(Долгополова В.) («Сравнительное конституционное обозрение», 2013, N 1)
ОБЗОР ДЕЛ, РАССМОТРЕННЫХ КОНСТИТУЦИОННЫМ СУДОМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ <*>
В. ДОЛГОПОЛОВА
——————————— <*> Dolgopolova Valeriya. Review of the decisions of the Russian Constitutional Court (October — December — 2012).
ОКТЯБРЬ-2012
Постановление от 15 октября 2012 года N 21-П по делу о проверке конституционности положений пункта 2.1 статьи 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 43. Ст. 5933)
Правовые категории в Постановлении: равенство перед законом, социальное государство, право на жилище. Заявители: Н. М. Кабулов (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пункта 2.1 статьи 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих», в соответствии с которым обеспечение жилыми помещениями граждан, уволенных с военной службы по достижении ими предельного возраста пребывания на военной службе, состоянию здоровья или в связи с организационно-штатными мероприятиями, общая продолжительность военной службы которых составляет 10 лет и более и которые до 1 января 2005 года были приняты органами местного самоуправления на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях, и совместно проживающих с ними членов их семей осуществляется за счет средств федерального бюджета по выбору гражданина, уволенного с военной службы, в форме предоставления жилого помещения в собственность бесплатно, жилого помещения по договору социального найма либо единовременной денежной выплаты на приобретение или строительство жилого помещения (абзацы первый — четвертый); при предоставлении указанным гражданам жилых помещений в собственность бесплатно или по договору социального найма размер общей площади жилых помещений определяется в соответствии с пунктами 1 — 3 статьи 15.1 данного Федерального закона, а при предоставлении им единовременной денежной выплаты на приобретение или строительство жилого помещения размер этой денежной выплаты определяется исходя из норматива общей площади жилого помещения, определенного в соответствии с пунктом 4 той же статьи, и средней рыночной стоимости одного квадратного метра общей площади жилого помещения, определяемой уполномоченным федеральным органом исполнительной власти для каждого субъекта Российской Федерации (абзацы пятый — шестой). Позиция заявителей: оспариваемые положения, ввиду своей неопределенности, допускают возможность лишения права на жилище в форме предоставления жилого помещения либо единовременной денежной выплаты на приобретение или строительство жилого помещения уволенных с военной службы граждан, принятых на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях органами местного самоуправления до 1 января 2005 года, но переехавших на постоянное место жительства из одного субъекта Российской Федерации в другой и по этой причине принятых на соответствующий учет по новому месту жительства уже после 1 января 2005 года, — в отличие от относящихся к той же категории граждан, которые места жительства не меняли. Таким образом, указанные выше положения не соответствуют Конституции РФ, ее статьям 1 (часть 1), 2, 7, 15 (части 1 и 2), 18, 19 (части 1 и 2), 27 (часть 1), 38 (часть 1), 40, 45, 46 и 55 (части 2 и 3). Итоговый вывод решения: не соответствуют Конституции РФ положения абзацев первого — четвертого пункта 2.1 статьи 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих» в той мере, в какой они — в силу неопределенности своего нормативного содержания — препятствуют признанию за уволенными с военной службы гражданами, которые первоначально были приняты на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях органами местного самоуправления до 1 января 2005 года, а затем переехали на постоянное место жительства из одного населенного пункта в другой и по этой причине были приняты на соответствующий учет по новому месту жительства уже после 1 января 2005 года, права на обеспечение жилыми помещениями по их выбору в одной из предусмотренных названными законоположениями форм на равных условиях с относящимися к той же категории гражданами, которые после принятия на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях место жительства не меняли. Мотивы решения. Федеральный закон «О статусе военнослужащих», устанавливающий основы государственной политики в области правовой и социальной защиты военнослужащих, а также граждан Российской Федерации, уволенных с военной службы, и членов их семей, предусматривает ряд государственных гарантий и компенсаций, в том числе для тех граждан, которые увольняются, прослужив длительное время, с военной службы и не имеют при этом жилища или нуждаются в улучшении жилищных условий. Согласно статье 15 названного Федерального закона государство гарантирует военнослужащим предоставление жилых помещений или выделение денежных средств на их приобретение в порядке и на условиях, которые устанавливаются федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации (абзац первый пункта 1); при этом обеспечение жилыми помещениями граждан, которые, прослужив 10 лет и более, были уволены с военной службы по достижении предельного возраста пребывания на военной службе, состоянию здоровья или в связи с организационно-штатными мероприятиями и не имеют жилища либо нуждаются в улучшении жилищных условий, осуществляется по общему правилу федеральными органами исполнительной власти, обеспечивающими организацию и несение военной службы, за счет средств федерального бюджета на строительство и приобретение жилого помещения, в том числе путем выдачи государственных жилищных сертификатов (абзац первый пункта 14). Тем из уволенных с военной службы граждан, кто был принят органами местного самоуправления на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях до 1 января 2005 года, Федеральный закон «О статусе военнослужащих» предоставляет возможность выбора одной из трех форм обеспечения жильем: предоставление жилого помещения в собственность бесплатно или по договору социального найма либо единовременной денежной выплаты на приобретение или строительство жилого помещения (абзацы первый — четвертый пункта 2.1 статьи 15). Конституционный Суд РФ отмечал ранее, что введение федеральным законодателем такого условия возникновения у уволенных с военной службы граждан права на обеспечение жильем в одной из указанных форм, как постановка на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях в органах местного самоуправления до 1 января 2005 года, само по себе не может считаться нарушением конституционных прав и свобод (см.: Определения от 16 декабря 2008 года N 1068-О-О, от 17 ноября 2011 года N 1608-О-О и от 11 мая 2012 года N 745-О). Соответственно, сам факт постановки органом местного самоуправления уволенного с военной службы гражданина на учет в качестве нуждающегося в жилом помещении означает констатацию наличия оснований для его признания таковым и, как следствие, влечет возникновение у этого гражданина права на обеспечение жильем в одной из предусмотренных положениями пункта 2.1 статьи 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих» форм по его выбору. Порядок постановки таких граждан на учет нуждающихся в жилых помещениях установлен Правилами учета военнослужащих, подлежащих увольнению с военной службы, и граждан, уволенных с военной службы в запас или в отставку и службы в органах внутренних дел, а также военнослужащих и сотрудников Государственной противопожарной службы, нуждающихся в получении жилых помещений или улучшении жилищных условий в избранном постоянном месте жительства (утверждены Постановлением Правительства РФ от 6 сентября 1998 года N 1054). В частности, данные Правила предусматривают, что военнослужащие и граждане, уволенные с военной службы, снимаются с очереди на получение жилых помещений или улучшение жилищных условий за счет средств федерального бюджета в случае снятия с воинского учета в данном населенном пункте и выезда на другое постоянное место жительства (подпункт «в» пункта 26); если же гражданин, уволенный с военной службы, изъявит желание изменить постоянное место жительства после увольнения с военной службы и встать на учет нуждающихся в получении жилых помещений в другом населенном пункте, документы учетного дела высылаются по его заявлению по вновь избранному постоянному месту жительства в орган местного самоуправления (пункт 22). Соответственно, реализация уволенными с военной службы гражданами, которые были приняты на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях в органах местного самоуправления до 1 января 2005 года, права на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства посредством переезда на постоянное место жительства из одного населенного пункта в другой не может сопровождаться изменением их правового положения в отношениях с государством по поводу обеспечения жильем лишь в силу факта их принятия на учет по новому месту жительства после 1 января 2005 года. Данный факт — при том условии, что изначально констатация уполномоченным органом наличия оснований для признания таких граждан нуждающимися в жилых помещениях имела место до 1 января 2005 года, — сам по себе не может являться надлежащей основой для введения различий в правах, предоставляемых в этой сфере, между ними и гражданами, относящимися к той же категории (граждане, уволенные с военной службы по достижении ими предельного возраста пребывания на военной службе, состоянию здоровья или в связи с организационно-штатными мероприятиями, общая продолжительность военной службы которых составляет 10 лет и более и которые до 1 января 2005 года были приняты органами местного самоуправления на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях), но не менявшими постоянного места жительства после принятия органами местного самоуправления на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях. Таким образом, положения абзацев первого — четвертого пункта 2.1 статьи 15 Федерального закона «О статусе военнослужащих», связывая право уволенных с военной службы граждан на обеспечение жилыми помещениями в форме предоставления либо жилого помещения (в собственность бесплатно или по договору социального найма), либо единовременной денежной выплаты на приобретение или строительство жилого помещения с их принятием органами местного самоуправления на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях исключительно до 1 января 2005 года, порождают неопределенность в вопросе о предоставлении данного права гражданам, принятым на учет до 1 января 2005 года, но переехавшим на постоянное место жительства из одного населенного пункта в другой и по этой причине принятым на учет по новому месту жительства уже после 1 января 2005 года, на равных условиях с другими гражданами, относящимися к той же категории, которые не меняли место жительства после их постановки на учет до этой даты. Тем самым рассматриваемые законоположения допускают установление необоснованных различий в реализации права на жилище (часть 1 статьи 40 Конституции РФ) гражданами, принятыми на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях органами местного самоуправления до 1 января 2005 года, в зависимости от факта реализации ими права на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства (часть 1 статьи 27 Конституции РФ), то есть приводят к такой дифференциации в правовом положении лиц, относящихся к одной и той же категории, которая не имеет объективного и разумного оправдания, несовместима с требованиями статьи 19 (часть 2) Конституции РФ и не согласуется с конституционно значимыми целями возможных ограничений прав и свобод человека и гражданина (часть 3 статьи 55 Конституции РФ).
Постановление от 16 октября 2012 года N 22-П по делу о проверке конституционности положений части второй статьи 2 и части первой статьи 32 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 44. Ст. 6071)
Правовые категории в Постановлении: право на судебную защиту, равенство перед законом. Заявители: гражданин С. А. Красноперов (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части второй статьи 2 Уголовно-процессуального кодекса РФ, согласно которой нормы данного Кодекса применяются при производстве по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне, находящемся за пределами территории Российской Федерации под флагом Российской Федерации, если указанное судно приписано к порту Российской Федерации; положения части первой статьи 32 УПК РФ, согласно которой уголовное дело подлежит рассмотрению в суде по месту совершения преступления, за исключением случаев, предусмотренных статьей 35 данного Кодекса, регламентирующей изменение территориальной подсудности уголовного дела. Позиция заявителей: оспариваемые положения препятствуют рассмотрению в судах Российской Федерации заявления в порядке частного обвинения о совершении гражданином Российской Федерации преступления вне пределов Российской Федерации, что не согласуется с принципом конституционной охраны прав потерпевшего от преступлений, ущемляет его права как потерпевшего на доступ к правосудию и компенсацию причиненного преступлением ущерба, а значит, противоречат Конституции РФ, ее статьям 15 (часть 1), 45 (часть 1), 46 (часть 1) и 52. Итоговый вывод решения: положения части первой статьи 32 Уголовно-процессуального кодекса РФ не соответствуют Конституции РФ, в той мере, в какой они в системе действующего правового регулирования не позволяют однозначно определять территориальную подсудность уголовных дел частного обвинения о преступлениях, совершенных гражданами Российской Федерации в отношении граждан Российской Федерации вне пределов Российской Федерации. Мотивы решения. Право на судебную защиту означает, в частности, что рассмотрение дел должно осуществляться не произвольно выбранным, а законно установленным судом; признание же суда таковым требует, чтобы его компетенция по рассмотрению соответствующего дела определялась не посредством правоприменительного решения, то есть на основе дискреции правоприменительного органа или должностного лица, а на основе закрепленных в законе критериев, которые заранее, то есть до возникновения спора или иного правового конфликта, в нормативной форме (в виде общего правила) предопределяли бы, в каком суде подлежит рассмотрению то или иное дело, что позволило бы суду, а также сторонам и другим участникам процесса избежать неопределенности в этом вопросе (см.: Постановления от 16 марта 1998 года N 9-П, от 2 февраля 1999 года N 3-П, от 25 февраля 2004 года N 4-П, от 6 апреля 2006 года N 3-П, от 21 января 2010 года N 1-П, от 19 апреля 2010 года N 8-П, от 21 апреля 2010 года N 10-П, от 9 июня 2011 года N 12-П и от 1 марта 2012 года N 5-П). Определяющая действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов Российской Федерации, статья 12 УК РФ предусматривает, в частности, что граждане Российской Федерации, совершившие вне ее пределов преступление против интересов, охраняемых данным Кодексом, подлежат уголовной ответственности в соответствии с данным Кодексом, если в отношении их по этому преступлению не имеется решения суда иностранного государства (часть первая). Такое регулирование, в том числе применительно к преступлениям, совершенным в отношении граждан Российской Федерации, требует закрепления в уголовно-процессуальном законе подсудности соответствующих уголовных дел — по общему правилу, предусмотренному частью первой статьи 32 УПК РФ, уголовное дело подлежит рассмотрению в суде по месту совершения преступления, каковым признается то место совершения деяния, содержащего признаки преступления, где оно пресечено или окончено (часть вторая статьи 32, часть первая статьи 73 и часть первая статьи 152 УПК РФ, статьи 8, 11, 12, 14, 29, 30 УК РФ). Данное правило — в силу ограничения юрисдикции Российской Федерации по судебному рассмотрению уголовных дел территорией Российской Федерации, если иное прямо не предусмотрено международным договором Российской Федерации или самим Уголовно-процессуальным кодексом РФ (например, в части второй статьи 2), — не позволяет однозначно определить территориальную подсудность уголовных дел о преступлениях, совершенных вне пределов Российской Федерации. Применительно к уголовным делам частного обвинения о предусмотренных Уголовным кодексом РФ преступлениях, совершенных гражданами Российской Федерации в отношении граждан Российской Федерации вне пределов Российской Федерации (в частности, на морском судне, приписанном к порту иностранного государства и (или) плавающем под флагом иностранного государства), это означает, что часть первая статьи 32 УПК РФ в системе действующего правового регулирования, в том числе во взаимосвязи с положениями частей второй и третьей той же статьи и регламентирующей изменение территориальной подсудности уголовного дела статьи 35 данного Кодекса, не согласуется ни с предписанием пункта 1 части первой статьи 6 УПК РФ, в силу которого уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, ни с предписаниями частей первой и третьей статьи 12 УК РФ, закрепляющими право гражданина Российской Федерации на государственную защиту от преступлений, предусмотренных данным Кодексом. Такая неопределенность правового регулирования подсудности уголовных дел частного обвинения о признаваемых Уголовным кодексом РФ преступлениями общественно опасных деяниях, которые совершены гражданами Российской Федерации в отношении граждан Российской Федерации вне пределов Российской Федерации, позволяет правоприменителю отказывать в принятии к производству и в рассмотрении по существу соответствующих заявлений, умаляет права потерпевших от таких преступлений, ставит их и потерпевших от преступлений, совершенных на территории Российской Федерации, в неравное положение — вопреки требованиям Конституции РФ, обязывающей государство охранять достоинство личности, не допуская его умаления, и обеспечивать всем потерпевшим в равной мере доступ к правосудию и компенсацию причиненного вреда.
Постановление от 24 октября 2012 года N 23-П по делу о проверке конституционности пунктов 1, 2 и 4 части второй статьи 19 Закона Российской Федерации «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 45. Ст. 6313)
Правовые категории в Постановлении: равенство перед законом, право на благоприятную окружающую среду. Заявители: гражданка Т. С. Чаплыгина (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пунктов 1, 2 и 4 части второй статьи 19 Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», согласно которым гражданам, постоянно проживающим (работающим) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом, ежемесячные денежные компенсации в размерах 20 руб. и 80 руб. (с 1 января 2012 года соответственно 44,58 руб. и 178,3 руб.) и ежегодный дополнительный оплачиваемый отпуск продолжительностью семь календарных дней предоставляются при условии постоянного проживания (работы) в указанной зоне до 2 декабря 1995 года. Позиция заявителей: оспариваемые положения, позволяя правоприменительным органам обусловливать предоставление гражданам, постоянно проживающим (работающим) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом, ежемесячных денежных компенсаций и ежегодного дополнительного оплачиваемого отпуска фактом их проживания на территории данной зоны по состоянию на 2 декабря 1995 года, безотносительно к факту их постоянного проживания на этой территории до указанной даты (в том числе со дня аварии на Чернобыльской АЭС), и сужая тем самым круг лиц, имеющих право на соответствующие меры социальной поддержки, нарушают принцип равенства и тем самым противоречат статье 19 (части 1 и 2) Конституции РФ. Итоговый вывод решения: не соответствуют Конституции РФ положения пунктов 1, 2 и 4 части второй статьи 19 Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», в той мере, в какой эти положения препятствуют предоставлению ежемесячных денежных компенсаций и ежегодного дополнительного оплачиваемого отпуска гражданам, которые постоянно проживали (работали) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом до 1 января 1991 года, затем покинули ее в период до 2 декабря 1995 года и впоследствии (после 2 декабря 1995 года) вернулись туда на постоянное место жительства. Мотивы решения. Закон РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» гарантирует гражданам Российской Федерации, оказавшимся в зоне влияния неблагоприятных факторов, возникших вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года, либо принимавшим участие в ликвидации ее последствий, возмещение вреда, причиненного вследствие этой катастрофы их здоровью и имуществу, возмещение вреда за риск вследствие проживания и работы на территории, подвергшейся радиоактивному загрязнению, превышающему допустимые уровни в результате чернобыльской катастрофы, а также предоставление мер социальной поддержки (статьи 1, 3 и 13). Определяя условия проживания населения на территориях, подвергшихся радиоактивному загрязнению, названный Закон Российской Федерации в качестве основного показателя, обусловливающего необходимость проведения защитных мероприятий, а также возмещения вреда, использует уровень дозы облучения, вызванного радиоактивностью в результате катастрофы на Чернобыльской АЭС, и в зависимости от радиационной обстановки и с учетом других факторов подразделяет эти территории на следующие зоны: зона отчуждения, зона отселения, зона проживания с правом на отселение и зона проживания с льготным социально-экономическим статусом (пункт 1 статьи 6 и часть вторая статьи 7); при этом в зоне проживания с льготным социально-экономическим статусом помимо осуществления комплекса контрмер, включающего медицинские мероприятия по радиационной и радиоэкологической защите, предусматривается создание хозяйственно-экологической структуры, обеспечивающей улучшение качества жизни населения выше среднего уровня и компенсирующей отрицательное воздействие психоэмоциональной нагрузки, связанной с чернобыльской катастрофой и применением контрмер (статья 11), а для граждан, постоянно проживающих (работающих) на территории этой зоны, — система мер социальной поддержки (пункты 5, 7, 10 и 11 части первой статьи 18 и статья 19). Такое основание предоставления отдельных мер социальной поддержки гражданам, проживающим (работающим) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом, как постоянное проживание (работа) на этой территории, первоначально не предусматривалось, — оно было введено Федеральным законом от 24 ноября 1995 года N 179-ФЗ. Поскольку при этом право на ежемесячные денежные компенсации и ежегодный дополнительный оплачиваемый отпуск было обусловлено фактом постоянного проживания (работы) на территории зоны с льготным социально-экономическим статусом до 1 января 1991 года, граждане, прибывшие для постоянного проживания на территорию такой зоны в период с 1 января 1991 года по 2 декабря 1995 года (даты вступления в силу соответствующих положений Федерального закона от 24 ноября 1995 года N 179-ФЗ), оказались лишенными данного права, при том что ранее указанные меры социальной поддержки предоставлялись им безотносительно к факту постоянного проживания или работы в этой зоне. Постановлением Конституционного Суда РФ от 1 декабря 1997 года N 18-П (подпункт «в» пункта 1 резолютивной части) абзацы второй, третий, четвертый и шестой подпункта 2 пункта 13 статьи 1 Федерального закона от 24 ноября 1995 года N 179-ФЗ как лишающие граждан, прибывших для постоянного проживания на территорию зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом в период с 1 января 1991 года до его вступления в силу, ежемесячных денежных компенсаций и ежегодного дополнительного оплачиваемого отпуска были признаны не соответствующими статьям 42 и 55 (часть 2) Конституции РФ. При этом Конституционный Суд РФ указал, что при уточнении критериев дифференциации и адресности предоставления компенсаций и иных мер социальной поддержки, направленных в том числе на компенсацию отрицательного воздействия психоэмоциональной нагрузки, связанной с чернобыльской катастрофой и ее последствиями, законодатель обязан учитывать существующую радиационную обстановку, включая обоснованность статуса соответствующих территориальных зон, и был вправе понизить объем выплат, связанных с проживанием и работой на загрязненных радиацией территориях, только в отношении лиц, приезжающих в эти местности после вступления данного Федерального закона в силу. В правоприменительной практике требование о постоянном проживании в оговоренной зоне рассматривается как дающее право на соответствующие меры социальной поддержки только тем гражданам, кто постоянно проживал (работал) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом по состоянию на 2 декабря 1995 года, то есть факт постоянного проживания (работы) на этой территории до 1 января 1991 года, с которым положения статьи 19 Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», в редакции Федерального закона от 24 ноября 1995 года N 179-ФЗ, связывали это право, во внимание не принимается. Такое толкование указанных законоположений ставит граждан, которые постоянно проживали (работали) на территории зоны проживания с льготным социально-экономическим статусом до 1 января 1991 года, но покинули ее до 2 декабря 1995 года и впоследствии (после 2 декабря 1995 года) вернулись туда на постоянное место жительства, в худшие условия с точки зрения объема предоставляемой им социальной поддержки.
НОЯБРЬ-2012
Постановление от 7 ноября 2012 года N 24-П по делу о проверке конституционности части первой статьи 2 Федерального закона от 12 февраля 2001 года N 5-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» в истолковании, приданном ее положениям в правоприменительной практике после вступления в силу Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 20 декабря 2010 года N 21-П (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 47. Ст. 6551)
Правовые категории в Постановлении: равенство перед законом, право на благоприятную окружающую среду, юридическая сила решений Конституционного Суда. Заявители: гражданин Р. Инамов (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части первой статьи 2 Федерального закона от 12 февраля 2001 года N 5-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», согласно которой гражданам, получавшим до вступления в силу настоящего Федерального закона возмещение вреда, причиненного здоровью в связи с радиационным воздействием вследствие чернобыльской катастрофы либо с выполнением работ по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, выплачивается ежемесячная денежная компенсация. В случае, если размер указанной компенсации не достигает ранее назначенной суммы возмещения вреда, ежемесячная денежная компенсация выплачивается в ранее назначенной сумме, но не превышающей максимального размера ежемесячной страховой выплаты, установленного федеральным законом о бюджете Фонда социального страхования Российской Федерации на очередной финансовый год. Позиция заявителей: оспариваемые положения в той мере, в какой препятствуют удовлетворению заявлений инвалидов вследствие чернобыльской катастрофы из числа военнослужащих о назначении ежемесячной денежной компенсации в том же размере, в каком им были исчислены неполученные суммы возмещения вреда здоровью, противоречат Конституции РФ, в частности статье 19. Итоговый вывод решения: противоречат Конституции РФ положения части первой статьи 2 Федерального закона от 12 февраля 2001 года N 5-ФЗ, в той мере, в какой они — в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным в Постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 2010 года N 21-П, сохраняющем силу, — служат основанием для отказа в назначении инвалидам вследствие чернобыльской катастрофы из числа военнослужащих, получающим пенсию за выслугу лет, увеличенную на сумму минимального размера пенсии по инвалидности, право которых на возмещение вреда здоровью было признано Конституционным Судом РФ в Постановлении от 1 декабря 1997 года N 18-П, но которые не обращались за установлением соответствующих выплат до вступления данного Федерального закона в силу, ежемесячной денежной компенсации в возмещение вреда, причиненного здоровью в связи с выполнением работ по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, в том же размере, в каком им были исчислены неполученные суммы возмещения вреда здоровью. Мотивы решения. В Постановлении от 20 декабря 2010 года N 21-П Конституционный Суд РФ, опираясь на положения Конституции РФ, в частности ее статей 1, 2, 7, 18, 19 (части 1 и 2), 21 (часть 1), 42 и 53, пришел к выводу, что часть первая статьи 2 Федерального закона от 12 февраля 2001 года N 5-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» — по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования — не может рассматриваться как препятствующая назначению инвалидам вследствие чернобыльской катастрофы из числа военнослужащих, получающих пенсию за выслугу лет, увеличенную на сумму минимального размера пенсии по инвалидности, право которых на возмещение вреда здоровью было признано Конституционным Судом РФ в Постановлении от 1 декабря 1997 года N 18-П, но которые не обращались за установлением соответствующих выплат до вступления данного Федерального закона в силу, ежемесячной денежной компенсации в том же размере, в каком им были исчислены неполученные суммы возмещения вреда здоровью (исходя из денежного довольствия с учетом степени утраты профессиональной трудоспособности). В силу верховенства и прямого действия Конституции РФ (часть 2 статьи 4, части 1 и 2 статьи 15, часть 1 статьи 120 Конституции РФ) Конституционный Суд РФ, к исключительной компетенции которого относится признание нормативных актов неконституционными, утрачивающими силу и, следовательно, недействующими и не подлежащими применению (часть 6 статьи 125 Конституции РФ), не может быть лишен возможности устанавливать конституционный режим применения нормы, которая сама по себе признана им не противоречащей Конституции, с тем чтобы исключить неконституционное истолкование этой нормы в правоприменении. При этом норма, признанная не противоречащей Конституции в конституционно-правовом смысле, выявленном Конституционным Судом РФ, сохраняет юридическую силу и действует (и, соответственно, подлежит применению) именно в пределах ее конституционно-правовой интерпретации; норма, конституционно-правовой смысл которой выявлен Конституционным Судом РФ, может действовать и применяться только в нормативном единстве с подтвердившим ее конституционность решением Конституционного Суда; иное понимание последствий конституционно-правового истолкования нормы означало бы возможность ее применения в противоречие Конституции РФ и не соответствовало бы правовой природе и юридической силе решений Конституционного Суда РФ. Решения Конституционного Суда РФ, которыми подтверждается конституционность нормы именно в данном им истолковании и тем самым исключается любое иное, то есть неконституционное, ее истолкование и применение, имеют в этой части такие же последствия, как и признание нормы не соответствующей Конституции РФ, влекущее утрату ею юридической силы, и такую же сферу действия во времени, в пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, а значит, такое же, как нормативные акты, общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Вследствие этого любые постановления Конституционного Суда РФ, в том числе те, в которых выявляется конституционно-правовой смысл того или иного законоположения, исключающий любое иное его истолкование, являются окончательными, не могут быть пересмотрены другими органами или преодолены путем повторного принятия отвергнутого неконституционного акта либо посредством применения нормативного правового акта в истолковании, расходящемся с его конституционно-правовым смыслом, а также обязывают всех правоприменителей, включая суды общей юрисдикции и арбитражные суды, действовать в соответствии с правовыми позициями Конституционного Суда РФ.
Постановление от 8 ноября 2012 года N 25-П по делу о проверке конституционности положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 48. Ст. 6743)
Правовые категории в Постановлении: юридическая сила постановлений Конституционного Суда РФ, право на судебную защиту. Заявители: открытое акционерное общество «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 года N 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» в первоначальной редакции, согласно которой решение Конституционного Суда РФ окончательно, не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно после его провозглашения. Позиция заявителей: положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе решений Конституционного Суда РФ рассматривается как основание, не обязывающее арбитражные суды применять вступившее в силу решение Конституционного Суда РФ при пересмотре судебного акта, основанного на норме, относительно которой ранее дано разъяснение высшим судебным органом по разрешению дел, рассматриваемых арбитражными судами. Таким образом, указанные законоположения противоречат Конституции РФ, ее статьям 10, 15 (часть 1), 19 (часть 1), 35 (части 1 и 3), 45 (часть 1), 52 и 125 (часть 4). Итоговый вывод решения: соответствуют Конституции РФ положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе постановления Конституционного Суда РФ, которым нормативный правовой акт или отдельные его положения признаны не соответствующими Конституции РФ либо в котором выявлен конституционно-правовой смысл нормативного правового акта или отдельных его положений, как не допускающие с момента вступления в силу такого постановления Конституционного Суда РФ применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений, признанных этим постановлением Конституционного Суда РФ не соответствующими Конституции РФ, равно как и применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом РФ в этом постановлении, в том числе не позволяющее судам общей юрисдикции, арбитражным судам при рассмотрении дел после вступления в силу постановления Конституционного Суда РФ (включая дела, возбужденные до вступления в силу этого постановления Конституционного Суда РФ) руководствоваться нормативным правовым актом или отдельными его положениями, признанными этим постановлением Конституционного Суда РФ не соответствующими Конституции РФ, либо применять нормативный правовой акт или отдельные его положения в истолковании (в том числе приданном им высшими судебными инстанциями), расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом РФ в этом постановлении. Мотивы решения. Судебным органом конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющим судебную власть посредством конституционного судопроизводства в целях защиты основ конституционного строя, прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Конституции РФ на всей территории Российской Федерации, является Конституционный Суд РФ (статьи 1 и 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»). Достижение названных целей — исходя из особой роли Конституционного Суда РФ в формировании и функционировании правовой системы Российской Федерации, предопределенной его исключительным полномочием по проверке соответствия Конституции РФ нормативных правовых актов (статья 125 Конституции РФ), — возможно лишь при условии неукоснительного исполнения актов конституционного правосудия как императива правового государства, в котором любые споры разрешаются правовыми средствами. Неисполнение же либо ненадлежащее исполнение решений Конституционного Суда РФ, общеобязательность которых имеет конституционно-правовое основание, не только наносит ущерб интересам правосудия, но и подрывает у граждан доверие к судам и в целом к государству, обязанному признавать и защищать права и свободы человека и гражданина. Решения Конституционного Суда РФ, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают силу, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как нормативные акты, общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам судов общей юрисдикции и арбитражных судов. В то же время Конституционный Суд РФ, принимая решение по делу, оценивает смысл, придаваемый рассматриваемому нормативному акту сложившейся судебной практикой. Таким образом, он дает оценку как позиции законодателя или иного нормотворческого органа, так и ее пониманию правоприменителем, основываясь при этом на толковании положений Конституции РФ, в сфере которого по смыслу ее статьи 125 (части 5 и 6) только Конституционный Суд РФ выносит официальные решения, имеющие общеобязательное значение. Поэтому его постановления являются окончательными, не могут быть пересмотрены другими органами или преодолены путем повторного принятия неконституционного законоположения, а также обязывают всех правоприменителей, включая другие суды, действовать в соответствии с правовыми позициями Конституционного Суда РФ (см.: Постановление от 16 июня 1998 года N 19-П). Вынесенное по итогам рассмотрения дела постановление, которым нормативный правовой акт или его отдельные положения признаются не соответствующими Конституции РФ, действует непосредственно, а значит, отмена их органом, принявшим данный нормативный правовой акт, не требуется, поскольку эти положения считаются отмененными, то есть недействительными, с момента вступления постановления Конституционного Суда РФ в силу. Таким образом, юридической силой постановления Конституционного Суда, в котором выявляется конституционно-правовой смысл нормы и тем самым устраняется неопределенность в ее интерпретации с точки зрения соответствия Конституции РФ, обусловливается невозможность применения данной нормы (а значит, прекращение действия) в любом другом истолковании, расходящемся с ее конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом. Иное — в нарушение статьи 125 (часть 6) Конституции РФ и части третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» — означало бы возможность применения нормы в прежнем ее понимании, не соответствующем Конституции РФ и, следовательно, влекущем нарушение конституционных прав и свобод. Принятие Конституционным Судом РФ постановления, содержащего конституционно-правовое истолкование, в соответствии с положениями части третьей статьи 79 и части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» влечет прежде всего пересмотр вступивших в законную силу судебных актов по делам заявителей, обратившихся в Конституционный Суд РФ, а по делам лиц, не являвшихся участниками конституционного судопроизводства, но в отношении которых были применены нормативные положения, получившие в решении Конституционного Суда РФ конституционно-правовое истолкование, отличное от придававшегося им сложившейся правоприменительной практикой, такое решение Конституционного Суда РФ влечет пересмотр (изменение или отмену) основанного на данных нормативных положениях судебного акта только в тех случаях, когда он либо не вступил в законную силу, либо вступил в законную силу, но не исполнен или исполнен частично. Если при рассмотрении дела апелляционной или кассационной инстанцией либо в порядке надзора будет установлено, что суд нижестоящей инстанции при вынесении судебного акта либо применил законоположения, которые впоследствии, уже после вынесения этого судебного акта, были признаны Конституционным Судом РФ не соответствующими Конституции РФ, либо применил их в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом РФ, то такие судебные акты — исходя из того, что суды общей юрисдикции, арбитражные суды не вправе оценивать законность и обоснованность решений, принимаемых Конституционным Судом РФ, равно как и не исполнять его решения и содержащиеся в них предписания, — подлежат безусловной отмене.
Постановление от 15 ноября 2012 года N 26-П по делу о проверке конституционности положения части 2 статьи 10 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 48. Ст. 6744)
Правовые категории в Постановлении: федеративное устройство, государственная гражданская служба. Заявители: Законодательное Собрание Камчатского края (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части 2 статьи 10 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», согласно которой реестр должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации утверждается законом или иным нормативным правовым актом субъекта Федерации с учетом положений данного Федерального закона, а также структуры государственных органов, наименований, категорий и групп должностей государственной гражданской службы Российской Федерации, установленных Реестром должностей федеральной государственной гражданской службы. Позиция заявителей: рассматриваемое положение части 2 статьи 10 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» в силу своей неопределенности позволяет требовать от субъекта Российской Федерации тождественности утверждаемого им реестра должностей государственной гражданской службы и соответствующих разделов Реестра должностей федеральной государственной гражданской службы, а в качестве необходимого условия обеспечения этой тождественности — формирования структуры своих государственных органов по аналогии со структурой соответствующих федеральных государственных органов. Тем самым отрицается право субъекта Российской Федерации учреждать должности государственной гражданской службы, не предусмотренные для аналогичного органа государственной власти в соответствующем разделе Реестра должностей федеральной государственной гражданской службы, равно как и относить должности государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации к иной категории или иной группе, то есть отрицается право субъекта Российской Федерации на учреждение должностей государственной гражданской службы в зависимости от самостоятельно определенной им структуры государственных органов, а следовательно — в нарушение статей 1 (часть 1), 5 (часть 3), 11 (часть 2), 73 и 76 (часть 4) Конституции РФ — имеет место вмешательство в сферу ведения субъектов Российской Федерации, где они обладают всей полнотой государственной власти. Итоговый вывод решения: не противоречит Конституции РФ положение части 2 статьи 10 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», в той мере, в какой названное положение как выражение принципа единства правовых и организационных основ федеральной государственной гражданской службы и государственной гражданской службы субъектов Российской Федерации направлено на реализацию конституционных принципов единства системы государственной власти и единства системы исполнительной власти, обеспечение удобства граждан при их обращении в органы государственной власти за защитой своих прав, свобод и законных интересов и создание условий для равного доступа граждан Российской Федерации к государственной гражданской службе. Мотивы решения. Федеративным устройством Российской Федерации, основанным на ее государственной целостности, единстве системы государственной власти и разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, предопределяется закрепление в Конституции РФ сфер ведения Российской Федерации и совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, а также необходимость законодательного установления общих принципов организации и функционирования государственной власти на федеральном уровне и на уровне субъектов Российской Федерации, в том числе применительно к институту государственной службы Российской Федерации, включая государственную гражданскую службу, призванному обеспечивать выполнение органами государственной власти возложенных на них функций (часть 3 статьи 5, статьи 11, 71 и 72). Согласно Конституции РФ, ее статьям 71, 72, 77, правовое регулирование государственной гражданской службы субъектов Российской Федерации составляет предмет совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, а значит, осуществляется путем издания федеральных законов и принимаемых в соответствии с ними законов и иных нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации (часть 2 статьи 76) с учетом федеративной природы взаимоотношений Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, не допускающей, как указал Конституционный Суд РФ, реализацию органами государственной власти Российской Федерации полномочий по предметам совместного ведения без соотнесения с интересами субъектов Российской Федерации и местом их органов власти в системе публичной власти (см.: Постановления от 9 января 1998 года N 1-П, от 11 апреля 2000 года N 6-П и от 3 февраля 2009 года N 2-П). Закрепляя в качестве одного из принципов организации государственной гражданской службы Российской Федерации единство ее правовых и организационных основ (пункт 2 статьи 4), обусловливающее необходимость обеспечения разумного единообразия в правовом регулировании в данной сфере совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, названный Федеральный закон в целях конкретизации нормативного содержания данного принципа предусматривает единую классификацию должностей гражданской службы по категориям и группам и на ее основе закрепляет единые квалификационные требования для замещения должностей государственной гражданской службы, а также порядок присвоения классных чинов государственной гражданской службы (статьи 9, 11 и 12). В этих же целях его статья 10 предусматривает необходимость утверждения указом Президента РФ Реестра должностей федеральной государственной гражданской службы, представляющего собой свод перечней соответствующих должностей с учетом их классификации по государственным органам, категориям, группам, а также по иным признакам, и утверждения законом или иным нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации реестров должностей государственной гражданской службы субъектов Российской Федерации — с учетом структуры государственных органов, наименований, категорий и групп должностей государственной гражданской службы Российской Федерации, установленных Реестром должностей федеральной государственной гражданской службы. Федеральный законодатель, признав утратившими силу положения Федеральных законов «О системе государственной службы Российской Федерации» и «О государственной гражданской службе Российской Федерации», касавшиеся определения соотношения должностей федеральной государственной гражданской службы и типовых должностей государственной гражданской службы субъектов Российской Федерации и формирования Сводного реестра должностей государственной гражданской службы Российской Федерации (Федеральный закон от 28 декабря 2010 года N 419-ФЗ), тем самым в принципиальном плане подтвердил права субъектов Российской Федерации по осуществлению регулирования в соответствующей сфере, в том числе в части определения соотношения между должностями федеральной государственной службы и должностями государственной службы субъектов Российской Федерации исходя из объективных требований и функционально обусловленных параметров. Положения статьи 77 (часть 1) Конституции РФ во взаимосвязи с абзацем вторым пункта 1 статьи 3, пунктами 2 и 3 статьи 5, пунктом 4 статьи 8 и пунктом 3 статьи 9 Федерального закона «О системе государственной службы Российской Федерации», статьями 1, 8 и 9 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», пунктом 2 статьи 4, подпунктом «м» пункта 2 статьи 5, пунктом 4 статьи 17 и пунктом 3 статьи 20 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» формируют право субъекта Российской Федерации самостоятельно — в предусмотренных законом пределах, обусловленных объективным несовпадением функций, выполняемых государственными органами Российской Федерации и государственными органами субъектов Российской Федерации, — учреждать те или иные должности государственной гражданской службы в зависимости от установленных ими системы и структуры государственных органов. Вместе с тем самостоятельность субъекта Российской Федерации при учреждении должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации не исключает право федерального законодателя требовать — исходя из конституционно значимых целей — рационального единообразия в правовом регулировании. Необходимость такого единообразия объективно обусловлена значимостью соответствия между должностями государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации и должностями федеральной государственной гражданской службы, поскольку исполнение аналогичных функций предполагает по общему правилу отнесение лиц, замещающих соответствующие должности, к одним и тем же по наименованию, категориям и группам должностям государственной гражданской службы. Для обеспечения единого подхода к учреждению должностей государственной гражданской службы федеральный законодатель избрал в части 2 статьи 10 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» в качестве способа правового регулирования отсылку к положениям Реестра должностей федеральной государственной гражданской службы, не конкретизировав порядок их использования субъектами Российской Федерации при принятии собственных реестров должностей государственной гражданской службы. Отсутствует такая конкретизация и в действующем Реестре должностей федеральной государственной гражданской службы, который, будучи сводом перечней должностей, учрежденных в федеральных государственных органах, является отражением на данный момент системы и структуры федеральных органов государственной власти, а также потребностей Российской Федерации в конкретных должностях государственной гражданской службы. В результате в судебной практике требование об учете субъектами Российской Федерации структуры государственных органов, наименований, категорий и групп должностей государственной гражданской службы Российской Федерации, установленных Реестром должностей федеральной государственной гражданской службы, нередко рассматривается и воспринимается как императивное в том смысле, что оно подразумевает необходимость полной унификации должностей государственной гражданской службы. Такая интерпретация вышеуказанного законоположения приводит к ограничению конституционных полномочий субъектов Российской Федерации по учреждению должностей государственной гражданской службы в государственных органах субъектов Российской Федерации.
Постановление от 19 ноября 2012 года N 27-П по делу о проверке конституционности положений пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 48. Ст. 6745)
Правовые категории в Постановлении: социальное обеспечение, равенство перед законом. Заявители: гражданка И. Ю. Фролова (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пункта 7 статьи 20 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации», согласно которому правила о выплате ежемесячного пособия членам семьи погибшего (умершего) судьи не применяются, если в предусмотренном законом порядке будет установлено, что причинение вреда судье не связано с его служебной деятельностью; положения пункта 1 статьи 10 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», согласно которому в страховой стаж включаются периоды работы и (или) иной деятельности, которые выполнялись на территории Российской Федерации гражданами Российской Федерации, застрахованными в соответствии с Федеральным законом «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации», при условии, что за эти периоды уплачивались страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации; положения пункта 1 статьи 16 вышеуказанного Федерального закона, устанавливающие порядок определения размера трудовой пенсии по случаю потери кормильца; положения пункта 1 статьи 29.1 вышеуказанного нормативно-правового акта, предусматривающие порядок определения суммы расчетного пенсионного капитала застрахованного лица, с учетом которой исчисляется размер трудовой пенсии; положения пунктов 1 и 3 статьи 30 того же Федерального закона, закрепляющие порядок оценки пенсионных прав застрахованных лиц по состоянию на 1 января 2002 года путем их конвертации (преобразования) в расчетный пенсионный капитал и порядок определения в этих целях расчетного размера трудовой пенсии. Позиция заявителей: оспариваемые положения не позволяют обеспечить членам семей тех судей, которые умерли по причинам, не связанным с исполнением ими служебных обязанностей, адекватную социальную защиту, в частности при расчете размера пенсии по случаю потери кормильца по правилам, установленным для нетрудоспособных иждивенцев умершего кормильца, с доходов которого в соответствии с законом страховые взносы в Пенсионный фонд РФ не начислялись. Таким образом, они противоречат Конституции РФ, ее статьям 19 (части 1 и 2), 39 (части 1 и 2) и 55 (части 2 и 3). Итоговый вывод решения: не противоречит Конституции РФ положение пункта 7 статьи 20 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» в той мере, в какой он обусловливает выплату нетрудоспособным членам семьи погибшего (умершего) судьи (пребывавшего в отставке судьи), находившимся на его иждивении, ежемесячного возмещения, предусмотренного пунктом 4 той же статьи, наличием причинно-следственной связи между гибелью (смертью) судьи (пребывавшего в отставке судьи) и его служебной деятельностью, то есть выполнением судьей конституционно значимых функций по отправлению правосудия, предопределяющим конституционно-правовой статус судьи; противоречат Конституции РФ положения пункта 7 статьи 20 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в их взаимосвязи в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования установленный ими механизм социальной защиты нетрудоспособных членов семьи судьи (пребывавшего в отставке судьи), умершего вследствие причин, не связанных с его служебной деятельностью, которые находились на его иждивении, не гарантирует этим лицам пенсионное обеспечение по случаю потери кормильца в размере, соотносимом с утраченным доходом семьи в виде заработной платы судьи (ежемесячного пожизненного содержания пребывавшего в отставке судьи), на условиях, определяемых с учетом его конституционно-правового статуса и по крайней мере не хуже предусмотренных для членов семей лиц, осуществлявших трудовую или иную общественно полезную деятельность и в связи с этим подлежавших обязательному пенсионному страхованию. Мотивы решения. Как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ, конституционный статус судьи является не личной привилегией, а средством, призванным обеспечивать каждому действительную защиту его прав и свобод правосудием; общество и государство, предъявляя к судье и его профессиональной деятельности высокие требования, вправе и обязаны обеспечить ему дополнительные гарантии надлежащего осуществления деятельности по отправлению правосудия; конституционный статус судьи включает и предоставление ему в будущем особого статуса судьи в отставке, что также служит гарантией надлежащего осуществления правосудия, дает основания для предъявления к судьям высоких требований и позволяет сохранять доверие к их компетентности, независимости и беспристрастности (см.: Постановления от 19 февраля 2002 года N 5-П, от 31 января 2008 года N 2-П и от 20 апреля 2010 года N 9-П). К числу гарантий независимости судей при осуществлении правосудия статья 9 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» относит предоставление судье за счет государства материального и социального обеспечения. Регулирующая предоставление мер социальной защиты судье и членам его семьи статья 20 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» предусматривает для членов семьи судьи (пребывавшего в отставке судьи) в случае его гибели (смерти) ежемесячную выплату за счет федерального бюджета возмещения, размер которого исчисляется исходя из заработной платы занимающего соответствующую должность судьи (исходя из размера назначенного судье пожизненного содержания), однако при этом ограничивает предоставление данной меры социальной защиты случаями гибели (смерти) судьи в связи с осуществлением им служебной деятельности (пункты 4 и 7). Обусловливая предоставление социальной защиты нетрудоспособным членам семьи погибшего (умершего) судьи, находившимся на его иждивении, наличием причинно-следственной связи между гибелью (смертью) судьи и его служебной деятельностью, положение пункта 7 статьи 20 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» не охватывает случаи смерти судьи от заболевания, не связанного с исполнением обязанностей по должности судьи, — оно является элементом правового регулирования возмещения вреда, причиненного судье и членам его семьи именно в связи с осуществлением судьей служебной деятельности, то есть с выполнением конституционно значимых функций по отправлению правосудия, а следовательно, предопределено конституционным статусом судьи и как таковое не противоречит Конституции РФ. Конституция РФ обязывает Россию как правовое и социальное государство обеспечивать эффективную защиту и поддержку семьи, в том числе путем предоставления социального обеспечения в связи с воспитанием детей, а также в случае потери кормильца (часть 1 статьи 1, часть 2 статьи 7, часть 1 статьи 38, часть 1 статьи 39). Осуществляя во исполнение указанных конституционных предписаний правовое регулирование социального обеспечения членов семьи погибшего (умершего) кормильца, федеральный законодатель исходит из того, что по общему правилу правовой статус такой семьи производен от правового статуса лица, на иждивении которого находились ее члены, в том числе несовершеннолетние дети, и обусловливается спецификой профессиональной деятельности кормильца и причиной его гибели (смерти). Соответственно, основной вид социального обеспечения членов семьи погибшего (умершего) кормильца — пенсия по случаю потери кормильца, которая предоставляется в системе обязательного пенсионного страхования или государственного пенсионного обеспечения и размер которой поставлен в зависимость от его заработка (дохода). В случае гибели (смерти) судьи нетрудоспособным членам его семьи, состоявшим на его иждивении (в частности, детям, не достигшим возраста 18 лет, а также неработающему супругу, независимо от возраста и трудоспособности, занятому уходом за детьми, не достигшими 14 лет и имеющими право на трудовую пенсию по случаю потери кормильца), при наличии у судьи ранее приобретенного страхового стажа устанавливается в рамках системы обязательного пенсионного страхования трудовая пенсия по случаю потери кормильца, размер которой определяется по общим правилам, предусмотренным Федеральным законом «О трудовых пенсиях в Российской Федерации». Соответственно, объем пенсионных прав нетрудоспособных членов семьи судьи, находившихся на его иждивении, в системе обязательного пенсионного страхования определяется объемом пенсионных прав умершего кормильца, в частности наличием страхового стажа (безотносительно к его продолжительности) и величиной расчетного пенсионного капитала, который начиная с 1 января 2002 года должен формироваться за счет страховых взносов в Пенсионный фонд РФ, начисляемых на его заработную плату. Между тем заработная плата судьи не включается в базу для начисления страховых взносов в Пенсионный фонд РФ (часть 3 статьи 9 Федерального закона от 24 июля 2009 года N 212-ФЗ «О страховых взносах в Пенсионный фонд Российской Федерации, Фонд социального страхования Российской Федерации, Федеральный фонд обязательного медицинского страхования»), в связи с чем в период осуществления полномочий по должности судьи формирование расчетного пенсионного капитала не осуществляется, и в случае его смерти размер трудовой пенсии по случаю потери кормильца, назначаемой нетрудоспособным членам его семьи, находившимся на его иждивении, определяется безотносительно к его заработной плате по должности судьи. Таким образом, трудовые пенсии по случаю потери кормильца нетрудоспособным членам семей судей, находившимся на их иждивении, назначаются в размерах, не соотносимых с заработной платой умершего судьи, на которую за период исполнения им полномочий по должности судьи не начислялись страховые взносы в Пенсионный фонд РФ. Тем самым — в отступление от конституционных принципов равенства и справедливости — указанные лица необоснованно ставятся в худшее положение по сравнению с членами семей застрахованных граждан, за которых в период работы по трудовому договору или осуществления иной общественно полезной деятельности уплачивались страховые взносы в Пенсионный фонд РФ. По смыслу статьи 124 Конституции РФ во взаимосвязи с конкретизирующей ее статьей 33 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» финансирование судов, которое производится только из федерального бюджета и которым должна обеспечиваться возможность полного и независимого осуществления правосудия в соответствии с Федеральным законом, предполагает, как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 19 февраля 2002 года N 5-П, и финансирование пожизненного содержания, назначаемого пребывающим в отставке судьям, за счет федерального бюджета, а не из средств социальных фондов. В случаях, когда судья не приобрел право на ежемесячное пожизненное содержание либо утратил его в связи с прекращением отставки, а также по его собственному выбору ему может быть назначена трудовая пенсия по старости или по инвалидности на общих основаниях. Поэтому в целях обеспечения формирования пенсионных прав судей за период исполнения полномочий по должности судьи, когда на них не распространялось обязательное пенсионное страхование, поскольку на заработную плату судей не начислялись страховые взносы в Пенсионный фонд РФ, Федеральным законом от 4 июня 2011 года N 126-ФЗ «О гарантиях пенсионного обеспечения для отдельных категорий граждан» был определен порядок преобразования в расчетный пенсионный капитал пенсионных прав, приобретенных ими за период с 1 января 2002 года. В соответствии с названным Федеральным законом расчетный пенсионный капитал судей формируется из средств, выделенных Пенсионному фонду РФ из федерального бюджета в сумме, которая рассчитывается путем умножения действующей на день установления страховой части трудовой пенсии стоимости страхового года на продолжительность периодов работы в должности судьи и подлежит применению при определении размера трудовой пенсии по старости или по инвалидности. Но данный порядок не рассчитан на восполнение нетрудоспособным членам семьи судьи, находившимся на его иждивении, при определении размера трудовой пенсии по случаю потери кормильца имущественных потерь, обусловленных тем, что в системе обязательного пенсионного страхования формирование пенсионных прав лица в период его пребывания в должности судьи не осуществляется. При этом если судьи имеют возможность выбора способа пенсионного обеспечения (пенсия на общих основаниях либо ежемесячное пожизненное содержание), то для нетрудоспособных членов семьи судьи, находившихся на его иждивении, единственным вариантом пенсионного обеспечения в таких случаях является назначение им трудовой пенсии по случаю потери кормильца, при том что размер этой пенсии определяется безотносительно к его заработной плате по должности судьи и, соответственно, не позволяет компенсировать утраченный в связи с его смертью доход. Исключение заработной платы судьи из базы для начисления страховых взносов в Пенсионный фонд РФ, предопределенное приоритетным значением специального механизма пенсионного обеспечения судей как носителей особого конституционно-правового статуса, приводит к ущемлению интересов нетрудоспособных членов их семей, правовой статус которых (в том числе в сфере пенсионного обеспечения) производен от статуса судьи и, следовательно, требует создания для них гарантий достойного материального обеспечения. При этом в отличие от членов семей лиц, замещавших некоторые иные государственные должности Российской Федерации, членам семьи умершего судьи не предоставляются и другие выплаты, которые, будучи назначены в дополнение к трудовой пенсии по случаю потери кормильца, позволяли бы в большей степени восполнить доход, утраченный в связи со смертью кормильца, обладавшего особым статусом, предполагающим наделение правом на специальное пенсионное обеспечение как его самого, так и в случае его смерти — нетрудоспособных членов его семьи, находившихся на его иждивении. Следовательно, вопреки конституционным принципам равенства и справедливости, члены семей судей при реализации права на социальное обеспечение поставлены в худшее положение и по сравнению с членами семей лиц, замещавших некоторые другие государственные должности Российской Федерации, поскольку специальный порядок пенсионного обеспечения в связи с потерей кормильца (в том числе в случае, если к моменту смерти кормилец имел статус судьи в отставке и ему выплачивалось ежемесячное пожизненное содержание) для них не установлен.
Постановление от 26 ноября 2012 года N 28-П по делу о проверке конституционности положений части 1 статьи 16.2 и части 2 статьи 27.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 50 (ч. VI). Ст. 7124)
Правовые категории в Постановлении: право собственности, равенство перед законом. Заявители: общество с ограниченной ответственностью «Авеста» (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части 1 статьи 16.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, в соответствии с которой недекларирование по установленной форме товаров, подлежащих декларированию таможенным органам, за исключением случаев, предусмотренных статьей 16.4 данного Кодекса, влечет наложение административного штрафа на граждан и юридических лиц в размере от одной второй до двукратного размера стоимости товаров, явившихся предметами административного правонарушения, с их конфискацией или без таковой либо конфискацию предметов административного правонарушения; положения части 2 статьи 27.11 КоАП РФ, согласно которой стоимость изъятых вещей, явившихся предметами административного правонарушения, определяется на основании государственных регулируемых цен в случае, если таковые установлены; в остальных случаях стоимость изъятых вещей определяется на основании их рыночной стоимости; в случае необходимости стоимость изъятых вещей определяется на основании заключения эксперта. Позиция заявителей: оспариваемые положения лишают объединение граждан, зарегистрированное в качестве юридического лица, возможности в разумных пределах предвидеть последствия своих действий, поскольку позволяют судам использовать для оценки стоимости перемещаемого через таможенную границу товара — в целях определения наличия состава административного правонарушения и исчисления размера административного штрафа за совершение юридическим лицом такого административного правонарушения, как недекларирование по установленной форме товаров, подлежащих таможенному декларированию, — рыночную стоимость этого товара на территории Российской Федерации. Таким образом, рассматриваемые положения противоречат Конституции РФ, ее статьям 17 (часть 1), 19 (часть 1), 35 (части 1, 2 и 3), 54 (часть 2) и 55 (часть 3). Итоговый вывод решения: не противоречат Конституции РФ положения части 1 статьи 16.2 и части 2 статьи 27.11 КоАП РФ в той мере, в какой они предполагают возможность применения более высоких штрафных административных санкций в отношении юридических лиц, устанавливая тем самым для них повышенную ответственность за соблюдение таможенных правил при ввозе на таможенную территорию товаров, подлежащих декларированию, по сравнению с ответственностью физических лиц, ввозящих товары для личного пользования. Мотивы решения. Российская Федерация заключила 6 октября 2007 года с Республикой Беларусь и Республикой Казахстан Договор о создании единой таможенной территории и формировании таможенного союза в рамках Евразийского экономического сообщества, а 27 ноября 2009 года в целях обеспечения таможенного регулирования на единой таможенной территории — Договор о Таможенном кодексе таможенного союза, который в соответствии с решением Межгосударственного Совета Евразийского экономического сообщества от 5 июля 2010 года N 48 вступил в силу с 6 июля 2010 года с учетом отдельных временных изъятий. В Российской Федерации данный Договор, а следовательно, и сам Таможенный кодекс таможенного союза как его неотъемлемая часть применяются с 1 июля 2010 года. Тем самым Российская Федерация передала полномочия по регулированию правовых отношений, связанных с перемещением товаров через таможенную границу таможенного союза, Межгосударственному Совету Евразийского экономического сообщества. В соответствии с его главой 8 «Таможенная стоимость товаров», положения которой не распространяются на товары, перемещаемые через таможенную границу физическими лицами для личного пользования (пункт 4 статьи 64), декларирование таможенной стоимости осуществляется декларантом — юридическим лицом в рамках таможенного декларирования товаров путем заявления сведений о методе определения таможенной стоимости товаров, величине таможенной стоимости товаров, об обстоятельствах и условиях внешнеэкономической сделки, имеющих отношение к определению таможенной стоимости товаров; заявляемая таможенная стоимость товаров и представляемые сведения, относящиеся к ее определению, должны основываться на достоверной, количественно определяемой и документально подтвержденной информации (пункты 1, 2 и 4 статьи 65). Основой определения таможенной стоимости ввозимых на таможенную территорию таможенного союза товаров, согласно статье 2 вступившего в силу одновременно с Договором о Таможенном кодексе таможенного союза Соглашения об определении таможенной стоимости товаров, перемещаемых через таможенную границу таможенного союза, от 25 января 2008 года, должна быть в максимально возможной степени стоимость сделки с этими товарами в значении, установленном в статье 4 данного Соглашения, предусматривающей, что ценой, фактически уплаченной или подлежащей уплате за ввозимые товары, является общая сумма всех платежей за эти товары, осуществленных или подлежащих осуществлению покупателем непосредственно продавцу или иному лицу в пользу продавца; в случае невозможности определения таможенной стоимости ввозимых товаров по стоимости сделки с ними применяются правила, установленные статьями 6 — 10 Соглашения; при этом таможенная стоимость товаров и сведения, относящиеся к ее определению, должны основываться на достоверной, количественно определяемой и документально подтвержденной информации; процедура определения таможенной стоимости товаров должна быть общеприменимой, то есть не различаться в зависимости от источников поставки товаров (страны происхождения, вида товаров, участников сделки и др.). Положения части 1 статьи 16.2 и части 2 статьи 27.11 КоАП РФ в их взаимосвязи ранее были предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ применительно к решению вопроса о привлечении физических лиц к административной ответственности за недекларирование перемещаемых ими через таможенную границу Российской Федерации товаров, ввозимых для личного пользования, и определению размера административного штрафа за данное административное правонарушение на основании оценки стоимости этих товаров. В Постановлении от 13 июля 2010 года N 15-П Конституционный Суд РФ признал положения части 1 статьи 16.2 и части 2 статьи 27.11 КоАП РФ в их взаимосвязи не соответствующими Конституции РФ, ее статьям 17 (часть 1), 19 (часть 1), 35 (части 1, 2 и 3), 54 (часть 2) и 55 (часть 3), в той мере, в какой они в системе действовавшего правового регулирования позволяли для целей определения наличия состава административного правонарушения (недекларирование товаров) и исчисления размера административного штрафа использовать при оценке стоимости перемещаемых через таможенную границу Российской Федерации товаров, ввозимых физическими лицами для личных нужд, вместо таможенной стоимости этих товаров их рыночную стоимость на территории Российской Федерации и включать в стоимость товара ту ее часть, которая законом и подзаконными правовыми актами разрешена к ввозу без письменного декларирования и уплаты таможенных пошлин, налогов, Конституционный Суд РФ не исключил наличие у федерального законодателя дискреционного правомочия устанавливать для указанных целей иной порядок определения стоимости этих товаров при исчислении размера штрафных санкций. Следовательно, санкция, предусмотренная частью 1 статьи 27.11 КоАП РФ, оставаясь текстуально неизменной, фактически модифицирована на основании Постановления Конституционного Суда РФ от 13 июля 2010 года N 15-П в части определения размера административного штрафа для физических лиц, осуществляющих ввоз товаров для личного пользования. В отношении же юридических лиц для исчисления административного штрафа используется не таможенная, а рыночная стоимость ввозимого товара на территории Российской Федерации. Перемещение через таможенную границу товаров юридическими лицами (учитывая специфику их правового статуса) и физическими лицами, ввозящими товары для личных нужд, различается по своим целям и последствиям. Эти различия — поскольку они носят не формальный, а сущностный характер — не позволяют в полной мере распространить правовую позицию, выраженную Конституционным Судом РФ применительно к таким субъектам таможенных правоотношений, как физические лица, на правоотношения, возникающие в связи с привлечением юридических лиц к административной ответственности за нарушение таможенных правил. Вместе с тем возможность применения в правоотношениях, связанных с административной ответственностью в таможенной сфере, различных подходов к ответственности физических лиц, ввозящих товары для личного пользования, и иных лиц — участников таможенных отношений не снимает с федерального законодателя обязанности четко и однозначно определить, какую стоимость товара, явившегося предметом предусмотренного частью 1 статьи 16.2 КоАП РФ административного правонарушения, следует использовать при исчислении размера соответствующего административного штрафа. Но следует отметить, что то обстоятельство, что до настоящего времени необходимые во исполнение Постановления Конституционного Суда РФ от 13 июля 2010 года N 15-П изменения в федеральное законодательство не внесены, хотя и снижает степень ясности, четкости и формальной определенности при исчислении размера административного штрафа, налагаемого на юридические лица при привлечении их к административной ответственности за недекларирование по установленной форме товаров, подлежащих таможенному декларированию, но и не ставит данных субъектов административной ответственности в положение, не позволяющее им предвидеть правовые последствия своих действий: юридическое лицо должно иметь представление о рыночной стоимости перемещаемых им через таможенную границу товаров, равно как и об ответственности за недекларирование или ненадлежащее декларирование товаров при их ввозе на таможенную территорию, в том числе с учетом устоявшейся практики, подтверждаемой актами Государственного таможенного комитета РФ, либо иметь возможность воспользоваться услугами лиц, обладающих соответствующими профессиональными знаниями. Особое мнение выразили судьи С. Д. Князев, Н. В. Мельников, К. В. Арановский.
Постановление от 30 ноября 2012 года N 29-П по делу о проверке конституционности положений части пятой статьи 244.6 и части второй статьи 333 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 51. Ст. 7323)
Правовые категории в Постановлении: право на судебную защиту, равенство перед законом. Заявители: граждане В. А. Мартынов, А. Г. Круглов, А. В. Маргин и Ю. С. Шардыко (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения части второй статьи 333 Гражданского процессуального кодекса РФ, согласно которой частная жалоба, представление прокурора на определение суда первой инстанции, за исключением определений о приостановлении производства по делу, о прекращении производства по делу, об оставлении заявления без рассмотрения, рассматриваются судом апелляционной инстанции без извещения лиц, участвующих в деле; положения части пятой статьи 244.6 ГПК РФ, которая применительно к производству по рассмотрению заявлений о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного постановления в разумный срок также предусматривает, что частная жалоба, представление прокурора на определение суда о возвращении такого заявления рассматриваются судом апелляционной инстанции без извещения сторон. Позиция заявителей: оспариваемые положения, не предполагая обязанности суда извещать лицо, участвующее в деле, о времени и месте рассмотрения его частной жалобы, не позволяют такому лицу реализовать свои процессуальные права, предусмотренные законом, в том числе принимать участие в открытом заседании суда апелляционной инстанции по рассмотрению своей частной жалобы или направлять в заседание своего представителя-адвоката, быть выслушанным судом, заявлять отвод составу суда при наличии к тому установленных законом оснований, противоречат Конституции РФ, ее статьям 2, 17, 19 (части 1 и 2), 45 (часть 2), 46, 47 (часть 1), 48 (часть 1), 52, 55 и 123. Итоговый вывод решения: не противоречат Конституции РФ положения части пятой статьи 244.6 и части второй статьи 333 ГПК РФ, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования эти положения предполагают: наделение лиц, участвующих в деле, правом быть извещенными о самом факте подачи частной жалобы на определение суда первой инстанции с обязательным предоставлением им возможности ознакомиться с частной жалобой и в случаях, когда частная жалоба рассматривается без проведения слушания, направить суду в отношении ее свое мнение в письменном виде; извещение лиц, участвующих в деле, о времени и месте судебного заседания по рассмотрению судом второй инстанции частной жалобы на определение суда первой инстанции с проведением слушания в случаях, когда суд второй инстанции, учитывая характер и сложность разрешаемого процессуального вопроса и имея в виду доводы частной жалобы, в том числе оценивая, возможна ли проверка законности и обоснованности определения суда первой инстанции без исследования в заседании имеющихся в деле либо вновь представленных доказательств, приходит к выводу о том, что в целях вынесения правильного и обоснованного решения и тем самым — защиты прав и свобод человека и гражданина необходимо предоставить лицам, участвующим в деле, возможность донести до суда второй инстанции свою позицию устно. Мотивы решения. Порядок судебного разбирательства, при котором проводится слушание дела, призван создать надлежащие условия для реализации лицами, участвующими в деле, принадлежащих им процессуальных прав, что предполагает его применение для разрешения дел по существу, причем в первую очередь — в связи с необходимостью представления и исследования доказательств, то есть в тех случаях, когда решаются преимущественно вопросы факта. Именно для таких случаев правило об обязательном извещении лиц, участвующих в деле, о времени и месте судебного заседания (статья 113 ГПК РФ) служит предпосылкой реализации этими лицами права на личное участие в судебном заседании, являющегося неотъемлемым элементом принципа состязательности и равноправия сторон (часть 3 статьи 123 Конституции РФ), и становится гарантией обеспечения в ходе судебного разбирательства действия указанного конституционного принципа. Соответственно, порядок апелляционного производства по гражданским делам, введенный Федеральным законом от 9 декабря 2010 года N 353-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации», предусматривает извещение лиц, участвующих в деле, судом апелляционной инстанции, который повторно рассматривает дело в судебном заседании по правилам суда первой инстанции, о времени и месте рассмотрения жалобы, представления прокурора (часть первая статьи 327 ГПК РФ). Возможность разрешения судом дел без проведения слушания, что предполагает рассмотрение поставленного перед судом вопроса прежде всего на основании письменных доказательств, представленных участвующими в деле лицами, вытекает как из Конституции РФ, которая не закрепляет обязательность судебного разбирательства с проведением слушания, так и из международно-правовых актов, являющихся составной частью правовой системы России. Европейский суд по правам человека, трактуя Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, также подтверждает необязательность проведения судебного разбирательства в апелляционной инстанции (см.: Постановления от 19 декабря 1989 года по делу «Камасински (Kamasinski) против Австрии», от 29 октября 1991 года по делу «Фейде (Fejde) против Швеции», от 22 апреля 2010 года по делу «Севастьянов против России»). Разрешение судом дел без проведения слушания позволяет оптимизировать сроки их рассмотрения. По смыслу правовых позиций, изложенных Конституционным Судом РФ в Постановлениях от 5 февраля 2007 года N 2-П и от 19 марта 2010 года N 7-П, устанавливаемые федеральным законодателем институциональные и процедурные условия осуществления процессуальных прав должны отвечать требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты и тем самым обеспечивать справедливость судебного решения, без чего недостижим баланс публично-правовых и частноправовых интересов; игнорирование же федеральным законодателем принципа процессуальной экономии влечет неоправданное и лишенное смысла использование временных, финансовых и кадровых ресурсов государства для рассмотрения дела; при этом законодательная реализация данного принципа имеет значение не столько с точки зрения рационального расходования публичных ресурсов, которое само по себе не могло бы являться достаточным конституционно-правовым основанием для отступления от традиционного порядка судопроизводства, сколько с точки зрения создания условий для скорейшего предоставления лицам, участвующим в деле, судебной защиты, своевременность осуществления которой, учитывая характер поставленного перед судом вопроса, может оказаться не менее значимой, чем сама возможность ее получения. Порядок разрешения судом дела без проведения слушания призван создать условия для максимально быстрого и эффективного рассмотрения поставленного перед судом вопроса, не требующего присутствия в судебном заседании лиц, участвующих в деле, что делает возможным его применение в первую очередь в процессуальных формах судебного разбирательства, по итогам которого принимаются судебные постановления (определения) по процессуальным вопросам — без рассмотрения дела по существу, а следовательно, не определяющие материально-правовое положение сторон, то есть решающие преимущественно вопросы права. Несмотря на то что производство по частным жалобам на определения суда первой инстанции включено в главу 39 «Производство в суде апелляционной инстанции» ГПК РФ, оно, по существу, представляет собой особый вид производства в суде второй инстанции, не смешиваясь с апелляционным производством по апелляционным жалобам на решения суда первой инстанции. Соответственно, допустимо и установление различных процессуальных правил рассмотрения судом второй инстанции апелляционных жалоб на решения суда первой инстанции и частных жалоб, представлений прокурора на определения суда первой инстанции исходя из того, что к процессуальному порядку рассмотрения частных жалоб, представлений прокурора как специальному вспомогательному механизму применимы — в изъятие из общего порядка — повышенные требования процессуальной экономии, обусловливающие ускоренное рассмотрение вопросов, не связанных с разрешением дела по существу. В настоящее время из общего правила о необходимости извещения лиц, участвующих в деле, о времени и месте судебного заседания исключение сделано в отношении рассмотрения судом второй инстанции частной жалобы, представления прокурора на определение суда первой инстанции (часть пятая статьи 244.6 и часть вторая статьи 333 ГПК РФ). В случаях, когда суду второй инстанции, рассматривающему частную жалобу на определение суда первой инстанции, для проверки его законности и обоснованности может потребоваться ознакомление не только с доказательствами, положенными в основу данного определения, но и с доказательствами, представленными подавшим частную жалобу лицом в связи с тем, что эти доказательства по какой-либо причине не могли быть представлены в суд первой инстанции или не были им приняты, исследование доказательств должно происходить в судебном заседании с проведением слушания при обязательном извещении лиц, участвующих в деле, о времени и месте судебного заседания, поскольку проведение слушания в таких случаях не только выступает единственной предпосылкой для представления и исследования определенных видов доказательств (например, показаний свидетелей), но и служит гарантией осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (часть 3 статьи 123 Конституции РФ). Судебная практика, с учетом которой Конституционный Суд РФ в силу части второй статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» оценивает конституционность рассматриваемых им норм, нашедшая отражение, в частности, в пункте 48 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 июня 2012 года N 13 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регламентирующих производство в суде апелляционной инстанции», исходит из того, что суд апелляционной инстанции рассматривает частную жалобу, представление прокурора без извещения лиц, участвующих в деле, но с учетом характера и сложности разрешаемого процессуального вопроса, а также с учетом доводов частной жалобы, представления суд, рассматривающий во второй инстанции частную жалобу, представление, вправе по собственной инициативе вызвать лиц, участвующих в деле, в судебное заседание. У Конституционного Суда РФ нет оснований полагать, что суды второй инстанции при рассмотрении частных жалоб на определения суда первой инстанции, опираясь на приведенное разъяснение Верховного Суда РФ, будут действовать произвольно, не учитывая наличие реальной потребности в проведении слушания, в том числе с учетом заявленных подателем жалобы ходатайств, что не исключает и прямого законодательного установления соответствующей обязанности суда второй инстанции и механизма ее осуществления. Представляется также конституционно оправданным прямое указание на случаи, когда проверка законности и обоснованности определения суда первой инстанции вследствие необходимости исследования доказательств требует обязательного проведения судом второй инстанции слушания с извещением о времени и месте судебного заседания лиц, участвующих в деле. Особое мнение по делу выразил судья Г. А. Жилин.
ДЕКАБРЬ-2012
Постановление от 5 декабря 2012 года N 30-П по делу о проверке конституционности положений пункта 5 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и пункта 5 статьи 19 Закона Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 51. Ст. 7324)
Правовые категории в Постановлении: равенство перед законом, свобода совести и вероисповедания, право на объединение и свободу собраний. Заявители: Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пункта 5 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», согласно которому публичные богослужения, другие религиозные обряды и церемонии, проводимые вне культовых зданий и сооружений и относящихся к ним территорий, иных мест, предоставленных религиозным организациям для этих целей, вне мест паломничества, учреждений и предприятий религиозных организаций, кладбищ и крематориев, а также жилых помещений, осуществляются в порядке, установленном для проведения митингов, шествий и демонстраций; положения пункта 5 статьи 19 Закона Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», согласно которому публичные богослужения, другие религиозные обряды и церемонии, проводимые вне культовых зданий и сооружений и относящихся к ним территорий, иных мест, предоставленных религиозным организациям для этих целей, вне мест религиозного почитания, учреждений и предприятий религиозных организаций, кладбищ и крематориев, а также жилых помещений, осуществляются в порядке, установленном для проведения митингов, шествий и демонстраций. Позиция заявителей: оспариваемые положения как содержащие императивное предписание о проведении публичных богослужений, других религиозных обрядов и церемоний в порядке, установленном для проведения митингов, шествий и демонстраций, и тем самым возлагающие на организаторов публичного религиозного мероприятия, в том числе молитвенного или религиозного собрания, безусловную обязанность предварительно уведомлять уполномоченные органы о его проведении представляют собой излишнее вмешательство государства в реализацию гражданами прав на свободу вероисповедания и свободу собираться мирно и без оружия, а потому противоречат статьям 28 и 31 Конституции РФ. Итоговый вывод решения: не соответствуют Конституции РФ положения пункта 5 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» и пункта 5 статьи 19 Закона Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», в той мере, в какой они распространяют на такие публичные религиозные мероприятия, как молитвенные и религиозные собрания, проводимые в иных, помимо указанных в пунктах 1 — 4 статьи 16 названного Федерального закона (пунктах 1 — 4 статьи 19 названного Закона Республики Татарстан), местах, порядок проведения митингов, демонстраций и шествий, установленный статьей 7 Федерального закона «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях», без учета различий между теми молитвенными и религиозными собраниями, проведение которых может потребовать от органов публичной власти принятия мер, направленных на обеспечение общественного порядка и безопасности как самих участников религиозного мероприятия, так и других граждан, и теми, проведение которых не сопряжено с такой необходимостью. Мотивы решения. Конституция РФ провозглашает Российскую Федерацию светским государством, в котором никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения отделены от государства и равны между собой (статья 14), и — исходя из того, что религиозная свобода является одной из важнейших форм духовно-нравственного самоопределения личности и внутренним делом каждого, — гарантирует в качестве одного из основных личных (гражданских) прав свободу совести, свободу вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (статья 28). Свобода совести и вероисповедания, реализуемая в форме объединения последователей того или иного вероучения для проведения совместных молитв, религиозных обрядов и других мероприятий, неразрывно связана с другими правами и свободами, закрепленными Конституцией РФ, в частности ее статьями 27, 29, 30 и 31, прежде всего с правом на объединение, а также с правом на свободу собраний. Вместе с тем право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирования, закрепленное статьей 31 Конституции РФ, не является абсолютным и в силу ее статьи 55 (часть 3) может быть ограничено федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства; такой федеральный закон должен обеспечивать возможность реализации данного права и одновременно — соблюдение надлежащего общественного порядка и безопасности без ущерба для здоровья и нравственности граждан на основе баланса интересов организаторов и участников публичных мероприятий, с одной стороны, и третьих лиц — с другой (см.: Постановление от 18 мая 2012 года N 12-П). Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» в статье 16 закрепляет право проведения религиозных собраний в местах, специально отведенных для этих целей, или в помещениях, предоставленных для этих целей администрацией соответствующих учреждений, а также в жилых помещениях (пункты 1 — 4). По смыслу указанных законоположений не предполагается какого бы то ни было вмешательства органов публичной власти и не требуется согласования с ними, что уже само по себе свидетельствует о наличии у граждан, реализующих свое право на свободу вероисповедания, достаточно широких возможностей для удовлетворения потребностей в проведении такого рода публичных мероприятий религиозного характера. Что же касается публичных богослужений, других религиозных обрядов и церемоний в иных, помимо указанных в пунктах 1 — 4 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», местах, то в соответствии с пунктом 5 той же статьи они осуществляются в порядке, установленном для проведения митингов, демонстраций и шествий, который в настоящее время определяется Федеральным законом от 19 июня 2004 года N 54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях». Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» возлагает на организатора соответствующего публичного мероприятия (за исключением собрания, а также пикетирования, проводимого одним участником) обязанность согласовать его организацию и проведение в установленном законом порядке и предусматривает ответственность за нарушение этого порядка. Вводя процедуру предварительного уведомления органов публичной власти о проведении публичных мероприятий, федеральный законодатель имел целью реализацию конституционного права граждан Российской Федерации на свободу собраний в условиях, обеспечивающих соблюдение надлежащего общественного порядка и безопасности, достижение баланса интересов организаторов и участников публичных мероприятий, с одной стороны, и иных лиц — с другой, и исходил из необходимости гарантировать государственную защиту прав и свобод всем гражданам, в том числе путем введения адекватных мер предупреждения и предотвращения нарушений общественного порядка и безопасности, прав и свобод граждан, а также установления публично-правовой ответственности за действия, их нарушающие или создающие угрозу их нарушения. Вместе с тем федеральный законодатель не делает различия между теми молитвенными и религиозными собраниями, проведение которых может потребовать от органов публичной власти принятия мер, направленных на обеспечение общественного порядка и безопасности как самих участников религиозного мероприятия, так и других граждан, и теми, проведение которых не сопряжено с такой необходимостью. В данном контексте пункт 5 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» не соответствует Конституции РФ. Пункт 5 статьи 19 Закона Республики Татарстан «О свободе совести и о религиозных объединениях», по сути, воспроизводит предписание пункта 5 статьи 16 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», а потому — с учетом того, что речь идет о законе субъекта Российской Федерации, — следует его юридической судьбе.
Постановление от 6 декабря 2012 года N 31-П по делу о проверке конституционности пункта 4 части 1 статьи 33 и подпункта «а» пункта 3 части 1 статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 52. Ст. 7571)
Правовые категории в Постановлении: защита материнства, равенство перед законом, право свободы труда. Заявители: гражданка Л. А. Пугиева (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пункта 4 части 1 статьи 33 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», который относит к общим основаниям прекращения служебного контракта, освобождения от замещаемой должности государственной гражданской службы и увольнения с государственной гражданской службы государственного гражданского служащего расторжение служебного контракта по инициативе представителя нанимателя; положения подпункта «а» пункта 3 части 1 статьи 37 того же Федерального закона, который относит к основаниям расторжения служебного контракта по инициативе представителя нанимателя такое однократное грубое нарушение государственным гражданским служащим должностных обязанностей, как прогул, то есть отсутствие на служебном месте без уважительных причин более четырех часов подряд в течение служебного дня. Позиция заявителей: оспариваемые законоположения препятствуют предоставлению беременным женщинам, проходящим государственную гражданскую службу, при решении вопроса об увольнении за прогул такой же гарантии, как предусмотренная частью первой статьи 261 Трудового кодекса Российской Федерации для женщин, работающих по трудовому договору, тем самым противоречат Конституции РФ, ее статьям 7, 19, 37 и 38. Итоговый вывод решения: не соответствуют Конституции РФ рассматриваемые положения Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации», в той мере, в какой данное нормативное положение по его смыслу в системе действующего правового регулирования допускает увольнение с государственной гражданской службы по инициативе представителя нанимателя беременных женщин, проходящих государственную гражданскую службу, которые не находятся в отпуске по беременности и родам, в случаях, не связанных с ликвидацией соответствующего государственного органа, в том числе при совершении дисциплинарного проступка. Мотивы решения. Принцип социального государства, относящийся к основам конституционного строя Российской Федерации, обязывает публичную власть надлежащим образом осуществлять охрану труда и здоровья людей, государственную поддержку семьи, материнства, отцовства и детства, устанавливать гарантии социальной защиты на основе общепринятых в правовом и социальном государстве стандартов и гуманитарных ценностей; это, в частности, предполагает наличие правовых механизмов, которые обеспечивали бы институту семьи эффективную и адекватную защиту (см.: Постановления от 22 марта 2007 года N 4-П и от 15 декабря 2011 года N 28-П). В Трудовом кодексе РФ предусмотрен широкий круг гарантий, учитывающих социальное предназначение женщины и направленных на обеспечение возможности сочетать профессиональную деятельность с рождением и воспитанием детей: так, запрещается отказ женщинам в заключении трудового договора по мотивам, связанным с беременностью (часть третья статьи 64); для беременных женщин не устанавливается испытание при приеме на работу (абзац третий части четвертой статьи 70); не допускается привлечение беременных женщин к работе в ночное время (часть пятая статьи 96), к сверхурочной работе (часть пятая статьи 99), к работе в выходные и нерабочие праздничные дни, направление в служебные командировки (часть первая статьи 259); беременным женщинам предоставляются отпуска по беременности и родам (статья 255). Кроме того, Трудовой кодекс РФ запрещает увольнение беременных женщин по инициативе работодателя, за исключением случаев ликвидации организации либо прекращения деятельности индивидуальным предпринимателем (статья 261). Отношения, связанные с поступлением на государственную гражданскую службу, ее прохождением и прекращением, регулируются Федеральным законом «О государственной гражданской службе Российской Федерации», которым предусмотрены основания и порядок увольнения с государственной гражданской службы, в том числе по инициативе представителя нанимателя, а также гарантии, предоставляемые государственным гражданским служащим в случае расторжения с ними служебного контракта. Статья 37 предоставляет представителю нанимателя право уволить государственного гражданского служащего за виновные действия, в том числе за такое однократное грубое нарушение государственным гражданским служащим должностных обязанностей, как прогул (подпункт «а» пункта 3 части 1). Законодательное закрепление указанного основания увольнения государственного гражданского служащего обусловлено тем, что, заключая служебный контракт, он берет на себя обязательства исполнять должностные обязанности в соответствии с должностным регламентом, соблюдать служебный распорядок государственного органа, соблюдать ограничения, выполнять обязательства, а также требования к служебному поведению (часть 1 статьи 15 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации»). Эти обязательства в равной мере принимают на себя все поступающие на государственную гражданскую службу лица, а их виновное неисполнение служит основанием для применения в отношении государственных гражданских служащих мер дисциплинарной ответственности — вплоть до увольнения. Вместе с тем в части 3 статьи 37 указанного Закона для государственных гражданских служащих установлена гарантия в виде запрета увольнения по инициативе представителя нанимателя в период их пребывания в отпуске, в том числе в отпуске по беременности и родам. Из этого — в контексте статьи 38 (часть 1) Конституции РФ — следует, что само по себе введение повышенной защиты для беременных женщин, проходящих государственную гражданскую службу, рассматривается федеральным законодателем как совместимое с особенностями прохождения государственной гражданской службы. В то же время по буквальному смыслу части 3 статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» предусмотренная ею гарантия предоставляется тем беременным женщинам из числа государственных гражданских служащих, которые находятся в отпуске по беременности и родам, то есть распространяется только на данный период беременности. Приведенные законоположения, ограничивая предоставление беременным женщинам, проходящим государственную гражданскую службу, гарантии от увольнения исключительно периодом нахождения в отпуске по беременности и родам, допускают тем самым не обеспечивающую баланс конституционно значимых ценностей и основанную на таком формальном критерии, как сфера осуществляемой профессиональной деятельности (прохождение государственной гражданской службы), дифференциацию правового положения беременных женщин, в равной мере нуждающихся в повышенной защите со стороны государства, что не может расцениваться как согласующееся с провозглашенными Конституцией РФ принципами справедливости и юридического равенства, а также с задачами охраны семьи, материнства и детства правовое регулирование.
Постановление от 24 декабря 2012 года N 32-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федеральных законов «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» и «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. N 53 (Ч. 2). Ст. 8062)
Правовые категории в Постановлении: избирательное право, разделение властей, местное самоуправление. Заявители: группа депутатов Государственной Думы (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения Федеральных законов «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» и «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», устанавливающие новый порядок замещения должности высшего должностного лица субъекта Российской Федерации (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта Российской Федерации) — путем его избрания населением на прямых выборах. Позиция заявителей: оспариваемое законодательное регулирование в части, обязывающей получать поддержку выдвижения кандидата на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации со стороны установленного числа выборных лиц местного самоуправления, противоречит Конституции РФ, ее статьям 3 (часть 2), 10, 12, 13 (часть 4), 19 (часть 2), 29 (часть 3), 32 (части 2 и 3), 55 (часть 3), 130 и 132, поскольку вводит необоснованные и чрезмерно жесткие ограничения избирательных прав граждан, не позволяет в условиях значительного преобладания на местном уровне представителей одной из политических партий получить статус зарегистрированного кандидата лицам, выдвинутым от других политических партий или в порядке самовыдвижения, а также возлагает на местное самоуправление не свойственные ему полномочия. Итоговый вывод решения: не противоречат Конституции РФ: положения абзацев восьмого, девятого, десятого, одиннадцатого и шестнадцатого пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», а также пунктов 17 — 20 статьи 37 и подпункта «д.1» пункта 24 статьи 38 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», предусматривающих в качестве обязательного условия регистрации кандидата на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта Российской Федерации) получение поддержки со стороны определенного законом субъекта Российской Федерации в пределах, установленных федеральным законодательством (от 5 до 10 процентов), числа выборных лиц местного самоуправления, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу эти законоположения предполагают обязанность законодателя субъекта Российской Федерации при установлении необходимого для подтверждения поддержки кандидата на соответствующую должность числа выборных лиц местного самоуправления исходить из конкретных условий развития партийно-политических отношений в данном субъекте Российской Федерации, а также исключают возможность создания искусственных препятствий выдвижению других кандидатов, сбора и представления в этих целях подписей выборных должностных лиц местного самоуправления в количестве, превышающем более чем на 5 процентов установленное законом субъекта Российской Федерации число подписей; положения абзаца четвертого пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», предусматривающего проведение Президентом РФ консультаций с политическими партиями и кандидатами на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта Российской Федерации), поскольку данная процедура, которая в силу прямого указания закона имеет именно консультативный характер, не является обязательным элементом механизма выдвижения и регистрации кандидата на соответствующую должность, а решение вопроса об участии в избирательном процессе того или иного кандидата не ставится в зависимость от ее результатов. Мотивы решения. В Конституции РФ установление общих принципов организации системы органов государственной власти и местного самоуправления относится к предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов в целях обеспечения принципиального единства всей системы публичной власти в Российской Федерации. Вместе с тем система органов государственной власти субъектов Российской Федерации устанавливается ими самостоятельно в соответствии с основами конституционного строя Российской Федерации и общими принципами организации представительных и исполнительных органов государственной власти, установленными федеральным законом. Конституция РФ не определяет непосредственно порядок формирования органов государственной власти субъектов Российской Федерации и, соответственно, не рассматривает выборы, проводимые на основе всеобщего равного и прямого избирательного права при тайном голосовании, в качестве единственно допустимого механизма формирования всех органов публичной власти на каждом из уровней ее организации. Введенный Федеральным законом от 2 мая 2012 года N 40-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» и Федеральный закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» порядок замещения должности высшего должностного лица субъекта Российской Федерации путем его избрания населением на прямых выборах призван заменить собой прежний порядок, при котором наделение полномочиями высшего должностного лица субъекта Российской Федерации осуществлялось по представлению Президента РФ законодательным органом государственной власти субъекта. Установление такого — выборного — порядка не исключает возможности его конкретизации, в том числе путем введения в правовое регулирование дополнительных правовых институтов в рамках требований Конституции РФ и с учетом основанных на этих требованиях правовых позиций Конституционного Суда РФ. Как следует из Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» (пункт 3 статьи 18), кандидаты на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации выдвигаются политическими партиями, которые вправе выдвинуть на указанную должность лицо, являющееся членом данной политической партии, либо лицо, не являющееся членом данной или иной политической партии; кроме того, кандидаты могут быть выдвинуты в порядке самовыдвижения, если это предусмотрено законом субъекта; как выдвижение кандидата политической партией, так и выдвижение кандидата в порядке самовыдвижения должны поддержать от 5 до 10 процентов депутатов представительных органов муниципальных образований и (или) избранных на муниципальных выборах глав муниципальных образований субъекта Российской Федерации, в числе которых должны быть от 5 до 10 процентов депутатов представительных органов муниципальных районов и городских округов и (или) избранных на муниципальных выборах глав муниципальных районов и городских округов субъекта Российской Федерации, причем кандидат должен быть поддержан указанными лицами не менее чем в трех четвертях муниципальных районов и городских округов субъекта Российской Федерации; конкретное число лиц, необходимое для поддержки кандидата (в рамках определенного федеральным законодателем коридора — от 5 до 10 процентов), устанавливается законом субъекта. Таким образом, сбор подписей является обязательным условием регистрации кандидата на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации, выдвинутого как политической партией, так и в порядке самовыдвижения, и как таковой, безусловно, расширяет возможности представительства в процессе иных политических сил. Получение поддержки депутатов представительных органов муниципальных образований и (или) избранных на муниципальных выборах глав муниципальных образований субъекта Российской Федерации при выдвижении кандидатов на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации не может рассматриваться как возложение на местное самоуправление государственных полномочий. Таким образом, введение в правовое регулирование требования получения поддержки именно со стороны депутатов представительных органов муниципальных образований и (или) избранных на муниципальных выборах глав муниципальных образований субъекта Российской Федерации (учитывая, что поддержка депутатов представительных органов муниципальных районов и городских округов и (или) избранных на муниципальных выборах их глав должна составлять от 5 до 10 процентов от общего объема поддержки кандидата) не является избыточным в действующем механизме выдвижения кандидатов на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации. Согласно абзацу четвертому пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» Президент РФ по своей инициативе может провести консультации с политическими партиями, выдвигающими кандидатов на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти субъекта Российской Федерации), а также с кандидатами, выдвинутыми на указанную должность в порядке самовыдвижения; порядок проведения таких консультаций определяется Президентом РФ. Возможность возложения на Президента РФ соответствующего полномочия обусловлена и его статусом гаранта Конституции РФ, прав и свобод человека и гражданина, призванного в установленном Конституцией РФ порядке принимать меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, обеспечивать согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти (часть 2 статьи 80 Конституции РФ), причем не только по факту возникновения угрозы конституционным ценностям, но и превентивно.
Постановление от 25 декабря 2012 года N 33-П по делу о проверке конституционности положений статьи 213.1 Налогового кодекса Российской Федерации (Собрание законодательства Российской Федерации. 2013. N 1. Ст. 77)
Правовые категории в Постановлении: равенство перед законом, обязанность платить налоги. Заявители: гражданин В. Н. Кононов (в порядке части 4 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения статьи 213.1 Налогового кодекса Российской Федерации, согласно которой при определении налоговой базы по налогу на доходы физических лиц по договорам негосударственного пенсионного обеспечения, заключенным организациями и иными работодателями с российскими негосударственными пенсионными фондами, имеющими соответствующую лицензию, не учитываются суммы пенсионных взносов; при определении налоговой базы по данному налогу по таким договорам учитываются суммы пенсий, выплачиваемых физическим лицам. Позиция заявителей: оспариваемые положения, не учитывающие факт уплаты в полном объеме налога на доходы физических лиц с сумм пенсионных взносов в негосударственные пенсионные фонды, осуществленных работодателем в интересах лиц, в отношении которых договоры негосударственного пенсионного обеспечения были заключены до 1 января 2005 года и у которых основания для получения пенсии наступили после указанной даты, и требующие от них уплаты налога повторно — с сумм пенсионных выплат, допускают в отношении этих лиц двойное налогообложение и ставят их в худшее положение по сравнению с лицами, пенсионные взносы за которых уплачивались после 1 января 2005 года без удержания налога с этих сумм и, таким образом, противоречат Конституции РФ, ее статьям 6 (часть 2), 8 (часть 2), 18, 19 (часть 1), 55 (части 2 и 3) и 57. Итоговый вывод решения: не соответствуют Конституции РФ положения статьи 213.1 Налогового кодекса РФ, в той мере, в какой они допускают возможность обложения налогом на доходы физических лиц пенсионных выплат по договорам негосударственного пенсионного обеспечения, по которым пенсионные взносы в интересах физических лиц до 1 января 2005 года были внесены работодателем в негосударственный пенсионный фонд с удержанием и уплатой данного налога. Мотивы решения. Законодатель, осуществляя правовое регулирование в налоговой сфере, обязан исходить из того, что в силу Конституции РФ права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов (статья 18), то есть налогообложение не должно быть несоразмерным, с тем чтобы реализация гражданами своих конституционных прав не оказалась парализованной. При этом законодатель должен неукоснительно соблюдать принципы равенства перед законом и судом и пропорциональности (часть 1 статьи 19, часть 3 статьи 55), которыми ограничиваются пределы законодательного усмотрения при установлении, введении и взимании налогов. В соответствии с Налоговым кодексом РФ для физических лиц, являющихся налоговыми резидентами Российской Федерации, объектом налогообложения по налогу на доходы физических лиц признается доход, полученный от источников в Российской Федерации и (или) от источников за пределами Российской Федерации (пункт 1 статьи 209); при определении налоговой базы по данному налогу учитываются все доходы налогоплательщика, включая доходы, полученные им в денежной форме (пункт 1 статьи 210), в том числе, соответственно, и доходы, полученные по договорам негосударственного пенсионного обеспечения. До принятия Федерального закона от 29 декабря 2004 года N 204-ФЗ «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации», который действует с 1 января 2005 года, статья 213 Налогового кодекса РФ закрепляла в пункте 3 правило, согласно которому при определении налоговой базы по налогу на доходы физических лиц учитываются суммы пенсионных взносов по договорам негосударственного пенсионного обеспечения, если эти суммы вносятся за физических лиц из средств работодателей, — за исключением случаев, когда работодатели заключают договоры добровольного пенсионного страхования (договоры негосударственного пенсионного обеспечения) при условии, что общая сумма платежей (взносов) не превысит пять тысяч рублей в год на одного работника (в ред. Федерального закона от 8 декабря 2003 года N 163-ФЗ). Это означает, что до 1 января 2005 года налогом на доходы физических лиц — если общая сумма платежей превышала пять тысяч рублей в год — облагались суммы пенсионных взносов, вносимые работодателями из своих средств в негосударственные пенсионные фонды в интересах физических лиц по договорам негосударственного пенсионного обеспечения. При этом пенсионные выплаты, которые получало физическое лицо от негосударственного пенсионного фонда, как следует из пункта 2 той же статьи в прежней редакции, при определении налоговой базы по налогу на доходы физических лиц не учитывались. С 1 января 2005 года порядок определения налоговой базы по налогу на доходы физических лиц в отношении договоров негосударственного пенсионного обеспечения изменился: согласно пункту 1 статьи 213.1 Налогового кодекса РФ при определении налоговой базы по договорам негосударственного пенсионного обеспечения, заключенным организациями и иными работодателями с имеющими соответствующую лицензию российскими негосударственными пенсионными фондами, не учитываются суммы пенсионных взносов. Таким образом, с указанной даты пенсионные взносы, уплачиваемые за физических лиц их работодателями по договорам негосударственного пенсионного обеспечения, при определении налоговой базы по налогу на доходы физических лиц не учитываются, а суммы пенсий, выплачиваемые негосударственным пенсионным фондом физическому лицу в таких случаях, в силу пункта 2 статьи 213.1 Налогового кодекса РФ подлежат обложению налогом на доходы физических лиц. Тем самым в результате влияния факторов, не определяющих существо налоговых отношений, таких, как момент заключения договора негосударственного пенсионного обеспечения и обусловленные им периоды уплаты пенсионных взносов и пенсионных выплат, оказываются нарушенными конституционные принципы равенства и соразмерности налогообложения, поддержания доверия граждан к закону и действиям государства в отношении налогоплательщиков, принадлежащих к одной и той же категории физических лиц, в интересах которых по договорам негосударственного пенсионного обеспечения пенсионные взносы подлежат уплате работодателем: те из них, в чьих интересах такие договоры были заключены, а пенсионные взносы внесены и пенсионные выплаты произведены до 1 января 2005 года, равно как и те, в чьих интересах договоры заключены после 1 января 2005 года, оказываются в лучшем положении, чем лица, чье негосударственное пенсионное обеспечение осуществляется по заключенным до 1 января 2005 года договорам, уплата пенсионных взносов по которым производилась до указанной даты, а пенсионные выплаты осуществляются после 1 января 2005 года, поскольку в этом случае налогом на доходы физических лиц облагаются и пенсионные взносы, и пенсионные выплаты, что означает возложение на этих лиц большей налоговой нагрузки по сравнению с иными лицами, принадлежащими к той же категории, в рамках негосударственного пенсионного обеспечения.
Постановление от 27 декабря 2012 года N 34-П по делу о проверке конституционности положений пункта «в» части первой и части пятой статьи 4 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации. 2013. N 1. Ст. 78)
Правовые категории в Постановлении: избирательное право, право на судебную защиту, неприкосновенность. Заявители: группа депутатов Государственной Думы (в порядке пункта «г» части 2 статьи 125 Конституции РФ). Предмет рассмотрения: положения пункта «в» части первой и части пятой статьи 4 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации», которые определяют основания и порядок досрочного прекращения полномочий члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы. Позиция заявителей: оспариваемые законоположения, не предполагающие необходимость предварительного судебного контроля с целью установления факта осуществления депутатом Государственной Думы деятельности, несовместимой с депутатским статусом, позволяют Государственной Думе прекращать полномочия депутата во внесудебном порядке, притом простым большинством голосов, и в условиях доминирования одной парламентской фракции создают возможность принятия необоснованного решения; кроме того, они неправомерно расширяют перечень конституционных запретов, предусмотренных в отношении деятельности, которую вправе осуществлять депутат Государственной Думы, вводя несоразмерное ограничение в отношении преподавательской, научной и иной творческой деятельности депутата в случае ее иностранного финансирования, а также используют не отвечающие критериям правовой определенности понятия, такие, как «предпринимательская деятельность» и «вхождение в состав органа управления хозяйственного общества или иной коммерческой организации», допуская их неоднозначное истолкование, а значит, и произвольное применение. Тем самым, по мнению заявителей, оспариваемые законоположения нарушают конституционные принципы народовластия, народного суверенитета и свободных выборов, разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную, политического и идеологического многообразия, неприкосновенности народных представителей, ущемляют свободу мысли и слова, не отвечают конституционным критериям соразмерности возможных ограничений прав и свобод, а потому противоречат Конституции РФ, ее статьям 3, 10, 13 (части 1 и 3), 17, 18, 29 (части 1 и 3), 32 (части 1 и 2), 46 (часть 1), 55 (часть 3), 97 (часть 3), 98 и 103 (части 1 и 2). Итоговый вывод решения: соответствуют Конституции РФ положения пункта «в» части первой и части пятой статьи 4 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» в том толковании, которое им дал Конституционный Суд РФ в данном Постановлении. Мотивы решения. Согласно статье 97 Конституции РФ одно и то же лицо не может одновременно являться членом Совета Федерации и депутатом Государственной Думы; депутат Государственной Думы не может быть депутатом иных представительных органов государственной власти и органов местного самоуправления (часть 2); депутаты Государственной Думы работают на профессиональной постоянной основе; они не могут находиться на государственной службе, заниматься другой оплачиваемой деятельностью, кроме преподавательской, научной и иной творческой деятельности (часть 3). Запрет для депутата Государственной Думы замещать иные должности в органах публичной власти и заниматься другой оплачиваемой деятельностью направлен на обеспечение независимости парламентария при осуществлении возложенных на него полномочий: с одной стороны, ограждая депутатов от неправомерного влияния, которое может быть на них оказано в связи с осуществлением иной, помимо парламентской, оплачиваемой деятельности, а с другой — препятствуя использованию ими своего должностного положения в целях извлечения выгод для себя или иных лиц, он преследует правомерную цель исключить конфликт интересов, гарантировать статус депутата Государственной Думы как представителя всего российского народа, а не отдельных граждан. В соответствии с предписаниями частей 1 и 2 статьи 85 Федерального закона от 18 мая 2005 года N 51-ФЗ «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации», гражданин, избранный депутатом Государственной Думы, может получить депутатский мандат только после представления в Центральную избирательную комиссию РФ документов об освобождении от обязанностей, несовместимых со статусом депутата Государственной Думы, либо копии документа, удостоверяющего, что им было подано заявление об освобождении от таких обязанностей. При этом еще на этапе представления политической партией в ЦИК РФ при проведении выборов депутатов Государственной Думы списка членов политической партии, включенных в федеральный список кандидатов, в числе документов, необходимых для заверения списка, должно быть заявление каждого включенного в него кандидата, в котором он дает обязательство в пятидневный срок со дня получения извещения об избрании депутатом представить в ЦИК РФ копию приказа (иного документа) об освобождении от обязанностей, несовместимых со статусом депутата Государственной Думы, либо копию документа, удостоверяющего, что в трехдневный срок со дня получения извещения им было подано заявление об освобождении от таких обязанностей (приложение N 5 к Постановлению Центральной избирательной комиссии РФ от 3 августа 2011 года N 23/234-6). Следовательно, как при принятии парламентского мандата после избрания, так и в дальнейшем депутат Государственной Думы в случае решения заняться деятельностью, несовместимой со статусом депутата, имеет возможность сделать осознанный выбор: сохранить депутатские полномочия или предпочесть им иную деятельность. Тем самым последствие в виде досрочного прекращения депутатских полномочий, которое влечет такое решение, не выходит за пределы альтернативы, предоставленной гражданину заранее, то есть еще до избрания в Государственную Думу. Владение акциями в коммерческой организации (долями участия в уставном капитале), обусловливающее право принимать участие в работе общего собрания хозяйственного общества, не может рассматриваться как обстоятельство, нарушающее требования Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации». Вместе с тем вхождение в состав органов управления хозяйственного общества или иной коммерческой организации и участие в работе высшего органа управления хозяйственным обществом — общего собрания, на котором принимаются решения по поводу осуществления предпринимательской деятельности, безусловно, являются видом экономической деятельности, поскольку связаны с участием в управлении деятельностью соответствующей коммерческой организации, которая по своей природе относится к предпринимательской деятельности. Преподавательская, научная и иная творческая деятельность, занятие которой, как следует из статьи 97 (часть 3) Конституции РФ, совместимо со статусом депутата Государственной Думы, в силу взаимосвязанных положений пункта «в» части первой статьи 4 и пункта «в» части второй статьи 6 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» не допускается для парламентария в тех случаях, когда ее финансирование осуществляется исключительно за счет средств иностранных государств, международных и иностранных организаций, иностранных граждан и лиц без гражданства, если иное не предусмотрено международным договором или законодательством Российской Федерации. Применительно к депутатам Государственной Думы данный запрет направлен на предотвращение реальных и потенциальных конфликтов интересов иностранного государства или иного иностранного субъекта, осуществляющего финансирование соответствующей деятельности, и интересов России при принятии Государственной Думой важнейших государственных решений, то есть преследует конституционно оправданную цель — обеспечение безопасности государства. Вводя статьей 97 (часть 3) требование несовместимости депутатского мандата с занятием любой другой оплачиваемой деятельностью, за исключением творческой, Конституция РФ не устанавливает непосредственно процедуры, обеспечивающие соблюдение данного требования, и не предрешает степень конкретизации их законодательного регулирования, предоставляя федеральному законодателю достаточно широкую дискрецию в установлении порядка досрочного прекращения полномочий депутата Государственной Думы. Так как ответственность за нарушение депутатом Государственной Думы конституционного запрета на занятие другой оплачиваемой деятельностью, за исключением преподавательской, научной или иной творческой деятельности, конкретизированного положениями пункта «в» части первой статьи 4 и пунктов «б», «в», «г» части второй статьи 6 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации», представляет собой особую разновидность конституционно-правовой ответственности, проверка обстоятельств, связанных с предполагаемым правонарушением, возможна в рамках проведения соответствующим комитетом Государственной Думы (или специально созданной комиссией) парламентского расследования и слушаний в заседании Государственной Думы. Часть пятая статьи 4 названного Закона — по ее смыслу во взаимосвязи с пунктом «в» части первой той же статьи и пунктами «б», «в», «г» части второй статьи 6 в системе действующего правового регулирования — предполагает установление и тщательную проверку фактов, выяснение всей совокупности обстоятельств и оценку собранных доказательств, их достаточности для разрешения вопроса о том, нарушен ли депутатом Государственной Думы запрет, влекущий прекращение депутатских полномочий. Факты и обстоятельства, свидетельствующие о наличии несовместимости депутатского мандата с другой оплачиваемой деятельностью, заниматься которой депутат Государственной Думы не имеет права, должны быть подтверждены, в том числе документально, с соблюдением критериев правовой определенности, объективности и достоверности. Исходя из того, что постановления Государственной Думы принимаются большинством голосов от общего числа депутатов Государственной Думы, если иной порядок принятия решений не предусмотрен Конституцией РФ (часть 3 статьи 103 Конституции РФ), и что в ней отсутствует специальная оговорка о необходимости квалифицированного большинства при принятии решения по вопросу о досрочном прекращении полномочий депутата Государственной Думы, такое решение может приниматься простым большинством от общего числа депутатов Государственной Думы. Постановление Государственной Думы о досрочном прекращении полномочий депутата Государственной Думы по основаниям, указанным в пункте «в» части первой статьи 4 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации», — поскольку таким решением непосредственно затрагиваются гарантированные взаимосвязанными положениями статей 3 (часть 3), 32 (часть 2) и 97 Конституции РФ право гражданина Российской Федерации быть избранным в Государственную Думу и статус депутата Государственной Думы — может быть обжаловано в суд, в частности в Верховный Суд РФ. Согласно статье 98 Конституции РФ члены Совета Федерации и депутаты Государственной Думы обладают неприкосновенностью в течение всего срока их полномочий. Таким образом, гражданин Российской Федерации, в отношении которого Государственная Дума приняла постановление о принудительном досрочном прекращении его полномочий депутата Государственной Думы, на одном лишь этом основании не может утратить конституционную неприкосновенность в пределах установленного процессуальным законодательством срока на обращение в Верховный Суд РФ с соответствующим заявлением или, в случае такого обращения, — до вступления решения Верховного Суда РФ в законную силу. Особое мнение по делу выразил судья Г. А. Гаджиев.
