К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ПОНЯТИЙ «НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ» И «БАНКРОТСТВО» В ИСТОРИИ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И ОТРАСЛЯХ ПРАВА <*>
Ю. С. ВАЩЕНКО
——————————— <*> Vasshhenko Yu. S. On the issue of correlation of concepts «insolvency» and «bankruptcy» in history of legislation and branches of law.
Ващенко Юрий Сергеевич, заведующий кафедрой гражданского права и процесса Волжского университета им. В. Н. Татищева, кандидат юридических наук, доцент.
В предложенной статье рассматриваются различные подходы к определению понятий «несостоятельность» и «банкротство». Несмотря на синонимическую близость этих понятий и достаточную проработанность, в литературе отсутствует единообразие их восприятия и понимания в лексико-стилистическом и юридическом осмыслении.
Ключевые слова: несостоятельность (банкротство), неплатежеспособность, неоплатность, конкурсное производство, история законодательства о банкротстве.
In offered article various approaches to definition of concepts of «inconsistency» and «bankruptcy» are considered. Despite synonymic affinity of these concepts and sufficient studying, in the literature there is no uniformity of their perception and understanding in leksiko-stylistic and legal judgement.
Key words: an inconsistency (bankruptcy), insolvency, failure to pay, competitive manufacture, history of the legislation on bankruptcy.
Изучение законодательных дефиниций, выведение их значения, влияющее на определение самого понятия, — это не столько установление его смысла в ходе интерпретации самого текста, плана его выражения, сколько реконструкция замысла законотворца. Даже если слово стало термином и его значение существенно ограничилось в рамках своей отраслевой принадлежности, тем не менее есть много факторов, как языковых, так и юридических, которые будут оказывать существенное влияние на «привнесение смысла», его поиска под воздействием законодательных процедур и самого правоприменительного процесса. Дефинирование как сведение к единому понятию, где технологии использования термина как способа организации высказывания самого определения порой сводятся к тому, что законодатель сам поневоле создает прецеденты нормоприменения, которые и порождают в разноотраслевых актах полисемию. Преодолеть ее, конечно, можно, и достигается это с помощью самих законодательных дефиниций. На примере тех определений, которые содержатся в названии статьи, мы и попробуем это сделать. Учитывая достаточную научную проработанность вопроса о природной специфике соотношения понятий «несостоятельность» и «банкротство», следует уделить внимание не только теоретическим спорам вокруг них, истории происхождения, но и тому, как они звучат в законодательстве. При этом следует отметить, что вопрос их соотношения носит, скорее, доктринальный характер, поскольку сам Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (в ред. от 27.07.2010) официально определяет эти понятия в качестве полных синонимов. Что говорит об их равнозначности и, следовательно, взаимозаменяемости. Такой же подход характерен и для англосаксонского права, в котором «несостоятельность» и «банкротство» тоже являются тождественными понятиями <1>. Что, на наш взгляд, не совсем правильно, потому что здесь большую роль играет лексикологический аспект этих определений, где на первый план выступают семантико-стилистические особенности слов и проблема использования иностранных терминов. Все это делается в угоду точности смыслового содержания, его доступности и понятности, в рамках самого жанра правового дискурса. Хотя все юристы понимают, что абсолютная точность в принципе недостижима. Отсюда, как считают некоторые правоведы, крайне неудачным представляется прием «синхронного перевода» заимствованных терминов, когда в тексте употребляется и иностранное слово, и его русский аналог, при сохраняющемся требовании, которое предполагает, что один и тот же термин не должен иметь двух разных нормативных определений. Тем более что одно и то же понятие не может обозначаться в законе двумя разными терминами <2>. Но во всяком правиле есть исключение, которое это правило зачастую и подтверждает. Обратимся к этимологии производящей основы слова «банкрот», которое имеет итальянские корни. При отсутствии единой европейской валюты, когда каждый граф-герцог чеканил собственные деньги, расцвела профессия менял. Особенно в Генуе и Венеции, где разнокалиберные монеты раскладывались на специальной скамье (по-итальянски — «банка»). Если меняла жульничал или не платил налоги, скамью ломали, т. е. ей делали «ротта». Отсюда термин «банкрот» пришелся впору для всех несостоятельных должников, вошел во все языки, включая и наш русский. Вот как об этом свидетельствует Салтыков-Щедрин: чтобы избежать долговой тюрьмы, «на торговой площади здоровенный купчина объявлял себя, ровно институтка, «невинно падшим». Это вполне укладывалось в законодательные рамки николаевского Устава о торговой несостоятельности 1832 года, инкорпорированного в Свод законов Российской империи (в ч. 2 т. XI Свода законов, в Устав судопроизводства торгового) <3>. Те, кто впал в «несчастную несостоятельность», наказания не несли. «Невинно падшие» страдали от стихийных бедствий, наводнения, пожаров, от последствий которого нельзя было предохранить имущество посредством страхования, вторжения неприятеля, нечаянного упадка дел, других внезапных обстоятельств, коих по усмотрению заимодавцев и общему их мнению, при всем благоразумии и осторожности предвидеть и отвратить было невозможно (ст. 387 и 388 Устава судопроизводства торгового), т. е. по причине форс-мажорных обстоятельств становились банкротами. Устав во многом опередил свое время, «явившийся тогда, когда основной экономической ячейкой служило натуральное крепостное хозяйство», «явный анахронизм в России XX века, России капиталистической». Устав этот был чрезмерно снисходительным к должникам, что не способствовало защите интересов кредиторов и инвесторов, подрывало народное хозяйство, где, отмечал А. Н. Трайнин, «аномалии кредитного оборота — неплатежи — становятся нормальным явлением хозяйственной жизни» <4>. Что значительно отличало развитие норм о банкротстве в России от западноевропейских тенденций. Это во многом еще объясняется и тем, что его предшественник Устав о банкротах 1800 г. в первой его части урегулировал банкротство купцов и «другого звания торговых людей, имеющих право обязываться векселями», а вторая его часть относилась к дворянам и чиновникам. Разницу между торговой и неторговой несостоятельностью Устав не предусматривал, и банкротом признавалось лицо, которое не могло «сполна заплатить своих долгов», т. е. когда и платить-то уже было нечем. ——————————— <1> Самохвалова Н. В. Понятия «несостоятельность» и «банкротство» в цивилистической теории и законодательстве // Российский судья. 2009. N 10. С. 12. <2> Давыдова М. Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии. Волгоград, 2009. С. 146 — 147. <3> Справедливости ради следует отметить, что первым кодифицированным актом о банкротстве был Устав о банкротах 1740 г. Признаки банкротства Устав не содержал, однако исходя из анализа его положений разработчики в качестве условия признания должника банкротом предусматривали его неоплатность. В некоторых статьях Устав говорит о должнике как о лице, которое платить не в состоянии (ст. 5, 6, 32) либо которое «кредиторов довольствовать не может» (ст. 33). В других статьях законодатель указал, что причина этого неплатежа кроется в недостаточности имущества должника, что определяется как «разорение» (ст. 4, 6), состояние, при котором тот «выше имения в убытки приведен» (ст. 5), либо «свыше своей силы сведома отважился» (ст. 32), «торг продолжал, хотя капитала не имел» (ст. 33), а ст. 21 Устава прямо указывает, что при несостоятельности «имения должниково недостаточно» (см.: Фольгерова Ю. Н. История и современность правового регулирования неоплатности и неплатежеспособности в теории конкурсного права России // Материалы 8-й Международной научно-практической конференции «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» (14 — 17 апреля 2011 г., г. Тольятти). Тольятти, 2011. Ч. II). <4> Трайнин А. Н. Несостоятельность и банкротство. СПб., 1913. С. 4.
Хотя тот же николаевский Устав выделял не только несчастное, но и виновное банкротство, которое определялось как злостное, если несостоятельность была «соединена с умыслом или подлогом» (ст. 390 Уст. суд. торг.). О злостном банкротстве упоминается даже в Русской Правде: «Оже человек полгав куны оу людеи, а побежить в чужоу землю, веры емоу не яти, как и татю» <5>. ——————————— <5> Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 123.
Закон пока не особенно разграничивал уголовно-правовую сторону «банкротства» от гражданско-правового подхода. Хотя в рамках реформы уголовного законодательства (реформа гражданского и торгового законодательства так и не была проведена до революции 1917 г.) признаки злостного (корыстного) и неосторожного банкротства были непосредственно раскрыты в тексте Уголовного уложения 1903 г. <6>. «Объективная предпосылка» уголовного преследования банкротства раскрывалась в ст. 599 Уложения: ——————————— <6> Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть особенная: Посягательства личные и имущественные. СПб., 1912. С. 404.
— сокрытие при объявлении несостоятельности своего имущества умолчанием или ложным о нем показанием; — выдача уменьшающего конкурсную массу обязательства по долгу, вполне или в части вымышленному, безвозмездная передача или сокрытие иным способом своего имущества после объявления несостоятельности; — выдача обязательства по долгу, вполне или в части вымышленному, безвозмездная передача, переукрепление или сокрытие иным способом своего имущества, хотя и до объявления несостоятельности, но в предвидении неизбежности такого объявления в близком времени. Ответственность по этой норме предусматривалась в отношении лиц, признанных несостоятельными как в порядке гражданского, так и в порядке торгового судопроизводства (последних предполагалось наказывать строже), ответственность «заведующих или распоряжающихся делами» кредитных установлений, обществ и товариществ предусматривалась в ст. 601 Уложения. Неосторожное банкротство по Уложению 1903 г. (ст. 603), как и по Уложению о наказаниях, наказывалось только в случае торговой несостоятельности и определялось как впадение в несостоятельность вследствие легкомысленного ведения торговых дел и расточительности <7>. ——————————— <7> Минц П. М. Курс уголовного права. Т. 2. Рига, 1928. С. 371.
Несмотря на то что в данных нормах имеются серьезные недостатки и они не были введены в действие в России, следует отметить следующий исторический факт: после брестской капитуляции 1918 г. Уложение 1903 г. было введено в действие немецкими оккупационными властями <8>. ——————————— <8> Там же. С. 371.
О разграничении уголовно-правовой квалификации норм о банкротстве от гражданско-правового подхода мы еще будем говорить, а пока обратимся к лингвистической составляющей слова «банкрот». Для более полного осмысления данного понятия обратимся к Толковому словарю В. Даля, который рассматривает «банкру(о)тъ» как «несостоятельность», а само значение данного состояния, передающееся через слово «банкротство», образованное от именной основы — «банкрот», выделяет уже как «несостоятельный торговец, лопнувший неплательщик. Банкрот случайный, несчастный, лживый, подложный, злостный». Далее он проводит его разграничение и выделяет две группы определений. В первом случае семантика восприятия понятия «банкрот» идет через определения «обворованный или погорелец», а во втором его значение он расценивает уже как «воровство». Само слово, где состояние переходит в действие, — это «банкротиться, т. е. приходить в несостоятельность, делаться неплательщиком, разоряться» <9>. Более того, в современном русском языке одной из функций суффикса (постфикса) — ся(сь) обозначается как совместное действие двух или нескольких лиц <10>, их возврат к совершаемому действию. Поэтому вполне понятно, почему в дореволюционном российском законодательстве в качестве банкротства рассматривалось неосторожное или умышленное причинение несостоятельным должником ущерба кредиторам посредством уменьшения или сокрытия имущества. «Банкротство», таким образом, является уголовной стороной того гражданского отношения, которое называется «несостоятельностью». Оно не представляется необходимым и постоянным спутником последней, но только случайным усложнением» <11>. Отсюда вполне логичным будет наше обращение к понятию «несостоятельность». Тот же Владимир Даль связывал понятие «несостоятельный» с долгом. Это «должник, приказчик», у кого долги превышают имеющиеся в наличии средства, не обремененные задолженностью. При этом само слово «несостоятельность» Даль рассматривал не только как банкротство, но и как «неустойку» (неустойка от обл. псковского «несостой» <12>). То есть здесь можно вести речь о принудительном способе прекращения права собственности, если не будет надлежащего исполнения обязательства (ст. 330 Гражданского кодекса Российской Федерации), влекущего за собой наложение штрафа. При этом как в уголовном, так и в гражданском праве штраф назначается только по приговору или решению суда. Если обратиться к семантике термина «несостоятельность», то здесь нам интересны два говорящих его суффикса — тель-, и -(н)ость. Первый из них — тель — выделяется в именах существительных, обозначающих лиц мужского рода по профессии или занятиям, скажем, слово «(на)стоятель» образовано от прилагательного «состоятельный» (состоявшийся, обеспеченный), а второй (н)ость — обозначает отвлеченные понятия качества и качественного состояния <13>. А если взять приставку не-, то в именах существительных она придает слову противоположное (антонимическое) значение. В нашем случае она еще и усиливает отрицание, в значении: не состоялся, т. е. из одного окачествленного состояния идет переход в иное качество. Исходя из сказанного, можно утверждать, что слово «несостоятельность» как лексическая единица свидетельствует об отсутствии определенного позитивного качества, т. е. о том, что несостоятельный должник не принадлежит к числу состоятельных. Элемент отрицания в этой конструкции характеризует определенное состояние, придавая значению слова статический оттенок. Тогда как термин «банкротство», напротив, имеет динамический характер, передающий характер действия, указывает на наличие определенного процесса (должником может быть названо лицо, которое признано таковым судебным органом) и специальную сферу его употребления <14>. Отсюда динамическое начало понятия «банкротство» позволяет сделать предварительный вывод о наличии в конструкции Закона о банкротстве особого порядка (процедуры), особой формы деятельности субъектов конкурсных правоотношений, направленной на достижение специфической цели, скажем «о/банкрот/и/ть». Тем более что глаголы с таким продуктивным суффиксом — и/ть-, образованные от имен существительных, со значением «совершать действие, свойственное данному предмету» (в нашем случае это — «банкрот»), и с приставкой о-, которая в глаголах направлена на достижение конечного результата, делает его окончательно завершенным <15>. ——————————— <9> Даль В. И. Толковый словарь великорусского языка. М., 1981. Т. 1. А — З. С. 46. <10> Потиха З. А. Строение русского слова. М., 1981. С. 264. <11> Шершеневич Г. Ф. Конкурсное право. 2-е изд. Казань, 1898. С. 473. <12> Даль В. В. Указ. раб. Т. 2. И — О. С. 536. <13> Потиха Э. А. Указ. раб. С. 234, 236 и 281. <14> Семеусов В. А., Пахаруков А. А. Банкротство предприятий. Внешнее управление. Иркутск, 1999. С. 39. <15> См.: Потиха Э. А. Указ. раб. С. 56, 282.
Поэтому, если обратиться к юридической составляющей понятия «несостоятельность», то это такое финансово-экономическое состояние имущества, официально засвидетельствованное, которое дает основание предполагать недостаточность его для покрытия всех долгов собственника <16>. А само состояние предприятия таково, что в момент возбуждения дела о банкротстве, а также на стадиях наблюдения, финансового оздоровления и внешнего управления отсутствует возможность в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам, включая уплату обязательных платежей. Однако у должника имеются реальные активы и материальные возможности, в части его способности в результате погашения задолженности на стадиях процедур наблюдения, финансового оздоровления или внешнего управления восстановить платежеспособность предприятия <17>. Сказанное следует дополнить, что, несмотря на всю процедуру последовательности проведения банкротства, которое включает выделенные нами стадии, у должника имеется возможность в любой момент погасить свою задолженность. ——————————— <16> Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. Т. 2: Товар. Торговые сделки. 4-е изд. СПб., 1908. С. 148. <17> Свириденко О. М. Институт несостоятельности (банкротства) в системе гражданского права // Журнал российского права. 2011. N 1. С. 42.
Дореволюционный цивилист А. Н. Трайнин тоже считал, что «банкротство слагается из двух элементов, из которых один «несостоятельность» — понятие гражданского права, другой «банкротское деяние» — понятие уголовно-правовое» <18>. Для конкретизации сказанного обратимся к мерам ответственности, имеющей место в следующих нормативно-правовых актах. Так, в соответствии со ст. 31 — 67 приложения к ст. 1400 Устава гражданского судопроизводства к несостоятельному должнику, не принадлежащему к торговому сословию, применялось личное задержание в порядке меры обеспечения взыскания. Причем продолжительность данного заключения, не являющегося наказанием, ставилась в зависимость от размера долга и не могла превышать пяти лет. Следует обратить внимание на законодательную логику и непоследовательность: данный срок превышал срок наказания как при торговом простом, так и при неторговом злостном банкротстве. Кредитор предъявлял при этом исполнительный лист о личном задержании или воздерживался от этого, действуя по своему усмотрению. Также кредитор обязан был вносить в местную казну деньги на прокорм и содержание задержанного, в противном случае должник освобождался <19>. Что касается норм уголовной ответственности, то согласно ст. 1163 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г. за «злонамеренное банкротство» лиц торгового сословия полагалась ссылка в Сибирь на поселение с лишением всех прав состояния. Если применялась ст. 1165, которая квалифицировала «злостное банкротство» лиц, не принадлежащих к торговому сословию, то их ссылали в места не столь отдаленные, с лишением всех особенных прав и преимуществ и заключением на срок от одного года до двух лет или в исправительные арестантские отделения на срок от полутора до двух с половиной лет. Впоследствии в связи с реформой системы наказаний в 1900 г. наказание было несколько смягчено. Если применялась ст. 1165 как за «неосторожное банкротство» лиц торгового сословия, то наказанием было лишение прав торговли, а «по требованию и усмотрению заимодавцев» полагалась тюрьма от восьми месяцев до одного года четырех месяцев. Данная статья не применялась вовсе к лицам, не принадлежащим к торговому сословию. Они уголовному преследованию не подвергались. ——————————— <18> Трайнин А. Несостоятельность и банкротство (доклад, прочитанный в Санкт-Петербургском юридическом обществе). СПб., 1913. С. 27. <19> Фойницкий И. Я. Указ. раб. С. 415.
С учетом того что в уголовном и административном законодательстве данный термин также имеет место быть (ст. 196 «Преднамеренное банкротство», ст. 197 «Фиктивное банкротство» Уголовного кодекса Российской Федерации и ст. 14.12 «Фиктивное или преднамеренное банкротство» Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, в которых присутствуют фиктивные, умышленные и неправомерные действия), указанный подход имеет своих сторонников и в настоящее время. С позицией, где применяется термин «банкротство» и обосновывается его уголовно-правовая природа, согласны также современные исследователи В. В. Зайцева, С. А. Карелина, М. В. Телюкина <20>. ——————————— <20> Зайцева В. В. Несостоятельность и банкротство в современном российском праве // Право и экономика. 1999. N 5. С. 13; Телюкина М. В. Соотношение понятий «несостоятельность» и «банкротство» в дореволюционном и российском праве // Юрист. 1997. N 12. С. 42; Карелина С. А. Механизм правового регулирования отношений несостоятельности. М., 2008. С. 25.
Тем не менее, исходя из сказанного, следует отметить, что законодатель недостаточно четко подошел к нормативно-текстуальному содержанию рассматриваемых нами понятий. Научная традиция, изучающая проблемы института банкротства, знает достаточно подходов правовой природы рассматриваемых дефиниций. Условно эти подходы можно разделить на обобщенные концепции, которые усматривают в качестве главного звена тот или иной аспект, предопределяющий сущность категории несостоятельности (банкротства). Так, по мнению авторов, придерживающихся концепции особого состояния имущества, юридическая природа несостоятельности коренится в состоянии имущественной массы должника, не позволяющем исполнить обязательства перед кредиторами <21>. Данная концепция особого состояния должника получила довольно широкое распространение в юридической литературе, когда активы должника таковы, что он не в состоянии оплатить свою задолженность перед кредиторами. Другая не менее распространенная в науке концепция — это концепция процедуры, которая, по мнению ряда ученых, представляет собой особую юридическую процедуру, направленную на удовлетворение требований кредиторов <22>. ——————————— <21> См.: Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. Т. V: Торговый процесс. Конкурсный процесс. СПб., 1912. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Монография Б. С. Бруско «Категория защиты в российском конкурсном праве» включена в информационный банк согласно публикации — Волтерс Клувер, 2006. —————————————————————— <22> Бруско Б. С. Категория защиты в российском конкурсном праве. М., 2007. С. 128.
Учитывая особенность слов «несостоятельность» и «банкротство» как лексикологических единиц, представляется возможным сказать следующее: понятие «несостоятельность» имеет констатирующий (статический) оттенок и более приближено к концепции особого состояния должника. В этом случае феноменологическое (теоретическое) и регулятивное (практическое) значение имеют вопросы правового статуса должника. До вынесения арбитражным судом решения по существу предполагается, что должник является неплатежеспособным, так как не имеет возможности погасить задолженность перед кредиторами по денежным обязательствам или обязательным платежам. При этом неплатежеспособность может быть обусловлена различными факторами, имеющими временный характер, связанными с финансовыми, производственными и другими сложностями. В свою очередь, состояние неплатежеспособности должника (его несостоятельность) неизбежно порождает возникновение социальных внутригрупповых интересов и конфликтов между участниками конкурсных правоотношений. Как писал в свое время Г. Ф. Шершеневич, «здесь мы имеем дело с неисправностью в исполнении обязательств, внушающей вероятность невозможности удовлетворить полностью всех кредиторов» <23>. Кроме того, понятие «банкротство», отличающееся динамическими характеристиками, во многом отвечает концепции процедуры и его следует рассматривать как установленный порядок действий, а также осуществления всевозможных мероприятий конкурсного права. Это все то, что касается неплатежеспособности. В то же время в теории выделяется и такое понятие, как неоплатность. Как правило, критерий неоплатности применяется в случае, когда платить долги не по силам и нечем. Всем известно выражение — «быть в неоплатном долгу». Несостоятельность должника здесь очевидна, удовлетворить требования кредиторов ему нечем: нет ни денежных средств, ни иного имущества. Экономическая составляющая неоплатности, когда идет «превышение пассива над активом». Поэтому и инициируется процедура конкурсного производства. ——————————— <23> Шершеневич Г. Ф. Конкурсный процесс. М., 2000. С. 88.
Не хочется останавливаться на советском и постсоветском периоде развития и дальнейшего становления законодательства о банкротстве, которое характеризовалось крайностями: от полного отрицания несостоятельности, ибо наши предприятия обладали «особой социальной природой» (их банкротить было нельзя), до первого принятого Закона РФ от 19 ноября 1992 г. N 3929-1 «О несостоятельности (банкротстве) предприятий». В самом Законе весьма ощутимо сказывалось влияние западной традиции банкротства, когда законодатель в качестве внешнего признака банкротства выделял приостановление текущих платежей должника. При использовании критерия неоплатности, по мнению С. А. Карелиной, ущемлялись интересы кредиторов, затягивалось рассмотрение дел в арбитражных судах, «а главное — лишало возможности и арбитражные суды, и кредиторов применять различные меры, как и сами процедуры банкротства, к неплатежеспособным должникам, у которых сумма кредиторской задолженности формально не превышала стоимости принадлежащего ему имущества» <24>. Что касается ситуации с банкротством предприятий в наше время, то изменился законодательный подход к ее критерию, в частности неплатежеспособности. В конкурсное законодательство были введены восстановительные процедуры с целью сохранения бизнеса должника, но если дело возбуждалось при превышении пассива над активом, то они утрачивали свое значение. Тем не менее в идеале хотелось бы, чтобы эти два критерия — неоплатность и неплатежеспособность законодательно уравновешивали друг друга, хотя практика банкротств пока говорит в пользу второго критерия. ——————————— <24> Карелина С. А. Правовое регулирование несостоятельности (банкротства): Учеб.-практ. пособие. М., 2006 // СПС «КонсультантПлюс».
Исходя из сказанного в статье, следует отметить, что законодатель недостаточно четко и определенно подошел к нормативно-текстуальному выражению понятий «несостоятельность» и «банкротство». Если даже научная традиция, которая изучает проблемы несостоятельности (банкротства), подходя к пониманию правовой природы названных понятий, рассматривает их с позиций различных концепций, усматривающих в качестве основного звена тот или аспект, но не охватывающий всю сущность рассмотренной нами правовой категории.
