Материал подготовлен с использованием правовых актов
по состоянию на 1 марта 2012 года
А. М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ
Эрделевский А. М., профессор МГЮА, доктор юридических наук.
Статья 203 ГК предусматривает два основания перерыва исковой давности — предъявление кредитором иска в установленном порядке и совершение обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга. Правильность складывающегося в правоприменительной практике подхода ко второму из указанных оснований — совершению должником действий, свидетельствующих о признании долга — вызывает серьезные сомнения, что обусловливает целесообразность его анализа.
Вопросу о перерыве исковой давности по этому основанию было уделено внимание в п. п. 19 — 23 совместного Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 12.11.2001 N 15 и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 15.11.2001 N 18 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности» (далее — Постановление N 15/18).
В п. 19 Постановления N 15/18 отмечается, что при исследовании обстоятельств, связанных с совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга, суду необходимо в каждом случае устанавливать, когда конкретно были совершены должником указанные действия, имея при этом в виду, что перерыв течения срока исковой давности может иметь место лишь в пределах срока давности, а не после его истечения.
Поскольку в ст. 203 ГК не приведены примеры тех действий, которые законодатель считает свидетельствующими о признании долга, высшие российские судебные органы делают это в п. 20 Постановления N 15/18, указывая, что к действиям, свидетельствующим о признании долга в целях перерыва течения срока исковой давности, исходя из конкретных обстоятельств, в частности, могут относиться: признание претензии; частичная уплата должником или с его согласия другим лицом основного долга или сумм санкций, а также частичное признание претензии об уплате основного долга, если он имеет под собой только одно основание, а не складывается из различных оснований; уплата процентов по основному долгу; изменение договора уполномоченным лицом, из которого следует, что должник признает наличие долга, равно как и просьба должника о таком изменении договора, например, об отсрочке или рассрочке платежа; акцепт инкассового поручения.
В п. 20 Постановления N 15/18 также отмечается, что в случаях, когда обязательство предусматривало исполнение по частям или в виде периодических платежей и должник совершил действия, свидетельствующие о признании лишь какой-то части (периодического платежа), такие действия не могут являться основанием для перерыва течения срока исковой давности по другим частям (платежам).
Аналогичный подход к рассматриваемому основанию перерыва течения срока исковой давности проявляется и в п. 23 Постановления N 15/18, где указано, что признание обязанным лицом основного долга, в том числе в форме его уплаты, само по себе не может служить доказательством, свидетельствующим о признании дополнительных требований кредитора (в частности, неустойки, процентов за пользование чужими денежными средствами), а также требований по возмещению убытков, и, соответственно, не может расцениваться как перерыв течения срока исковой давности по дополнительным требованиям и требованию о возмещении убытков.
Поскольку в роли должников в гражданско-правовых отношениях часто выступают юридические лица, исполнение обязанностей которых осуществляется действиями их работников, в п. 21 Постановления N 15/18 обращается внимание но то, что совершение работником должника действий по исполнению обязательства, свидетельствующих о признании долга, прерывает течение срока исковой давности при условии, что эти действия входили в круг его служебных (трудовых) обязанностей или основывались на доверенности либо полномочие работника на совершение таких действий явствовало из обстановки, в которой он действовал (ч. 2 п. 1 ст. 182 ГК).
Важное практическое значение имеет абзац второй п. 14 Постановления N 15/18, в котором указывается, что перечень оснований перерыва течения срока исковой давности, установленный в ст. 203 ГК и иных федеральных законах, «не может быть изменен или дополнен по усмотрению сторон и не подлежит расширительному толкованию» (выделено мной. — А. Э.).
Видимо, следуя соображению о недопустимости расширительного толкования перечня оснований перерыва течения срока исковой давности, высшие судебные органы подчеркивают в п. 22 Постановления N 15/18, что поскольку в ст. 203 ГК указывается на прерывание течения срока исковой давности совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга, исковая давность не может прерываться посредством бездействия указанного лица. В качестве примера бездействия должника приводится ситуация, когда он не оспорил платежный документ о безакцептном или бесспорном списании денежных средств, имея возможность оспаривания на основании закона или договора, и указывается, что это обстоятельство не может служить доказательством, свидетельствующим о признании обязанным лицом долга.
Если оценить п. п. 14, 19 — 23 Постановления N 15/18 в совокупности, то окажется вполне очевидным, что при истолковании правила ст. 203 ГК в части перерыва исковой давности вследствие совершения обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга, высшие российские судебные органы намного больше заботятся об интересах должника, чем кредитора. Это проявляется и в судебных решениях по конкретным делам.
Так, например, Федеральный арбитражный суд Западно-Сибирского округа в Постановлении от 21 октября 2003 г. по делу N Ф04/5365-1754/А45-2003 указал, что главный бухгалтер, подписавший акт сверки задолженности от имени ответчика, не является лицом, имеющим право выступать от имени юридического лица без доверенности, то есть не вправе был совершать действия по признанию долга. Между тем, такой вывод представляется небесспорным ввиду отсутствия в этом судебном акте анализа существа того юридического факта, каковым является составление акта сверки задолженности.
Сверка задолженности обычно производится по полностью или частично исполненным обязательствам и сама по себе не влечет возникновения, изменения или прекращения гражданских прав и обязанностей. Подписание акта сверки задолженности не влечет изменения размера задолженности, а лишь удостоверяет его. Вместе с тем, подписание такого акта можно рассматривать в качестве исполнения обязанности одной стороны обязательства выдать другой стороне расписку в получении исполнения полностью или в соответствующей части (п. 2 ч. 1 ст. 408 ГК). Согласно ст. 402 ГК действия работников должника по исполнению его обязательства считаются действиями должника. В соответствии с п. 3 ст. 7 Федерального закона «О бухгалтерском учете» от 21.11.1996 главный бухгалтер, в частности, обязан обеспечивать контроль за движением имущества и выполнением обязательств юридического лица. Как представляется, из такой трудовой обязанности главного бухгалтера вытекают его право и обязанность составить и подписать акт сверки задолженности, что позволяет счесть это действие главного бухгалтера действием самого обязанного юридического лица, свидетельствующим о признании им своего долга.
Наиболее явным и общим образом оказание судами предпочтения интересам должника выражено в упомянутом выше п. 14 Постановления N 15/18, где устанавливается запрет лишь на расширительное толкование перечня оснований перерыва исковой давности, но ничего не говорится о недопустимости его ограничительного толкования. Между тем, в судебной практике наблюдается именно ограничительное толкование в отношении перечня действий, свидетельствующих о признании долга обязанным лицом.
Примером такого ограничительного подхода является решение Арбитражного суда Чувашской Республики от 11 августа 2006 г. по делу N А79-4273/2006, где суд не принял возражений истца о прерывании срока исковой давности, основанных на том, что ответчиком направлялись в вышестоящие организации формы бухгалтерской отчетности, в которых отражалась задолженность ответчика перед истцом. Не принимая довод истца о прерывании этим действием ответчика течения срока исковой давности, суд указал, что указанное действие не свидетельствуют о совершении ответчиком действий о признании долга перед истцом.
Таким образом, судебная практика исходит из того, что действие, свидетельствующее о признании долга, должно быть совершено обязанным лицом именно в адрес кредитора. Действия, совершаемые должником в отношении третьих лиц, в том числе в порядке исполнения публичной обязанности, течения срока исковой давности, если следовать такому подходу, не прерывают. Впрочем, в отдельных случаях и при таком подходе исполнение публичной обязанности, адресованное неопределенному кругу лиц, вероятно, могло бы признаваться судебной практикой адресованным кредитору как одному из таких лиц — например, исполнение организациями, указанными в ст. 16 Федерального закона от 21.11.1996 «О бухгалтерском учете», в установленные сроки публиковать квартальную и годовую бухгалтерскую отчетность.
В целом же трудно отрицать, что такое истолкование судами ст. 203 ГК в целом соответствует ее гражданско-правовому смыслу, если принять во внимание логическую взаимосвязь двух названных в ней оснований перерыва течения срока исковой давности. Поскольку совершение обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга, прерывает течение исковой давности, это позволяет кредитору не опасаться утратить возможность судебной защиты нарушенного права и, соответственно, не спешить прервать течение исковой давности первым из названных в ст. 203 ГК способов — предъявлением иска в установленном порядке. Вместе с тем, такое толкование ст. 203 ГК является ограничительным, поскольку выявляемый с его помощью смысл этой нормы оказывается уже ее буквального смысла.
Каким является буквальный смысл ст. 203 ГК применительно к рассматриваемому основанию перерыва течения срока исковой давности? Согласно Словарю русского языка С. И.Ожегова, признать (признавать) в своем основном значении означает согласиться считать что-то законным, существующим, действительным. Исходя из этого под признанием долга следует понимать согласие считать долг существующим. Текст ст. 203 ГК не содержит никаких ограничений по кругу лиц, в адрес которых должны быть совершены действия, свидетельствующие (то есть доказывающие) наличие согласия обязанного лица считать свой долг существующим. Поскольку это действие должно свидетельствовать о согласии должника считать долг существующим, оно должно быть доступным внешнему восприятию (то есть согласие должно быть выражено вовне) и доказывать факт признания долга достаточно определенно. Этим исчерпывается буквальный смысл ст. 203 ГК в части, касающейся совершения действий, свидетельствующих о признании долга, как основания перерыва исковой давности. Предположение о том, что для наступления указанного в ст. 203 ГК правового последствия такие действия должны совершаться не в отношении любого лица, а лишь в адрес кредитора, представляет собой ограничительное толкование этой нормы.
Отмеченный ограничительный характер существующего судебного толкования ст. 203 ГК (хотя и соответствующий ее гражданско-правовому смыслу) особенно наглядно проявляется при ее сравнении с посвященным перерыву исковой давности параграфом 212 Германского гражданского уложения (далее — ГГУ). В параграфе 212 ГГУ, в частности, устанавливается, что исковая давность начинает течь заново, если должник признал в отношении кредитора право требования посредством уплаты части долга, уплаты процентов, предоставления обеспечения либо иным способом. Нетрудно видеть, что немецкий законодатель счел необходимым специально указать, что прерывающее исковую давность действие должно быть совершено именно в отношении кредитора.
Но соответствует ли выявленное выше ограничительное толкование судами ст. 203 ГК Конституции РФ — нормативного акта, имеющего на территории РФ высшую юридическую силу? Для ответа на этот вопрос обратимся к нормам Конституции РФ во взаимосвязи с нормами ГК об исковой давности.
В соответствии с ч. 1 ст. 46 Конституции РФ каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. При этом, согласно ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены лишь федеральным законом и только в той мере, в какой это необходимо, в частности, в целях защиты прав и законных интересов других лиц. Одним из прав человека, которые могут быть ограничены в указанных целях, является право на судебную защиту. Следовательно, установление института исковой давности представляет собой один из допускаемых Конституцией РФ способов ограничения законом права лица на судебную защиту. Как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ (например, в Определении от 08.04.2010 N 456-О-О), целью допустимого, с точки зрения ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, ограничения права лица на судебную защиту сроком исковой давности является защита законных интересов обязанных лиц в стабильности и определенности тех гражданских правоотношений, участниками которых они являются.
Из указания в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ на возможность ограничения прав и свобод человека и гражданина федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты прав и законных интересов других лиц, следует, что ограничивающие права и свободы человека законы ни в коем случае не могут подлежать расширительному толкованию. Их ограничительное толкование представляется допустимым. Необходимо исходить из того, что, принимая такие законы, законодатель точно определяет те пределы ограничения прав и свобод, за которые он выходить не вправе.
Соответственно, не подлежит расширительному толкованию п. 2 ч. 2 ст. 199 ГК, предусматривающий возможность применения исковой давности к требованиям кредитора и тем самым ограничивающий его право на судебную защиту. Что касается норм ГК о приостановлении (ст. 202 ГК), перерыве (ст. 203 ГК) и восстановлении (ст. 205 ГК) срока исковой давности, то их действие сужает, ограничивает возможность применения исковой давности, то есть ограничивает возможность ограничения права лица на судебную защиту. Ограничительное толкование таких норм одновременно производит эффект расширительного толкования нормы о применении исковой давности, что приводит к противоречащему ч. 1 ст. 46 и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ нарушению права лица на судебную защиту. Поэтому ограничительное толкование ст. ст. 202, 203, 205 ГК представляется недопустимым. Между тем, как было показано выше, именно такое толкование применяется в судебной практике в отношении ст. 203 ГК в части совершения обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга как основании перерыва исковой давности.
По изложенным соображениям представляется целесообразным внести изменения в ст. 203 ГК, прямо указав в ней, что действия, свидетельствующие о признании долга, должны совершаться обязанным лицом в отношении кредитора. Необходимо также внести дополнения в п. 14 Постановления 15/18, установив запрет на ограничительное толкование ст. 203 ГК.
Впредь до указанной корректировки законодательства и судебной практики возможно обращение заинтересованных лиц в Конституционный Суд РФ с просьбой признать ст. 203 ГК противоречащей п. 1 ст. 46 и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ постольку, поскольку она, с учетом смысла, придаваемого ей сложившейся правоприменительной практикой, допускает возможность ее ограничительного толкования, в частности, по кругу лиц, в отношении которых обязанным лицом должны быть совершены действия, свидетельствующие о признании долга.
