Дорохина Ирина Николаевна, соискатель ученой степени кандидата юридических наук, секретарь судебного заседания Промышленного районного суда г. Ставрополя.
В последние годы роль и значение института толкования договора увеличиваются по мере развития гражданского оборота. Действующее гражданское законодательство содержит лишь одну, довольно противоречивую статью, посвященную толкованию договора, — это ст. 431 Гражданского кодекса РФ. Потребность в легальном толковании возникает при разногласиях между сторонами относительно заключения или реализации договора. В таких случаях стороны несут риск, например связанный с возможностью признания недействительными неясных условий договора, или риск понимания данных условий противно их интересам. То есть первостепенными задачами толкования являются устранение неоднозначности в понимании текста, уяснение и разъяснение его содержания. Основным и приоритетным способом, закрепленным в ст. 431 ГК РФ, является буквальное толкование. Данная норма является подтверждением того, что российский законодатель исходит из концепции приоритета волеизъявления сторон договора, и поэтому предполагает, чтобы использованные в договоре слова и выражения ясно и недвусмысленно выражали волю его сторон. При формулировании этой нормы были учтены изречения римских классиков: «Когда слова не возбуждают никаких разногласий, не следует допускать постановки вопроса о воле», — но забыто о том, что нет толкования воли там, где нет спора между сторонами относительно слов, выражений, словосочетаний и условий, содержащихся в договоре <1>. Аналогичный подход свойствен гражданскому законодательству ФРГ, Голландии и скандинавских стран, где не учитывают истинное намерение сторон, а придают значение лишь тому, что они отразили в договоре: «Люди связывают себя словами, а не мыслями». ——————————— <1> Дигесты Юстиниана / Пер. с лат. Отв. ред. Л. А. Кофанов. М.: Статут, 2004. Т. 5. С. 240.
Правовые системы большинства развитых государств придерживаются иного подхода относительно толкования договора. Так, английское право устанавливает, что при толковании договора волеизъявление лица необходимо выявить из истинной воли стороны договора, а не придерживаться буквального смысла выражения воли <2>. ——————————— <2> См.: Гражданское и торговое право зарубежных стран / Под общ. ред. В. В. Безбаха и В. К. Пучинского. М., 2004. С. 285.
Гражданский кодекс Франции содержит нормы, которые позволяют установить истинное обоюдное намерение сторон. Одной из этих норм является ст. 1160 ГК Франции: «все условия договора должны быть толкуемы в той связи, в которой они находятся одно с другим, придавая тот смысл, который вытекает из акта в целом» <3>. ——————————— <3> Там же. С. 275.
Данные положения закреплены и в правилах ст. 8 Венской конвенции 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров, согласно которым «заявления и иное поведение стороны договора», включая подписанный ею текст договора, необходимо толковать «в соответствии с общим намерением сторон», а при невозможности его выявления — «в соответствии со значением, которое аналогичные сторонам разумные лица придавали бы договору в таких же обстоятельствах»; при этом необходимо учитывать «все соответствующие обстоятельства, включая переговоры, любую практику, которую стороны установили в своих взаимных отношениях, обычаи и любое последующее поведение сторон» <4>. ——————————— <4> Пункт 3 ст. 8 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров. Вена, 1980.
Особый интерес представляют Принципы договорного права Европейского союза, которые предполагается включить в разрабатываемый в настоящее время Европейский гражданский кодекс. Указанные Принципы являются ненормативной унификацией положений договорного права. Документ был разработан комиссией по европейскому договорному праву под руководством профессора Оле Ландо на основании сравнительно-правового анализа различных правовых систем с целью нахождения наиболее эффективных решений правовых проблем. Среди всех существующих сегодня источников нового lex mercatoria Принципы европейского договорного права, которые являются последней унификацией принципов lex mercatoria, получили наиболее широкое применение как среди участников торгового оборота, судов, так и среди законодателей европейских стран. Принципы были признаны наиболее систематизированным, полностью отвечающим потребностям современного торгового оборота инструментом регулирования договорных отношений как между контрагентами — резидентами одного государства, так и между представителями разных стран. Данные Принципы не были заимствованы национальным законодательством стран ЕС, а значит, применяются только как право договора (lex contractus), т. е. в качестве норм, которые по взаимному согласию сторон регулируют существо их отношений в договоре между ними. Принципы европейского договорного права регулируют основные договорные отношения, основываясь на трех постулатах: добросовестность и честность в ведении дел, разумность и сотрудничество, справедливость. В российском законодательстве, в отличие от законодательства ряда зарубежных стран, применение указанных Принципов к толкованию текстов договоров прямо не закреплено. Однако они должны применяться по следующим причинам. Как отмечал А. Ф. Федоров, «для правильного развития торговля нуждается в особых условиях: свободе заключения сделок, быстроте, кредите, добросовестности» <5>. Из принципа добросовестности и честной деловой практики вытекает правило: стороны должны руководствоваться разумной осмотрительностью и осторожностью и добросовестно относиться к составлению текста договора, чтобы не возникало неопределенности при его толковании. Так, согласно Единому торговому кодексу США суд вправе признать недействительным договор или его положения, если установит, что сам договор или его условия «недобросовестны». Еще Дуэц заметил, что «люди умышленно вносят темноту и двусмысленность в их договоры для того, чтобы обеспечить себе предлог для уклонения от исполнения обязательств» <6>. Такие договоры должны признаваться недобросовестными. Как отмечал К. П. Победоносцев, в законодательстве России XIX в., в частности, содержалось правило о том, что при неясности словесного смысла договоров последние «должны быть изъясняемы по намерению их и доброй совести, то есть что разуметь по нормальному существу сделки и предполагая добросовестное намерение сторон, без затаенной мысли» <7>. ——————————— <5> Федоров А. Ф. Торговое право. Одесса, 1911. С. 56. <6> Duez. L’interpretation des internationaux. Revue generale de droit international public. 1925. P. 429, 434. Цит. по: Перетерский И. С. Толкование международного договора. М., 1959. С. 19. <7> Победоносцев К. П. Курс гражданского права / Под ред. В. А. Томсинова. М., 2003. Том III. С. 128.
На необходимость применения наряду с принципом добросовестности принципа разумности неоднократно указывал Конституционный Суд РФ <8>. Принцип разумности предполагает корректировку поведения с учетом интересов другого лица. Составляющими принципа разумности при толковании являются некоторые правила: во-первых, толкование должно быть таким, чтобы соглашение было действительным, а не бездейственным, — interpretatio fienda est ut res magis valeat quam pereat <9>. ——————————— <8> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 12 октября 1998 г. N 24-П «По делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» // СЗ РФ. 1998. N 42. Ст. 5211; Определение Конституционного Суда РФ от 25 июля 2001 г. N 138-О «По ходатайству Министерства Российской Федерации по налогам и сборам о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 12 октября 1998 года по делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» // СЗ РФ. 2001. N 32. Ст. 3410. <9> См.: Лукашук И. И., Лукашук О. И. Толкование норм международного права: Учебное пособие для вузов. М., 2002. С. 47.
Двусмысленные выражения должны толковаться так, чтобы избежать неудобства и нелепости (interpretatio talis in ambiguis semper fienda est ut evitetur inconviniens et absurdum) <10>. ——————————— <10> См.: Лукашук И. И., Лукашук О. И. Указ. соч. С. 47.
Это правило закреплено, в частности, в ст. 1157 Французского гражданского кодекса: если какое-либо договорное условие может быть понимаемо в двух смыслах, то предпочтительнее понимать его в том смысле, в каком оно может повлечь какие-либо последствия, а не в том смысле, при котором оно не имело бы никаких последствий. Во-вторых, при толковании неясных положений должен быть избран тот смысл, который не является бесполезным. Е. В. Васьковский предлагал избирать тот смысл, который наиболее целесообразен (quotes idem sermo duss sententias exprimit, ea potissimum excipiatur, quare rei gerendae aptior est) <11>. ——————————— <11> См.: Васьковский Е. В. Руководство к толкованию и применению законов для начинающих юристов. М., 1913. С. 94.
В-третьих, заявления и иное поведение стороны должны толковаться в соответствии с тем пониманием, которое имело бы разумное лицо, действующее в том же качестве, что и другая сторона при аналогичных обстоятельствах. Это правило является общепризнанным в международной торговле и закреплено, в частности, в ст. 8 Венской конвенции, ст. 4.1 Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА, ст. 5:101 Принципов европейского контрактного права. Применяя принцип справедливости, необходимо учитывать, что справедливость — это категория морали, справедливо то, что воспринимается как должное, сопричастное добру. Общеправовой принцип справедливости, как уже было сказано, предполагает баланс прав и законных интересов участников гражданского оборота <12>. Принцип справедливости проявляется в правиле о том, что результаты толкования не должны односторонне ущемлять законные интересы одного из субъектов, и предполагает толкование сомнений в пользу обязанного лица. ——————————— <12> См.: Постановление Конституционного Суда от 6 июня 2000 г. N 9-П «По делу о проверке конституционности положений абзаца 3 пункта 2 статьи 77 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» в связи с жалобой открытого акционерного общества «Тверская прядильная фабрика» // СЗ РФ. 2000. N 24. Ст. 2658; Постановление Конституционного Суда РФ от 3 июля 2001 г. N 10-П «По делу о проверке конституционности положений подпункта 3 пункта 2 статьи 13 Федерального закона «О реструктуризации кредитных организаций» и подпунктов 1 и 2 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» в связи с жалобами ряда граждан» // СЗ РФ. 2001. N 29. Ст. 3058.
Необходимо отметить, что степень разработанности принципов «добросовестность, разумность, справедливость» недостаточно велика. Представляется, что именно подобные рассуждения о неопределенности понятий внесли тень сомнения в вопрос включения указанных принципов в институт толкования в нашей стране. Однако это не является веской причиной для отложения применения этих принципов в российском гражданском законодательстве. Подытоживая сказанное, можно сделать вывод, что Принципы европейского договорного права представляют собой часть системы lex mercatoria, одним из главных оснований применения которого является воля сторон, т. е. стороны могут установить, что тот или иной обычай имеет для них обязательное значение, включая его текст в договор (интерполяция), а значит, суды обязаны устанавливать истинную волю сторон, а не ограничиваться буквальным толкованием. В настоящей статье речь преимущественно идет о договорах, заключенных в письменной форме. Следует напомнить, что договоры могут заключаться путем обмена документами, в устной форме или же путем совершения одной из сторон конклюдентных действий. В таких случаях истинное содержание договора будет устанавливаться исходя из объяснений сторон и иных документов. Таким образом, в Гражданском кодексе РФ установлено, что суд должен толковать договор буквально. Слово «буквальный» означает дословный, точный, прямой, не переносный <13>. Данная стадия начинается с прочтения текста договора, которое должно сопровождаться грамматическим и лексическим анализом, то есть установлением закономерностей построения правильных речевых отрезков и уяснением значений отдельных слов и их терминологического смысла. ——————————— <13> См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1983. С. 58.
Несмотря на это, российские суды ограничиваются субъективным толкованием, т. е. умозаключением конкретного судьи, а процессы умозаключений могут быть разными, в зависимости от профессиональной, юридической, образовательной и иной подготовки. Но в большинстве стран при необходимости выяснения значения слова легальным источником является словарь. Так, ссылки на словари английского языка довольно распространены в решениях английских и американских судов <14>. ——————————— <14> См.: Эрделевский А. Толкование договора // Российская юстиция. 1999. N 4. С. 11.
Однако вопрос о том, какой словарь применять, также является спорным, так как толковые словари составлены филологами, а значит, не в полной мере отражают сущность юридических терминов, а юридические словари зачастую не дают единообразного толкования терминов; так, слово «юрисдикция» в различных словарях толкуется по-разному: право производить суд, решать правовые вопросы; область, на которую распространяется такое право <15>; круг полномочий суда или административного органа по правовой оценке конкретных фактов, в том числе по разрешению споров и применению предусмотренных законом санкций <16>. ——————————— <15> См.: Словарь русского языка: В 4 т. М.: АН СССР, 1988. Т. 4. С. 775. <16> См.: Российский энциклопедический словарь: В 2 т. М.: Большая российская энциклопедия, 2000. Т. 2. С. 1868.
Необходимо отметить, что юридические термины трактуются по-разному даже правоведами. А если в договоре рассмотреть слова или выражения иностранного происхождения, вряд ли найдется единообразная их трактовка не только среди юристов, но и среди специалистов-филологов. Однако предположим, что суду все-таки удалось остановиться на одном из официальных толкований слова или выражения и прийти к какому-то его смысловому значению. Давайте задумаемся, всегда ли совпадают с тем смыслом слова или выражения, который им придают стороны при заключении договора, да и вообще возможно ли полностью выразить волю словами? Представляется, что нет. Стороны или одна из сторон могли заложить иной смысл в слова или выражения, а значит, в процессе толкования должны участвовать непосредственно субъекты, заключившие договор. Кроме того, только использования словарей недостаточно, так как словам должно придаваться значение в зависимости от субъектов, их употребивших. Так, арбитражным судам при рассмотрении споров предпринимателей необходимо установить смысл исходя из сложившейся между ними практики и обычаев делового оборота. В остальных случаях словам необходимо придавать тот смысл, какой они имеют в обыденном словоупотреблении <17>. ——————————— <17> См.: Шершеневич Г. Ф. Применение норм права // Журнал Министерства юстиции. 1903. N 1. С. 64.
Таким образом, содержанием того или иного слова будет такое значение, которое ему обычно придается неюристами. Это правило (literal rule) широко применяется, например, в Англии, в соответствии с ним судьи должны придавать словам и терминам их обыкновенное, общеупотребительное и буквальное значение <18>. ——————————— <18> См.: Костикова А. В. Толкование юридических текстов и основные подходы к толкованию // Арбитражные споры. 2006. N 2.
Также суды должны учитывать место заключения договора и личности сторон. Место заключения договора может помочь в определении смысла слов, употребляемых в этой местности, а личность сторон — диалект и уровень знания русского языка. Особую сложность представляет буквальное толкование договора, заключенного на двух языках, так как суд должен толковать текст договора на русском языке и перевод того же договора с другого языка, что требует привлечения переводчиков, которые, в свою очередь, могут по-разному перевести один и тот же текст договора. Особое внимание должно уделяться правилам русской пунктуации, ведь иногда от того, где стоит запятая, может зависеть многое. Меняющиеся реалии и новые потребности практики рассмотрения гражданских и арбитражных дел способствуют дальнейшей разработке указанной проблемы в несколько ином аспекте и проявлению интереса к ней со стороны специалистов в области не только материального и процессуального гражданского права, но и криминалистики и судебной экспертизы. В рамках экспертизы проводится анализ текста с целью выявления выраженных в нем смыслов (семантические исследования). В качестве задач судебной лингвистической экспертизы в том числе заявлено толкование спорных положений коммерческих и некоммерческих договоров, соглашений, меморандумов и т. п. для установления того, какие варианты пониманий этих положений в принципе возможны с точки зрения обычного носителя современного русского литературного языка и какие из возможных вариантов наиболее вероятны <19>. ——————————— <19> См.: Галяшина Е. И. Понятийные основы судебной лингвистической экспертизы: теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах // Материалы научно-практического семинара. М., 2003. Ч. 2.
Роль и значение судебной экспертизы при рассмотрении гражданских и арбитражных дел велики и хорошо известны. Экспертиза является инструментом решения коллизионных ситуаций между субъектами права и, следовательно, инструментом защиты охраняемых правом интересов личности, общества и государства <20>. В соответствии с ч. 1 ст. 82 АПК РФ она назначается для разъяснения возникающих при рассмотрении дела вопросов, требующих специальных знаний. ——————————— <20> См.: Колдин В. Я. Экспертиза как инструмент права // Проблемы юридической техники: Сб. ст. / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 691.
Под специальными знаниями понимаются знания в области любой научной, творческой и практической деятельности, выходящей за пределы правовой компетенции органов суда и следствия и сведений об общеизвестных фактах <21>. ——————————— <21> См.: Жижина М. В. Юрист — представитель стороны при назначении экспертизы документов в арбитражном процессе: тактика и практика. М.: Волтерс Клувер, 2010. С. 20.
Вопрос о том, когда действительно необходимо назначение экспертизы, а когда можно ограничиться выяснением смысла того или иного слова с помощью словаря без ущерба для правосудия, является предметом судейского усмотрения. Суды должны провести четкое разграничение ситуаций, чтобы, с одной стороны, оградить судопроизводство от затягивания и запутывания судебного процесса недобросовестными участниками путем инициирования назначения лингвистических экспертиз или представления результатов несудебных исследований в тех случаях, когда это не нужно, а с другой — способствовать полному, объективному, справедливому разрешению гражданских споров. Считаем, что если для уяснения вопросов предполагаются выход за пределы собственно правовой проблематики и обращение к лингвистическим, психологическим и другим научным понятиям и критериям, то необходимо привлечение лиц, обладающих специальными знаниями. Однако во избежание злоупотреблений общим и единственно верным должен быть классический подход: «где смысл виден ясно и определенно из самого слова, там больше нечего искать другого смысла» <22>. ——————————— <22> См.: Ривье Д. А. Учебник международного права / Пер. П. Казанского; под ред. Л. Комаровского. М., 1893. С. 228.
Вышеприведенное подтверждает то, что буквальное толкование требует специальных познаний, а значит, в сложных ситуациях судам целесообразно по собственной инициативе или по ходатайствам участников процесса назначать лингвистические экспертизы и учитывать их заключения при вынесении решений, а не высказывать мнение: «Ссылка заявителя на то, что суды не дали оценки заключению лингвистической экспертизы, несостоятельна, поскольку по смыслу ст. 431 Кодекса толкование условиям договора дает суд» <23>. ——————————— <23> Определение Высшего Арбитражного Суда РФ от 12 марта 2009 г. N 2293/09 по делу N А66-3545/2007 «Об отказе в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ» // СПС «КонсультантПлюс».
На наш взгляд, буквальное толкование договора, закрепленное в ст. 431 ГК РФ, не способствует правильному разрешению спора.
Пристатейный библиографический список
1. Васьковский Е. В. Руководство к толкованию и применению законов для начинающих юристов. М., 1913. 2. Галяшина Е. И. Понятийные основы судебной лингвистической экспертизы: теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах // Материалы научно-практического семинара. М., 2003. Ч. 2. 3. Гражданское и торговое право зарубежных стран / Под общ. ред. В. В. Безбаха и В. К. Пучинского. М., 2004. 4. Жижина М. В. Юрист — представитель стороны при назначении экспертизы документов в арбитражном процессе: тактика и практика. М.: Волтерс Клувер, 2010. 5. Колдин В. Я. Экспертиза как инструмент права // Проблемы юридической техники: Сб. ст. / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. 6. Костикова А. В. Толкование юридических текстов и основные подходы к толкованию // Арбитражные споры. 2006. N 2. 7. Лукашук И. И., Лукашук О. И. Толкование норм международного права: Учебное пособие для вузов. М., 2002. 8. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1983. 9. Перетерский И. С. Толкование международного договора. М., 1959. 10. Победоносцев К. П. Курс гражданского права / Под ред. В. А. Томсинова. М., 2003. Т. III. 11. Ривье Д. А. Учебник международного права / Пер. П. Казанского; под ред. Л. Комаровского. М., 1893. 12. Российский энциклопедический словарь: В 2 т. М.: Большая российская энциклопедия, 2000. Т. 2. 13. Словарь русского языка: В 4 т. М.: АН СССР, 1988. Т. 4. 14. Федоров А. Ф. Торговое право. Одесса, 1911. 15. Шершеневич Г. Ф. Применение норм права // Журнал Министерства юстиции. 1903. N 1. 16. Эрделевский А. Толкование договора // Российская юстиция. 1999. N 4.
