Березанцев А. Ю., доктор медицинских наук, профессор кафедры социальной и судебной психиатрии ФППО Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова.
Филатов Т. Ю., судебно-психиатрический эксперт отделения амбулаторных судебно-психиатрических экспертиз ГНЦ ССП им. В. П. Сербского.
В статье на основе изучения 128 подэкспертных — потерпевших по уголовным делам с различными нозологическими формами психических расстройств определены взаимосвязи характера и выраженности психопатологических нарушений и индивидуально-личностных характеристик с особенностями виктимного поведения. Формулируется алгоритм судебно-психиатрической оценки потерпевших с психической патологией.
Виктимология — междисциплинарная область знаний, которая в качестве главного и самостоятельного предмета исследования занимается изучением жертвы и всех связанных с ней теоретических и практических аспектов. В 1948 г. американский криминолог H. von Hentig [19] выделил психически больных в отдельную группу жертв преступлений, а B. Mendelsohn [20] в дальнейшем обозначил виктимологию как «новую отрасль биопсихосоциальной науки» со своими методами исследования, научными программами и институтами, создал классификацию жертв по степени их «вины» в преступлении, ввел некоторые виктимологические понятия. Понятие индивидуальной виктимности Л. В. Франк [18] определяет как потенциальную, а равно и реализованную повышенную способность стать жертвой преступного посягательства при условии, что объективно этого можно было бы избежать. Д. В. Ривман [13] отмечал, что одинаковые личностные качества, аналогичное поведение могут привести к различным последствиям, а также указывал на повышенную виктимность несовершеннолетних и пожилых лиц, потерпевших с «негативными нравственно-психологическими качествами» и психическими заболеваниями.
В настоящее время возрос интерес к личности потерпевшего и защите его прав [1, 2, 3, 13, 14]. Ежегодно в нашей стране проходят судебно-психиатрическую экспертизу (СПЭ) примерно 4 — 5 тыс. потерпевших по уголовным делам. Активно участвуя в судебно-следственном процессе, потерпевший может влиять на его течение и исход. Его показания рассматриваются как самостоятельный вид доказательств по делу и приобретают особенное значение при отсутствии свидетелей преступления. Практика СПЭ свидетельствует о том, что нередко жертвами противоправных действий являются лица с различными формами психической патологии [1, 2, 6, 8, 10, 11, 15].
Особое внимание на поведение жертв преступлений в криминальной ситуации, а также на их личностные особенности, антисоциальные установки обращал Б. В. Шостакович [17]. В виктимности потерпевших, страдающих умственной отсталостью, по мнению О. В. Парфентьевой [10], большое значение играют как неблагоприятное микросоциальное окружение, так и особенности психического дефекта и, соответственно, поведение части потерпевших. На связь виктимности с проблемой беспомощности указывал Ю. Л. Метелица [5, 6], так как понятие беспомощности имеет непосредственное отношение к определению способности регулировать свое поведение в криминальной ситуации. Автор описал пассивно-подчиняемый и провоцирующий типы поведения, а также выделил четыре уровня понимания потерпевшими характера и значения совершаемых с ними действий: понимание внешней стороны юридически значимых событий; понимание фактической стороны (внутреннего содержания); понимание их социального значения; понимание социального значения на уровне личностного смысла. На модели шизофрении С. А. Потапов [12] описал физическую, психическую и социальную формы виктимности, а Н. Б. Морозова [7, 8, 9] выделила три типа ограничения/утраты актуальной возможности реализации потенциальной способности потерпевших понимать характер и значение совершаемых с ними действий: психогенный, травматический, интоксикационный. Волевой компонент (способность оказывать сопротивление) зависит, с одной стороны, от сохранности интеллектуального компонента, с другой — от способности к целенаправленному, последовательному, адекватному поведению в ситуации выбора.
В уголовном праве понятие беспомощного состояния потерпевших по преступлениям против половой неприкосновенности рассматривается как признак состава преступления, а также как обстоятельство, отягчающее ответственность. Возможность понимать характер и значение совершаемых действий определяется как способность потерпевшего своевременно и правильно раскрыть истинные намерения преступника, понять нравственно-этическую сущность происходящего и его последствий. Способность оказывать сопротивление рассматривается как возможность потерпевшего с достаточным пониманием ситуации эффективно преодолевать принуждение со стороны преступника. На поведение потерпевших в криминальной ситуации и их способность оказывать сопротивление могут оказать влияние личностные особенности. Экспертное решение о способности потерпевших правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания выносится всегда индивидуально с учетом степени выраженности психических изменений с использованием концепции уровней понимания [5, 6], которая позволяет производить анализ содержательной структуры юридического критерия и принимать дифференцированные решения. При этом оказывается возможным вынесение применяемых в настоящее время в практике СПЭ промежуточных заключений о способности потерпевших правильно воспринимать внешнюю сторону конкретных обстоятельств дела (время, место преступления, внешность правонарушителя, последовательность его действий и др.) без глубокого понимания смысла и сущности противоправных действий. Для правонарушений, не относящихся к преступлениям против половой неприкосновенности, беспомощное состояние уже не является квалифицирующим признаком состава преступления, но может выступать в качестве обстоятельства, отягчающего наказание. Согласно п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ таким обстоятельством является «совершение преступления в отношении… беззащитного или беспомощного лица» [16].
Материал и методы. С целью изучения психопатологических факторов, влияющих на формирование виктимного поведения у совершеннолетних потерпевших с различными формами психической патологии, а также разработки критериев их судебно-психиатрической оценки были изучены 128 лиц, проходивших СПЭ в ГНЦ им. В. П. Сербского в 1991 — 2008 гг. в качестве потерпевших в уголовных делах по преступлениям против собственности (14,84%): кража, грабеж, мошенничество и др.; против половой неприкосновенности (21,88%): изнасилование, насильственные действия сексуального характера; против жизни и здоровья (25%): причинение вреда здоровью различной тяжести, побои, покушение на убийство и др.; против свободы, чести и достоинства личности (10,16%): похищение, оставление человека в опасности, хулиганство, самоуправство и др.; преступления, связанные с превышением должностных полномочий (7,81%); в 20,31% случаев речь шла о сочетании разноплановых преступлений.
Критерием отбора было наличие у потерпевших клинически верифицированной психической патологии [4] до совершения в отношении их противоправных действий. У 44 лиц (34,4%) диагностировались органические психические расстройства (ОПР), у 34 (26,6%) — умственная отсталость, у 31 (24,2%) — шизофрения, у 13 (10,2%) — расстройства личности, в 6 случаях (4,7%) — психические и поведенческие расстройства в связи с употреблением психоактивных веществ (ПАВ), 66 человек (51,6%) являлись лицами мужского пола, 62 (48,4%) — женского. Большинство потерпевших (80,5%) постоянно наблюдались и лечились у психиатра. Все они проходили экспертизу в течение шести месяцев после противоправных действий. У 13,3% подэкспертных после совершения в отношении их правонарушения отмечались психогенные расстройства различной клинической структуры. Помимо карты обследования, включающей клинические и социальные характеристики пациентов, использовалась 3-балльная «Краткая шкала психопатологических симптомов». Данные подверглись математической обработке с получением абсолютных чисел, экстенсивных показателей, статистической достоверности различий сравниваемых величин по критериям Стьюдента, Фишера и Манна-Уитни с указанием вероятности различий («p»).
Основываясь на классификациях Ю. Л. Метелицы и Н. Б. Морозовой [5 — 9], нами были выделены три уровня виктимности и определены их взаимосвязи с типами виктимного поведения. К первому уровню были отнесены потерпевшие, у которых виктимность отсутствовала либо имела слабую выраженность (нейтральный тип потерпевшего — 25 чел.). Ко второму уровню были отнесены потерпевшие с умеренно выраженной виктимностью (43 чел.), т. е. лица, обладающие виктимной предрасположенностью, при которой психическая патология и сочетание криминологически значимых качеств в конкретной ситуации стали факторами, содействующими совершению преступления. При данном уровне наблюдалось два типа виктимного поведения: а) поведение провоцирующее (повышение двигательной активности, взаимодействие с обвиняемым без проявлений агрессии, конфликтности — 33 чел.); б) поведение пассивное, пассивно-оборонительное (робкие попытки противостоять агрессору без активного сопротивления — 10 чел.). К третьему уровню были отнесены потерпевшие со значительно выраженной виктимностью (60 чел.), у которых отмечались три типа поведения: а) поведение провоцирующее с агрессией (15 чел.) — лица, пострадавшие в результате проявленной ими агрессии (физической, вербальной); б) поведение иное провоцирующее — 15 чел. (объективно провоцирующее, толкающее преступника на правонарушение, т. е. активное взаимодействие с обвиняемым, совместное употребление алкогольных напитков, намерение совершить юридическую сделку и т. п.); в) поведение пассивное, пассивно-безучастное (пассивное содействие преступлению, полное подчинение требованиям обвиняемого — 30 чел.).
Результаты и обсуждение. На 1-м этапе из потерпевших, у которых психические расстройства оказали влияние на виктимное поведение, с вненозологических позиций были выделены четыре клинические группы, в зависимости от ведущих психопатологических проявлений, обусловивших виктимность: 1) потерпевшие с преобладанием невротических и неврозоподобных расстройств (18 чел.); 2) с преобладанием поведенческих нарушений (39 чел.); 3) с преобладанием когнитивных нарушений — 27 чел. (в первые три группы вошли пациенты с легкими и умеренно выраженными психическими расстройствами); 4) подэкспертные с тяжелыми психическими расстройствами и глубокими изменениями когнитивных и эмоционально-волевых функций (38 чел.).
Потерпевшие 1-й группы — самые старшие (средний возраст — 42 года). Достоверное их отличие от 3-й и 4-й групп в том, что 38,9% больных состояли в браке (7,4%, p<0,05; 5,3%, p<0,01 соответственно). Почти четверть потерпевших (22,2%) злоупотребляли алкогольными напитками, что достоверно их отличало от лиц 4-й группы (p<0,05). Анализ свидетельствует об отсутствии достоверных различий в группах по таким факторам, как психопатологическая наследственная отягощенность и влияние экзогенных факторов. Потерпевшие 1-й группы чаще, чем больные 3-й и 4-й групп, подвергались неоднократному лечению в психиатрическом стационаре (p<0,05 и p<0,01 соответственно), почти половина их стали жертвами преступлений против жизни и здоровья. Сравнительное исследование показало, что многие характеристики и особенности криминальной ситуации (характер действий в отношении потерпевшего, отношения обвиняемого и потерпевшего, кратность криминальных действий, место преступления) были схожи в различных группах. Все потерпевшие 1-й группы в криминальной ситуации не находились в состоянии опьянения, при этом многие из них переносили телесные повреждения, в том числе черепно-мозговые травмы. Различия между группами по клиническим характеристикам отражали принцип формирования выборок. Как и следовало ожидать, параметр психопатологических характеристик определил большое число достоверных различий. В 1-й группе преобладали пациенты с ненарушенными интеллектуально-мнестическими функциями, восприятием, мышлением, критическими способностями. Достоверно чаще для них характерны тревожно-депрессивные переживания с напряженностью, возбужденностью, подозрительностью, растерянностью, чувством вины. Преобладали лица с ОПР, у части из них после совершенных в отношении их правонарушений развивались психогенные расстройства. По сравнению с остальными у данных больных чаще отмечалась слабо выраженная виктимность без провоцирующего поведения (p<0,05). Кроме этого, у них наблюдалась умеренно выраженная виктимность с провоцирующим поведением (50%).
Во 2-й группе большее число потерпевших по сравнению с 1-й группой не работали (p<0,05), более половины (59%) не состояли в браке, многие (56,4%) злоупотребляли алкогольными напитками (p<0,01), нередко в их анамнезе имелись суицидальные тенденции (41%, p<0,05). Более половины больных (61,5%) проходили лечение в психиатрическом стационаре. Они отличались от всех остальных высокой криминогенной активностью в анамнезе и ранее неоднократно привлекались к уголовной ответственности (28,2%; p<0,05). Чаще (30,8%) они становились жертвами преступлений против жизни и здоровья. В криминальной ситуации по сравнению с потерпевшими других групп они чаще находились в состоянии алкогольного опьянения (p<0,05) и о произошедшем сначала сообщали знакомым, а не в правоохранительные органы (p<0,05). Преобладали пациенты с сохранными интеллектуально-мнестическими способностями, восприятием, критическими способностями. Чаще, чем у пациентов других групп, у них наблюдались демонстративное и импульсивное поведение, эгоцентризм, раздражительность (p<0,01). Преобладали больные с расстройствами личности и ОПР, а также с расстройствами, связанными с употреблением ПАВ. В некоторых случаях потерпевшие в посткриминальный период переносили кратковременные депрессивные реакции. Преобладала умеренно и значительно выраженная виктимность с провоцирующим типом поведения (82,1%), а также обусловленная употреблением и злоупотреблением ПАВ (56,4%).
Многие потерпевшие 3-й группы окончили вспомогательную школу, чем отличались от больных 1-й и 2-й групп (44,4%; p<0,05). Часть из них (29,6%) не работали, 26% — имели инвалидность по психическому заболеванию. При этом 70,4% потерпевших не имели своей семьи, 37,1% — неоднократно лечились в психиатрической больнице. Достоверно чаще против них совершались несколько видов правонарушений (44,4%), а по сравнению с 1-й группой криминальный период чаще составлял несколько суток или недель. Треть из них находились в состоянии алкогольного опьянения. Для них чаще, чем для 1-й и 2-й групп, были характерны нарушения интеллектуальных способностей и мышления (p<0,01), у трети — нарушения мнестических функций и восприятия; у 40,7% — выраженные эмоционально-волевые нарушения, а также снижение критических способностей (p<0,01). Также были характерны повышенная тревожность, чувство вины, растерянность, моторная замедленность, уплощение аффекта, эмоциональное оскудение, а также ряд личностных особенностей: внушаемость, подчиняемость, доверчивость, незрелость. В данной группе преобладали лица с легкой умственной отсталостью и ОПР, у них преобладала значительно выраженная и умеренная виктимность с пассивным (55,5%) и иным провоцирующим (25,9%) поведением.
В 4-й группе чаще других подэкспертные имели инвалидность по психическому заболеванию (57,8%, p<0,05); реже встречались работающие (5,3%, p<0,05). Не состояли в браке 73,7% потерпевших, более половины (63,2%) не употребляли алкогольные напитки. Достоверно чаще встречались больные, получавшие лишь амбулаторное лечение (36,8%, p<0,05), вместе с тем 34,2% неоднократно лечились в психиатрическом стационаре. Преобладали жертвы правонарушений против половой неприкосновенности (28,9%), против собственности (21,1%), а также против жизни и здоровья (21,1%). В 55,3% случаев преступление совершалось двумя и более обвиняемыми. Зачастую (33,4%) уголовные дела возбуждались по инициативе знакомых и родственников, сотрудников милиции. Подэкспертные отличались от всех пациентов других групп глубокими изменениями когнитивных и эмоционально-волевых функций (p<0,01). У 76,3% было нарушено восприятие (в том числе отмечались дезориентированность, недоступность контакту, в ряде случаев — галлюцинации). Нередко при обследовании они были враждебны, подозрительны. Для них свойственны внушаемость, подчиняемость, доверчивость, незрелость. В данной группе преобладали больные шизофренией (p<0,05), а также лица с умственной отсталостью и ОПР. Среди них практически отсутствовали пациенты с психогенными расстройствами. В подавляющем большинстве случаев (81,6%) подэкспертные обладали значительно выраженной виктимностью, чем отличались от всех остальных потерпевших (p<0,01). Наиболее характерным являлся пассивный тип поведения (63,2%), что обусловлено клинико-психопатологическими проявлениями в виде частой аффективно-волевой заторможенности.
На втором этапе работы был проведен сравнительный анализ потерпевших с психической беспомощностью (1-я группа — 61 человек) и потерпевших, у которых не отмечалось юридического критерия беспомощного состояния (2-я группа — 67 человек). В 1-й группе преобладали лица с умственной отсталостью (33%), ОПР (31%), шизофренией (30%). Во 2-й группе большинство потерпевших (38%) страдали ОПР; 21% — умственной отсталостью, 19% — шизофренией, 16% — расстройствами личности (p<0,05). В 1-й группе выше число лиц, имеющих инвалидность по психическому заболеванию (p<0,05), не состоящих в браке (p<0,05), не работающих (p<0,05). В 1-й группе больше лиц, у которых в анамнезе не отмечалось суицидальных тенденций. В отношении подэкспертных 2-й группы чаще (p<0,05) совершались преступления против жизни и здоровья, им наносились телесные повреждения различной степени тяжести (p<0,05). Потерпевшие 1-й группы обычно становились жертвами правонарушений против личности. Для потерпевших 1-й группы преступник чаще являлся незнакомым лицом (p<0,01), нередко продолжительность криминальной ситуации составляла несколько месяцев, а криминальные действия происходили неоднократно. В ситуациях же с потерпевшими 2-й группы в подавляющем большинстве (91%) противоправные действия были однократными, а их длительность ограничивались минутами или часами. Потерпевшие 1-й группы чаще не получали в период деяния каких-либо телесных повреждений, в том числе черепно-мозговых травм (p<0,01). В подавляющем большинстве случаев подэкспертные из 2-й группы самостоятельно обращались за помощью в правоохранительные органы, что способствовало обнаружению криминала (92%, p<0,01). В 1-й группе у потерпевших достоверно чаще отмечалось нарушение интеллектуально-мнестических функций, восприятия, мышления, критических способностей. Отличием потерпевших 1-й группы явилось наличие у 68% подэкспертных (p<0,001) выраженных эмоционально-волевых изменений. У лиц 2-й группы достоверно чаще встречалась демонстративность, выраженная раздражительность (p<0,001). Для 1-й группы более характерны внушаемость, подчиняемость, незрелость, непосредственность поведения, доверчивость, зависимость; для 2-й группы — эмоциональная неустойчивость, эгоцентризм, высокая самооценка, повышенная тревожность. Все потерпевшие 2-й группы были способны в криминальной ситуации понимать характер и значение противоправных действий и оказывать сопротивление, а следовательно, были способны в полной мере воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания. Экспертные заключения в отношении потерпевших 1-й группы содержат дифференцированную оценку, о чем будет сказано ниже.
Достоверно чаще в ситуации правонарушения у потерпевших 2-й группы наблюдалась слабая (p<0,01) и умеренно выраженная (p<0,05) виктимность, и для них было характерно иное провоцирующее поведение (p<0,05). В 1-й группе преобладала значительно выраженная виктимность с пассивным типом поведения жертвы в криминальной ситуации (p<0,001). В 1-й группе отмечалось наличие бредовых расстройств (p<0,01), тогда как почти в половине случаев (43%) виктимность лиц 2-й группы была обусловлена поведенческими расстройствами (p<0,001). При этом во 2-й группе достоверно чаще виктимность была обусловлена аффективной возбудимостью и ажитацией (p<0,001), склонностью к употреблению психоактивных веществ (p<0,05). В 1-й группе более важным механизмом, обусловливающим виктимность, явилась аффективно-волевая заторможенность в юридически значимой ситуации.
На третьем этапе исследования сформулирована классификация вариантов юридического компонента психической беспомощности, для чего выделены 2 уровня понимания: 1-й уровень — понимание (осмысленное восприятие) внешней, фактической стороны событий, разворачивающихся в рамках криминальной ситуации (время, место, внешность правонарушителя и т. д.) по всем видам правонарушений; 2-й уровень — это понимание и оценка потерпевшим социального значения и личностного смысла противоправных действий. Сравнительное исследование трех подгрупп с различными вариантами юридического компонента психической беспомощности позволило изучить психопатологические и клинико-психологические механизмы ее возникновения.
В 1-ю подгруппу (18 чел.) вошли потерпевшие с тяжелыми психическими расстройствами, у которых нарушено понимание на 1-м уровне. Средний возраст потерпевших — 42 года (самые старшие), и женщин в ней было в 2 раза больше, чем мужчин. Преобладали больные шизофренией (56%), также диагностировались ОПР (22%) и умственная отсталость (22%). У 67% подэкспертных была инвалидность по психическому заболеванию, столько же больных не состояли в браке. Многие больные находились на амбулаторном наблюдении в ПНД (44,5%) либо неоднократно госпитализировались в ПБ (44,5%). Они редко привлекались к уголовной и административной ответственности. Треть подэкспертных — жертвы половых правонарушений, в отношении их совершались имущественные правонарушения (22%) и деяния против жизни и здоровья (22%). В большинстве случаев (89%) преступник использовал вербальное и/или физическое воздействие на потерпевшего. Чаще потерпевшие подвергались противоправным действиям со стороны знакомого (67%, p<0,05), и в 83% случаев противоправные действия со стороны преступника были однократными. Более чем у трети больных выявлялись грубые нарушения интеллектуально-мнестических функций и восприятия (p<0,05). У всех были нарушения мышления и критики (p<0,001), выраженные эмоционально-волевые изменения. Часто на СПЭ они были недоступны продуктивному контакту, дезориентированы. Для многих характерны патологически повышенная внушаемость, подчиняемость, непосредственность поведения, иногда — зависимость, незрелость. В процессе следствия они давали отрывочные, противоречивые показания на допросах; при описании криминальной ситуации меняли фабулу происшедшего. Их поведение в криминальной ситуации, на СПЭ нередко было неадекватным, эмоциональные проявления недифференцированными. В силу выраженности психических расстройств они были не в состоянии критически оценить и воспроизвести даже внешнюю, фактическую строну криминальной ситуации. У данных лиц констатировалась психическая беспомощность (невозможность понимать характер и значение действий и оказывать сопротивление) и было экспертное решение об их неспособности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания. Механизм формирования виктимного поведения обусловлен психопатологическим симптомокомплексом виктимности — выраженной психической патологией с качественным нарушением психического функционирования (психопатологический механизм). У 89% лиц выявляется значительно выраженная виктимность, обусловленная преимущественно дефицитарными (56%) и бредовыми (38%, p<0,01) психопатологическими расстройствами.
2-я подгруппа (26 чел.) — потерпевшие с нарушением понимания и оценки на 2-м уровне. Средний возраст — 34 года, соотношение полов одинаковое. Преобладали лица, страдающие шизофренией (35%), ОПР (35%), а также умственной отсталостью (30%). Заметная часть (38%) окончили вспомогательную школу, имели инвалидность по психическому заболеванию (38%), 85% не имели своей семьи. У 58% потерпевших в анамнезе склонность к злоупотреблению ПАВ, 65% ранее лечились в психиатрическом стационаре, и многие из них (35%) ранее привлекались к уголовной ответственности. Чаще всего (23%) они были жертвами имущественных преступлений, деяний против свободы и достоинства (20%). Противоправные действия в отношении их обычно были однократными (85%), и в 58% наблюдениях преступник был им ранее незнакомым лицом. У данных лиц выявлялись нарушения интеллектуальных способностей, некоторое снижение памяти, восприятия, мышления (p<0,01), эмоционально-волевые нарушения, некоторое снижение критических способностей (p<0,001). В ряде случаев отмечались возбужденность, подозрительность, враждебная настроенность, причудливое поведение, у половины — патологически повышенная внушаемость и подчиняемость. На следствии их показания однотипные, достаточно последовательные, совпадали с основной фабулой уголовного дела. Они были способны устанавливать причинно-следственные связи между явлениями, последовательностью событий, однако в силу психических расстройств они могли критически оценить и адекватно воспроизвести лишь внешнюю, фактическую сторону ситуации правонарушения. В заключение указывалась их способность правильно воспринимать внешнюю (фактическую) сторону обстоятельств, имеющих значение для дела, и давать показания о фактической стороне дела. Решающую роль в механизме формирования виктимности играл патопсихологический комплекс виктимности, при нем равнозначную роль в поведении больного играют как психические расстройства, так и индивидуально-личностные особенности. Преобладала значительно выраженная виктимность (81%), обусловленная дефицитарными (77%) и психоорганическими (23%) расстройствами, чему способствовало употребление ПАВ (p<0,05).
В 3-й подгруппе (14 человек) наблюдалось изолированное наличие волевого компонента юридического критерия психической беспомощности при сохранности интеллектуального компонента. Больные самые младшие (средний возраст — 30 лет); женщин примерно в 4 раза больше, чем мужчин. Преобладали больные с умственной отсталостью (57%, p<0,05), ОПР (43%). В подгруппе нет больных, страдающих шизофренией. Более трети (36%) окончили вспомогательную школу, 29% — имели среднее образование. Большинство (86%) больных не имели своей семьи. У 54% больных наследственность была отягощена алкоголизмом родителей (p<0,05). Вместе с тем потерпевшие имели достаточно хорошую социальную и трудовую адаптацию: никто не привлекался к уголовной ответственности (p<0,05), 79% не употребляли алкоголь, 42% ранее не попадали в поле зрения психиатров (p<0,05). Чаще (50%) они становились жертвами половых правонарушений (p<0,05). При этом в 79% наблюдений преступник был ранее незнаком жертве (p<0,05), часто (58%) нападавших было несколько, и противоправные действия были неоднократными (50%, p<0,05). Психические расстройства не сопровождались выраженными расстройствами памяти, интеллекта, мышления, критических и прогностических способностей, психотической симптоматикой. Достоверно чаще у больных наблюдались истощаемость, раздражительность, проявления ипохондричности, повышенной тревожности. У многих было выявлено пониженное настроение, чувство вины, склонность к растерянности, у половины — повышенная внушаемость и подчиняемость, личностная незрелость. У значительной части больных в посткриминальный период развивалось психогенное расстройство (28%, p<0,05). Они понимали и давали правильную оценку социального значения и личностного смысла противоправных действий, могли осмыслить нравственно-этическое значение преступления, его последствия для чести, достоинства и т. п. В процессе следствия их показания последовательные, логичные с правильной оценкой действия участников криминальной ситуации, которая носила для потерпевшего, имеющего просоциальные установки, экстремальный характер. На фоне определенных индивидуально-психологических особенностей с изменениями эмоционального состояния жертвы наблюдались признаки психогенно обусловленной дезорганизации и дезинтеграции психической деятельности до степени, исключающей возможность оказывать осознанно-волевое сопротивление обвиняемому. Дезорганизация волевого компонента расстройства нарушала способность произвольно регулировать свое поведение, т. е. оказывать сопротивление. Выявлен личностно-ситуационный механизм виктимного поведения. У половины подэкспертных наблюдался средний уровень виктимности (p<0,05), а лишь у 36% — значительно выраженный (p<0,01). Индивидуальная виктимность была обусловлена дефицитарными (50%), психоорганическими (29%) расстройствами в условиях экстремальной личностно значимой ситуации.
У подэкспертных четвертой подгруппы (3 человека) беспомощность была обусловлена отсутствием актуальной возможности реализации потенциальной способности понимать характер и значение событий, а также оказывать сопротивление в связи с травматическим либо интоксикационным фактором.
Таким образом, характер и выраженность психопатологических расстройств и индивидуально-личностных характеристик у потерпевших обнаружили многосторонние взаимосвязи с особенностями виктимного поведения, способностью правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела и давать показания, а также с юридическим критерием беспомощного состояния (способностью оказывать сопротивление). Уровень (степень) виктимности и ее характер обнаружили корреляции с клинической картиной и выраженностью психических расстройств. Наименьшей степенью виктимности характеризуются лица с невротической и неврозоподобной симптоматикой при пограничных и умеренно выраженных психических расстройствах независимо от их нозологической принадлежности. Наличие поведенческих нарушений увеличивает степень виктимности до умеренно выраженного и выраженного уровня. Нерезкие когнитивные нарушения определяют более выраженные формы виктимного поведения с неправильной оценкой потерпевшими юридически значимой ситуации. При перечисленных неглубоких психопатологических расстройствах преобладают личностно-ситуационные и патопсихологические механизмы виктимного поведения. Наличие тяжелых психических расстройств определяет максимальную выраженность виктимности, нарушая как когнитивный, так и волевой компоненты регуляции поведения, и виктимность определяется психопатологическими механизмами. Для судебно-психиатрической оценки потерпевших значимой оказалась не нозологическая квалификация психического расстройства, а регистр (тяжесть) психической патологии и характер ведущей психопатологической симптоматики. Преобладание невротической, неврозоподобной и психопатоподобной симптоматики не нарушает способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела и давать показания. Преобладающие неглубокие когнитивные нарушения в некоторых случаях могут нарушать способность потерпевшего воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания и определяют способность правильно воспринимать лишь внешнюю, фактическую, сторону обстоятельств. Наличие тяжелых психических расстройств более чем в половине случаев лишает потерпевших способности воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания, в остальных случаях определяют способность потерпевших правильно воспринимать лишь фактическую сторону событий. Вместе с тем в некоторых случаях подобные потерпевшие сохраняют способность в полной мере воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела. Сравнительное изучение групп потерпевших с различными вариантами юридического компонента психической беспомощности позволило сформулировать психопатологические и клинико-психологические механизмы ее формирования. Способность потерпевшего оказывать сопротивление в ситуации правонарушения коррелирует со степенью выраженности психопатологических расстройств и индивидуально-личностными особенностями. Наличие грубых нарушений интеллектуально-мнестических функций, расстройства восприятия, мышления и критических способностей, выраженные эмоционально-волевые изменения нарушают способность потерпевших и к пониманию внешней, фактической стороны событий, разворачивающихся в рамках криминальной ситуации, и к оценке социального значения и личностного смысла противоправных действий, и определяют юридический критерий беспомощности (неспособность оказывать сопротивление). Нерезко выраженные когнитивные и эмоционально-волевые нарушения, умеренное снижение критических способностей, при отсутствии грубых расстройств восприятия и бредовых симптомокомплексов определяют способность потерпевших правильно воспринимать лишь внешнюю (фактическую) сторону обстоятельств, имеющих значение для дела, и также определяют юридический критерий беспомощности. Изолированное наличие волевого компонента юридического критерия психической беспомощности (неспособности оказывать сопротивление) при полной сохранности интеллектуального компонента отмечался у потерпевших с незначительно выраженными психическими расстройствами и определялся индивидуально-личностными механизмами с дезинтеграцией поведения в психогенно-травмирующей ситуации правонарушения при достаточном понимании сущностного значения противоправных действий.
Литература
1. Антонян Ю. М., Гульдан В. В. Криминальная патопсихология. М.: Наука, 1991.
2. Кудрявцев И. А. Комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза: Научно-практическое руководство. М., 1999.
3. Медицинская и судебная психология: Курс лекций. М.: Генезис, 2005.
4. Международная классификация болезней (МКБ-10). Психические расстройства и расстройства поведения. Класс V, адаптированный для использования в РФ. М., 1998.
5. Метелица Ю. Л. Судебно-психиатрическая экспертиза потерпевших. М.: Юридическая литература, 1990.
6. Метелица Ю. Л. Виктимология и судебная психиатрия // Актуальные проблемы общей и судебной психиатрии. М., 1993.
7. Морозова Н. Б. Виктимность потерпевших — жертв сексуального насилия // Актуальные проблемы психиатрии, наркологии и неврологии. Москва; Хабаровск, 1998.
8. Морозова Н. Б. Психические расстройства у несовершеннолетних потерпевших — жертв сексуального насилия: Дис. … докт. мед. наук. М., 1999.
9. Морозова Н. Б. и др. Актуальные вопросы судебно-психиатрического освидетельствования жертв сексуального насилия // Российский психиатрический журнал. 2002. N 2.
10. Парфентьева О. В. Судебно-психиатрическая экспертиза потерпевших, страдающих олигофренией: Дис. … канд. мед. наук. М., 1979.
11. Печерникова Т. П. и др. Жертвы агрессивных преступлений (психопатологический, психологический и судебно-психиатрический аспекты) // Агрессия и психическое здоровье. СПб., 2002.
12. Потапов С. А. Виктимность больных шизофренией: Дис. … канд. мед. наук. М., 1992.
13. Ривман Д. В. Криминальная виктимология: Учебник для вузов. СПб.: Питер, 2002.
14. Руководство по судебной психиатрии / Под ред. Т. Б. Дмитриевой, Б. В. Шостаковича, А. А. Ткаченко. М., 2004.
15. Смирнова Т. А. Амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза: Пос. для врачей. М., 2001.
16. Уголовный кодекс РФ. СПб.: Питер, 2002.
17. Шостакович Б. В., Парфентьева О. В. Особенности судебно-психиатрической экспертизы потерпевших // Теоретические и организационные вопросы судебной психиатрии. М., 1977.
18. Франк Л. В. Виктимология и виктимность. Душанбе, 1972.
19. Hentig H. von. The Criminal and his Victim. New Haven, Yale Univ. Press, 1948.
20. Mendelsohn B. The origin of the doctrine of Victimology // Excerpta Criminologica, 1963.
