринимательской сфере унификационные начинания отличались узкой предметной избирательностью, а главное, минимальной облигаторностью. Налицо факт крайне настороженного, негативистского подхода государств к любой правовой унификации, сколько-нибудь серьезно затрагивающей свято оберегаемый статус суверенной самобытности национальных правовых систем. В связи с этим какие-либо оптимистические оценки состояния и перспектив унификации, а тем более идеи о становлении некоего мирового права, глобальной правовой системы и т. п. — не более чем попытка выдать желаемое за действительное.
* * *
Значимость и облигаторность международно-унифицированных правовых норм, как и сам их правовой характер, напрямую зависят от порядка их возникновения на межгосударственной или иной основе, от того, входят ли соответствующие унифицированные нормы в ту или иную правовую систему и вообще в право как таковое. Все эти вопросы требуют специального обсуждения.
3. Право объективное, право субъективное и право в целом
Целью данной статьи отнюдь не является углубление в философское и социологическое понимание права, хотя и сегодня справедливы слова Канта: «Юристы все еще ищут определение своего понимания права». В то же время вполне прагматично значимым представляется толкование качественного состава права, его юридико-теоретическое деление на объективное и субъективное. Еще римское пандектное право различало понятия norma agenda — правило, эталон поведения (по сути объективное право) и jus agendi — право определенного конкретного поведения (субъективное право). Причем показательно, что именно к субъективному праву относится термин jus, который стал олицетворять право в целом как социальный феномен. Изначально объективное и субъективное право рассматривались в совокупности. В отечественной доктрине, однако, такое деление неочевидно. Представляется, что предложить дефиницию объективного права проще: резонным видится его толкование как системы правил (норм), устанавливаемых властной силой для применения в пределах подвластного юрисдикционного поля. Что касается феномена власти как силы, истоков власти и ее государственной ипостаси, самоограничения власти правом в интересах обеспечения общественного порядка, то эти и другие проблемы и понятия относятся не столько к сфере правоведения, сколько к социологии и политологии. В контексте юриспруденции действительно существенным является значение непосредственного источника права — власти. Ибо какова власть — таково и право, от баланса международных властных сил зависит международное право. Нельзя при этом обойти вниманием и бытующее понимание в качестве источника и основы объективного права так называемой воли (воли господствующего класса в советско-марксистской науке) или же некоей государственной воли, которая представляется нам не более чем фикцией. Воля по самой своей природе есть сугубо индивидуальная психофизическая эманация разума и эмоций и уже в силу этого качества не может реально быть коллективной, тем более для целого социума. Личные воли индивидов могут совпадать, но они не могут согласовываться, как и иные психофизические явления (например, любовь, ненависть и т. п.). Как дееспособность, так и волеспособность — это свойства, присущие исключительно физическим лицам. Волей не могут обладать юридические лица, учреждения, государство. Говорить поэтому о государственной воле и подобных свойствах, на наш взгляд, можно лишь условно-риторически. Практика парламентского законотворчества наглядно свидетельствует о том, что, голосуя, депутаты руководствуются не столько собственными (в том числе совпадающими) волями и не наказами избирателей (увы), сколько прямым диктатом своих партийных руководителей, давлением властных сил, интересами лобби самого разного рода и т. д. Существенно при этом и то, что воля — феномен не самосозидающий. В силу одних лишь усилий воли (чьей бы она ни была) право еще не возникает. Для его установления и обеспечения его соблюдения необходимы сила, авторитет власти в целом — законодательной, исполнительной и судебной. Субъективное право. Субъективное право в классическом его понимании — это совокупность всех правоотношений, существующих в данном юрисдикционном поле, действенность которых обеспечивается применимым объективным правом. Исходя из этого, нельзя вполне принять мнение авторитетного современного теоретика права С. С. Алексеева, полагающего, что «субъективное право — принадлежащая субъекту мера (sic! — Г. В.) дозволенного поведения, обеспечиваемая государством» <16>. Такое определение скорее подходит к понятию частного права <17>, чем субъективного (jus), как оно понималось еще римскими юристами. Применительно к субъективному праву, на наш взгляд, нет оснований говорить о нем и как о мере. Мера — это нечто объективно отмеренное, точно обусловленное. По сути же речь идет о самых разнообразных, не мереных правоотношениях, складывающихся между субъектами права данной правовой системы. При этом и критерий дозволенности противоречит концептуально доминирующим в современной теории права принципам: «разрешено все, что не запрещено» и «свобода воли сторон» частных правоотношений. В связи с этим корректно звучит формулировка Е. Н. Трубецкого: «Право в субъективном смысле <…> есть та сфера внешней свободы, которая предоставляется лицу нормами объективного права <…>. В область права в субъективном смысле входят права, обязанности и юридические отношения» <18>. ——————————— <16> Алексеев С. С. Государство и право. Начальный курс. М., 1996. С. 96. <17> Ср.: Трубецкой Е. Н. Указ. соч. <18> Там же. С. 85, 157.
* * *
Исключительно важна не всегда принимаемая во внимание имманентная связь между объективным и субъективным правом. Объективное право абстрактно. Пока нет конкретных персонифицированных правоотношений — нет ничего, что реально можно было бы обеспечивать и защищать посредством норм объективного права. Нормы его не действуют до тех пор, пока: а) не возникнет юридический факт, позволяющий вступить в силу норме объективного права. Иначе говоря, образуется конкретное правоотношение по образцу той или иной нормы объективного права; б) не приведен в действие механизм реального использования нормы объективного права, так как его запуск во многих случаях — дискреционное субъективное право соответствующего субъекта права. Рассмотрим несколько примеров. Часть 1 ст. 59 Конституции РФ гласит: «Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации». Но для того, чтобы эта норма стала действенной (т. е. легла в основу реальных субъективных правоотношений), необходим ряд юридических фактов: возраст, пол, здоровье, убеждения, вероисповедание и другие статусы того или иного гражданина. И лишь при наличии надлежащих юридических фактов и возникновении вследствие этого субъективного правоотношения названная норма объективного права вступает в действие. Другой пример: ч. 3 ст. 44 Конституции РФ закрепляет: «Каждый (sic! — Г. В.) обязан заботиться о сохранении исторического и культурного наследия, беречь памятники истории и культуры». Думается, что на самом деле речь идет скорее об обязанностях государства. Применима ли в жизни эта норма с ее императивно-активной диспозицией, обращенной к «каждому», в том числе не обремененному ответственностью лицу? Не остается ли она фактически лишь декларативной?
* * *
Распространенное понимание права как такового обычно сводится к его пониманию как права в объективном смысле. Так, С. С. Алексеев определяет право в целом в качестве системы общеобязательных норм <19>. ——————————— <19> Алексеев С. С. Указ. соч. С. 77.
На наш взгляд, более обоснованно следовать классическому пониманию права, трактуемого в качестве не только системы норм поведения, но и конкретных правоотношений. Соответственно, можно определить право в целом как имманентное сочетание, во-первых, системы норм поведения, предписываемых властью в сфере ее юрисдикции для упорядочения взаимоотношений власти как с отдельными лицами, так и между самими этими лицами, и, во-вторых, массы действующих на основе этой системы норм — реальных правоотношений между властью и отдельными лицами, а также между этими лицами. Иначе говоря, в нашем понимании право в целом включает в себя не только объективное право (нормы поведения), но и субъективное право (реальные правоотношения между субъектами права, включая и властных субъектов). Объективное право как таковое «дремлет», не будучи задействованным в конкретных правоотношениях. С другой стороны, субъективное право не существует без опоры на объективное. Связь эта имманентна. В повседневной жизни мы в лучшем случае лишь ориентируемся на объективное право, но фактически испытываем его действие на себе исключительно через посредство субъективного права.
* * *
В несколько особом положении находится международное право. В любом государстве существует внушительная, но обозримая и более-менее стабильная нормативно-правовая система, включающая законодательные и подзаконные акты; рецепированные международно-правовые, в том числе унифицированные, нормы; обычаи и обыкновения, а в ряде правовых систем и судебные прецеденты, приравниваемые по своей правовой силе к законодательным актам. Все это — объективное право. Наряду с этим имеется огромная, не поддающаяся никакому исчислению и обычно быстро меняющаяся масса субъективных правоотношений. Объективно-правовая составляющая международного права очень мала по сравнению с объективным правом любого государства. К объективному международному праву формально можно отнести лишь относительно немногочисленные, нечетко специфицированные и зачастую небесспорно единообразно толкуемые международные обычаи, а также немногие и тоже не строго фиксированные так называемые «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями» <20>. ——————————— <20> Статья 38 Статута международного суда ООН. Причем следует подчеркнуть, что и сам этот Статут есть международный договор, т. е. субъективное право.
Весь остальной массив международного права — это «международные конвенции, как общие, так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами» <21>. ——————————— <21> Там же.
С точки зрения классической доктрины права эти конвенции (договоры) есть не что иное, как субъективное право. Но в отличие от субъективного национального права совокупность международных конвенций, договоров вполне исчислима, доступна для ознакомления и использования и довольно стабильна. Таким образом, в международном праве субъективное право фактически функционально выступает в амплуа, которое в национальных системах права принадлежит объективному праву. Ведь даже ООН строго формально не универсальна, и нормы ее Устава являются субъективным правом. При этом отнюдь не значит, что соответствующие субъективно-правовые, конвенционные нормы действуют exproprio vigore (своей собственной силой). Строго юридически сила эта основывается исключительно на норме объективного права — на основополагающем принципе pacta sunt servanda. Так же и в содержании международных договоров должны соблюдаться иные принципы и обычно-правовые нормы международного права. Таким образом, в международном праве объективное и субъективное право также имманентно взаимосвязаны.
* * *
Особое значение понятия субъективного международного права желательно иметь в виду и при квалификации казусов международной унификации права с точки зрения их правового значения. Парадокс в том, что нормы национального объективного права (или взятые, например, в качестве моделей или образцов нормы субъективного национального права, а возможно, и вообще неправовые установки) могут быть унифицированы в сегодняшнем мире только в субъективном (конвенционном) международном праве. С другой стороны, унифицированные и иные нормы международного субъективного права могут быть как рецепированы (трансформированы) в национальное объективное право, так и использоваться в национальном и субъективном праве в виде образцов, моделей и т. п. формально не облигаторного правового значения.
