(Белковец Л. П.) («История государства и права», 2012, N 20)
ДУХОВНЫЕ И ДОГОВОРНЫЕ ГРАМОТЫ ВЕЛИКИХ И УДЕЛЬНЫХ КНЯЗЕЙ КАК ПАМЯТНИКИ ПРАВА МОСКОВСКОЙ РУСИ XIV — XV ВВ. <*>
Л. П. БЕЛКОВЕЦ
——————————— <*> Belkovets L. P. Spiritual and contractual testaments (grand) velikich and udelnych knjazey as monuments of the right of the Moscow Russia to the XIV — XV Centuries.
Белковец Лариса Прокопьевна, профессор кафедры истории государства и права, конституционного права Новосибирского юридического института (филиала) Томского государственного университета, доктор исторических наук, почетный работник высшей школы Российской Федерации.
В статье исследованы два вида актов великих и удельных князей раннего периода становления государственности Московской Руси: духовные и договорные грамоты. Рассмотрены юридические основания порядка владения и наследования недвижимости в условиях раннефеодальной монархии, проблема признания субъективных прав «молодших» князей в системе вассалитета-сюзеренитета, строительства отношений князей с Ордой. Показано значение данных актов для изучения юридической жизни народа и правового быта русского государства.
In article two types of acts of the grand and udelnych knjazey of early period of formation of statehood of the Moscow Russia are investigated. Legislative bases of an order of possession and real estate inheritance in the conditions of an early feudal monarchy, problem of recognition of the subjective rights «molodschich» knjazey in system vassaliteta-syuzereniteta, constructions of the relations of knjazey with the Horde are considered. Value of these acts for studying of legal life of the people and a legal life of the Russian state is shown.
В Московском государстве уже с XIV в. не встречается никаких следов действия Русской Правды, кроме ст. 55 первого кодифицированного акта — Судебника 1497 г., в которой речь идет о займе. Все более широкое применение получали в это время, в немалой степени благодаря возраставшему влиянию духовенства, византийские источники. Однако они не могли иметь применения в светских судах. Важнейшими источниками изучения юридической жизни народа и правового быта Московской Руси становятся акты (от лат. Actum). В Древнем Риме и позднее, в эпоху Средневековья, так назывались постановления органов государственной власти. Акты фиксировали также политические и экономические сделки — договоры, и в русском государстве они именовались словом «грамоты». Акты регулировали разнообразные стороны жизни раннефеодальной монархии и представлены значительным числом видов. Среди них особо выделяются жалованные и уставные грамоты, получившие в свое время обстоятельную характеристику в известном труде М. Ф. Владимирского-Буданова <1>. Они заключались между двумя сторонами (контрагентами), в качестве одной из которых могло выступать государство в лице его высших органов — великих и удельных князей. Не меньшее значение для уяснения вопроса о том, как осуществлялся переход от власти, основанной на принципах вассалитета-сюзеренитета, к неограниченной монархической власти имеют духовные и договорные грамоты. Именно два этих вида средневековых актов являются предметом рассмотрения в данной статье. ——————————— <1> Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 223.
По подсчетам В. О. Ключевского, за указанный период сохранилось 16 духовных и более 50 договорных грамот великих и удельных князей. Они ведут свое начало от духовной грамоты Ивана Даниловича Калиты (около 1339 г.) и договора его сыновей (1341 г.), а завершает их историю на этом этапе духовная грамота Василия II Темного и его же договорная грамота с Боровским князем Василием Ярославичем (около 1456 г.). В сравнении с Русской Правдой они не содержат общеобязательных положений, постоянных юридических норм. Они указывают лишь на казуальное применение общих норм, на практическое действие существовавшего общественного порядка, не вскрывая его оснований. «По ним мы наблюдаем не сухой остов общества, не социальную схему времени, а живую общественную организацию, цельную картину сословных отношений», — писал В. О. Ключевский <2>. ——————————— <2> Ключевский В. О. Сочинения: В 9 т. М., 1989. Т. 6: Специальные курсы. С. 278.
Особую важность при работе историка права с такими источниками приобретает знание формуляра акта, то есть той комбинации устойчивых статей-клаузул, которая переходила из акта в акт и с помощью которой фиксировалась сделка-договор. Как правило, все они начинались с богословия (invocatio), то есть обращения к Богу: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (духовная Ивана Калиты) <3>, обозначения лица, от которого исходит документ (intitulatio): «аз, грешныи худыи раб божий Иван», указания адресата (inscripcio): «даю ряд сыном своим и княгини своеи». Обязательной была отсылка к инициатору дела или апелляция к установленному правилу, порядку, в соответствии с которым заключался акт (arenga): «по отца своего грамоте» или «по благословению отца нашего митрополита». Для Ивана Калиты это была поездка в Орду: «пишу душевную грамоту, ида в Ворду,… аже Бог что розгадает о моемь животе». Необходимо было указывать также на свободу распоряжения и доброе здравие, при котором оно сделано, что дополняло интитуляцию: «никимь не нужен (не принуждаем), целымь своимь умом, в своемь здоровьи». Несоблюдение формы акта его составителями дает право исследователю заподозрить их в фальсификации документа. ——————————— <3> Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV — XVI вв. М.; Л., 1950. С. 7.
Главную часть текста акта составляла диспозиция (dispositio), распоряжение по существу дела, состоявшее, как правило, из нескольких статей. Здесь оговаривались условия договора, обозначались передаваемые по наследству земли, вещи, права владения, пользования и распоряжения ими. Венчала текст санкция (sanctio), запрещение нарушения договора и угроза опалы, другого наказания за нарушение прав. В духовной Ивана Калиты она звучала так: «А кто сю грамоту порушить, судить ему бог» <4>. Чаще всего санкция была краткой: «А кто ся ослушаеть, быти в казни» <5>. ——————————— <4> Там же. С. 9. <5> О формуляре актов см.: Каштанов С. М. Из истории русского средневекового источника: акты X — XVII вв. М., 1996. С. 77.
Ранние духовные, а иногда и договорные, грамоты не датировались, датируют их по формуляру и другим косвенным признакам исследователи сами. Datum, как и указание места составления акта, появятся позже, но обязательным было указание послухов — свидетелей и писца, оформившего акт, как это имеет место уже в грамоте Ивана Калиты: «А на се послуси: отець мои душевьныи Ефрем, отець мои душевьный Федосии, отець мои душевьныи поп Давыд. А грамоту писал дьяк князя великого Кострома». Позднее в такого рода грамотах стали фигурировать имена приближенных к князю бояр и московского митрополита. Воля завещателя, выраженная в духовной грамоте, была главным юридическим основанием порядка наследования, что вполне отвечало правовой сущности владения периода раннефеодальной монархии, когда вся Московская земля (Москва и прилегающие к ней города и села) рассматривалась как личная собственность князя-владельца. Он распоряжался ею наравне с движимым имуществом. Наследниками князя являлись прежде всего сыновья, за отсутствием их — братья, наконец, жена, одна или с дочерьми, или «с меньшими детьми», причем княгиня наследовала даже при сыновьях и братьях. Все наследники поначалу получали примерно равные наследственные доли. Не имея возможности распоряжаться великим княжением, Иван Калита поручает старшему сыну Семену (будущему Семену Гордому) быть наставником по отношению к братьям. Эта интересная политическая тенденция закрепляется формулой: «А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою (мачеху Семена — Л. Б.) с меньшими детьми, по бозе ты им будешь печалник». Такое же распоряжение находим и в духовной грамоте Дмитрия Ивановича (1389 г.). И он завещал сыновьям «чтить и слушаться» «своего брата старишего, князя Василья, в мое место, своего отца», а князю Василию — «держать» «свою братью молодшюю в братьстве, без обиды» <6>. Опекуншей детей, как и в Русской Правде, могла выступать и сама княгиня-мать, как это видно из духовной Дмитрия Ивановича: «А приказал есмь свои дети своеи княгине. А вы, дети мои, слушайте своее матери во всем, из ее воли не выступайтеся ни в чем. А которыи сын мои не имет слушати свое матери, а будет не в ее воли, на том не будет моего благословенья». ——————————— <6> Духовные и договорные грамоты. С. 37.
Но великий князь различал в своем лице собственника и правителя. Как высшая власть он был судьей, облагал налогами, собирал дань для Орды только в пределах своего владения. В духовных грамотах московских князей до времен Дмитрия Ивановича Донского (1389 г.) ничего не говорится об их «державных» правах. Отношения их с удельными князьями Московского государства строились на принципах вассалитета-сюзеренитета, о чем убедительно свидетельствуют договорные грамоты. В них, собственно, прослеживается та же политика, что и в духовных грамотах в отношении младших братьев великого князя. Один из них — «старейший», остальные — «молодшие» братья. В XIV в., несмотря на старшинство, предоставляемое ханом Орды владимирским князьям, а с Ивана Калиты — только московским, образовалось несколько других великих княжеств, также признанных ханами: Смоленское, Рязанское, Тверское, Ростовское. Формула «старейший» брат и брат «молодший» применялась в договорах к князьям, смотря по степени их могущества. Так, Дмитрий Донской называл себя старейшим братом тверского князя Михаила: «На сем, брате молодший, великий князь Михайло Олександрович, целуй — ко мне крест к брату старшему» <7>. ——————————— <7> Хрестоматия по истории СССР: с древнейших времен до конца XV в. М., 1960. С. 500.
Нужно заметить, что признание московского князя братом старейшим произошло не сразу, еще долго действовали старые удельные отношения равенства. Первые Калитовичи в своих завещаниях не давали еще никаких политических прав не только своим старшим сыновьям по отношению к младшим (только наставничество), но они не подчиняли им и младших удельных родичей. Тенденция возрастания удела старшего сына начинает прослеживаться в XV в., а по духовной Ивана III (около 1504 г.) старшему из наследников, великому князю Василию III, отходит 66 городов с уездами, в то время как остальные четверо вместе получают 30. Великий московский князь не являлся еще политическим авторитетом для других великих князей, каждый из которых считал себя полным хозяином своего удела, доставшегося от предков. Формула этой независимости выражалась словами договорных грамот: «тебе знати своя отчины, а мне знати своя отчины» <8>. Взаимные отношения князей строились на признании субъективных прав «молодших», невмешательства в удельные дела друг друга, запретов на приобретение земель в чужом уделе и даже проезда по чужой территории: «Сел ти не купити, ни твоим бояром, ни закладнев ти, ни оброчников не держати. А в твои ми удел данщиков своих и приставов не всылати,… грамот жаловальных не давати…» <9>. ——————————— <8> Духовные и договорные грамоты. С. 19. <9> Там же. С. 19.
Постоянных политических связей между князьями старейшими и младшими, судя по договорным грамотам, не существовало. Но весьма интенсивными были связи семейные, возникали и временные объединения независимых князей, вызванные потребностями внешней обороны и отношениями с Ордой. В договорных грамотах младшие удельные князья говорили своему старшему: «Быти тебе с нами, а нам с тобой», что означало принятие обязательства иметь общих врагов и друзей («кто будет мне недруг, то и тобе недруг, кто будет мне друг, то и тобе друг») <10>. Свобода служить «кому хочу» провозглашалась в этих ранних грамотах и для княжеских слуг: «А боярам и слугам вольным воля: кто пойдет от нас к тебе, к великому князю, или от тебя к нам, нелюбья не держати» <11>. ——————————— <10> Там же. С. 11, 19. <11> Там же. С. 13.
Особенно ярко договорные грамоты демонстрируют роль княжеских союзов в отношениях с Ордой. Каждый великий князь собирал «выход» с удельных князей своей линии и доставлял дань в Орду. Со времени Ивана Калиты сбор дани со всей русской земли взяли в свои руки московские князья, и это преимущество стало в определенной степени средством подчинения других удельных князей, которых они старались не допустить к прямым сношениям с Ордой. В грамотах это закреплялось словами: «мне знать Орду, а тебе Орды не знать». Финансовая зависимость стала быстро перерастать в политическую. После смерти Ивана Калиты хан объявил его старшего сына Семена великим князем владимирским. И Семен, пожалуй, первым из великих московских князей воспользовался этим титулом, чтобы сделать других князей своими «подручниками». «Все русские князья даны были под руку Семена», — говорит летопись <12>. Семен, созывая князей к себе, призвал их к повиновению. В договоре его с братьями (1350 — 1351) звучит эта мысль: «быть нам заодно до смерти, брата старейшего имать и чтить в отцово место» <13>. Этот призыв приобретает силу угрозы в договорной грамоте Дмитрия Ивановича с двоюродным братом Владимиром Андреевичем (1367): «Тебе брату моему молодшему, князю Владимиру, держать под мной. Честно и грозно; тебе, брату моему молодшему служить без ослушания по уговору, как будет мне надобно и тебе: а мне тебя кормить по твоей службе» <14>. Более того, младший князь обязывался теперь посылать своих воевод вместе с воеводами великокняжескими на войну «без ослушания». Ослушание давало великому князю право казнить такого воеводу вместе с удельным князем. ——————————— <12> Цит. по: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 2: История России с древнейших времен. М., 1988. Т. 3 — 4. С. 240. <13> Духовные и договорные грамоты. С. 13. <14> Там же. С. 21.
Начавшаяся с конца XIV в. смена отношений вассалитета подданством, прослеживаемая по договорным грамотам, подтверждается духовной Дмитрия Ивановича, которая содержит неслыханное прежде распоряжение: московский князь благословляет старшего сына Василия великим княжением Владимирским, которое зовет «своей отчиной» <15>. Василий идет еще дальше и, узаконивая новый порядок престолонаследия, пытается отнять у враждебных князей всякий предлог к смуте. Он еще при жизни объявляет своего старшего сына Ивана великим князем и соправителем. Все грамоты подписываются теперь именами двух князей. Распоряжение о великом княжении выходит в духовных грамотах (начиная с Василия II Темного) на первый план, только потом следуют распоряжения об «отчих» московских землях, из которых старший сын получает большую и лучшую часть. ——————————— <15> Там же. С. 36.
И последнее. По духовным грамотам хорошо прослеживается отношение московских князей к Орде. В грамоте Ивана Даниловича еще нет и намека на возможное проявление самостоятельности. С известной обреченностью он рекомендует своим наследникам устраивать передел владений в том случае, если ордынцы отнимут у них что-либо из их доходов: «А по моим грехом, ци имуть искати татарове которых волостии, а отоимуться, вам, сыном моим, и княгини моей поделите вы ся опять тыми волостьми на то место». Но проходит 50 лет, и совсем другое настроение ощущается в духовной Дмитрия Ивановича. «А переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возмет дань на своем уделе, то тому и есть» <16>. Над Русью уже витает дух скорых перемен. ——————————— <16> Там же. С. 36.
