(Астахов Г. Г.) («Вестник гражданского права», 2012, N 1)
ИСПОЛНЕНИЕ МНИМОЙ СДЕЛКИ: НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ
Г. Г. АСТАХОВ
Астахов Г. Г., магистр частного права, аспирант Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ.
Статья посвящена анализу использования судами института исполнения обязательства в спорах, касающихся мнимости сделки (исполнение сделки как препятствие в признании ее мнимой, применение норм исковой давности, отсчитываемой от начала исполнения мнимой сделки).
Ключевые слова: мнимая сделка, исполнение договорного обязательства, исковая давность.
The article is devoted to usage of the category «obligation’s performance» by the Russian courts, dealing with mock (fictious) transactions (such as: cases, when the fact of contract’s performance prevents treating this transaction as a fictious one or situations, when the period of limitation of action is counted off from the moment of performance of a fictious bargain).
Существует достаточно многочисленная судебная практика относительно невозможности признать сделку мнимой, если по ней было произведено исполнение. Еще одним распространенным основанием для отказа в иске о признании сделки ничтожной на основании п. 1 ст. 170 ГК РФ является истечение срока исковой давности, течение которого отсчитывается от начала ее исполнения. Как видно, оба распространенных основания для отказа в иске о признании сделки ничтожной из-за ее мнимости связаны с институтом исполнения обязательства. Представляется тем не менее, что оба указанных подхода необоснованны, алогичны и вредны для гражданского оборота. Обоснованию их ошибочности и недопустимости оставления ситуации status quo и посвящена настоящая статья.
Исполнение сделки как препятствие в признании ее мнимой и критика этой позиции
В Определении ВАС РФ от 10 июля 2009 г. N ВАС-8917/09 указано следующее: «Суды апелляционной и кассационной инстанций, оценив с позиций статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации представленные сторонами доказательства, пришли к выводу об отсутствии оснований для признания договора займа от 11.11.2005 N 2 мнимой сделкой, поскольку ООО «AR-Пластик» во исполнение дополнительно согласованных условий указанного договора передало ОАО «Система» простой вексель, что свидетельствует об исполнении сделки заимодавцем» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ e0761c5d-b9e4-4c77-bfca-6221de9aef69/ A21-6371-2007_20090710_Opredelenie. pdf.
В Постановлении ФАС Московского округа от 12 августа 2009 г. N КГ-А40/7472-09 по делу N А40-58123/08-131-419 описываемый подход отражен еще более ярко <1>: «…в соответствии с ч. 1 ст. 170 Гражданского кодекса Российской Федерации мнимой сделкой считается такая сделка, которая совершена лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, т. е. данная норма подлежит применению в том случае, если все стороны, участвующие в сделке, не имели намерений ее исполнять или требовать ее исполнения. При этом исполнение (полное или частичное) договора одной из сторон свидетельствует об отсутствии оснований для признания договора мнимой сделкой [выделено мной. — Г. А.]. Поскольку сторонами оспариваемой сделки ее заключение и исполнение не отрицается, суды по заявленному предмету и указанным истцом основаниям признали заявленные исковые требования не подлежащими удовлетворению». ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ 4dfb2e08-fdf5-44d1-9e92-cc2ed52fe85a/ A40-58123-2008_20090812_Reshenija+i+postanovlenija. pdf.
Аналогичную позицию можно увидеть также в Постановлении ФАС Центрального округа от 20 ноября 2003 г. по делу N А35-669/03-С6: «установленное судебными инстанциями обстоятельство исполнения договора одной из сторон свидетельствует о направленности воли сторон на исполнение условий заключенной ими сделки и, соответственно, отсутствии оснований для признания ее мнимой, заключенной без намерения создать правовые последствия» <1>. ——————————— <1> СПС «КонсультантПлюс».
В Постановлении от 30 июля 2009 г. по делу N А55-14992/2008 ФАС Поволжского округа указал, что «неисполнение сделки одной стороной не свидетельствует о мнимом характере сделки. Исполнение договора одной из сторон свидетельствует об отсутствии оснований для признания договора мнимой сделкой» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ e9ba9150-9184-49dd-aeb0-8b142ffda44c/ A55-14992-008_20090730_Postanovlenie+kassacionnoj+instancii. pdf.
Считается, что данная позиция основана на толковании de lege lata положения п. 1 ст. 170 ГК РФ и исходит из того, что исполнение сделки сторонами свидетельствует о намерении создать правовые последствия, что, в свою очередь, влечет вывод об отсутствии признаков мнимости, поскольку согласно п. 1 ст. 170 ГК РФ мнимые сделки — это сделки, совершенные лишь для вида, без намерения создать соответствующие им правовые последствия. Указанная позиция справедливо, на наш взгляд, критикуется А. Б. Бабаевым, согласно мнению которого указанное понимание делает нормы ст. 170 ГК РФ «мертвыми» <1>. ——————————— <1> Практика применения Гражданского кодекса РФ, части первой / Под общ. ред. В. А. Белова. М., 2008. С. 315.
Подобный подход судов представляется ошибочным. И дело не в неверной формулировке нормы (она как раз представляется уже устоявшейся и отражающей суть этого правового явления), а в ее неверном толковании и применении, в попытке представить исполнение сделки как препятствие для признания ее мнимой. Признавая исполнение (полное или частичное) в качестве безусловного свидетельства намерения сторон создать именно те правовые последствия, ради которых сделка заключалась, суды упускают из виду, что исполнение характерно и для мнимых сделок. Тот факт, что стороны мнимой сделки не намереваются ее исполнять, не желают наступления правовых последствий, вовсе не означает, что не будут иметь место признаки ее исполнения или видимость исполнения. Как раз наоборот, совершая такую сделку, стороны уж как минимум стараются придать этим последствиям соответствующий вид. Анализ судебной практики и юридической литературы позволяет сделать вывод о том, что практически все известные случаи мнимости сопровождались исполнением или видимостью исполнения. Иллюстрацией могут служить описанные Ю. С. Гамбаровым <1>, И. С. Перетерским <2> и О. С. Иоффе <3> надлежащим образом оформленные и даже исполненные мнимые договоры купли-продажи, призванные сберечь имущество от кредиторов или конфискации. Примером может служить исполненный договор дарения имущества постороннему лицу, предназначенный для обхода норм наследственного права <4>. Сюда же можно отнести всегда исполняемые или сопровождаемые видимостью исполнения (соответствующим образом оформленными документами) фиктивную аренду с целью регистрации юридического лица, сделку залога векселя, заключенную одновременно с соглашением об отступном, по которому вексель передавался в собственность банка, а кредитное обязательство, которое обеспечивалось залогом, прекращалось <5>. ——————————— <1> Гамбаров Ю. С. Гражданское право. М., 2003. С. 746 — 747. <2> Перетерский И. С. Сделки, договоры. М., 1929. С. 32. <3> Иоффе О. С. Советское гражданское право: Курс лекций: В 3 т. Т. 1. М., 1958. С. 228. <4> Гутников О. В. Недействительные сделки. М., 2003. С. 169. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (том 1) (под ред. Т. Е. Абовой, А. Ю. Кабалкина) включен в информационный банк согласно публикации — Юрайт-Издат, 2007 (3-е издание, переработанное и дополненное). —————————————————————— <5> Комментарий к ГК РФ. Часть первая / Под ред. проф. Т. Е. Абовой и А. Ю. Кабалкина. М., 2003. С. 435.
Во всех указанных примерах мнимость была неразрывно связана с исполнением (или с его видимостью). Представляется поэтому, что, например, передача во исполнение договорных обязательств имущества от одного лица другому не должна препятствовать в дальнейшем признанию сделки мнимой, если выяснится, что имущество передавалось аффилированному лицу с целью сбережения его от требований кредиторов, что впоследствии этим имуществом продолжал пользоваться «продавец» и т. п. В данном случае исполнение налицо, однако есть все основания считать сделку мнимой. Если бы в этом примере мы исходили из критикуемой нами позиции, передача имущества свидетельствовала бы, что стороны достигли намеченной цели и в связи с исполнением признать сделку мнимой невозможно. Однако если задаться вопросом: так чего же желали стороны — передачи имущества или все же перехода права собственности на него — становится очевидно, что сам факт передачи (т. е. исполнение) занимает далеко не первостепенное значение. Представляется, что тем правовым последствием, о котором говорит п. 1 ст. 170 ГК РФ, является в данном случае именно переход права собственности. Подразумевается, что продавец этого права лишается и с имуществом расстается (в любом смысле этого слова). Если же несмотря на передачу имущества собственником de facto остается «продавец» (и продолжает владеть на основании обратного договора аренды от «покупателя» «продавцу», по какому-либо иному основанию или без него), нет оснований говорить, что правовые последствия, характерные для договора купли-продажи, были достигнуты и что на их достижение было направлено намерение сторон. А коль скоро так и в данном случае намерения сторон и совершаемые ими действия расходились, это может означать в полном соответствии с положениями п. 1 ст. 170 ГК РФ мнимость сделки. Нет оснований (и приведенные выше примеры подтверждают это) говорить об отсутствии мнимости, даже если переход права собственности от одного лица к другому действительно состоялся. Речь идет о купле-продаже между аффилированными лицами, особенно когда продающее имущество лицо обременено серьезными долгами, если полученные за продажу денежные средства по каким-то основаниям очень быстро покидают «продавца». Из изложенного становится очевидным, что даже сам переход права собственности не может однозначно свидетельствовать в пользу действительности сделки и уж тем более не будет доказательством действительности формальная передача имущества <1>. Если одна из компаний одной группы лиц продает имущество другой компании из этой группы, вряд ли можно серьезно относиться к такому переходу права собственности и ни в коем случае нельзя рассматривать его как безусловное препятствие для признания сделки мнимой. ——————————— <1> Показательным представляется случай, имевший место в Пермском крае: попавшая в тяжелое финансовое положение группа компаний «Верра-Моторс» (около десятка практически одноименных ООО) через некоторое время после начала мирового финансового кризиса (для России это можно назвать «с момента возможности не платить по счетам») ушла в банкротство. Естественно, пока несколько лет многочисленные кредиторы взыскивали задолженность, участвовали в соответствующих процедурах банкротства и пытались противостоять наращиванию искусственной внутригрупповой задолженности (очень сложное занятие в наших судах), оказалось, что у предприятий группы имущества нет. Найдено же оно (да и то не в полном объеме было)… у группы компаний «Терра-Моторс».
Как совершенно справедливо указал Ю. А. Тарасенко, «ее [мнимости. — Г. А.] эффект проявляется значительно позднее. Данная особенность требует определенного кругозора для суда, разрешающего спор о мнимости. Таким образом, важно учитывать не только отношения, порождаемые спорным договором, но и обстоятельства (юридические факты), далеко отстоящие во времени, но тем не менее связанные с таким договором» <1>. ——————————— <1> Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В. А. Белова. М., 2008. С. 392.
Приведем другой пример: как правовыми и желаемыми последствиями при заключении договора купли-продажи являются переход права собственности покупателю и получение денежных средств продавцом, так при подряде такими последствиями по смыслу ст. 170 ГК РФ должны признаваться получение заказчиком результата работ исполнителя и получение последним вознаграждения за это. Только при понимании указанного обстоятельства суды смогут избежать ошибок, подобных сделанной Арбитражным судом Новосибирской области в деле N А45-1362/2011, где суд, отказав в проведении судебной экспертизы, не признал мнимым договор подряда, заключенный банкротящимся должником и его аффилированным лицом, и обосновал вывод о действительности сделки предоставленными сторонами предположительно мнимой сделки договором и актом приемки-передачи работ. Представляется, что в случае оспаривания сделки на предмет мнимости недостаточно руководствоваться документами, исходящими от совершивших ее сторон. Избрание судом признаков исполнения в качестве основы при принятии решения и оставление без внимания и исследования факта исполнения, что могло бы быть сделано при проведении экспертизы, вопроса о намерениях сторон и других обстоятельств (информации налогового органа о наличии у «подрядчика» признаков фирмы-однодневки, подделки лицензии, отсутствия у «подрядчика» работников и возможностей для проведения капитального ремонта, отсутствия информации о подрядных отношениях в финансовой отчетности и аффилированность к заказчику) вряд ли могут быть названы обоснованными. Не стоит упускать из виду, что составление и подписание участниками гражданского оборота договора, актов приема-передачи (товара, результата работ, а иногда и услуг) или расписок, т. е. документов, обычно сопровождающих договоры купли-продажи, подряда, возмездного оказания услуг и займа, может иметь место при действительном исполнении соответствующих договоров. Но точно такие же документы могут быть составлены и в случае, если этих договоров в действительности не было. Таким образом, можно сделать вывод о возможности признать сделку мнимой, даже если по ней было произведено исполнение. Тем более возможно говорить о мнимости, если была лишь видимость исполнения. Очевидно поэтому, что в спорах, касающихся мнимости сделок, суд должен скрупулезно исследовать именно вопрос достижения сторонами желаемого правового результата, а не делать однозначный вывод о действительности сделки, основываясь только на признаках ее исполнения. Это необходимо, поскольку, во-первых, само по себе исполнение не исключает мнимости, а во-вторых (и это не менее важно), суд при рассмотрении спора в любом случае имеет дело с признаками исполнения, а не с самим исполнением. Указанные же признаки могут ввести суд в заблуждение и привести к неправильному выводу, если он будет ориентироваться только на них и оставит без внимания главный вопрос: в чем заключалось истинное намерение сторон? <1> ——————————— <1> На предмет того, что понимается под намерениями сторон по смыслу ст. 170 ГК РФ, существует весьма своеобразная точка зрения. В частности, 7 Арбитражным апелляционным судом в деле N А45-1362/2011 указано: «В обоснование мнимости сделки заинтересованной стороне необходимо доказать, что при совершении сделки подлинная воля сторон не была направлена на создание тех правовых последствий, которые наступают для данного вида сделки. Между тем истец не представил суду доказательства отсутствия у ответчиков намерений заключить данный договор [выделено мной. — Г. А.], а также доказательства того, что договор заключен формально». Представляется непродуктивным дискутировать с судом, считающим, что цель заключения сделки — само по себе заключение сделки и именно на это направлено намерение сторон. И все же стоит отметить, что подобное понимание ст. 170 ГК РФ недопустимо. Цель любого договора и, соответственно, намерения сторон выражает его предмет (см.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга третья: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. М., 2002. С. 13).
В связи с изложенным особо интересной представляется иная, отличающаяся от описанной выше практика арбитражных судов, суть которой заключается в более осмотрительном и взвешенном подходе к институту мнимости. В частности, порой суды интересуются большим, чем просто составленные сторонами документы, подтверждающие «исполнение». Так, представляется интересной позиция ФАС Московского округа, изложенная в Постановлении от 19 апреля 2007 г. по делу N КГ-А41/2561-07 <1>: ——————————— <1> СПС «КонсультантПлюс».
«Возражая против включения в реестр требований кредиторов ООО «ВетСнабКорм-Центр» требований ООО «ВетСнаб СП», основанных на договоре поставки… временный управляющий заявил о недействительности данной сделки в соответствии с частью 1 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации… Диспозиция данной нормы содержит следующие характеристики мнимой сделки: отсутствие намерений сторон создать соответствующие сделке правовые последствия, совершение сделки для вида (что не исключает совершение сторонами некоторых фактических действий, создающих видимость исполнения, в том числе составление необходимых документов [выделено мной. — Г. А.]), создание у лиц, не участвующих в сделке, представления о сделке как о действительной… Установление вышеназванных обстоятельств, исследование и оценка всех подтверждающих (или опровергающих) их доказательств входит в предмет доказывания в соответствии с нормой части 1 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в соответствии с нормами статей 4, 40, 71 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», исключающими возможность включения в реестр требований кредиторов должника и признания судом обоснованной фиктивной задолженности, не основанной на состоявшейся между должником и кредитором гражданско-правовой сделке. Однако из материалов дела и текста обжалуемых судебных актов следует, что судом возражения временного управляющего в полном объеме не проверялись, имеющиеся в деле доказательства не оценивались в соответствии с требованиями статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, то есть не только каждое доказательство в отдельности, но и все доказательства в совокупности, судебные акты в нарушение норм статей 170 и 271 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации не содержат мотивов, по которым судом были отклонены все доводы временного управляющего о мнимом характере спорной сделки». Приведем еще один пример: обычно не признаваемый мнимым договор займа денежных средств, если есть все признаки его исполнения и нет желания исследовать дальше и глубже, был поставлен под сомнение в одном из достаточно редких для этой категории дел, по которому Постановление Президиума ВАС РФ от 25 мая 2010 г. N 677/10 стало прецедентным: «Движение денежных средств от общества «Макси-Групп» к обществу «УралСнабКомплект» подтверждается заключенными в один и тот же день несколькими договорами займа, фактическим осуществлением расчетов по ним в течение одного банковского дня, реестром операций по перечислению безналичных денежных средств «Проведение в/р по размещению облигаций ОАО «Макси-Групп» от 14.03.2006. При наличии таких обстоятельств суд апелляционной инстанции констатировал, что оспариваемый договор займа представляет собой сделку, совершенную лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, с целью введения в заблуждение окружающих относительно характера возникших между сторонами правоотношений. Стороны изначально не намеревались исполнять договор займа, хотя и совершили определенные юридически значимые (фактические) действия, создающие видимость его исполнения. Исходя из этого, суд апелляционной инстанции признал договор займа ничтожным в соответствии с пунктом 1 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации, то есть мнимой сделкой» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ ce0bea68-db53-4779-9732-eaf7c974b987/ A60-8398-2009_20100525_Reshenija+i+postanovlenija. pdf.
В отличие описанного ранее дела N А45-1362/2011, рассмотренного Арбитражными судами Западно-Сибирского округа, ВАС РФ в Определении от 6 апреля 2011 г. N ВАС-4182/11 поддержал позицию арбитражных судов Восточно-Сибирского округа в споре о признании мнимым договора подряда: «Единственный акционер общества «Лесное ПКТБ» — Российская Федерация в лице агентства по управлению государственным имуществом обратился в арбитражный суд с настоящим иском, полагая, что договоры подряда заключены ответчиками лишь для вида, без намерения создать соответствующие им правовые последствия. Суды, исследовав фактические обстоятельства и представленные в их обоснование доказательства, сочли доводы истца обоснованными, поскольку работы по договорам подряда фактически не выполнялись, что подтверждается в т. ч. заключением строительно-технической экспертизы [выделено мной. — Г. А.], проведенной в рамках другого арбитражного дела. Доказательств, как усматривается из судебных актов, позволяющих однозначно судить о намерении сторон исполнить свои обязательства по оспариваемым договорам, суду не представлено. Исходя из этого, у судов имелись основания для признания договоров подряда ничтожными в силу пункта 1 статьи 170 Кодекса, то есть мнимыми сделками» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ b1a96ed5-3900-4e16-a350-20e39427e852/ A33-19242-2009_20110406_Opredelenie. pdf.
Еще одна интересная позиция также из спора о мнимости договора подряда содержится в Постановлении ФАС Уральского округа 4 мая 2011 г. N Ф09-7598/10-С4 по делу N А60-54486/2009-С11: «Согласно п. 1 ст. 170 Гражданского кодекса Российской Федерации ничтожной признается мнимая сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия. Как правильно отмечено судом апелляционной инстанции, воля сторон по оспариваемой сделке при ее совершении не была направлена на создание тех правовых последствий, которые наступают для данного вида сделки. При этом суд исходил из следующих обстоятельств: несмотря на то, что договором предусмотрен годичный срок выполнения работ, какие-либо доказательства фактической подготовки к осуществлению работ, оговоренных условиями договора подряда, и проведения самих работ, а также заинтересованности общества «Шаимская нефтесервисная компания» в таких работах, в материалы дела не представлено; учитывая длительный срок договора (с 01.09.2008 по 01.09.2009) и значительную его цену (96 млн. руб.), оплата заказчиком предусмотрена только после полного выполнения договора со стороны подрядчика; нехарактерным также является и условие о применении ответственности в виде неустойки в размере 20% от общего размера стоимости работ в случае ненадлежащего исполнения подрядчиком абсолютно любого обязательства по договору. Кроме того, судом апелляционной инстанции принято во внимание, что фактическая хозяйственная деятельность должника в период 2007 — 2010 гг. сводилась лишь к сдаче в аренду находящихся в хозяйственном ведении предприятия «Уральская геологическая опытно-методическая экспедиция» помещений. Учитывая вышеизложенное, исходя из установленных судом апелляционной инстанции обстоятельств, суд кассационной инстанции приходит к выводу о том, что заключение договора подряда от 01.09.2008 N 12 не направлено на создание тех правовых последствий, которые наступают для данного вида сделки, фактической целью заключения договора, на основании которого заявлены требования о включении требования в реестр требований кредиторов должника, являлось увеличение размера задолженности предприятия «Уральская геологическая опытно-методическая экспедиция» перед кредитором, что является злоупотреблением гражданскими правами (п. 1 ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации). При таких обстоятельствах выводы судов первой и апелляционной инстанции об отказе в удовлетворении требования общества «Шаимская нефтесервисная компания» о включении задолженности в реестр требований кредиторов должника в связи с ничтожностью договора подряда от 01.09.2008 N 12 являются правильными» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ 3203f935-7de3-45c9-ba5e-113d4478714c/ A60-54486-2009_20110504_Reshenija+i+postanovlenija. pdf.
Учитывая вышеизложенное, разные подходы арбитражных судов, проанализировав конкретные дела, представляется возможным сделать следующие выводы. Во-первых, нет прямой зависимости между исполнением договора и его действительностью, как нет ее и между неисполнением и недействительностью. Во-вторых, мнимая сделка может быть исполнена, а может сопровождаться лишь видимостью исполнения. В-третьих, применительно к мнимым сделкам ни само исполнение, ни тем более видимость исполнения не должны рассматриваться как безусловное препятствие в признании таких сделок ничтожными. Нет также никаких оснований для автоматического признания исполнения сделки в качестве свидетельства направленности воли сторон на достижение соответствующих ей правовых последствий. В-четвертых (и это самое главное), представляется, что исполнение (действительно имевшее место или его видимость) в спорах, касающихся мнимости сделок, должно представлять интерес сугубо как элемент доказательственной базы, как одно из обстоятельств среди прочих при исследовании сложного фактического состава и оценке сделки на предмет ее действительности.
Применение судами положений п. 1 ст. 181 ГК РФ к мнимым сделкам и критика соответствующей позиции
Мнимые сделки российским законодательством отнесены к ничтожным. Соответственно, ничто не сдерживает суды в применении в спорах, касающихся мнимости сделок, положений п. 1 ст. 181 ГК РФ, согласно которым срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки составляет три года, а течение срока исковой давности начинается со дня, когда началось исполнение этой сделки. Примером может служить дело N А45-1362/2011, рассмотренное 7 апреля 2011 г. Арбитражным судом Новосибирской области <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ 30e370af-4935-4c2d-8c42-10df672aab01/ A45-1362-2011_20110407_Reshenie. pdf.
Определением указанного суда в реестр требований кредиторов было включено требование аффилированного к должнику лица, основанное на не оплаченных должником работ по капитальному ремонту здания. По мнению одного из банков-кредиторов, ремонтные работы не проводились, должником и аффилированным к нему «подрядчиком» создана видимость сделки <1>. Не вдаваясь в вопросы обоснованности позиций сторон, обратим внимание на интересную и весьма спорную позицию суда: так, суд, отказав в «удовлетворении ходатайств истца о назначении по делу судебной экспертизы, об истребовании доказательств (определения изложены в протоколе судебного заседания от 07.04.2011) и о привлечении к участию в деле третьего лица», применил ст. 181 ГК РФ, посчитав истекшим срок исковой давности по требованию о признании оспариваемой сделки мнимой и, соответственно, ничтожной. Обосновывая вывод, суд сослался на дату, указанную в договоре подряда, и просто отсчитал три года. ——————————— <1> Что-то подобное можно обнаружить и в Постановлении ФАС Волго-Вятского округа от 24 декабря 2010 г. по делу N А82-9/2010 (см. также: Постановление 2 Арбитражного апелляционного суда от 10 августа 2010 г. по указанному делу).
Хотелось бы обратить внимание на следующее: суд отсчитывал срок исковой давности от даты, указанной сторонами сделки, при том что само существование сделки оспаривалось. Представляется, что при решении вопроса о включении в реестр требований кредиторов многомиллионного требования аффилированного к должнику лица, если иные кредиторы оспаривают сам факт сделки, применение исковой давности при условии отказа в проведении экспертизы, способной подтвердить или опровергнуть факт проведения работ, весьма и весьма преждевременно. Приведем еще один пример — Постановление ФАС Уральского округа от 20 января 2010 г. N Ф09-10636/09-С5 по делу N А76-7640/2009-34-90/55-123. В данном случае суд также применил в отношении предположительно мнимой сделки норму п. 1 ст. 181 ГК РФ, отказав при этом в проведении экспертизы подписи на подвергавшемся сомнению агентском договоре: «Поскольку в силу п. 2 ст. 199 Гражданского кодекса Российской Федерации пропуск срока исковой давности является самостоятельным основанием для отказа в удовлетворении иска, суд апелляционной инстанции применил срок исковой давности, о применении которого заявлено ответчиком, и отказал инспекции в удовлетворении иска. Отказывая в удовлетворении ходатайств истца о допросе в качестве свидетеля Балашова В. Е. и назначении почерковедческой экспертизы подписи Балашова В. Е. в спорном договоре, суд апелляционной инстанции исходил из того, что установление факта отсутствия подписи Балашова В. Е. в договоре не может свидетельствовать о мнимости сделки при наличии доказательств исполнения» <1>. ——————————— <1> См.: http:// kad. arbitr. ru/ data/ pdf/ abb14868-0614-41c7-8343-e846244c96d1/ A76-7640-2009_20100120_Reshenija+i+postanovlenija. pdf.
Применительно к настоящей статье интересно следующее: суд применил срок исковой давности, отсчитав его от даты договора, факт подписания (соответственно, и дата заключения) которого как раз и подвергался сомнению. В данном случае налицо очевидное смешение понятий, а также причины и следствия: во-первых, мнимая сделка всегда сопровождается исполнением или по крайней мере приданием сторонами такой сделки видимости ее исполнения. Собственно, для этого она и совершается. Совершающим мнимую сделку лицам важно, чтобы для третьих лиц она выглядела как нормальная сделка (так, например, вывод активов «маскируется» договорами купли-продажи, внутригрупповая задолженность наращивается путем составления различных не имевших место в действительности договоров, практически всегда сопровождаемых «нарисованными» документами, предназначенными для создания видимости наличия задолженности, и т. п.). То есть, как мы уже ранее указывали, исполнение сделки не может однозначно свидетельствовать об отсутствии мнимости. Следовательно, наличие признаков исполнения не должно являться ни основанием для автоматического отказа в признании сделки мнимой, ни для отказа в исследовании вопроса, когда именно подписывался и подписывался ли вообще спорный договор. Во-вторых, коль скоро суд применил нормы об исковой давности, отсчитав ее от даты заключения договора, исследование о факте и дате его подписания играет далеко не последнюю роль. Заключение экспертизы по этому вопросу могло сильно изменить представление суда о моменте заключения договора и, как следствие, о применении положений п. 1 ст. 181 ГК РФ. Своеобразное мнение можно обнаружить в Постановлении 3 Арбитражного апелляционного суда от 19 апреля 2010 г. по делу N А33-12042/2008. Так, суд, ссылаясь на п. 1 ст. 181 ГК РФ, пришел к выводу о том, что при установлении начала течения срока исковой давности необходимо исходить из оценки следующих обстоятельств: дата заключения договора, дата начала его исполнения, которая применительно к договору продажи недвижимости может быть определена датой подписания сторонами соответствующего документа о передаче <1>. ——————————— <1> Цит. по: Статья 181 «Сроки исковой давности по недействительным сделкам» ГК РФ // Подборка судебных решений за 2010 год / В. Н. Трофимов (СПС «КонсультантПлюс»).
Что касается указанного примера, то, во-первых, дата подписания договора и дата начала его исполнения (особенно в отношении недвижимости) далеко не всегда совпадают, а во-вторых, при исследовании сделки на признаки мнимости полагаться на дату подписания вообще не стоит, поскольку этому атрибуту договора, как правило, в первую очередь придают необходимую совершающим мнимую сделку сторонам форму. Общим для этих трех описанных и достаточно широкого круга иных аналогичных дел является допущение судами возможности применения положений п. 1 ст. 181 ГК РФ к мнимым сделкам. Как известно, существуют три основных мнения относительно возможности применения исковой давности к ничтожным, в том числе и мнимым, сделкам. Согласно первому мнению, «ничтожная сделка является недействительной независимо от признания ее судом таковой. Для того чтобы такую сделку считать недействительной, не требуется обращения в суд и, следовательно, на эти требования не распространяется срок исковой давности» <1>. В юридической литературе это мнение отстаивают, в частности, М. Я. Кириллова <2>, Е. А. Крашенинников <3>. ——————————— <1> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 7 октября 1997 г. N 6427/95. <2> Кириллова М. Я. Исковая давность. М., 1966. С. 87. <3> Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. Ярославль, 1997.
Несмотря на кажущуюся логичность доводов, данная позиция вряд ли может быть признана. В приведенном ВАС РФ обосновании по конкретному делу содержится некоторое смешение понятий: действительно, ничтожная сделка недействительна независимо от суда <1>, однако это как раз не влечет автоматическую невозможность применения института исковой давности. Ведь речь не идет о том, что, применяя исковую давность, суды каким-либо образом ставят ничтожность сделки в зависимость от судебного акта. Срок исковой давности — это предусмотренный законом срок, в течение которого право может быть защищено посредством суда. При обращении в суд с требованием о признании сделки недействительной одной из задач истца является обоснование нарушения его прав. В случае пропуска срока исковой давности суд лишает лицо права на судебную защиту, не рассматривая по существу само требование. И в равной степени как при применении исковой давности неважно, было ли у истца право требования из договора, деликта и т. п., так неважно суду, отказывающему в иске о недействительности сделки, какова эта сделка на самом деле (действительная, ничтожная или оспоримая). В данном случае можно сделать следующий вывод: суд отказывается рассматривать этот спор и защищать предположительно нарушенные этой сделкой права истца, а не признавать сделку недействительной. ——————————— <1> Этот тезис также не является бесспорным, но в рамках настоящей статьи не предполагается освещать соответствующую дискуссию. Достаточно того, что это мнение является превалирующим.
Следовательно, позицию о невозможности применения исковой давности к ничтожным сделкам в силу отсутствия необходимости признаваться таковыми судом вряд ли можно считать обоснованной. Куда более обоснованным и целесообразным представляется само существование института исковой давности. Как давно и практически повсеместно указывается и в доктрине, и в правоприменительной практике, установление сроков исковой давности обусловлено необходимостью обеспечения стабильности, определенности и предсказуемости правового статуса субъектов <1> и устранения неопределенности правоотношений <2>. ——————————— <1> См., например: Определения КС РФ от 3 октября 2006 г. N 439-О, от 15 июля 2008 г. N 563-О-О и др. <2> Новицкий И. Б. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. 1. М.: Статут, 2006. С. 346.
А коль скоро это так, необходимо проанализировать две оставшиеся позиции о применении давностного срока к ничтожным сделкам и выделить наиболее подходящую и применимую в спорах о мнимости сделки. Одну из этих позиций можно увидеть в п. 1 ст. 181 ГК РФ, в Постановлении Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 1 июля 1996 г. N 6/8, в многочисленной судебной практике, учебниках, монографиях и т. п. Это мнение закреплено законодательно, растолковано КС РФ, но от этого не является бесспорным. Как указал КС РФ, «в порядке исключения из общего правила применительно к требованиям, связанным с недействительностью ничтожных сделок, законодателем в пункте 1 статьи 181 ГК Российской Федерации предусмотрена специальная норма, в соответствии с которой течение указанного срока по данным требованиям определяется не субъективным фактором — осведомленностью заинтересованного лица о нарушении его прав, а объективными обстоятельствами, характеризующими начало исполнения сделки. Такое правовое регулирование обусловлено характером соответствующих сделок как ничтожных, которые недействительны с момента совершения независимо от признания их таковыми судом (пункт 1 статьи 166 ГК Российской Федерации), а значит, не имеют юридической силы, не создают каких-либо прав и обязанностей как для сторон по сделке, так и для третьих лиц. Следовательно, поскольку право на предъявление иска в данном случае связано с наступлением последствий исполнения ничтожной сделки и имеет своей целью их устранение, именно момент начала исполнения такой сделки, когда возникает производный от нее тот или иной неправовой результат, в действующем гражданском законодательстве избран в качестве определяющего для исчисления давностного срока» <1>. ——————————— <1> Определение КС РФ от 8 апреля 2010 г. N 456-О-О.
Представляется, что приведенное объяснение хотя и исходит от КС РФ, все же не проясняет причину указания в норме п. 1 ст. 181 ГК РФ на момент начала исполнения ничтожной сделки в качестве отправной точки при исчислении срока исковой давности. Действительно, ничтожная сделка недействительна с момента совершения, однако одного этого тезиса недостаточно для объяснения того, почему законодатель в качестве отправной точки указал не осведомленность заинтересованного лица о нарушении его прав, а начало исполнения сделки. Ни с точки зрения формальной логики, ни с точки зрения защиты оборота нельзя обосновать приведенный довод КС РФ. Ведь если речь идет об институте исковой давности, впору использовать подходы и приемы, касающиеся в первую очередь именно этого института. Специфика иных институтов в данном случае имеет второстепенное значение. Срок исковой давности — это срок на защиту права. Это срок, в который разумный и добросовестный участник гражданского оборота может получить судебную защиту. Привязывать его к действиям, зачастую недобросовестным, иных лиц (например, сторон ничтожной сделки) неразумно <1>. Более того, это не отвечает им же (КС РФ) указанным и стоящим перед институтом исковой давности целям. ——————————— <1> Аналогичное мнение можно найти и в литературе (см., в частности: Постатейный комментарий главы 9 Гражданского кодекса Российской Федерации / Б. М. Гонгало, П. В. Крашенинников, Л. Ю. Михеева и др.; Под ред. П. В. Крашенинникова. М.: Статут, 2009): «Федеральным законом «О внесении изменения в статью 181 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» законодатель с сокращением срока исковой давности не изменил начало его течения. И если применительно к 10 годам момент совершения сделки для начала течения срока исковой давности оправдан, то для трехлетнего срока момент течения срока, думается, должен быть связан с субъективным правом лица, чьи права нарушены. Речь идет о моменте, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушенном праве».
Представляется, что для исковой давности должно быть безразлично, с какого момента сделка заключена, действительна, недействительна и т. п. У исковой давности свое содержание, своя специфика, и эта специфика — защита прав лица — особенно наглядно проявляется в случае мнимых сделок. Кто чаще всего оспаривает такие сделки? Конечно же, не стороны, их заключившие, а заинтересованные третьи лица, которые до поры до времени не знают и не могут в принципе узнать, что имела место мнимая сделка. Ведь именно из-за того, что она не исполняется, невозможно узреть тот момент, с какого законодатель устанавливает течение срока исковой давности. В контексте изложенного особенно несостоятельным выглядит тезис КС РФ о правовой обусловленности избрания момента исполнения сделки в качестве отправной точки для исчисления давностного срока. Проведенный ранее анализ юридической литературы и указанных в ней примеров мнимых сделок наглядно демонстрирует проблематичность применения срока исковой давности, отсчитываемого от даты начала исполнения мнимой сделки. Применение п. 1 ст. 181 ГК РФ к мнимым сделкам алогично, внутренне противоречиво, а главное — позволяет использовать институт исковой давности недобросовестным участникам гражданского оборота. Ведь мнимая сделка потому и является мнимой, что ее исполнение, даже если оно действительно имело место, зачастую остается скрытым от заинтересованных в ее оспаривании третьих лиц. Что же говорить, когда речь идет лишь о видимости исполнения? Если же сделка не исполнялась и ее даже не предполагали исполнять, а была «нарисована», срок отсчитывать не от чего. Иной подход как раз провоцирует появление таких «рисованных» «задними» числами документов, благодаря которым мнимым сделкам и придается их видимый эффект. И уж, конечно, всегда можно «нарисовать» нужную, подпадающую под п. 1 ст. 181 ГК РФ дату ее «совершения». Так, например, очень часто при помощи «правильно» оформленных мнимых сделок займа, подряда, услуг, векселей лица, аффилированные к должнику, создают искусственную кредиторскую задолженность, что «размывает» требования иных (можно сказать, настоящих) кредиторов, позволяет контролировать процедуры банкротства. Кроме того, для аналогичных же целей заключаются мнимые договоры поручительства и залога. Также с использованием мнимых сделок производится вывод активов. Часто мнимые сделки используются и в целях оптимизации налогообложения. Для чего в этом случае нужны игры с датами? Очень просто: изготовление сопровождающих сделку документов с указанием «нужной» (как правило, более ранней) даты не только позволяет достичь желаемой сторонами видимости совершения мнимой сделки, но и помогает закрепить ее существование посредством создания искусственного истечения давностного срока. Избежать этого, а также в полной мере защитить обычно страдающих от заключения мнимых сделок третьих лиц можно только посредством распространения на институт мнимых сделок третьего подхода к применению института исковой давности на ничтожные сделки. Суть данного подхода заключается в необходимости учета информированности субъекта, оспаривающего ничтожную сделку, о факте ее совершения при определении момента начала исчисления исковой давности. Как указали К. П. Кряжевских и О. В. Кряжевских, «…полагается более обоснованным дифференцированный подход к началу течения трехлетнего срока исковой давности, поскольку внешнее проявление исполнения может быть воспринято третьими лицами только после завершения исполнения. Логика данного рассуждения состоит в том, что для сторон сделки вполне оправданно установить начало течения срока исковой давности с момента ее исполнения, поскольку они обычно осведомлены об этом моменте и могут своевременно приступить к судебной защите своих прав в отличие от третьих лиц, не являющихся сторонами сделки. Кроме того, срок исковой давности при достаточно продолжительном процессе исполнения может истечь еще до окончания исполнения или вскоре после его окончания. Таким образом, для сторон сделки регулирование предлагается оставить неизменным, а для третьих лиц его целесообразно изменить, взяв за основу начала его течения правило п. 2 ст. 181 ГК РФ, т. е. со дня, когда узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной» <1>. ——————————— <1> Кряжевских К. П., Кряжевских О. В. Недействительность сделки приватизации // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: Сборник статей / Отв. ред. М. А. Рожкова. М.: Статут, 2006. С. 227 — 228. В целом поддерживая эту позицию, хотелось бы отметить, что и названная в ничтожной сделке сторона иногда фактически в ней не участвует и в вопросе применения сроков исковой давности должна быть приравнена к третьим лицам.
Следовательно, если сделку оспаривают стороны ничтожной сделки (что нехарактерно для мнимых и притворных сделок, но часто встречается при использовании ст. 168, 169 и др. ГК РФ), установление срока исковой давности, исчисляемого от даты начала исполнения сделки, вполне оправданно, поскольку сторонам было известно о факте совершения сделки и ничто не препятствовало им в защите через суд своих прав в течение трех лет. Если же сделку оспаривает сторона, которая на самом деле сделку не заключала и от чьего имени сделка без соответствующих полномочий была заключена, исчисление срока исковой давности по правилам п. 1 ст. 181 ГК РФ вряд ли может быть признано справедливым. Если сделку оспаривают третьи лица, особенно если они оспаривают мнимую сделку, исчисление срока от начала «исполнения» такой сделки тем более невозможно. В данном случае третьи лица не знают и не могут знать о начале исполнения того, что не было и даже не планировалось быть исполненным. Вряд ли возможно и исчисление срока с момента совершения реальных действий, скрытых за мнимой сделкой, поскольку, во-первых, в числе ранее приведенных примеров были и такие, когда как раз никаких действий не совершалось вовсе, и, во-вторых, так как мнимые сделки вызывают возражения прежде всего у заинтересованных лиц, исчисление давности с момента совершения таких действий повлечет сложности, аналогичные имеющимся в действующем подходе. Кроме того, предлагая определенное регулирование, необходимо думать о его универсальности. В рассматриваемом случае подобного может не быть, следовательно, он не подходит <1>. ——————————— <1> Распознать точную дату совершения скрытых за мнимой сделкой действий так же трудно, как и дату самой мнимой сделки. При построении правовых конструкций не стоит забывать, что все явления и события, произошедшие ранее, чем в «настоящий момент», мы воспринимаем опосредованно, т. е. через различные документы (акты, договоры, свидетельские показания и т. д.). И коль скоро в случае мнимых сделок мы не можем безусловно доверять подобным источникам, исчисление срока давности в данном случае наткнется на трудности, ставящие под вопрос эффективность всего механизма.
Логичным и соответствующим защите прав участников гражданского оборота представляется, таким образом, вывод о невозможности применения действующей редакции п. 1 ст. 181 ГК РФ к такой разновидности ничтожных сделок, как мнимые, и о необходимости распространения на мнимые (как минимум!) сделки срока исковой давности, исчисляемого в соответствии с изложенным в п. 2 ст. 181 и п. 1 ст. 200 ГК РФ правилом, а именно один год со дня, когда заинтересованное лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права.
