Материал подготовлен с использованием правовых актов
по состоянию на 1 сентября 2011 года
А. М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ
Эрделевский А. М., профессор МГЮА, д. ю.н.
В предлагаемой вниманию читателя статье будет сделана попытка ответа на вопрос о правовой природе такого действия, как исполнение обязанности исходя из норм Гражданского кодекса РФ (далее — ГК). Является исполнение обязанности сделкой или юридическим поступком? Хотелось бы сразу отметить, что эту тему рассматривали на весьма высоком научном уровне многие уважаемые российские цивилисты, имена которых нет необходимости перечислять, они широко известны. Теоретические споры по поставленному вопросу вряд ли имеют большие шансы когда-нибудь прекратиться, поэтому автор не ставит своей задачей принять в них участие и ограничивается лишь установлением наличия или отсутствия легального ответа на этот вопрос в нормах ГК.
Следует подчеркнуть, что предметом рассмотрения в настоящей статье является вопрос о правовой природе именно исполнения обязанности, а не исполнения обязательства. Исполнение обязательства в большинстве случаев представляет собой совокупность двух действий — исполнения обязанности должником и принятия исполнения кредитором. Поскольку второе из этих действий «зеркально» по отношению к первому, то ответ на вопрос о правовой природе исполнения обязанности предполагается аналогичным и в отношении правовой природы принятия исполнения.
Практическое значение выяснения ответа на поставленный вопрос обусловлено тем, что для совершения сделки необходима способность лица направить свою волю на наступление соответствующих данной сделке юридических последствий, что требует наличия у него гражданской дееспособности в предусмотренном законом объеме. Правовой эффект юридического поступка в наиболее общепринятом понимании этого понятия, напротив, не зависит от направленности воли совершающего его лица на наступление соответствующих этому действию юридических последствий, поэтому такие последствия наступают независимо от дееспособности этого лица.
Необходимо заметить, что законодатель далеко не всегда дает нормативное основание для бесспорной квалификации того или иного действия в качестве юридического поступка, а не сделки.
Так, в период действия Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах» от 09.07.1993 вполне достаточные основания считать юридическим поступком создание объекта авторского права давал п. 1 ст. 9 этого Закона, в котором устанавливалось, что авторское право на произведение науки, литературы и искусства возникает в силу факта его создания (в действующей части четвертой ГК аналогичного положения, к сожалению, не содержится), в сочетании с п. 1 ст. 6 того же Закона, из которого следовало, что завершившийся созданием произведения науки, литературы или искусства, независимо от его назначения (то есть цели создания), процесс творческой деятельности лица влечет возникновение у него авторского права на такое произведение (аналогичное правило установлено сегодня в п. 1 ст. 1228 ГК применительно к результатам интеллектуальной деятельности в целом).
Еще более наглядным примером бесспорной квалификации действия в качестве юридического поступка является п. 4 ст. 1055 ГК, где применительно к совершению действия, за которое обещана награда, устанавливается, что обязанность выплатить награду возникает независимо от того, совершено ли соответствующее действие в связи со сделанным объявлением или независимо от него. Отсюда следует, что лицо, совершившее действие, за которое была обещана награда, могло вообще не знать об обещании или было полностью недееспособным в силу возраста или состояния здоровья — право на награду возникнет у него независимо от этих обстоятельств, в силу самого факта совершения такого действия.
Сложнее оказывается ситуация с совершением обязанным лицом действия, свидетельствующего о признании долга, что влечет правовые последствия в виде перерыва исковой давности (ст. 203 ГК). Такое действие не подпадает под определение сделки ни формально, поскольку перерыв исковой давности не влечет возникновения, изменения или прекращения гражданских прав и обязанностей, ни по существу, поскольку речь идет о действии, которое объективно, независимо от направленности воли должника при его совершении, подтверждает факт осознания последним существования своей обязанности по отношению к кредитору и наличия у него намерения исполнить ее. Отсутствие у должника способности осознавать наличие у него обязанностей влечет невозможность признания совершенных им действий в качестве действий, свидетельствующих о признании долга. В этом случае перерыва исковой давности не происходит.
Обращаясь к вопросу о правовой природе исполнения обязанности, начнем с выяснения наиболее общеупотребительного значения слова «исполнить». Согласно Словарю русского языка С. И. Ожегова, исполнить (синоним — выполнить) означает: осуществить на деле, провести в жизнь. Понятно, что осуществлять на деле или проводить в жизнь можно что-то, существующее сначала в идеальном виде в воображении человека, поэтому исполнение (выполнение) чего-либо, в том числе обязанности, представляет собой волевое действие. Приставка «вы» указывает на законченность действия по преобразованию идеи в реальность.
Отсюда можно сделать вывод о том, что воля лица при исполнении обязанности направлена на осуществление своего поведения таким образом, чтобы существующая в идеальном виде обязанность закончила (прекратила) свое существование. Этот небольшой лингвистический экскурс дает некоторые основания считать исполнение обязанности действием, направленным на ее прекращение. Такое действие подпадает под определение сделки, приведенное в ст. 153 ГК, согласно которой под сделкой понимается действие субъекта гражданского права, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей.
Перейдем к анализу правовой природы исполнения обязанности на основе норм ГК. Пожалуй, достаточно уверенный ответ на поставленный в начале настоящей статьи вопрос позволяет дать ст. 21 ГК, в которой дается определение дееспособности гражданина. В этой норме дееспособность гражданина определена как его способность своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их (гражданская дееспособность). Из данной нормы следует, что недееспособный гражданин не может своими действиями исполнять обязанности. Почему? Видимо, потому, что он не способен сознавать правовое значение своих действий, то есть тех правовых последствий, которые в связи с ними наступают.
Но такое осознание необходимо лишь в случае совершения сделок, поскольку, как следует из норм главы 9 ГК, для совершения сделки необходима способность лица направить свою волю на наступление соответствующих данной сделке правовых последствий. Для наступления правовых последствий, свойственных юридическому поступку, такой способности не требуется. Правовым последствием надлежащего исполнения должником своей обязанности является ее прекращение, на его наступление и должна быть направлена воля лица, исполняющего обязанность. Таким образом, содержание ст. 21 ГК позволяет прийти к выводу о том, что законодатель рассматривает исполнение должником своей обязанности в качестве сделки.
В какой-то мере подкрепляет сделанный вывод и содержание п. 3 ст. 159 ГК, согласно которому сделки во исполнение договора, заключенного в письменной форме, могут по соглашению сторон совершаться устно, если это не противоречит закону, иным правовым актам и договору. Следует, правда, заметить, что этой нормы, отдельно взятой, было бы недостаточно для квалификации исполнения обязанности в качестве сделки, поскольку под сделкой во исполнение договора в п. 3 ст. 159 ГК может пониматься случай, когда исполнение договора заключается в совершении самостоятельной сделки. В качестве примера такого случая можно привести соглашение о выдаче банковской гарантии, которое исполняется путем совершения односторонней сделки — выдачи банковской гарантии.
Возможность привести дополнительные аргументы в пользу вывода, сделанного в результате анализа ст. 21 ГК, предоставляет правило ст. 206 ГК, согласно которому должник или иное обязанное лицо не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения он не знал об истечении давности.
Отсюда следует, что осознание должником факта истечения исковой давности может повлиять на его намерение исполнить свою обязанность перед кредитором. Однако такое влияние возможно лишь в случае, если воля должника имеет направленность на освобождение себя от этой обязанности, то есть на ее прекращение. Если бы именно такая направленность воли должника не предполагалась, то осознание им факта истечения срока исковой давности и, как следствие, прекращения его обязанности по отношению к кредитору или, в зависимости от подхода к вопросу о судьбе права требования в связи с истечением срока исковой давности, утраты кредитором возможности судебной защиты нарушенного права, не могло бы оказать влияния на принятие должником решения об исполнении обязанности.
Таким образом, из смысла ст. 206 ГК следует, что законодатель считает исполнение обязанности сделкой, признания которой недействительной (в случае отсутствия ст. 206 ГК) мог бы требовать на основании ст. 178 ГК не знающий об истечении исковой давности должник как оспоримой сделки, совершенной под влиянием заблуждения относительно ее природы (должник полагает, что исполняет полноценную юридическую обязанность предоставить исполнение кредитору, а в действительности такой обязанности не существует).
В целом изложенные соображения позволяют склониться к выводу о том, что вытекающая из закона позиция российского законодателя по вопросу о правовой природе исполнения обязанности состоит в признании такого исполнения сделкой, а не юридическим поступком. Практическим следствием такого вывода является возможность применения к исполнению обязанности норм главы 9 ГК, включая нормы о недействительности сделки.
