О. Пикуров, помощник прокурора Волгоградской области.
В правоприменительной практике достаточно сложен вопрос о квалификации преступлений несовершеннолетних в отношении имущества членов семьи. Такие действия в подавляющем большинстве совершаются тайно, в виде кражи. Сложность заключается в определении наличия самого правонарушения.
В судебной практике тайное похищение имущества у родственника, проживавшего в одном жилом помещении с похитителем, квалифицируется по соответствующей статье Уголовного кодекса (с исключением признака «проникновение в жилище») <*>. Однако это не дает четкого ответа на вопрос, в каких же случаях возможно применение норм уголовного права к семейным отношениям. ——————————— <*> Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1989. N 1. С. 15.
Профессор А. Бойцов считает, что для внутрисемейных, родственных хищений остается резерв диспозитивности <*>. С этой точки зрения ситуация несколько проясняется: для признания кражи внутри семьи таковой необходимо два условия — заявление собственника имущества и раздельный характер правомочий членов семьи. Если первое условие достаточно понятное, то установление второго — трудоемкий процесс. Думается, при выяснении раздельности необходимо в первую очередь исходить из норм семейного и гражданского права, устанавливающих режим пользования имуществом лиц, состоящих в родственных отношениях, в рассматриваемом случае — родителей и детей. ——————————— <*> Бойцов А. И. Преступления против собственности. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 34.
Семейный кодекс РФ содержит положение о том, что ребенок не имеет права собственности на имущество родителей, родители не имеют права собственности на имущество детей (ч. 4 ст. 60). В то же время закон защищает имущественные интересы ребенка: он имеет право на получение содержания от своих родителей и других членов семьи; суммы, причитающиеся ему в качестве алиментов, пенсий, пособий, поступают в распоряжение родителей, лиц, их заменяющих, и расходуются ими на его содержание, воспитание и образование; имеет право собственности на полученные им доходы, имущество, полученное в дар или в порядке наследования, а также на любое другое имущество, приобретенное на его средства. Вместе с тем следует отметить, что ч. 3 ст. 28 ГК РФ предусматривает, что «имущественную ответственность по сделкам малолетнего (к которым эта статья относит несовершеннолетних до 14 лет. — О. П.), в том числе по сделкам, совершенным им самостоятельно, несут его родители, усыновители или опекуны, если не докажут, что обязательство было нарушено не по их вине. Эти лица в соответствии с законом также отвечают за вред, причиненный малолетними». Отсюда напрашивается вывод: если малолетний ребенок, не достигший 14 лет, совершит кражу у родителей, то они сами и должны возмещать причиненный им ущерб. Несмотря на парадоксальность такой ситуации, этот принцип основывается на общих посылках, установленных семейным законодательством, в первую очередь на положении ч. 1 ст. 63 СК РФ об ответственности родителей за воспитание и развитие своих детей. Существует и оборотная сторона — не всегда, даже при надлежащем исполнении родителями своих обязанностей, у детей вырабатывается установка на правопослушное поведение. Даже в благополучных семьях. Необходимо учитывать реальные взаимоотношения между родителями и детьми. Так, если отец или мать проживают отдельно от ребенка, который достиг уголовно наказуемого возраста, то он должен отвечать за кражу имущества, принадлежащего родителям, согласно нормам УК. Обычно дети-правонарушители объясняют свое поведение утверждением, что забирали свои деньги. И они действительно могут считать так. У маленьких детей нет чувства собственности, оно появляется лишь с возрастом. А раз нет чувства собственности, нет и деления на «свое» и «чужое». Для восприятия норм семейного законодательства детьми нужна соответствующая подготовка их правосознания. Поэтому в каждом случае необходимо установить понимание, какое имущество чужое. Отметим еще один психологический момент: кража — тайное хищение чужого имущества. Забирая же деньги без спроса у родителей, несовершеннолетний зачастую не может осознавать, что совершает противоправные действия. Он считает, что нарушает запрет родителей брать имущество, а не уголовно-правовой запрет, т. е. не причиняет вред общественным отношениям. Как отмечает криминолог Я. Гилинский, «социальный, а не природный характер собственности обусловливает непонимание (или недопонимание) детьми существенных различий между «мое», «наше» и «чужое», «не наше». Лишь в процессе обучения, вообще социализации ребенок начинает усваивать, осознавать эту разницу. Но не все, не всегда и не сразу» <*>. ——————————— <*> Гилинский Я. И. Криминология. Курс лекций. СПб.: Питер, 2002. С. 193 — 194.
С одной стороны, «дележ» чужд русскому менталитету, порождает нарушение семейных отношений, при котором дети противопоставляются родителям. С другой стороны, некоторые авторы высказывают точку зрения противоположную, общий смысл которой — имущество необходимо разделять юридически. Вот мнение К. Игошева и Г. Миньковского: «Неурегулированность экономических взаимоотношений в семье между родителями и детьми односторонне сказывается на воспитании последних, в понятии юношей и девушек стираются грани между «своим» и «чужим», возникают экономические предпосылки для иждивенчества, корыстолюбия, безразличия к благополучию родителей» <*>. ——————————— <*> См.: Российская юстиция. 1991. N 2. С. 32.
Думается, необходим более гибкий подход к проблеме разделения правоотношений собственности родителей и детей. В частности, следует поддержать высказываемые в юридической литературе предложения о выделении в самостоятельные составы преступлений, характеризуемых особыми личными отношениями жертвы и виновного, либо вынесении таких отношений за пределы уголовно-правовой охраны. Не следует упускать из виду и то обстоятельство, что количество и вид имущества, которое находится у детей, определяется родителями. Отсюда можно сделать вывод, что чужим для ребенка может быть не всякое имущество, а лишь то, которое вполне очевидно для несовершеннолетнего принадлежит другим членам семьи. Если, например, тайно изымаются и продаются украшения матери — кража, если съедаются продукты питания — состава преступления нет. Таким образом, вновь приходим к оценочному понятию чужого имущества для несовершеннолетнего члена семьи при отсутствии четких правовых критериев хищения. Ситуация проще, если очевидна стоимость похищенного и его принадлежность другим членам семьи. Но ведь большая часть имущества не персонифицирована. Как быть в этом случае? Думается, что для оценки содеянного немаловажную роль сыграет психологическая основа поведения подростка. Рассмотрим это на примере общественно опасного деяния несовершеннолетнего. В декабре 2004 г. Камышинским городским судом направлен в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа несовершеннолетний П. 12-ти лет, который неоднократно на протяжении года, с разницей в несколько месяцев, уходил из дома, «прихватывая» с собой ценные вещи, бродяжничал. За совершение общественно опасных действий с учетом отрицательных характеристик суд постановил направить его в специальную общеобразовательную школу закрытого типа на два года. Венским психоаналитиком А. Айхорном приведен аналогичный случай, когда ребенок ушел из дома, взяв семейные деньги, отложенные на еду, и сбережения сестры. При этом серьезных ссор в доме не было, родители алкоголем не злоупотребляли, тенденций к преступному или отклоняющемуся поведению не наблюдалось. Анализируя скрытые мотивы поведения, А. Айхорн установил, что накануне мать дала сестре подростка деньги на починку обуви, отказав ему в том же самом. В результате ребенок испытал неподавляемое раздражение, и кульминация гнева нашла выражение в желании отомстить и наказать мать. Нас интересуют выводы, к которым пришел психоаналитик в результате рассуждений: ни добрые слова, ни наказание не привели бы к положительному результату. И то, и другое только усилили бы деструктивные импульсы. Антисоциальное поведение мальчика было неизбежным в силу природной данности, изменить его можно было, только направив определявшие его импульсы в другое русло <*>. ——————————— <*> Айхорн А. Трудный подросток. М., 2001. С. 21 — 46.
Возвращаясь к примеру с П., увидим, что подросток ушел из дома первый раз в связи с тем, что был наказан родителями за поломку подвесного потолка и вентилятора. Конфликт с родителями послужил причиной и второго ухода из дома, а уже в следующий раз он тайно изъял фотоаппарат и деньги в сумме 6500 руб. Таким образом, взаимоотношения в семье, непонимание истинных причин поведения ребенка послужили причиной имущественного конфликта, который имеет признаки хищения чужого имущества. Этот вывод касается не только малолетних, но и несовершеннолетних, достигших возраста уголовной ответственности. Думается, основным инструментом предупреждения подобных «семейных краж» должен быть не уголовный закон, а естественные нормы внутрисемейных взаимоотношений, подкрепляемые соответствующими психологическими методами. Для этого надо вывести указанные ситуации из-под действия уголовно-правовых норм, оставив их в сфере действия гражданского (семейного) права. Исключением могут быть четко очерченные в уголовном законе ситуации, когда несовершеннолетний должен нести ответственность за имущественные преступные посягательства на имущество других членов семьи.
