(Сальников Е. В.) («Безопасность бизнеса», 2008, N 4)
ТРАНСФОРМАЦИЯ КАТЕГОРИИ ЭКСТРЕМИЗМА КАК СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
Е. В. САЛЬНИКОВ
Сальников Е. В., начальник кафедры социально-философских дисциплин и экономики Орловского юридического института МВД России.
Юридическая дефиниция категории «экстремизм» существует в российском законодательстве с 2002 г., когда она была введена Федеральным законом «О противодействии экстремистской деятельности». С тех пор это определение уже дважды, в 2006 и 2007 гг., претерпело изменения. Каждое изменение определения экстремизма порождало очередную волну дискуссий, в которых все громче звучали голоса тех, кто говорил о манипулятивности категории экстремизма, о репрессивности уголовной политики, проводимой государством под прикрытием борьбы с экстремизмом. Все чаще критики указывали на категорию экстремизма как на яркий пример усиления авторитарных тенденций государства и расправу с инакомыслием. В рамках данного подхода исследователи говорили о том, что «такого преступления (экстремизма. — Е. С.) не было и нет ни в российском, ни в зарубежном праве; это политологический и публицистический термин, обобщающий все нежелательные и опасные для государства действия» <1>. В сложившейся ситуации актуальность определения сущности экстремизма становится крайне велика, ибо совершенно очевидно, что борьбу с экстремизмом, о которой так много говорится, должно предварять определение того, обладает или нет экстремизм самостоятельным бытием. ——————————— <1> Боголюбов С. А. Нужен ли закон о противодействии политическому экстремизму? // Адвокат. 2001. N 11. С. 97.
Исходное определение экстремизма <2> было построено казуалистическим способом и представляло собой единство достаточно разнородных в юридическом отношении явлений. Оно охватывало уголовно и административно наказуемые деяния, а также деяния, ответственность за которые устанавливалась в соответствии с иными нормативно-правовыми актами и прежде всего самим Законом «О противодействии экстремистской деятельности». ——————————— <2> Федеральный закон РФ от 25.07.2002 N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. N 30. Ст. 3031.
Отличительной чертой формулировок закона следует признать то, что, отсылая по смыслу к соответствующим статьям Уголовного кодекса, законодатель сознательно допускал вольное изложение диспозиции деяния, отличающееся от соответствующих формулировок статей Уголовного кодекса РФ. Формулировки таких экстремистских деяний, как насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, захват или присвоение властных полномочий, отсылают к ст. 278 УК РФ «Насильственный захват власти и насильственное удержание власти» и ст. 279 УК РФ «Вооруженный мятеж». При этом логика законодателя, отступившего от формулировки ст. 278 и именующего экстремистскими два отдельных деяния, оставалась не вполне ясной. Сходным образом речь шла о возбуждении расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию, пропаганде исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности и унижении национального достоинства, тогда как ст. 282 УК РФ говорит о возбуждении ненависти либо вражды, а равно унижении человеческого достоинства. Этой же характеристикой обладает и формулировка «создание незаконных вооруженных формирований», отсылающая к ст. 208 УК РФ, но подразумевающая создание, а не организацию незаконного вооруженного формирования и упускающая такое преступное деяние, как участие в данном формировании. Наибольшее затруднение вызвала формулировка «подрыв безопасности Российской Федерации», ибо, как отмечали исследователи, «нигде не очерчен круг действий, направленных на «подрыв безопасности Российской Федерации» <3>. Также достаточно широкой была формулировка «осуществление террористической деятельности», отсылавшая к действовавшему тогда Федеральному закону от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом», а уже потом к ст. 205 «Терроризм» и 205.1 «Вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению». Такие уголовно наказуемые деяния, как массовые беспорядки (ст. 212), хулиганство (ст. 213) и вандализм (ст. 214), становились экстремизмом при наличии определенного мотива, а именно идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы. ——————————— <3> Цена ненависти: национализм в России и противодействие расистским преступлениям / Сост. А. Верховский. М., 2005. С. 130.
Важно отметить тот факт, что одновременно с введением Закона «О противодействии экстремистской деятельности» Федеральным законом N 112-ФЗ были внесены поправки в ряд нормативно-правовых актов, в том числе и в Уголовный кодекс РФ. Их результатом стало несоответствие уголовно-правовой и анализируемой трактовки экстремизма. Речь идет о том, что в ст. 282.1, определяя экстремистское сообщество, законодатель расширил круг деяний, включив в него преступления, предусмотренные ст. ст. 148, 149, ч. ч. 1 и 2 ст. 213, ст. ст. 214, 243, 244 УК РФ при их совершении по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды, а также ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Следует обратить внимание, что ст. 282.1 УК РФ вводила уголовную ответственность за совершение преступлений экстремистского характера на стадии сговора, тогда как безотносительно к данной статье в соответствии со ст. 15 и п. 2 ст. 30 УК РФ уголовно наказуемым деянием было только приготовление к совершению преступлений, предусмотренных ст. ст. 205, 208 и 212 УК РФ. Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, было административным правонарушением. Тот факт, что определение экстремизма охватывало не только преступления, порождал конфликт норм. Так, в соответствии со ст. 280 УК РФ человека можно было привлечь к уголовной ответственности за публичные призывы к осуществлению, скажем, административного правонарушения. Что касается публичных призывов к осуществлению экстремистской деятельности или совершению экстремистских действий, то данная формулировка создавала ряд проблем. Будучи отнесенной к экстремизму, она создавала круг со ст. 280 УК РФ, так как получалось, что уголовная ответственность может возникнуть за «публичные призывы к публичным призывам, что представляется ущербным с точки зрения законодательной техники и логики» <4>. ——————————— <4> Хлебушкин А. Г. Экстремизм: уголовно-правовой и уголовно-политический анализ. Саратов, 2007. С. 60.
На оставшемся достаточно ограниченном пространстве законодатель видел осуществление противодействия экстремизму средствами прокуратуры, а именно вынесением предостережений, предупреждений и прекращением деятельности общественных и религиозных организаций и средств массовой информации. Основная масса критиков дефиниции экстремизма, данной в Федеральном законе N 114-ФЗ, указывала на то, что суть экстремизма осталась непроясненной. «Основным недостатком Закона «О противодействии экстремистской деятельности» является чрезмерно широкое определение такой деятельности… Практическая проблема заключается в том, что неизбежно возникает непонимание, является ли конкретное действие экстремистским», — считают представители известного правозащитного центра «СОВА» <5>. Видные отечественные юристы, представители НИИ законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ также считали, что в определении экстремизма «говорится не о признаках, а о видах экстремизма. Вопрос о признаках, определяющих правовое содержание экстремизма, Законом обойден» <6>. ——————————— <5> Цена ненависти: национализм в России и противодействие расистским преступлениям / Сост. А. Верховский. М., 2005. С. 130. <6> Ратинов А. Р., Кроз М. В., Ратинова Н. А. Ответственность за разжигание вражды и ненависти. Психолого-правовая характеристика. М., 2005. С. 38 — 39.
Федеральный закон от 27 июля 2006 г. <7> не только не решил данную проблему, но усугубил ее, существенно расширив определение экстремизма. Законодатель конкретизирует терроризм как вид экстремизма. Он выделяет в отдельные виды экстремистской деятельности террористическую деятельность и публичное оправдание терроризма. Помимо этого, экстремистскими объявляются: ——————————— <7> «О внесении изменений в статьи 1 и 15 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» от 27 июля 2006 г. N 148-ФЗ // Российская газета. 2006. 29 июля.
— воспрепятствование законной деятельности государственных органов, избирательных комиссий, а также законной деятельности должностных лиц указанных органов, комиссий, соединенное с насилием или угрозой его применения; — публичная клевета в отношении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением, соединенную с обвинением указанного лица в совершении деяний, указанных в настоящей статье, при условии, что факт клеветы установлен в судебном порядке; — посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность; — нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда здоровью и имуществу граждан в связи с их убеждениями, расовой или национальной принадлежностью, вероисповеданием, социальной принадлежностью или социальным происхождением; — создание и (или) распространение печатных, аудио-, аудиовизуальных и иных материалов (произведений), предназначенных для публичного использования и содержащих хотя бы один из признаков, предусмотренных настоящей статьей. Этими дополнениями вопрос о фундаментальных характеристиках экстремизма только усугубился. Ряд исследователей утверждали, что «не все из деяний, дополнительно отнесенных к экстремизму, обладают собственно экстремистским характером» <8>. Другие же, напротив, высказывали недоумение в связи с тем, что подобное дополнение оказалось недостаточным. Так, В. Ю. Сокол высказывает недоумение тем, что «законодатель «забыл» о таких проявлениях экстремизма, как воспрепятствование свободному осуществлению гражданином своих избирательных прав или права на участие в референдуме, нарушение тайны голосования, фальсификация избирательных документов, документов референдума (ст. 142 УК РФ), фальсификация итогов голосования (ст. 142.1 УК РФ)» <9>. ——————————— <8> Хлебушкин А. Г. Экстремизм: уголовно-правовой и уголовно-политический анализ. Саратов, 2007. С. 24. <9> Сокол В. Ю. Экстремизм: проблемы правового определения. Краснодар, 2006. С. 94 — 95.
Наибольшую дискуссию вызвало включение в число экстремистских деяний клеветы. Значительное число правоведов высказали опасение, что включение этого состава в число экстремистских может быть использовано для расправы над политическими соперниками, для устранения инакомыслия и манипуляций законодательством. При этом указывалось, что исключительная криминализация клеветы как экстремизма не находит своего продолжения в Уголовном кодексе РФ, где субъект будет привлекаться к уголовной ответственности по ст. 129 УК РФ за обычную клевету в отношении другого лица. Прозвучавшая критика нашла свое отражение в новой редакции экстремизма, введенной Федеральным законом от 24 июля 2007 г. N 211-ФЗ <10>. Вместо клеветы здесь наличествует формулировка «публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением». Кроме того, в список экстремистских деяний вошло воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения. К числу субъектов, воспрепятствование законной деятельности которых объявлялось экстремизмом, были отнесены органы местного самоуправления, общественные, религиозные и иные организации. ——————————— <10> ФЗ от 24 июля 2007 г. N 211-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму» // Российская газета. 2007. 1 августа.
Самой главной новацией Закона N 211-ФЗ было отнесение к экстремизму всех преступлений, совершенных по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы. Этим новшеством законодатель разом избавился от всех сложностей параллелизма Закона «О противодействии экстремистской деятельности» и Уголовного кодекса РФ. Неслучайно этим же законом была значительно упрощена диспозиция ст. 282.1 УК РФ. Однако же основная проблема дефиниции экстремизма остается открытой. Можно ли вычленить нечто общее в совокупности деяний, относимых к экстремизму? Правы ли те исследователи, кто говорит «об отсутствии какой-либо общности, если не считать признака противоправности, которым обладают все правонарушения» <11>? Следует ли согласиться по меньшей мере с тем утверждением, что «понятие экстремизма не операционализировано настолько, чтобы представлять собой надежный инструмент, позволяющий отличать экстремистскую деятельность от всех иных видов противоправной деятельности» <12>? ——————————— <11> Ратинов А. Р., Кроз М. В., Ратинова Н. А. Ответственность за разжигание вражды и ненависти. М., 2005. С. 38. <12> Сокол В. Ю. Экстремизм: проблемы правового определения. Краснодар, 2006. С. 90.
Представляется, что данные мнения все же неверны. Общность у всех экстремистских деяний есть, и она сама себя проявляла по мере изменения антиэкстремистского законодательства. Обобщим все преступления, которые законодатель отнес к экстремизму. Произведя некоторую группировку, можно сказать, что экстремистские деяния: 1) являются преступлениями против основ конституционного строя по действующему Уголовному кодексу. К таковым относятся насильственный захват или насильственное удержание власти (ст. 278 УК РФ), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ) и возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ), организация экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ) и организация деятельности экстремистского сообщества (ст. 282.2 УК РФ); 2) являлись преступлениями против государственной власти в прошлом, а в действующем Уголовном кодексе поменяли объект направленности, но продолжают иметь аналоги в разделе преступлений против основ конституционного строя. К ним относятся терроризм (ст. 205 УК РФ, аналогами следует признать ст. ст. 277 и 281 УК РФ), массовые беспорядки и незаконные вооруженные формирования (ст. 212 УК РФ и ст. 208 соответственно; аналог — ст. 279); 3) являются преступлениями против конституционных прав и свобод человека и гражданина по действующему Уголовному кодексу. К таковым относятся нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина (ст. 136 УК РФ), воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий (ст. 141 УК РФ), воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий (ст. 148 УК РФ); 4) являются преступлениями, совершенными по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы; 5) являются либо неоконченными стадиями указанных преступлений, либо различными формами пособничества им; 6) являются административными правонарушениями, связанными либо с распространением экстремистских материалов, либо с пропагандой и публичным демонстрированием нацистской атрибутики или символики. Проведенный анализ демонстрирует определенную близость экстремистских деяний по объекту. Это позволило А. Г. Хлебушкину выделить в качестве базисного признака экстремизма способность экстремистских деяний «причинить существенный вред основам конституционного строя или конституционным основам межличностных отношений» <13>. При этом конституционные основы межличностных отношений автор трактует как «общественные отношения, формирующиеся и существующие в соответствии с нормами Конституции Российской Федерации, содержащие общие требования о равенстве граждан, недопустимости разжигания гражданской ненависти и вражды, а также о запрете любых форм ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности». Тем самым конституционные основы межличностных отношений, по сути дела, сводимы к запрету на деяния по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, каковой запрет имеется и в Конституции РФ (ст. 13). ——————————— <13> Хлебушкин А. Г. Указ. соч. С. 23.
Представляется, однако, что категория «конституционные основы межличностных отношений» избыточна. Совершенно очевидно, что в данном случае речь идет о принципе толерантности, положенном в основу политической жизни правового государства. Как закреплено в Декларации принципов толерантности (подписана 16 ноября 1995 г. в Париже 185 государствами — членами ЮНЕСКО, включая и Россию), толерантность означает «уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, наших форм самовыражения и способов проявлений человеческой индивидуальности». Это определение, наиболее масштабное, подразумевает терпимое отношение к иным национальностям, расам, цвету кожи, полу, сексуальной ориентации, возрасту, инвалидности, языку, религии, политическим или иным мнениям, национальному или социальному происхождению, собственности. Толерантность есть один из основных принципов осуществления политического процесса в демократическом государстве. В этом смысле фашизм есть один из символов отказа от толерантности. Идеология и практика фашистского государства не признавала всеобщего равенства, утверждала неполноценность рас, прославляла войну и тоталитарные практики государственного управления. Отсюда сегодня пропаганда и публичная демонстрация нацистской атрибутики или символики есть символическое отвержение толерантности, символическое сопротивление демократии, неприятие демократических принципов политики. Данное деяние не обладает само по себе достаточной общественной опасностью, чтобы быть отнесенным к преступлениям, однако же выражает сформированность у субъекта нетолерантного мировоззрения. Административную практику противодействия экстремизму в данном случае следует рассматривать как форму профилактики преступлений экстремистской направленности, их раннего предупреждения. Между тем само по себе данное деяние, по самому своему смыслу являющееся одной из стадий формирования экстремистского сообщества, выступает знаком его наличия. Сама публичная демонстрация нацистской атрибутики не представляет собой серьезной общественной опасности, но она совершается по тому же мотиву, что и все иные экстремистские преступления, и тем показывает, что мировоззренческие сдвиги в сознании личности уже происходят, субъект формируется. Тем самым данное деяние не может повлечь за собой уголовного наказания, но и не является чисто административным правонарушением. На основе всего вышеизложенного мы видим, что экстремизм есть деяния против демократических основ политического процесса. Конституционные основы подразумевают демократические процедуры, нет и не может быть конституции без демократической политики, основанной на принципе толерантности, без терпимости демократического правового государства. Нельзя забывать о том, что демократическое правовое государство есть лишь одна из возможных форм организации человеческого общества, у которой, как и у любой другой, могут быть враги. Если людей, боровшихся, скажем, с монархией, было принято обозначать революционерами, то сегодня нам понадобился термин для тех, кто борется с демократическим политическим процессом, тех, кто находится в иной мировоззренческой системе координат — отрицает сам принцип толерантности. Становление экстремизма как юридической категории знаменует собой появление совершенно нового сегмента преступности — преступности политической в собственном смысле слова. В этом отношении абсолютно прав П. А. Кабанов, говоря о необходимости четкого разграничения преступности государственной и преступности политической. Государственная преступность есть совокупность преступлений, посягающих на государственный и общественный строй отдельного государства, тогда как политическая преступность представляет собой «совокупность преступлений, совершенных в сфере политики субъектами политической деятельности для достижения политических целей» <14>. Здесь важно еще раз подчеркнуть тот факт, что принадлежность преступления к группе экстремистских определяется мотивом его совершения. Речь идет о том, что у субъектов экстремизма мотив будет не корыстный, а политический. Наличие корыстного мотива, не политических целей, а целей, скажем, личного обогащения, исключает квалификацию деяния как экстремизма. Так, воспрепятствование осуществлению избирательных прав с целью личной выгоды — это общеуголовное преступление, а то же деяние, совершенное по мотивам национальной ненависти, есть преступление экстремистской направленности. ——————————— <14> Кабанов П. А. «Политическая» и «государственная» преступность как криминологические категории: содержание и соотношение // Закон и право. 2007. N 11. С. 30.
Подводя общий итог, следует четко обозначить, что экстремизм представляет собой современную политическую преступность, направленную против демократических основ осуществления политического процесса.
