Пояснительная записка к концепции проекта нового Семейного кодекса Российской Федерации

(Мананкова Р. П.) («Семейное и жилищное право», 2012, N 4)

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА К КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКТА НОВОГО СЕМЕЙНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ <*>

Р. П. МАНАНКОВА

——————————— <*> Manankova R. P. Conception of the draft of the new RF Family Code.

Мананкова Раиса Петровна, профессор Томского государственного университета, доктор юридических наук.

Введение

Завершена работа над частью четвертой Гражданского кодекса, важнейшего акта, в каждой норме которого прямо или косвенно запечатлен труд советских и теперь российских цивилистов. ГК Российской Федерации — это памятник всем живым и ушедшим от нас труженикам науки. Все, что потребовалось обществу, внезапно выброшенному в рыночную стихию, сделано сравнительно быстро и качественно. Разбитая вдребезги от одних только слов «частная собственность» система гражданского законодательства СССР на наших глазах путем невообразимых в обычное время проб и ошибок с принятием ГК постепенно формируется в стройную систему нормативных актов России. В сравнении и рядом с мощным ГК действующий Семейный кодекс явно проигрывает по всем показателям, по сути, является самым слабым звеном в системе законодательства. Многие десятилетия семейное законодательство существовало в почетном ранге самостоятельной отрасли отечественного права. В идеологическом плане огромный нормативный массив отвечал потребностям своего времени, не доставляя государству особых хлопот. И действующий Семейный кодекс более чем за 10-летний период своего существования в определенной степени выполняет свою роль. Хотя и задачи СК РФ не определены, как это было сделано в ст. 1 КоБС РСФСР. В СК все названо основными началами (ст. 1), и где тут принципы, а где задачи, разобраться можно, но не всем и не сразу. В какой-то степени дефекты кодекса можно объяснить объективными обстоятельствами середины 90-х годов. Но очевидно и другое — проект был подготовлен узким кругом специалистов без широкого обсуждения, без предварительного опубликования и цивилистической экспертизы. В результате появился очередной невзрачный, теоретически очень слабо разработанный нормативный акт, адресованный всякому и каждому гражданину России. И опять, несмотря на громкую квалификацию «отрасли права», семейное право находится «на задворках» и как система норм, и как наука. Парадоксальным оказался результат многолетней скрупулезной работы узкого круга отечественных фамилиаристов. В новом Семейном кодексе гражданское право прочно заняло свои исконные позиции. Предмет регулирования еще больше расплылся, усилилась диспозитивность, оттеснив императив как специфику отрасли. Даже неспециалисту стало видно дублирование целых институтов (общая собственность, опека и др.). Текст Семейного кодекса без цивилистической правки вызывает в ряде мест недоумение и разочарование. В ч. 1 ст. 34, как и 30 лет назад, звучит раскритикованная на всех конференциях и во множестве публикаций норма: «Имущество, нажитое супругами во время брака, является совместной собственностью». Имущество здесь понимается в широком смысле как различные имущественные права. Но обязательственные права (кредиторские требования) не могут принадлежать на праве собственности. Какие же могут быть упреки в адрес судьи из глубинки, не различающего вещные и обязательственные права? Качество Семейного кодекса не может удовлетворить еще и потому, что в нем не отражены результаты научных разработок предшествующих лет. По-прежнему у нас в законе нет понятия семьи, нет формулы члена семьи, с помощью которой можно работать в других отраслях. Отсутствует система родства, веками служащая в других правовых системах и в дореволюционной России. В ситуации, когда государство не обеспечивает элементарного существования миллионов своих граждан, можно было нажать на «родственную кнопку» с помощью Семейного кодекса. В ближайшие годы делом техники может стать безболезненное возвращение семейного права в лоно матери-цивилистики. Предлагается концепция к проекту нового Семейного кодекса.

1. Концепция проекта нового Семейного кодекса РФ

Цель: подключение семейного законодательства к частному праву, превращение (преобразование) его из самостоятельной отрасли права в элемент системы частного права. Задачи: 1) обеспечить качество законодательства, отвечающее потребностям общества на современном этапе; 2) отразить в нормативном массиве все достижения отечественной науки; 3) закрепить систему понятий, отражающих специфику семейного права; 4) пересмотреть структуру действующего СК РФ; 5) устранить дублирование норм СК и ГК; 6) устранить явные пробелы в законодательстве; 7) обеспечить эффективность законодательства. Содержание: 1. Предлагается включить в текст СК систему понятий, отражающих специфику семейного законодательства: — закрепить в качестве легальной дефиниции понятие семьи; — закрепить понятия, производные от понятия семьи, такие, как «член семьи», «субъект семейных правоотношений» и др. 2. Закрепить именно в Семейном кодексе известную всему миру с римских времен систему родства. 3. Классифицировать субъектов семейных правоотношений. Критерием классификации предлагается взять «специальный правовой статус». 4. Включить в СК специальный раздел, посвященный правовому положению лиц, состоящих в фактических брачных отношениях. 5. В числе оснований возникновения семейных правоотношений закрепить свойство, увязать его с наличием соответствующих правовых последствий. 6. Детально урегулировать отношения между фактическими воспитателями и воспитанниками, не ограничиваясь ст. 97 СК об алиментной обязанности воспитанника. Закрепить эти отношения как самостоятельную форму принятия детей на воспитание и содержание. 7. Четче отразить имущественное положение каждого из субъектов семейных правоотношений, в частности с помощью бланкетных норм. 8. Расширить круг алиментообязанных лиц за счет родственников ближайших степеней при наличии у них достаточных средств.

2. Пояснения к концепции проекта

2.1. Понятие семьи. Отсутствие легального определения понятия семьи обычно юристами только констатируется без каких-либо объяснений. Широкое распространение в литературе и на практике получил тезис о том, что в каждой отрасли права есть свое понятие семьи. Точнее всего эту мысль выразил В. С. Толстой: «Едва ли не в каждой из отраслей права термин «семья» имеет свое особое значение, которое отвечает потребностям регулирования данной области общественных отношений» <1>. ——————————— <1> Толстой В. С. Понятие семьи в советском праве // Сов. юстиция. 1969. N 19. С. 5.

Если термин — это слово или словосочетание, являющееся однозначным выражением для понятий в научных дисциплинах <2>, приведенное высказывание можно понять только так, что в каждой отрасли права есть свое понятие семьи, обозначаемое этим термином. Но утверждать так — значит впадать в логическое противоречие. Если в каждой отрасли права есть свое понятие семьи, то это разные понятия, которые и обозначаться должны соответственно разными терминами. ——————————— <2> См.: Кондаков Н. И. Введение в логику. М., 1967. С. 376.

В понятии отображается совокупность существенных признаков того или иного явления, которые и образуют его содержание. Поэтому в принципе каждое понятие индивидуально, единственно, строго определено, хотя и взаимосвязано с другими понятиями. Иначе говоря, по законам формальной логики не может быть разных понятий, обозначаемых одним и тем же термином «семья». Тот очевидный факт, что в отраслях законодательства состав семьи определяется действительно по-разному, еще не означает, что в каждой отрасли существует свое понятие семьи и что вообще можно говорить о нескольких понятиях семьи в праве. Е. М. Ворожейкин справедливо заметил, что «не может быть несколько определений понятия семьи в праве для разных отраслей, а оно должно быть единым» <3>. К этому следует, на наш взгляд, добавить, что единым это понятие может и должно быть не только в праве, но и во всех остальных науках, предметом изучения которых является семья. Право не может охватить все грани такого сложного социального образования, как семья. ——————————— <3> Ворожейкин Е. М. Семейные правоотношения // Сов. семейное право. М., 1974. С. 33.

Единое понятие семьи может быть результатом только совместных разработок, систематизации, как правило, разрозненных исследований по проблемам семьи в соответствующих областях науки. Социологи отмечают необходимость систематизации проблематики, методологии и методики при изучении семьи. Плодотворной представляется и идея формирования науки фамилистики. Речь идет об объединении исследований семьи в единую науку. Тенденция к такой консолидации все явственнее проступает по мере накопления теоретического и эмпирического материала. Одним из основных понятий этой науки и должно стать понятие семьи. В юридической науке разработка понятия семьи ведется в двух аспектах. Во-первых, предлагается немало вариантов определения общего для всех наук понятия семьи, во-вторых, о семье говорят как о понятии многозначном, имеющем свое собственное содержание в различных областях жизни и науки, в том числе и в правовой науке. Общее понятие семьи определяется и в правовой литературе с учетом всех признаков семьи, оснований ее возникновения, социальной структуры и специфических функций. Естественно, что предлагаемые варианты определений понятия семьи различаются не только текстуально, но и по существу. Семью определяют иногда как «совместную жизнь лиц», при этом под совместной жизнью понимаются взаимная общность семейных интересов (духовных, хозяйственных, имущественных, относительно детей и пр.), взаимная потребность людей в постоянном общении друг с другом, потребность во взаимной заботе и уходе друг за другом <4>. Само по себе определение понятия «совместная жизнь лиц» заслуживает внимания, поскольку является точной обобщенной характеристикой специфических отношений, связывающих членов семьи, а термин в силу своей краткости достоин самого широкого внедрения в научный оборот. Вместе с тем раскрывать содержание понятия «семья» через совместную жизнь лиц нельзя, так как определять понятие необходимо через ближайший род, а таким родовым понятием в данном случае является понятие «люди», семья — это люди, лица <5>. В этом отношении более удачным представляется понимание семьи как объединения лиц, общности лиц, союза, малого коллектива. Такое представление о семье полностью согласуется с выводами социологов, определяющих семью как малую социальную группу. Таким образом, одним из существенных признаков семьи является ее квалификация в качестве малой социальной группы. ——————————— <4> Ворожейкин Е. М. Семейные правоотношения. М., 1972. С. 34; Чиквашвили Ш. Д. Имущественные отношения в семье. М., 1976. С. 7. <5> В словарях русского языка семья определяется в общем однозначно. В частности, дается обычно два значения: 1) семья — это группа живущих вместе родственников; 2) семья — это единство, объединение людей, сплоченных общими интересами. См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1981. С. 633.

Следующим атрибутом семьи является основание, т. е. указанные в законе обстоятельства, обусловливающие ее возникновение. В любом определении понятия семьи (даже в тех, которые предложены представителями других наук) основание называется как обязательный признак. Степень его конкретизации может быть при этом различной. Родство во всяком случае рассматривается как первооснова семьи. В содержании такого сложного понятия, как семья, необходимо, по нашему мнению, разграничивать существенные признаки, имеющие правовую природу, и иные, неправовые. Такое разграничение обусловливается потребностями как теории, так и практики, когда из всего многообразия характеристик семьи извлекаются лишь те, которые имеют правовое значение. Например, если речь идет о супругах, то подразумевается наличие зарегистрированного брака и т. п. В какой-то мере именно нуждаемостью в четких правовых признаках семьи и можно объяснить попытки сформулировать понятие семьи как сугубо правовой категории. Нам этот путь представляется неприемлемым по соображениям, изложенным выше. Семья как сложное социальное образование может быть и в действительности является предметом изучения во многих областях науки, однако это обстоятельство не дает оснований изменять содержание самого понятия, сообразуясь с какими-либо прикладными, если можно так в данном случае выразиться, потребностями конкретных наук. Никто не пытается изменять произвольно содержание таких понятий, как «государство», «общество». Понятие семьи по степени обобщения стоит в одном ряду с этими понятиями и, так же как они, может быть отнесено к разряду категорий, т. е. предельно широких понятий, в которых отображаются наиболее общие и существенные свойства, признаки, связи и отношения предметов и явлений объективного мира. В качестве существенного признака семьи следует выделять и взаимную правовую связанность ее членов. В большинстве предложенных в литературе определений понятия семьи этот признак включается в содержание самого понятия без каких-либо обоснований, как аксиома, потому что лица, входящие в состав одной семьи, всегда связаны правами и обязанностями. Тем большее недоумение вызывают те определения семьи, в которых вообще о правах и обязанностях не упоминается. Ю. А. Королев предлагает дополнить понятие семьи «новым и очень существенным признаком — указанием на то, что семья — защищаемый государством союз» <6>. Но ведь этот вывод следует из наличия у членов семьи прав и обязанностей. Свойство всякого субъективного права заключается, в частности, в способности быть защищенным, и в первую очередь мерами государственного принуждения. Выходит, что этот признак, действительно характеризующий семью, является все же производным, даже при том что защита семьи не сводится к защите субъективных прав. ——————————— <6> Право и защита семьи государством. М., 1987. С. 17.

Многие авторы включают в определение понятия семьи выполняемые ею основные функции либо некоторые из них. Обычно четко выделяются естественная и идеологическая функции либо обе они объединяются, когда указывают на воспитание детей как на цель семьи в современном обществе. Что же касается экономической функции семьи, то она так или иначе тоже получает отражение в определениях понятия семьи. Однако формы отражения этой функции довольно многообразны, что вовсе не способствует достижению единства в понимании семьи. Так, в содержание понятия семьи включаются в качестве существенных такие признаки, как общность материальной жизни, материальная общность и поддержка, ведение общего хозяйства, совместное ведение хозяйства. Не совсем последовательными представляются суждения Е. М. Ворожейкина. С одной стороны, он характеризует семью как совместную жизнь лиц и имеет при этом в виду общность интересов, потребность в постоянном общении, заботе и уходе. Такое полное, соответствующее его действительному содержанию понятие исключает необходимость упоминать в определении некоторые признаки (например, совместное ведение хозяйства). Более того, совместное ведение хозяйства чаще всего не цель семьи, а следствие ее создания, одно из условий ее нормального функционирования. С другой стороны, автор дает определение понятия семьи, в котором в качестве самостоятельных признаков называются и совместная жизнь, и совместное ведение хозяйства. Иногда в качестве самостоятельных существенных признаков семьи называют «материальную общность и поддержку» и «ведение общего хозяйства». Это понятия, конечно, разные, но по своему содержанию они довольно близки, хотя и не совпадают полностью. Ведение общего хозяйства как раз и свидетельствует о наличии материальной общности. В то же время материальная общность — понятие более широкое: если, например, молодая семья вообще никакого домашнего хозяйства не ведет, то для констатации материальной общности достаточно наличия общего бюджета. Для отражения экономической сути семейных отношений в определении понятия семьи предпочтительнее было бы ограничиться использованием более емкого понятия «материальная общность». Вместе с тем вряд ли правильно акцентировать внимание только на материальной общности, связывающей членов семьи, поскольку определяющими, как известно, являются личные отношения: физическая или духовная близость, взаимная потребность в общении друг с другом, взаимная забота и поддержка и др. Как справедливо отмечает В. А. Рясенцев, семья — это специфическое и притом сложное общественное отношение, представляющее собой неповторимое единство различных связей, не встречающееся среди других общественных явлений <7>. Это единство точнее всего, как нам кажется, обозначается термином «общность жизни». ——————————— <7> См.: Рясенцев В. А. Семейное право. М., 1967. С. 47.

Общность жизни — это существенный признак семьи. Элементы общности жизни многообразны, и далеко не все из них имеют правовую природу. В числе правовых элементов общности жизни законодатель обычно выделяет «совместное проживание» и «ведение общего хозяйства». С наличием этих обстоятельств связывается возникновение прав и обязанностей во многих отраслях права. В нормах семейного права неоднократно упоминается такой элемент общности жизни семьи, как воспитание детей. Элементы общности жизни, имеющие правовой характер, хотя и различны по содержанию, однако обладают определенными чертами сходства. Во-первых, совместное проживание, ведение общего хозяйства, воспитание, забота — все это комплекс действий, пронизанных одной общей целью (существование семьи). Во-вторых, это действия повседневные или систематически совершаемые в течение длительного времени. Однако правовая природа этих действий представляется неоднозначной. Так, в частности, о воспитании детей закон дает основания говорить в разных смыслах. Для родителей и усыновителей — это право и обязанность в одно и то же время. Как элемент общности жизни воспитание может рассматриваться и в качестве юридического факта. Обычно его квалифицируют как юридический поступок, имея в виду, что поведение воспитателя (совокупность действий) непосредственно не направлено на возникновение семейных правоотношений. Наконец, о воспитании можно говорить и как о разновидности семейных правоотношений. По-разному можно оценить с точки зрения правовой природы и другие элементы общности жизни. В частности, совместное ведение хозяйства В. А. Рясенцев в одном случае квалифицирует как юридический поступок, а в другом — как факт вообще юридически безразличный. При этом правильно подчеркивается, что все зависит от того, указаны ли эти обстоятельства в семейно-правовой норме. Для супругов ведение общего хозяйства не имеет семейно-правового значения, напротив, оно выступает в качестве юридического поступка, когда речь идет о судебном установлении отцовства в отношении внебрачного ребенка. Выше уже отмечалось, что общность жизни как существенный признак семьи — это явление сложное: его составляющие могут иметь правовое значение, но могут быть и юридически иррелевантны (физиологическая и духовная связь и другие сугубо личные моменты). Поэтому в целом общность жизни неправильно было бы считать правовым признаком семьи и конструировать с учетом этого правовое понятие семьи. Этот путь в принципе представляется неприемлемым потому, что в противном случае пришлось бы в искомое понятие включать только правовые признаки. Таких чисто правовых признаков мы видим только два: правовое основание (брак, родство и др.) и правовую связанность членов семьи. Два других существенных признака не могли бы включаться в правовое понятие по формальным соображениям. Первый признак (семья — это малая группа) правовым не является: малая социальная группа — это социологическое, точнее, социально-психологическое понятие. Второй (общность жизни) наряду с правовыми содержит и неправовые элементы. В итоге попытки выработать правовое понятие семьи оказались бы безрезультатными. Акцент на правовых признаках и отсутствие указаний на общность жизни приводят в конечном счете к отождествлению семьи в юридическом смысле с субъектами семейных правоотношений. На основе названных четырех существенных признаков представляется возможным определить понятие семьи, общее для всех областей знаний. Семья — это малая социальная группа (объединение, союз лиц), основанная на браке, родстве, усыновлении и иных формах принятия детей на воспитание, связанная общностью жизни, а также семейными правами и обязанностями. Нетрудно заметить, что это понятие мало чем отличается от имеющихся в семейно-правовой литературе, в том числе от тех, которые претендуют на роль правовых, а на самом деле таковыми не являются. И это вполне закономерно потому, что так или иначе сущность такого сложного явления, как семья, может быть выражена только с учетом всех его признаков. Предлагаемое определение понятия семьи в принципе может быть использовано и в законе на любом уровне. Это не означает, что семья будет провозглашена в качестве субъекта права. В настоящее время нет оснований говорить о правосубъектности семьи, по крайней мере в семейных и гражданских правоотношениях. 2.2. Состав семьи. Тот очевидный факт, что состав семьи в отраслях законодательства определяется неодинаково, создает почву для существования довольно распространенного в литературе утверждения о различном содержании самого понятия «член семьи». Более того, делаются даже попытки измерить содержание понятия «член семьи». В семейном праве, по мнению Е. М. Ворожейкина, это понятие уже, в ст. 301 ГК — широкое, и «еще более широкое содержание вкладывается в понятие «член семьи» при определении обязанностей по оплате жилой площади» <8>. ——————————— <8> Белякова А. М., Ворожейкин Е. М. Советское семейное право: Учебник / Под ред. В. П. Грибанова. М.: Юрид. лит., 1974. С. 32 — 33.

Выходит, что у одного и того же понятия имеется несколько содержаний. Но такой вывод совсем не согласуется с положением формальной логики о том, что каждое понятие может иметь только одно содержание, т. е. совокупность свойств, признаков. В зависимости от объема и содержания понятия классифицируются на совместимые и несовместимые. Имеется несколько видов совместимых понятий: равнозначащие, подчиненные, соподчиненные, перекрещивающиеся. В содержании совместимых понятий нет признаков, исключающих возможность полного или частичного совпадения их объемов <9>. Но и у каждого из равнозначных понятий имеется свое собственное содержание. Следовательно, не может быть разным содержание понятия «член семьи» ни в отраслях законодательства, ни в отдельных нормативных актах. ——————————— <9> См.: Кондаков Н. И. Введение в логику. С. 351.

Возникает вопрос: как же понимать те нормы, в которых перечисляются члены семьи нанимателя, кормильца, военнослужащего и т. д.? Императивный характер норм, исчерпывающие, как правило, перечни членов семьи действительно создают впечатление, что указанные в перечнях субъекты — это всегда члены семьи, да закон и называет их членами семьи. А поскольку круг этих лиц определяется по-разному не только в отраслях законодательства, но даже и в отдельных институтах одной и той же отрасли права (прежде всего в гражданском праве), то отсюда и вывод о разном содержании этого понятия, вывод, с которым согласиться невозможно. Представляется, что при оценке служебной роли норм, устанавливающих состав семьи, необходимо акцентировать внимание на той непосредственной цели, которую ставил законодатель. Очевидно, такой целью являлось определение субъектного состава соответствующих правоотношений и юридических фактов, обусловливающих возникновение прав и обязанностей. Тем самым в любой из этих норм субъекты не просто перечисляются, но непременно решается вопрос об условиях признания указанных лиц носителями соответствующих прав и обязанностей, т. е. о юридических фактах. В этом плане членство в семье является, на наш взгляд, не чем иным, как одним из юридических фактов, необходимых для приобретения прав и обязанностей, предусматриваемых конкретным нормативным актом. Элемент многих фактических составов, членство в семье должны пониматься как определенная семейно-правовая связь; конкретный вид этой связи (степень родства, например) устанавливается соответствующим нормативным актом. В конечном счете гражданин признается субъектом правоотношений (жилищных, пенсионных и т. п.) при наличии всей совокупности необходимых юридических фактов, в том числе и такого факта, как семейно-правовая связь с указанным в законе лицом: наследодателем, нанимателем, кормильцем, инвалидом войны. Для приобретения прав и льгот заинтересованному лицу, как правило, надо доказывать в числе других обстоятельств и наличие семейно-правовых отношений соответственно с наследодателем, кормильцем и т. д. В связи с изложенным служебная роль норм, закрепляющих состав семьи, может быть оценена двояким образом: во-первых, в них дается перечень возможных субъектов правоотношений (например, ст. 69 ЖК РФ); во-вторых, для каждого из них устанавливаются условия возникновения тех или иных прав и обязанностей. В числе этих условий, как правило, указывается основание семейной связи (брак и др.) с определенным лицом. Конечно, ту же самую по содержанию правовую информацию об условиях признания граждан субъектами определенных правоотношений можно было бы изложить в законе иначе, более подробно, с перечислением в диспозиции норм всех юридических фактов, необходимых для каждого из возможных субъектов. Но, как известно, законодательная техника требует предельно сжатых формулировок. Этому требованию вполне отвечают многие нормы, устанавливающие состав семьи для определенного круга отношений. Наличие определенного основания семейной связи и есть существенный признак, входящий в содержание понятий «семья» и «член семьи». Именно этому признаку придает закон значение юридического факта путем определения состава семьи. Другие существенные признаки, характеризующие семью, могут учитываться как элементы общности жизни, но определяющая роль отводится все-таки основанию семьи. Речь идет только о тех нормах, в которых определяется состав семьи и которые позволяют некоторым авторам считать, что содержание понятия «член семьи» различно в разных отраслях и даже институтах одной отрасли. Понятие «член семьи» производно от понятия «семья» и, так же как последнее, имеет только одно содержание и включает совокупность существенных признаков. Каждый из этих признаков, в свою очередь, учитывается законодателем (в частности, им может придаваться значение юридических фактов). Однако содержание научного понятия «член семьи» остается неизменным; член семьи — это гражданин, связанный с определенной семьей как малой социальной группой браком, родством, усыновлением или иной формой принятия детей на воспитание, общностью жизни, а также семейными правами и обязанностями. Если отсутствует хотя бы один из указанных существенных признаков, то субъекта нельзя именовать членом семьи, и прежде всего в законе. Между тем некоторые положения закона в указанном смысле далеко не безупречны. Довольно часто отождествляют понятия «член семьи» и «субъект семейных правоотношений». Лица, связанные семейными правами и обязанностями, могут никогда не увидеть друг друга (например, бабушка не хочет признавать своих внуков). Естественно, что никакой семьи эти лица не образуют, это только субъекты семейных правоотношений. И напротив, если эти лица связаны еще и общностью жизни, они являются членами одной семьи. Среди субъектов семейных правоотношений могут быть «члены семьи» и «бывшие члены семьи». В семейном праве о бывшем члене семьи можно говорить, прежде всего имея в виду супругов, а также лиц, принятых в семью на воспитание. Не во всех случаях утрата семейно-правового основания приводит к полному прекращению семейных правоотношений: могут, например, сохраниться право бывшего супруга на алименты, обязанность бывшего усыновителя предоставлять средства на содержание ребенка и др. Лишение родительских прав — особое основание в ряду правопрекращающих юридических фактов, поскольку, несмотря на родство, семейные правоотношения прекращаются (сохраняется лишь обязанность по содержанию детей). Могут быть прекращены и жилищные правоотношения: если совместное проживание с детьми, в отношении которых лицо лишено родительских прав, признано невозможным, оно выселяется по решению суда с предоставлением другого жилого помещения. При отсутствии оснований для выселения лицо, лишенное родительских прав, продолжает пользоваться жилым помещением уже в качестве бывшего члена семьи. О бывших членах семьи нанимателя говорится в п. 4 ст. 69 ЖК РФ: «Если граждане, указанные в настоящей статье, перестали быть членами семьи нанимателя, но продолжают проживать в нанимаемом помещении, они имеют такие же права и обязанности, как наниматель и члены его семьи». Формулировка «перестали быть членами семьи» позволяет, во-первых, выделить категорию «бывших членов семьи нанимателя», во-вторых, отличать членов семьи от субъектов семейных правоотношений. По смыслу этой нормы гражданин, переставший быть членом семьи нанимателя, хотя и проживает на одной площади с ним, но утратил основные элементы общности жизни. Что же касается основания семейно-правовой связи, то оно сохраняется лишь у лиц, состоящих в родстве. Сын нанимателя в результате семейного конфликта утрачивает общность жизни и тем самым членство в прежней семье, хотя и продолжает проживать на той же площади. В такой ситуации он остается субъектом семейного правоотношения, а как пользователь жилой площади приобретает статус «бывшего члена семьи». Сфера применения понятия «бывший член семьи» не безгранична, потребность в его использовании существует главным образом в жилищных правоотношениях. Судебная практика обычно оперирует термином «бывшие члены семьи» именно в связи с жилищными спорами. В числе бывших членов семьи пайщика ЖСК и закон, и судебная практика особо выделяют его бывшего супруга, положение которого может быть различным в зависимости от ряда условий. Бывший супруг пайщика приобретает преимущественное право на вступление в кооператив, если паенакопление является общим имуществом супругов, брак уже расторгнут, а в квартире можно каждому из них выделить изолированное помещение. После принятия бывшего супруга пайщика в ЖСК он становится членом кооператива и за ним закрепляется одна или несколько комнат в той же квартире. В результате одна квартира находится в пользовании двух членов кооператива. При отсутствии хотя бы одного из вышеназванных условий раздел жилого помещения и пая оказывается невозможным. Бывший супруг пайщика может потребовать свою долю в паенакоплении, если оно является общим имуществом, и, получив ее, обязан освободить квартиру. В том случае, когда па енакопление принадлежит только пайщику, бывший супруг сохраняет лишь право на дальнейшее проживание в этой квартире. Пленум Верховного Суда СССР разъяснил, что прекращение семейных отношений с членом кооператива само по себе не создает права на выселение проживающих с ним лиц. Их выселение может иметь место в случаях, предусмотренных Примерными уставами жилищно-строительных кооперативов, а также применительно к соответствующим основаниям, указанным в законе. Использование понятия «бывший член семьи», как правило, обусловливается необходимостью определения жилищно-правового статуса лица после утраты общности жизни, а иногда и отпадения семейно-правового основания, связывающего его с титульным пользователем жилой площади. Вместе с тем собирательный характер понятия «бывший член семьи» позволяет отнести к ним и субъектов некоторых других правоотношений. Во-первых, это бывшие члены фермерского хозяйства в ситуации, когда они предъявляют требования о выделе или разделе; во-вторых, наследники по закону, проживавшие совместно с наследодателем до его смерти не менее года; в-третьих, это члены семьи умершего кормильца, имеющие право на возмещение вреда. Нет необходимости заменять во всех названных случаях привычные, проверенные временем термины на новый, может быть, и более точный — «бывший член семьи». И лишь в интересах лиц, переставших быть членами семьи титульного пользователя жилой площади, желательно было бы узаконить этот широко распространенный в научном обороте и судебной практике термин. Это способствовало бы большей определенности жилищно-правового положения лиц, переставших быть членами семьи нанимателя, пайщика жилищного или жилищно-строительного кооператива, а также собственника жилого дома. Разумеется, дело не только в упорядочении терминологии: в законе надо иметь четкие характеристики жилищно-правового статуса указанных лиц, пока же есть лишь их контуры. Во многих нормах гражданского права и права социального обеспечения членами семьи соответствующего субъекта (нанимателя, пенсионера) именуются лица, которые в действительности в семейных правоотношениях с ним не состоят и не состояли. Чаще других членами семьи называются нетрудоспособные иждивенцы. Отсутствие семейно-правового основания здесь как бы подменяется иными обстоятельствами (совместным проживанием и ведением общего хозяйства). Но оба эти обстоятельства свидетельствуют о наличии только одного из признаков семьи — общности жизни. По существу, «отношениям между лицами, не принадлежащими к членам семьи, придается такое же юридическое значение, как и семейным связям» <10>. ——————————— <10> Толстой В. С. Понятие семьи в советском праве // Сов. юстиция. 1969. N 19. С. 6.

Нетрудоспособные иждивенцы приравниваются, как нам кажется, к членами семьи в силу своего особого положения в семье нанимателя: это граждане, которым наниматель предоставляет средства на содержание не в порядке исполнения юридической обязанности, а на основе высоких нравственных побуждений, морального долга перед нетрудоспособным. Совместное проживание и ведение общего хозяйства являются дополнительными свидетельствами общности жизни лиц, не связанных семейно-правовым основанием и семейными правами и обязанностями. Называя нетрудоспособных иждивенцев членами семьи нанимателя, законодатель тем самым вводит не что иное, как правовую фикцию, поскольку в действительности эти лица членами семьи не являются. Представляется, однако, что в данном случае нет основания для применения фикции, так как не исчерпаны обычные способы решения конкретной правовой ситуации. Смысл закона можно выразить точнее, если внести изменение в нынешнюю редакцию анализируемой нормы. Норму о правах нетрудоспособных иждивенцев можно изложить следующим образом: «Нетрудоспособные иждивенцы приравниваются к членам семьи нанимателя, если они проживают совместно с нанимателем и ведут с ним общее хозяйство». Вывод о том, что нетрудоспособные иждивенцы, не находящиеся в семейных правоотношениях с носителем соответствующего права, членами его семьи считаться не могут, а лишь приравниваются к последним, на наш взгляд, остается в силе для всех предусмотренных различными отраслями права случаев. Сама по себе норма, предусматривающая право на жилплощадь любых лиц, является примером удачного решения вопроса, который до принятия нового закона длительное время был предметом дискуссий. Сейчас желательно только, чтобы и форма выражения этого нормативного предписания была более совершенной: следует уточнить, что «другие лица», «другие граждане», «иные лица» в исключительных случаях приравниваются к членам семьи нанимателя. В числе субъектов семейных правоотношений закон называет «других» членов семьи (глава 15 СК). Содержание этой главы позволяет сделать вывод о том, что наряду с супругами, родителями и детьми (членами семьи, если можно так сказать, первого круга) законодатель выделяет и других членов семьи — второй круг членов семьи. Перечень других членов семьи определен здесь исчерпывающим образом. Другими членами семьи являются отчим, мачеха, пасынки, падчерицы, братья и сестры, дед и бабушка, фактические воспитанники. На первый взгляд может показаться, что основанием для обособления этих лиц является специфика их участия в алиментных правоотношениях. В действительности же в предельно сжатых формулировках закона получили хотя и схематичное, но все же довольно определенное выражение реально существующие, сложные и разнообразные варианты отношений с участием этих лиц. 2.3. Родство. Система родства известна всему миру в течение многих веков. Она создана еще древнеримскими юристами. Видный американский ученый, этнограф, археолог и историк первобытного общества Льюис Г. Морган оценивает ее как «незаурядное приобретение римских цивилистов, метод которых вызывает изумление своей простотой». Эта схема степеней и линий родства закреплена в нормативных актах других правовых систем. Используется она и в отечественной исторической и этнографической литературе. И только в законодательстве современной России до сих пор нет полноценных предписаний о системе родства. Этому есть свое объяснение. Первые советские законодатели одним махом отбросили весь многовековой потенциал церковного права. С отделением церкви от государства была предана забвению и та часть семейного права, которая осуществлялась ее служителями, в частности, им было предоставлено право определять степени родства и свойства. Закрепление системы родства в законе необходимо для решения многих правовых проблем и восполнения пробелов, четкости и качества самой правовой материи. Юристам часто приходится работать со ст. 69 Жилищного кодекса, которая позволяет признать право на жилплощадь за «другими родственниками», если они проживают совместно с нанимателем и ведут с ним общее хозяйство. Кого считать «другими» родственниками? Как ориентироваться в линиях и степенях родства? В ст. 5 Уголовно-процессуального кодекса РФ разъясняется неоднократно упоминаемый термин «близкие родственники». «Близкие родственники — супруг, супруга, родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и родные сестры, дедушка, бабушка, внуки». Здесь же находим понятие «родственники» — п. 37 ст. 5: «родственники — все иные лица, за исключением близких родственников, состоящие в родстве». В этой ст. 5 сплошные перлы: в п. 3 разъясняется значение понятия «близкие лица» — это «иные», за исключением близких родственников и родственников, лица, состоящие в свойстве с потерпевшим, свидетелем, а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых дороги потерпевшему в силу сложившихся личных отношений. Кто бы ответил за эти шедевры? Хорошо, однако, хотя бы то, что понятие «свойства» не закреплены в УПК. Ясно, что ни супруг, ни усыновленные и усыновители в кровном родстве состоять не могут и что такая редакция юридической нормы требует изменения. В старом УПК РСФСР это была ст. 34. Как видно, законодатель не реагирует на подобные неточности. Таких примеров множество, а вывод один — систему родства необходимо закрепить и в российском семейном законодательстве, с тем чтобы эти нормы стали исходными для остальных отраслей. Не нужно ничего изобретать, все уже придумано и отшлифовано веками. Достаточно обратиться к древнему источнику русского права — Кормчей Книге. Еще в прошлом веке 50-я глава Кормчей Книги оценивалась как важнейшее техническое руководство к точному определению степеней родства и свойства. «По ясности в полноте росписей родства и свойства ни один официальный документ нельзя поставить на одну линию с этим», — писал русский юрист А. Павлов в 1887 г. В ней изложены правила, которые «в свою очередь суть законы Греческой Церкви вместе с постановлениями патриархов и императоров». Наиболее близким к нам по времени источником заимствования является глава III «О союзе родственном» в Своде законов гражданских, том X, часть I. Предлагаемый дословный текст основных статей: «196. Род есть связь всех членов семьи мужского и женского пола, от одного общего родоначальника происходящих, хотя бы и не все из них носили его имя и прозвание. 197. Близость родства определяется линиями и степенями. 198. Связь одного лица с другим посредством рождения составляет степень, а связь степеней, непрерывно продолжающихся, составляет линию. 199. Степень, от коей происходят две или более линий, называется в отношении к ним коленом, а сии линии в отношении к своему колену отраслями и поколениями. 200. Линии суть трех родов: нисходящие, восходящие и боковые или побочные. 201. Нисходящая линия составляется из степеней или рождений, простирающихся от данного лица к его сыну, внуку, правнуку и т. д. к его потомству. 202. Линия восходящая составляется из степеней, идущих от данного лица к его отцу, деду, прадеду и т. д. к его предкам. 203. В нисходящей и восходящей линии считается столько степеней, сколько есть рождений. Посему в нисходящей сын занимает первую степень, внук — вторую, правнук — третью и т. д.; в восходящей первую степень занимает отец, вторую — дед, третью — прадед и т. д. 204. В линии боковой степени равномерно считаются по рождениям, начиная от данного лица и восходя по прямой линии к общему родоначальнику, а от него переходя по линии нисходящей, к тому родственнику, коего степень родства отыскивается. Посему два родные брата находятся во второй степени, дядя и племянник — в третьей, двоюродные братья — в четвертой, сын двоюродного брата — в пятой, внук двоюродного брата — в шестой и т. д. 205. Первая боковая линия исходит от первой восходящей степени, т. е. от отца и матери данного лица, и простирается к братьям и сестрам его, от них — к племянникам и т. д. 206. Вторая боковая линия исходит от второй восходящей степени, т. е. от двух дедов и двух бабок, и простирается к дяде данного лица, от него — к двоюродному его брату и т. д. 207. Третья боковая линия исходит от третьей восходящей степени, т. е. от четырех прадедов и четырех прабабок, и простирается к их нисходящим. 208. Сим образом определяются и другие боковые линии, от восходящих родственников исходящие. 209. При всяком определении близости родства за доказательство приемлются приходские (метрические) книги и, смотря по званию лиц, коих родство отыскивается, родословные дворянские книги, городовые и обывательские книги, ревизские сказки и прочие акты состояний. Родословные росписи, установленным порядком засвидетельствованные, могут служить достаточным доказательством родства и проистекающих из него наследственных прав. 210. Степени родства кровного, в коих брак дозволяется или возбраняется, также и степени свойства и родства духовного определяются постановлениями церкви. 211. Для удобнейшего обозрения линий и степеней родства при сем прилагается особое им расписание». 2.4. Свойство. В числе юридических фактов особое место занимает свойство. Условие о свойстве заложено в самом наименовании субъектов, термины «отчим», «мачеха», «пасынок», «падчерица» — это формулы отношений свойства. Роль свойства как юридического факта своеобразна. Само по себе свойство как общественная связь между одним из супругов и родственниками другого супруга, а также между родственниками каждого из супругов юридического значения в семейном праве не имеет. Поэтому в определениях понятия семьи, предложенных в правовой науке, свойство вообще не упоминается. Из множества вариантов взаимоотношений между широким кругом свойственников закон выделяет в порядке исключения лишь одно, ближайшее — отношение одного из супругов с детьми другого супруга. Причем пределы регулирования отношений между отчимом (мачехой) и пасынком (падчерицей) определены очень четко. Указанные лица не приравниваются к родителям и детям. Более того, по смыслу ст. 97 СК правовая связь между ними автоматически с заключением брака между отчимом (мачехой) и родителем ребенка не возникает. Сам по себе факт наличия свойства остается юридически иррелевантным. Правовые отношения между отчимом (мачехой) и ребенком не возникают, если последний находится на воспитании у других лиц, например у бабушки. Семейно-правовая связь появляется при условии, что пасынок (падчерица) воспитывался или содержался отчимом (мачехой). Есть мнение (Е. М. Ворожейкин), что единственным основанием возникновения правоотношения по воспитанию отчимом (мачехой) ребенка другого супруга являются фактические действия, свидетельствующие о принятии обязанностей по воспитанию (а иногда и по содержанию). По-видимому, говорить в данном случае о единственном основании нельзя, поскольку свойство здесь должно приниматься во внимание тоже как юридический факт. Оба факта — свойство и принятие отчимом (мачехой) ребенка на воспитание — в своей совокупности и порождают правоотношение по воспитанию. Если игнорировать свойство как элемент фактического состава, обусловливающего возникновение правоотношения по воспитанию, то получится, что любое лицо, взявшее чужого ребенка только на воспитание либо только на содержание, может в дальнейшем потребовать от последнего уплаты алиментов. Но для такого вывода закон не дает оснований. Право на алименты, кроме родственников, приобретают и те лица, которые воспитывали и содержали ребенка одновременно (ст. 96 КоБС), т. е. фактические воспитатели. Нетрудоспособные и нуждающиеся отчим и мачеха имеют право на алименты с пасынка (падчерицы), если последний находился у них на воспитании или содержании. Таким образом, алиментное правоотношение с участием указанных лиц имеет необходимой предпосылкой правоотношение по воспитанию или содержанию. Правоотношение по воспитанию пасынков (падчериц) является самостоятельной формой принятия детей на воспитание наряду с усыновлением и фактическим воспитанием. Поскольку воспитание детей предполагает постоянное общение с ними, возможное по общему правилу при совместном проживании, есть основания считать, что в период воспитания отчим (мачеха) и пасынок (падчерица) составляют одну семью. Алиментное правоотношение между свойственниками по смыслу закона возникает при тех же условиях, что и между родственниками. В числе «других» членов семьи СК называет фактических воспитателей и воспитанников. В семейно-правовой литературе часто высказываются суждения о недостаточной урегулированности отношений между этими лицами. Анализ содержания ст. 96 СК позволяет сделать вывод о том, что фактическим воспитателем может быть любое лицо. Во-первых, это соответствует реальным жизненным отношениям: чаще всего именно близкие родственники принимают детей, оставшихся без родителей, на фактическое воспитание и содержание, не учитывать это обстоятельство в законе было бы неправильно. Во-вторых, в самом тексте ст. 96 СК субъект определен четко и недвусмысленно, это лица, осуществляющие постоянное воспитание и содержание детей. Каких-либо дополнительных условий закон не устанавливает. Правовая неопределенность положения фактического воспитателя по отношению к воспитаннику — одна из проблем семейного права. Предложение некоторых авторов разъяснить спорные вопросы применения ст. 96 в постановлении Пленума Верховного Суда представляется полумерой, недостаточной для решения вопросов, требующих только законодательного урегулирования. В литературе по семейному праву высказано немало интересных предложений в этом плане. Заслуживает внимания предложение о необходимости правового оформления отношений фактического воспитателя и воспитанника в органах опеки и попечительства. Регистрация этих отношений, позволяющая контролировать процесс воспитания ребенка, оказывать необходимую помощь воспитателю, выполняла бы и роль одного из важных доказательств существования отношений по фактическому воспитанию. Правовое оформление отношений по фактическому воспитанию, разумеется, нельзя отождествлять с усыновлением, это разные формы принятия детей на воспитание, с которыми закон связывает различные правовые последствия. Закон уже придал действиям по фактическому воспитанию и содержанию чужих детей юридическое значение, связав с ними возникновение алиментной обязанности у воспитанника по ст. 96 СК. Логическим завершением этой позиции законодателя и явилось бы закрепление определенной формы этих отношений. Можно было бы предусмотреть право на оформление отношений по фактическому воспитанию в органах опеки и попечительства. Установление порядка оформления отношений по фактическому воспитанию вполне возможно уже в настоящее время; эта мера способствовала бы устойчивости положения обоих субъектов. Вместе с тем очевидно, что регистрация фактического воспитания как правовой формы с необходимостью потребует более детальной правовой регламентации отношений, существующих именно в период фактического воспитания и содержания. В этом плане желательно было бы определить в законе принципиальные моменты исследуемых отношений, такие, как права и обязанности, правовые последствия, ответственность. Фактический воспитатель — это одно из лиц, заменяющих родителей; другие лица не могут быть обязаны воспитывать детей, у которых уже есть воспитатель, такому ребенку не нужен усыновитель либо опекун (попечитель). Следовательно, фактическому воспитателю нужно предоставить те права, которые необходимы для осуществления постоянного воспитания и содержания детей. Лицо, взявшее ребенка на воспитание, должно быть наделено правом воспитывать, содержание этого права должно быть не меньшим по объему, чем соответствующее право родителей, усыновителей и др. Подобным же образом следует решить вопрос и с обязанностью воспитывать. Только при этих условиях можно обеспечить достижение цели надлежащего воспитания детей с помощью этого правового института. В интересах детей необходимо предусмотреть право фактических воспитателей требовать возврата им детей, находящихся на их воспитании и содержании, от любых лиц, удерживающих у себя детей без законных оснований. Этим правом обладают не только родители (усыновители), но также опекуны и попечители. И если такое право предоставлено опекуну, то фактическому воспитателю оно не менее необходимо. Принимая во внимание, что фактический воспитатель, как и опекун, выполняет функцию воспитания, некоторые нормы, регулирующие деятельность опекунов, можно было бы распространить и на фактического воспитателя. Местом жительства несовершеннолетних воспитанников по общему правилу должно быть место жительства фактического воспитателя. Соответственно, должен решаться вопрос и об обязанности фактического воспитателя совместно проживать со своими несовершеннолетними воспитанниками. За фактическим воспитателем целесообразно было бы закрепить право на жилплощадь воспитанника. В отдельных случаях органы опеки и попечительства, под контролем которых должна находиться деятельность фактических воспитателей, могли бы разрешать раздельное проживание воспитателя и воспитанника, достигшего 16-летнего возраста, если оно не отразится неблагоприятно на воспитании и охране прав и интересов воспитанника. В литературе уже высказывалось предложение о предоставлении фактическому воспитателю права представительства интересов и прав воспитанника. В развитие этой мысли можно добавить, что на фактических воспитателей целесообразно было бы распространить действие ст. 37 ГК о гражданско-правовых обязанностях опекунов и попечителей и пределах их участия в сделках. Именно в этих нормах получила закрепление гражданско-правовая роль не только опекунов (попечителей), но и родителей и тем самым усыновителей. Фактический воспитатель, хотя и заменяет родителей, во всех правах и обязанностях не может быть приравнен к ним. В противном случае разграничение этих институтов потеряло бы смысл. Как и усыновитель, фактический воспитатель не связан с ребенком происхождением, хотя воспитывает и содержит его. Но в отличие от усыновителя, в силу самого акта усыновления принимающего ребенка в семью не просто на воспитание и содержание, а на правах сына или дочери на всю жизнь с известной долей риска в наступлении неблагоприятных последствий (патологическая наследственность, умственная отсталость и другие обстоятельства, которые нельзя было предвидеть при усыновлении), фактический воспитатель по действующему законодательству сравнительно меньше рискует. Границы его поведения в законе не определены, правовых последствий ненадлежащего отношения к воспитаннику не предусмотрено. Фактический воспитатель может отказаться от дальнейшего воспитания. Могут быть обстоятельства, не позволяющие оформить усыновление даже при желании быть усыновителем (преклонный возраст, тяжелое заболевание и другие причины), но нельзя не учитывать и того, что лица, принимающие детей на постоянное воспитание и содержание, нередко сознательно не хотят оформлять усыновление. Такие факты, когда люди, искренне желающие воспитывать и содержать чужого ребенка, предпочитают вместо усыновления вообще никак не оформлять эти отношения, не могут быть безразличны для законодателя. Общественный интерес к делу воспитания подрастающего поколения требует учета и эффективного использования всех возможных средств обеспечения счастливого детства каждому ребенку. Закрепление отношений фактического воспитания и содержания в качестве самостоятельной формы и явилось бы одним из таких средств. Вопрос о правовых последствиях фактического воспитания и содержания отчасти уже решен в законе, если иметь в виду алиментные обязанности. Другое дело, являются ли эти последствия достаточным стимулом для фактического воспитателя, способны ли они отразить весь неоценимый труд по воспитанию чужого ребенка. Ведь и право на алименты по ст. 96 фактический воспитатель приобретает не безусловно, а лишь при условии, что является нетрудоспособным и нуждающимся в помощи и, главное, не может получить содержания от своих детей и супруга. Обязанность воспитанника носит, таким образом, дополнительный характер. Надо полагать, что при отсутствии указанных лиц либо если они и есть, но сами являются нуждающимися, обязанность по содержанию можно возложить на воспитанника. Если же средств, получаемых от супруга и детей, оказывается недостаточно, воспитанника вообще нельзя привлечь к уплате алиментов. Это следует из содержания ст. 96, в которой в качестве условия алиментирования фактических воспитателей указывается невозможность получить содержание от своих детей или супругов (бывших супругов). Имеется в виду отсутствие возможности получить какое-либо содержание вообще. В противном случае следовало бы говорить об отсутствии достаточных средств. Закон, как видно, рассчитан на крайний случай нужды в средствах, только при этих обстоятельствах обязанность по содержанию фактического воспитателя возлагается на воспитанника. Следовательно, гражданин, воспитывающий и содержащий чужих детей, тем не менее рассчитывать реально на возможность получения материальной помощи от воспитанника не должен. Вряд ли такие перспективы могут стимулировать людей к принятию детей на воспитание и содержание. Необходимо усилить эту заинтересованность путем предоставления фактическим воспитателям сравнительно больших правовых возможностей. Одной из таких мер могло бы быть распространение на фактических воспитанников действия ст. 87 СК, т. е. возложение на них обязанности заботиться о воспитателях, оказывать им необходимую помощь и содержать их. Эти обязанности не должны обусловливаться невозможностью получения содержания, в частности, от своих детей и супругов. Фактические воспитанники в качестве алиментообязанных лиц должны быть, по нашему мнению, приравнены к родным детям. В связи с этим неизбежно встает вопрос о сроке (продолжительности) фактического воспитания и его влиянии на алиментную обязанность воспитанника. Наиболее оптимальным представляется десятилетний срок фактического воспитания и содержания. Такая продолжительность этих отношений во времени свидетельствует о том, что именно в семье фактического воспитателя ребенок сформировался как личность. Установленный сейчас пятилетний срок, конечно, тоже не проходит бесследно для воспитанника. В критическом переходном возрасте пять лет воспитания в семье могут стать определяющим фактором. Но все-таки этого срока как одного из условий алиментирования фактических воспитателей недостаточно: интересы детей в максимальной степени обеспечиваются, если они получают воспитание в одной семье; смена воспитателей, привычных условий жизни, привязанностей — это всегда тяжелая нагрузка для ребенка. Не соответствует интересам воспитанников в указанном плане вообще отказ от условия о сроке воспитания и содержания. Особое значение имеет то обстоятельство, что алиментирование фактических воспитателей чаще всего оказывается пожизненным. Статья 96 потому и несовершенна, что не исключает возможности явно несправедливых по существу, но законных по форме решений: фактический воспитатель может пожизненно получать алименты от воспитанника, даже если воспитание и содержание осуществлялись им продолжительное время. Отмеченные несовершенства норм, регулирующих отношения по фактическому воспитанию и содержанию, могут быть устранены путем выбора наиболее приемлемых вариантов из числа тех, которые предлагаются в литературе. 2.5. Фактические брачные отношения. В СК проигнорирован очевидный факт, что почти половина взрослых людей живут в так называемом гражданском браке. Общее представление о том, что они не супруги, эти люди имеют, но миллионы мужчин и женщин не знают о деталях, о том, что у них много прав и в этом как бы незаконном состоянии. Получить необходимую информацию из закона трудно без привлечения специалистов, как правило, за плату, т. е. основная масса взрослого населения обходится без знания закона. Складывается впечатление, что авторы проекта Семейного кодекса были скованы прежней, отчасти иезуитской идеологией. Если государству выгодно во многих отношениях пребывание членов общества в зарегистрированном браке, то и закон, а именно Семейный кодекс, обязан привлекать к регистрации. Таковы, кстати, были принципиальная линия и дух всех кодексов. Но времена изменились, и общество стало, несомненно, более свободным. Молодежь диктует свои правила поведения, сообразуясь со своими потребностями и интересами, она уже выбрала фактические брачные отношения как альтернативу зарегистрированному браку. Этот выбор кажется скорее интуитивным, ведь правовой поддержки нет. Этот явный пробел в законе, конечно, надо восполнить. Предлагается выделить в структуре Семейного кодекса главу «Фактические брачные отношения (гражданский брак)». В ней надо дать определение понятия и отразить юридическую природу этих отношений. Этот вопрос необходимо прежде обсудить среди фамилиаристов. То, что гражданский брак не безразличное (иррелевантное) для права явление, бесспорно. В основе отношений лежит соглашение по типу договора, может быть, квазидоговора. Следовательно, оно должно квалифицироваться как юридический факт, по смыслу закона (ст. 10 СК РФ) не порождающий семейных правоотношений. Это, разумеется, не означает, что отношения сожителей находятся вне закона. В фактическом браке приобретается имущество, рождаются дети и т. д., и не случайно такие отношения в советской литературе и практике Верховного Суда квалифицировались как характерные для семейных. Особое значение это имело при установлении происхождения детей, когда необходимо было в судебном порядке доказывать совместное проживание и ведение общего хозяйства матерью ребенка и ответчиком по иску об установлении отцовства. Особенностью соглашения сожителей о брачном союзе является отсутствие какого-либо документа, его оформляющего. Доказывать наличие таких отношений поэтому можно любыми доказательствами, в том числе при необходимости свидетельскими показаниями. Предмет доказывания — совместное проживание и ведение общего хозяйства. Фактический союз мужчины и женщины порождает целый комплекс (систему) гражданских правоотношений. Используя конструкцию правового модуса, можно выделить в Семейном кодексе главу «Правовое положение лиц, состоящих в фактических брачных отношениях». В ней следует отразить, во-первых, правовой режим имущества, нажитого в гражданском браке. Как известно, это может быть только общая долевая собственность. Детализация этой разновидности общей собственности в СК не нужна, достаточно сделать отсылки к нормам ГК. Во-вторых, нужно дать в доступной форме информацию об установлении происхождения детей, родившихся от сожителей. Имеющиеся нормы главы 10 СК, включая ст. 53, целесообразно адаптировать на массового читателя, не искушенного в тонкостях толкования юридических тестов. Из них должно быть ясно, что в сожительстве женщине труднее, что рожденный ребенок отца может и не получить, а сама она приобретет правовой статус одинокой матери. И только после этого можно переводить стрелки на гл. 10, т. е. на возможность судебного установления отцовства. В-третьих, необходимо отразить варианты жилищно-правового статуса лица, вселенного на жилплощадь сожителя. Титульных пользователей жилой площади, по сведениям специалистов, в настоящее время по Жилищному кодексу РФ насчитывается 22 категории <11>. Лица, вселенные титульным пользователем на его жилплощадь в установленном порядке, могут приобрести право на нее по основаниям, предусмотренным законом. Они могут рассчитывать на признание за ними, скорее всего в судебном порядке, соответствующего правового статуса, а именно «члена семьи», например собственника, нанимателя, пайщика ЖСК и т. д. ——————————— <11> Рахвалова М. Н. Отказополучатели и получатели ренты как субъекты жилищных правоотношений: Автореф. Томск, 2007. С. 24.

Возможно вселение сожителя и на правах временного жильца либо поднанимателя. Если вселение не оформлялось, право на жилплощадь по общему правилу не должно возникать. В-четвертых, возможность призвания к наследованию после смерти сожителя тоже нужно отразить в предлагаемой главе СК. Прежде всего здесь уместна норма о наследовании по завещанию с оговоркой по поводу ст. 1149 ГК об обязательной доле необходимых наследников. К последним сожитель может быть отнесен с учетом правила п. 2 ст. 1148 ГК. Речь идет о так называемой скользящей очереди нетрудоспособных иждивенцев, не менее года до смерти наследодателя проживающих с ним и находящихся на его иждивении. Эти лица, т. е. сожители как нетрудоспособные иждивенцы, могут оказаться и в числе наследников по закону. Они призываются к наследованию в качестве наследников восьмой очереди при отсутствии других наследников по закону (п. 3 ст. 1148 ГК). В-пятых, на сожителей не распространяются нормы СК РФ об алиментировании супругов и бывших супругов. В-шестых, сожитель имеет право в случае смерти другого супруга право на возмещение вреда по ст. 1088 ГК по нескольким основаниям. Прежде всего как нетрудоспособный, состоявший на иждивении умершего ко дню его смерти либо состоявший на иждивении умершего и ставший нетрудоспособным в течение 5 лет после его смерти. Кроме того, право на возмещение вреда сожитель может приобрести при условии, что не работал в связи с уходом за находившимися на иждивении умершего его детьми, внуками, братьями и сестрами, не достигшими 14 лет либо хотя и достигшими указанного возраста, но по заключению медицинских органов нуждающимися по состоянию здоровья в постоянном уходе. При этом не имеет значения, был ли этот гражданин нетрудоспособным. В подобной ситуации сожитель квалифицируется не как супруг, а как «другой член семьи» (ст. 1088 ГК). В предлагаемой главе Семейного кодекса перечень прав лиц, состоящих в фактических брачных отношениях, желательно сделать примерным, поскольку определенные права закреплены в других отраслях, например в праве социального обеспечения, трудовом праве, уголовно-процессуальном («близкие лица» по п. 3 ст. 5 УПК). 2.6. Алименты. В научной дискуссии можно было бы обсудить вопрос о возможности перехода алиментной обязанности в порядке наследственного преемства. К тому же есть опыт положительного законодательного решения. В. П. Мозолин приводит сведения о двух основных видах алиментирования в Индии: содержании при жизни алиментодателя и после его смерти. В первом случае алиментирование имеет личный характер, во втором — вещно-правовой и осуществляется за счет имущества, переходящего по наследству. Субъектами вещно-правового алиментирования являются иждивенцы и близкие родственники, не получившие никакой доли в наследственном имуществе <12>. Сходные нормы есть и в законодательстве Австрии: предусмотрен переход обязанности родителя по содержанию ребенка к его наследникам в пределах, не превышающих стоимость наследства. ——————————— <12> См.: Мозолин В. П. Личность, право и экономика современной Индии. М., 1979. С. 113.

В принципе сама идея наследственного преемства алиментной обязанности представляется приемлемой и для российского законодательства. Реализация ее привела бы к более тонкой регламентации системы алиментонаследственных отношений. Конечно, интересы алиментоуправомоченных в значительной степени обеспечены правилами ст. 1149 ГК об обязательной доле. Однако за пределами действия этой нормы оказываются, во-первых, нетрудоспособные братья и сестры, дед и бабка, не состоявшие на иждивении наследодателя; во-вторых, нетрудоспособные лица, не относящиеся к числу наследников по закону и не состоявшие на иждивении умершего, но имевшие ко дню его смерти право на получение алиментов (отчим, мачеха, пасынок, падчерица, фактический воспитатель). Вряд ли было бы оправданным идти на расширение круга необходимых наследников; все-таки обязательная доля должна обеспечивать имущественные интересы наиболее близких наследодателю лиц. К тому же запросы алиментоуправомоченных, не подпадающих под действие ст. 1149 ГК, относительно невелики. Разумеется, если оценить ситуацию с позиции наследников, то преемство в алиментных обязанностях было бы серьезным обременением наследства. Поэтому следовало бы детально отрегулировать его условия. Прежде всего, акцентировать возможность и желательность перехода алиментной обязанности по легату, который, к сожалению, у нас мало практикуется. В этом плане можно было бы установить обязанность нотариусов информировать завещателей о содержании ст. 1137 ГК. При наличии завещательного распоряжения алиментообязанного не было бы необходимости в каких-либо дополнительных обременениях его наследников. Далее представляется целесообразным в исчерпывающем перечне определить круг управомоченных субъектов, ориентируясь на состав «других» членов семьи. Его можно было бы дополнить некоторыми родственниками ближайших степеней, хотя бы племянниками, нетрудоспособными и нуждающимися, несмотря на содержание, получаемое от других лиц. Интересам нуждающихся в помощи несовершеннолетних и нетрудоспособных граждан соответствовало бы расширение перечня алиментообязанных за счет родственников более отдаленных степеней, на которых обязанность по предоставлению содержания можно было бы возлагать уже с учетом их высокого уровня обеспеченности. В алиментных обязательствах с участием родственников отдаленных степеней обязанность по содержанию можно было бы оговорить какими-либо дополнительными условиями (например, проживание в одном населенном пункте и т. п.), облегчающими исполнение в натуре. Включение в круг алиментообязанных лиц других родственников, конечно же, не решит всех проблем, связанных с обеспечением интересов нуждающихся в помощи, поскольку содержание в этом случае может иметь только субсидиарный характер. Дальние родственники привлекались бы к предоставлению содержания в последнюю очередь в объеме, не влияющем на их собственное материальное состояние. Вместе с тем предлагаемая мера не была бы излишней на период экономических трудностей, она могла бы иметь воспитательное значение. 2.7. Специальный правовой статус как критерий классификации субъектов семейных правоотношений. В теоретических исследованиях понятие правового статуса анализируется как одно из центральных. Свидетельством сложности самого явления, которое необходимо охватить понятием «правовое положение» личности, служит многообразие мнений о его содержании. Предложено немало конструкций, каждая из которых представляет правовой статус как один из вариантов сочетания таких структурных элементов, как правосубъектность (или только правоспособность), права, свободы и обязанности, гражданство, принципы, гарантии, ответственность и др. Оформились, по существу, две полярные позиции. Для первой, так называемой узконормативной, характерно понимание правового статуса как совокупности прав и обязанностей. Сущность второй позиции, представленной несколькими разновидностями, выражается в довольно широком наборе различных правовых явлений наряду с правами и обязанностями. Например, по мнению Н. И. Матузова, в понятие правового статуса личности входят следующие основные элементы, составляющие его содержание и структуру: 1) соответствующие правовые нормы; 2) правосубъектность; 3) общие для всех субъективные права, свободы и обязанности; 4) законные интересы; 5) гражданство; 6) юридическая ответственность; 7) правовые принципы; 8) правоотношения общего (статусного) характера <13>. ——————————— <13> Матузов Н. И. Правовая система и личность. Саратов, 1987. С. 59.

При всем многообразии мнений по вопросу о содержании правового статуса отчетливо выступает один общий момент — права и обязанности единодушно называются в качестве обязательного элемента. В литературе довольно часто обращается внимание на некоторую произвольность в определении структуры и содержания правового статуса. Сторонники широкой трактовки считают, что правовой статус включает все юридические возможности, предоставляемые гражданину государством. Представляется, что это не так. Во-первых, противоречивым оказывается основной тезис о том, что правовой статус как обобщающее собирательное понятие «охватывает всю сферу юридических связей и отношений между личностью и обществом, включает в себя всю совокупность правовых средств, с помощью которых государство определяет и закрепляет положение человека в данной системе общественного устройства». С одной стороны, и это несомненно, данное понятие отражает реально существующее явление — положение человека в обществе, с другой — о правовом статусе говорят как о совокупности средств, с помощью которых это положение закрепляется. Во-вторых, отсутствуют критерии, по которым производится отбор элементов, составляющих правовой статус. В качестве критерия можно было бы, как нам кажется, взять одно из общепризнанных свойств правового статуса — равенство правовых возможностей, предоставленных личности в демократическом обществе. Если правовой статус един, одинаков для всех членов общества, то и каждая из заключенных в нем возможностей должна обладать признаком всеобщности. Необходимость ориентации на равенство правовых возможностей как на критерий, по которому могли бы отбираться элементы правового статуса, формирующие его структуру, обусловливается самой сущностью исследуемого правового явления и его назначением в обществе. Требованию всеобщности отвечает такое общественно-юридическое свойство, как правоспособность. Имеется в виду общая правоспособность как абстрактная, равная для всех возможность (способность) быть носителем прав, свобод и обязанностей. Формами проявления и существования общей правоспособности гражданина являются отраслевые правоспособности. Общая правоспособность, будучи равной и гарантированной для всех граждан, должна включаться в правовой статус как его необходимый элемент. Вторым элементом правового статуса являются основные права, свободы и обязанности. Нормы права, правовые принципы, гарантии и ряд других правовых категорий, называемых сторонниками широкого понимания правового статуса в качестве его элементов, несомненно, взаимосвязаны как между собой, так и с правовым статусом. Но это все самостоятельные правовые явления, каждое из них занимает свое определенное место в механизме правового регулирования. Произвольное включение в структуру правового статуса таких разнопорядковых правовых явлений, как нормы права, правовые принципы, гарантии реализации прав, гражданство и др., заметных результатов не дает, каждая из этих категорий в статусе «не работает» именно как его элемент; по сравнению с обычной своей служебной функцией ничего не привносит. Сама же конструкция правового статуса выглядит как громоздкое, расплывчатое образование, роль которого трудно определить. Правовой статус (каким бы образом ни определялось его содержание), рассматриваемый как единая обобщающая категория, как модель, одинаково применимая для характеристики положения любого гражданина, не может охватить всего разнообразия возможностей, предоставляемых личности нормами права. Для этого, по-видимому, необходимы какие-то дополнительные правовые средства либо принципиально иной подход к самой конструкции правового статуса. Именно в этом направлении и развивается сейчас теория правового положения личности. Многие ученые рассматривают правовой статус как сложное, многовидовое образование: в частности, выделяются такие его разновидности, как общий, специальный и индивидуальный правовые статусы. Это направление в разработке проблемы правового положения личности в обществе представляется плодотворным, способным результативно завершить довольно затянувшуюся дискуссию о понятии правового статуса: Общий правовой статус как юридическая категория — это исходная, определяющая позиция личности, это свидетельство равных правовых возможностей любого члена общества. Поэтому элементами его содержания могут быть только такие правовые явления, которыми обладают все и каждый, т. е. общая правоспособность и основные права, свободы и обязанности. Наряду с понятием «общий правовой статус» в правовой научный оборот начинает все шире внедряться термин «специальный правовой статус». Им обозначают обычно особое правовое состояние личности, обусловленное в самом общем плане выполняемой ею социальной ролью. В переводе с латинского языка слово «модус» может употребляться в праве в следующих значениях: 1) положение, 2) мера, образ, способ. Термин «правовой модус» как синоним специального правового статуса представляется более удачным и удобным для научного оборота. Будучи довольно точным, определяющим именно меру специфических прав и обязанностей, особое положение определенных категорий людей, он позволяет обогатить в известной степени понятийный аппарат, сравнительно бедный, как уже отмечалось в литературе, для отражения всего многообразия правовых ситуаций, в которых оказывается личность. В правовом модусе должна закрепляться не просто социальная, а именно правовая роль личности. Имеется в виду роль, получившая специальное правовое оформление (пенсионер, молодой специалист), а не просто фиксацию (приобретение билета в кино). Безразличные праву состояния и функции (друг, сосед, одноклассник), естественно, в правовом модусе отражать не имеет смысла. Модус должен характеризовать определенную систему социальных связей, в которых оказывается личность, а не одно какое-либо общественное отношение. Идея правовых модусов получила определенную поддержку и развитие в науке, особенно заметна активизация отраслевых исследований. Однако и масштабы их, и полученные частные, как правило, выводы свидетельствуют лишь о начальном этапе научных разработок проблемы специального правового статуса. Выделение правового модуса как самостоятельного правового явления ставит в число первоочередных вопрос о его содержании. В литературе этот вопрос, по существу, не обсуждается, скорее всего, потому, что понятие и содержание исследуемого явления логически отождествляются. Если модус в большинстве случаев понимается как специальные права и обязанности определенной категории людей, то, следовательно, содержание его составляют именно эти права и обязанности. Между тем для отождествления понятия любого явления и его содержания нет оснований, несмотря на их взаимосвязь. Понятие — это форма (способ) обобщения предметов и явлений; мысль, представляющая собой обобщение (и мысленное выделение) предметов некоторого класса по их специфическим (в совокупности отличительным) признакам; это целостная совокупность суждений о каком-либо объекте, ядром которой являются суждения, отображающие существенные признаки. Содержание понятия — это отображенная в сознании совокупность свойств, признаков и отношений предметов, ядром которых являются отличительные существенные свойства, признаки и отношения. То обстоятельство, что правовой модус выделяется как самостоятельное правовое явление наряду с общим правовым статусом, дает основание полагать, что его научное понятие тоже имеет свое собственное содержание. Специфика прав и обязанностей — это существенный и наиболее заметный признак правового модуса. Но это только признак, с учетом которого можно обобщить все однородные правовые явления, т. е. вывести понятие правового модуса. Это понятие может быть дано в результате анализа всех существенных признаков. Однако оно не должно отождествляться с самими существенными признаками или с одним из них, как это сейчас происходит. Специфические права и обязанности — это лишь элемент содержания правового модуса. Сводить все его содержание только к совокупности прав и обязанностей, хотя и специфических, вряд ли верно. Такая позиция уязвима прежде всего потому, что ставит под сомнение саму постановку вопроса об особом правовом положении субъекта: традиционная конструкция субъективных прав и юридических обязанностей здесь фактически лишь по-новому именуется. Содержание правового модуса (специального правового статуса) не исчерпывается только совокупностью прав и обязанностей, оно, по нашему мнению, включает в себя еще один элемент, а именно специальную правоспособность. Как самостоятельное правовое понятие она признается далеко не всеми авторами. Большинство ученых отождествляют специальную правоспособность с отраслевой, являющейся формой существования общей правоспособности. В гражданско-правовой литературе понятие специальной правоспособности используется обычно при характеристике юридического лица как субъекта гражданского права. Специальная правоспособность юридического лица — это способность выступать субъектом различных по своей отраслевой принадлежности прав и обязанностей в соответствии с целями деятельности и в пределах, установленных законом. В этом смысле специальная правоспособность не может отождествляться с отраслевой, гражданской правоспособностью, а приобретает значение межотраслевого обобщающего понятия. Представляется, что в таком же значении понятие специальной правоспособности можно применить и для характеристики правового положения личности. Имеется в виду положение, обусловленное социальными, служебными, семейными и иными различиями. Конечно, иногда особенности юридического положения отдельных категорий граждан укладываются в рамки одной отрасли (например, статус обвиняемого определен нормами уголовного процессуального права). В этом и подобных случаях специальная правоспособность выступает как отраслевая, т. е. как способность соответствующих субъектов иметь специфические права и обязанности, предусмотренные нормами одной конкретной отрасли. Значительно чаще возникает необходимость в определении специального правового статуса таких субъектов, которым посвящены нормы нескольких отраслей права, например статус инвалидов, студентов и др. Главное, конечно, не в том, одной или несколькими отраслями права определяется специальная правоспособность, а в специфике самих прав и обязанностей, способностью быть носителем которых субъект наделен. Способность гражданина иметь права и льготы и иные предоставления либо ограничения, предусмотренные нормами соответствующих нескольких отраслей права, и есть специальная правоспособность. Специальная правоспособность оказывается необходимой и проявляет себя в тех случаях, когда «не срабатывает» общая правоспособность. Например, право заслуженного изобретателя республики на дополнительную жилую площадь нельзя включать в содержание гражданской отраслевой правоспособности; это право составляет элемент специальной правоспособности данного вида субъектов наряду с иными правами, льготами и другими мерами государственного поощрения. Общая и специальная правоспособности взаимосвязаны: специальная правоспособность предполагает наличие общей и поэтому может рассматриваться как производная от последней правовая категория. Различия между ними могут быть проведены по нескольким признакам: по кругу лиц, по основаниям и моменту возникновения, а также по их содержанию. Сходство проявляется в их функциях: обе они — элементы правового статуса гражданина. Общая правоспособность представляет собой элемент общего правового статуса наряду с основными правами, свободами и обязанностями; специальная правоспособность выполняет ту же роль в содержании специального правового статуса, т. е. входит в него как один из элементов. Содержание правового модуса следует, по нашему мнению, определять по аналогии с содержанием общего правового статуса, т. е. в том и другом случае выделять правоспособность (общую и специальную) и права и обязанности (основные и специальные). Специальная правоспособность возникает с оформлением принадлежности гражданина к соответствующей социальной группе. Специальный правовой статус (правовой модус) свое выражение находит в специальной правоспособности и особых правах и обязанностях граждан. Сами же эти права, их можно назвать модусными, именно субъективные права, а не элементы правоспособности. Они возникают на основе специальной правоспособности и обусловлены соответствующими юридическими фактами. Специфическими правами наделяются не все граждане, а лишь те, чья принадлежность к той или иной социальной группе уже получила необходимое правовое оформление (установлена инвалидность, заключен трудовой договор, зарегистрирован брак). Факты подобного рода несомненно правообразующие, их объединяет одна и та же служебная роль: закрепление принадлежности конкретного гражданина к определенной категории. Их можно назвать фактами принадлежности. Возникновение специфических прав и в конечном счете формирование правового модуса обусловливаются исключительно фактами принадлежности. Квалификация модусных прав как субъективных, разумеется, не освобождает от обязанности показать их специфику и, в частности, отграничить эти права от субъективных прав в конкретных правоотношениях. Модусное право не персонифицировано, его носителем является любой член соответствующей общественной группы, тогда как в конкретных правоотношениях управомоченные субъекты всегда индивидуализированы. Для модусных прав характерны неотчуждаемость, неотъемлемость и равенство для всех лиц, относящихся к данной социальной общности; в конкретных правоотношениях таких признаков у субъективных прав в большинстве случаев нет. Конечно, есть и неотчуждаемые конкретные субъективные права, но их совсем немного, что же касается равенства и объема, то об этом говорить не приходится. Все модусные права имеют абсолютный характер, им соответствуют конституционные обязанности всех граждан «уважать личность», «уважать права и законные интересы других лиц». Правовой модус — это правовое положение лица до вступления в конкретное правоотношение, это весь комплекс возможностей, предоставляемых любому члену соответствующей социальной группы. Реализация всех этих возможностей происходит в рамках различных конкретных правоотношений, т. е. один правовой модус может быть предпосылкой целого ряда правоотношений. Однако носитель модусного права не обязан по общему правилу использовать все заложенные в этом праве возможности получения каких-либо благ. Известно, что многие участники Великой Отечественной войны долгое время сознательно не пользовались предоставленными им льготами. В то же время модусное субъективное право — это право наличное, оно является предпосылкой права в конкретном правоотношении. Переход модусного права в конкретное правомочие осуществим только через юридический факт. В большинстве случаев таким фактом должен быть волевой акт, основанный на желании управомоченного приобрести соответствующее благо. Все изложенное позволяет говорить о самостоятельном характере модусных субъективных прав, образующих наряду со специальной правоспособностью содержание правового модуса. Правовой модус имеет, таким образом, двучленную структуру. Единство составляющих его элементов — это каркас (скелет) содержания модуса. По отношению к общему правовому статусу специальный статус выполняет по крайней мере две основные функции. Он может дополнять общий правовой статус. Например, инвалиды войны наряду с общими для всех граждан возможностями имеют целый комплекс льгот. Характерно, что, предоставляя дополнительные права, закон не возлагает на указанную категорию никаких дополнительных обязанностей. Специальный правовой статус может ограничивать общий правовой статус; таковы статусы обвиняемого, подсудимого, осужденного. Во всяком случае, общий правовой статус остается основой, необходимой предпосылкой существования специального правового статуса, который, в свою очередь, конкретизирует положение субъекта. И чем больше степень конкретизации, тем выше эффективность правового регулирования. Не вызывает сомнений целесообразность изучения всего комплекса многоотраслевых правовых связей, в которых может участвовать гражданин. В связи с этим встает вопрос об аспекте исследования. В принципе и здесь можно использовать традиционный подход к проблеме с позиции правоотношения. Однако в данном случае он может оказаться малоэффективным, потому что не свободен от воздействия сугубо отраслевых моментов (предмета, метода) и связан с необходимостью учета всех элементов правоотношения. Напротив, конструкция правового модуса в научных целях представляется наиболее предпочтительной. Она позволяет сосредоточить внимание на однородных правовых явлениях, и в первую очередь на правах и обязанностях независимо от их уровня и отраслевой принадлежности. Кроме того, это может облегчить выявление взаимозависимости соответствующих отраслевых правовых связей, а также их систематизацию. Именно правовой модус является, на наш взгляд, наиболее оптимальным видом правовой информации об отраслевых правах и обязанностях граждан. В структуре будущего Семейного кодекса специальный правовой статус окажется легким и удобным критерием классификации субъектов семейных правоотношений.

——————————————————————