О признании права пользования жилым помещением и регистрационном учете по месту жительства: размышления и уроки судебного разбирательства

(Шаманаев В. И.) («Жилищное право», 2009, N 6)

О ПРИЗНАНИИ ПРАВА ПОЛЬЗОВАНИЯ ЖИЛЫМ ПОМЕЩЕНИЕМ И РЕГИСТРАЦИОННОМ УЧЕТЕ ПО МЕСТУ ЖИТЕЛЬСТВА: РАЗМЫШЛЕНИЯ И УРОКИ СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА

В. И. ШАМАНАЕВ

Шаманаев В. И., старший преподаватель кафедры гражданско-правовых дисциплин ГОУ ВПО «Российская правовая академия Министерства юстиции Российской Федерации», адвокат Тульской областной адвокатской палаты.

В основе этой публикации материал завершенного реального судебного дела, которое рассматривалось в одном из судов г. Тулы по первой инстанции, в кассационной и надзорной инстанциях Тульского областного суда в 2006 — 2008 гг. с участием автора этих строк в качестве судебного представителя на стороне истца, к сожалению, вошедшего в процесс более года спустя после начала судебного разбирательства по существу.

Выбор этого дела для предлагаемого анализа предопределен тем, что в нем рассматриваются жилищные правоотношения, возникающие по поводу нарушения прав пользования жилым помещением по договору социального найма, осложняемые неадекватным приданием правоприменителем факту регистрации по месту жительства и производным от него обстоятельствам правообразующей роли при вынесении судебного акта. Среди менее интересных на первый взгляд обстоятельств весьма поучительными представляются моменты, отчетливо указывающие на необходимость повышения общей правовой культуры всех субъектов гражданского судопроизводства. Суть ситуации из материалов дела. В 1976 г. истице В. А. предприятие предоставило по договору социального найма 3-комнатную квартиру, в которую согласно ордеру вселились кроме истицы ее муж Н. Ф., две несовершеннолетние дочери — старшая Е. Н., младшая Т. Н., и престарелая мать Д. Ф. Со временем повзрослевшие дочери, выехав за пределы Тульской области для получения профессионального образования, там же, на стороне, начали трудовую деятельность и обзавелись своими семьями. В силу различных жизненных обстоятельств в середине 80-х годов возвращается в г. Тулу и вновь поселяется в спорном жилом помещении у родителей старшая дочь Е. Н. с мужем В. В., а в начале 90-х возвращается в эту квартиру родителей и младшая дочь Т. Н. с сыном К. С. Истец В. А. как наниматель и как мать, естественно, приютила своих детей с их семьями, не задумываясь при этом о возникших личных неудобствах, о возможных будущих неблагоприятных и далеко не безобидных последствиях. И в меру своего убывающего здоровья и сил на протяжении более полутора десятков лет помогала дочерям в их не очень удачной самостоятельной жизни. Причем эта помощь по добросовестному неведению иногда не согласовывалась с праведностью средств и методов ее оказания, хотя последние имели широкое распространение в повседневной жизни людей той поры. Однако безмятежная совместная жизнь нескольких семей под одной крышей была весьма непродолжительной. Повседневные внутрисемейные и межсемейные неурядицы все больше приобретали обостряющийся конфликтный характер. И, как водится, всякому терпению бывает предел. В конце февраля 2005 г. гражданка В. А. подала в райсуд г. Тулы иск к своему зятю В. В. — мужу старшей дочери Е. Н., и к своей внучке И. В., совершеннолетней дочери Е. Н. и В. В., которые на момент подачи иска были зарегистрированы по месту жительства в спорном жилом помещении, находящемся в социальном найме по договору, в котором нанимателем с 1976 г. является истица В. А., тогда как ответчики В. В. и И. В. около десяти лет, с 1996 г., отдельно своей семьей проживают в другой, фактически собственной квартире. Суть впоследствии уточненных исковых требований — в признании В. В. и И. В. не приобретшими права пользования спорным жилым помещением в качестве членов семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма и признании утратившей силу регистрации их по месту жительства в спорном жилом помещении. Ответчиками В. В. и И. В. был предъявлен встречный иск — о нечинении им препятствий в пользовании спорным жилым помещением. В деле участвовали и обе дочери истицы В. А. Старшая дочь истицы, Е. Н., одновременно представляла интересы ответчиков по первоначальному иску, своих домочадцев — мужа В. В. (с которым расторгла брак в судебном порядке у мирового судьи за 2 месяца до завершения судебного разбирательства данного дела в федеральном райсуде — в октябре 2006 г.) и взрослой дочери И. В., продолжающей находиться на иждивении родителей. Младшая же дочь истицы, Т. Н., участвовала в качестве третьего лица с самостоятельными требованиями на предмет иска; суть ее позиции сводилась к активной защите притязаний больной матери (инвалида второй группы) от далеких от нравственной безупречности нападок на родную мать со стороны старшей дочери Е. Н. В качестве основных вопросов в рассматриваемом судебном разбирательстве разрешались вопросы: а) приобретено или не приобретено вновь вселявшимся в несвободное жилое помещение ответчиком — зятем, мужем старшей дочери, В. В. в сентябре 1985 г. право пользования этим жилым помещением; б) какие обстоятельства побудили всю семью ответчиков проживать с 1996 г. в другом, фактически собственном жилом помещении, и возможна ли их квалификация как временное отсутствие ввиду сложившихся неприязненных отношений между истицей и ответчиками; в) приобретено ли вторым соответчиком, внучкой истицы И. В., право пользования спорным жилым помещением, и если ответ утвердительный, то по каким основаниям и в какой период времени. Ответы на эти вопросы непосредственно связаны с установлением выполнения обязательных требований, сформулированных в ст. ст. 53, 54 ЖК РСФСР, а именно с наличием: 1) согласия всех совершеннолетних членов семьи нанимателя на такое вселение; 2) фактического вселения и совместного проживания в жилом помещении с нанимателем; 3) признания лица членом семьи нанимателя; 4) фактического ведения общего хозяйства с нанимателем; 5) отсутствия иного соглашения о порядке пользования жилым помещением между нанимателем, проживающими с ним членами семьи и вселяемым лицом; 6) отсутствия права на другое жилое помещение; 7) нуждаемости в улучшении жилищных условий. Отметим, что по юридическим последствиям совокупность требований 1 — 5 является правообразующей, т. к. последние непосредственно следуют из толкования смысла содержания указанных норм ЖК РСФСР. Требования 6 — 7 только учитываются, поскольку связаны с соблюдением конституционных прав граждан на жилище <1>. ——————————— <1> Черкашина И. Судебная защита права пользования жилым помещением // Российская юстиция. 2004. N 5, 6.

Установление соблюдения (несоблюдения) этих требований, являющихся значимыми обстоятельствами для правильного разрешения дела, составляет предмет и основу в распределении бремени доказывания между сторонами. Согласно ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений. Основываясь на этом, в сложившейся правоприменительной практике обязанности по доказыванию в делах подобного рода распределяются обычно следующим образом: 1) истец обязан доказать, используя необходимые доказательства, посредством которых устанавливаются факты: а) заключение нанимателем договора социального найма жилого помещения: — ордер и договор социального найма жилого помещения; б) фактическое вселение ответчика в спорное жилое помещение и фактическое проживание в нем: — справка о регистрации по месту жительства (прописке) и составе семьи; — акт о фактическом проживании, составленный с участием соседей, представителей ЖЭО и иных лиц; — квитанции о внесении платы за жилое помещение и оплаты коммунальных услуг; — иные письменные доказательства и показания свидетелей, подтверждающие вселение ответчика в спорное жилое помещение и фактическое проживание в нем; в) круг лиц, обладавших самостоятельным правом пользования спорным жилым помещением на момент вселения ответчиков, их согласие на вселение ответчиков, условия их вселения и пользования ими спорным жилым помещением: — справка о составе семьи и регистрации по месту жительства; — документы регистрационного учета: заявление нанимателя о регистрации (прописке) ответчика, письменное согласие членов семьи нанимателя на вселение ответчика; — иные письменные доказательства и показания свидетелей, подтверждающие круг лиц, обладавших самостоятельным правом пользования спорным жилым помещением на момент вселения ответчиков, их согласие на вселение ответчиков, условия вселения ответчиков и пользования ими спорным жилым помещением; г) выезд ответчика на постоянное жительство в другое место и обстоятельства, свидетельствующие об отказе ответчика от прав пользования спорным жилым помещением: — справка о регистрации по месту жительства (прописке); — документы регистрационного учета: заявление ответчика о снятии с регистрационного учета (выписке) по месту нахождения спорного жилого помещения и о регистрации (прописке) по новому месту жительства, листки убытия; — акт об отсутствии ответчиков в спорном жилом помещении, составленный с участием соседей и представителей ЖЭО; — квитанции о внесении платы за жилое помещение и оплаты коммунальных услуг; — документы об увольнении ответчика с работы по месту нахождения спорного жилого помещения и устройстве на работу по новому месту жительства; — показания свидетелей и иные доказательства, с достоверностью подтверждающие выезд ответчиков на постоянное место жительства в другое место и их отказ от прав пользования спорным жилым помещением; д) сторона, ссылающаяся на ранее состоявшееся соглашение о порядке пользования спорным жилым помещением, должна доказать данное обстоятельство; 2) ответчик, ссылающийся на вынужденный характер выезда на другое место жительства, должен доказать данные обстоятельства: — акт о препятствиях проживанию в спорном жилом помещении, составленный с участием соседей и представителей ЖЭО; — копия свидетельства о расторжении брака; — показания свидетелей и иные доказательства, свидетельствующие о временном или вынужденном характере выезда ответчика на постоянное жительство в другое место <2>. ——————————— —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Монография «Справочник по доказыванию в гражданском судопроизводстве» (под ред. И. В. Решетниковой) включена в информационный банк согласно публикации — НОРМА, 2005 (издание третье, переработанное). —————————————————————— <2> Справочник по доказыванию в гражданском судопроизводстве / Под ред. д. ю.н., проф. И. В. Решетниковой. Изд. 2-е, перераб. М.: Норма, 2005. С. 147 — 150.

В дальнейшем изложении будем придерживаться этих исходных позиций относительно предмета и бремени доказывания. Полагаем не лишними также ниже приводимые суждения, которые могут способствовать пониманию сути происходившего в судебном процессе. Прежде всего, речь о том, что обстоятельства, входящие в предмет судебного разбирательства, охватываются периодом с июля 1985 по декабрь 2006 г. Это достаточно длительный период с момента фактического возникновения исследуемых отношений, который указывает на необходимость учета действия неумолимо объективного явления — «время» (нередко — «действие временного фактора»). Только ему присуще свойство наиболее идеального хранителя множества тайн человеческой жизнедеятельности (в строгом понимании объективности мира человеческого бытия). Отсюда вероятность достоверности информационной составляющей, по которой оценивается степень приближения к познанию сути искомых объективных обстоятельств человеческой жизнедеятельности, всегда чрезвычайно сложна в итоговой оценке. С этим мы вынуждены считаться как с аксиоматичной данностью. Попытки проигнорировать эту объективность и тем более сделать ее слугой своих целеустремлений, независимо от их благонаправленности, в конечном итоге завершаются реальным нравственным падением сути человека в глазах его ближнего круга, как минимум. Отсюда представляется важным помнить два основных аспекта, обусловливающих многие трудности современного гражданского судопроизводства, — время и ложь лиц, участвующих в деле. Рассматривая юридически значимые обстоятельства жилищной проблемы в этой бывшей семье, уместно констатировать: основная часть возможных к собиранию документов суду представлена. Среди них справки и копии учетных документов из жилищно-эксплуатационных подразделений, копии карточек регистрационного учета граждан по месту жительства из подразделений УВД, ФМС и другие документы в основном справочного характера, полученные по запросам суда. Учитывая специфику рассмотрения подобного рода дел, бессмысленны любые надежды в отношении собирания достаточно объективного документального подтверждения исследуемым обстоятельствам, а также по поводу возможного использования разнообразных средств доказывания. Поэтому основной перечень исследуемых обстоятельств мог устанавливаться из объяснений сторон по поводу их требований и возражений, свидетельских показаний, весьма ограниченного круга письменных и иных средств доказывания. Предлагая далее вниманию читателя несколько обобщенные характеристики обстоятельств, которые устанавливались в судебном разбирательстве, более подробно изложим те из них, которые спустя двадцать с лишним лет (кабы молодость знала, если б старость могла) сыграли роковую роль в отношении фактических интересов истицы В. А. Среди таковых — обстоятельства, связанные с вселением и оформлением прописки в сентябре 1985 г. в спорном жилом помещении зятя В. В. По поводу установления этих значимых обстоятельств дела в судебном разбирательстве по существу в районном суде отчетливо проявились диаметрально противоположные утверждения сторон, а драматизм ситуации усугубляла доказательственная часть судебного исследования. В отношении первого вопроса. В объяснениях стороны истца указывалось на нарушение требований: а) ч. 1 ст. 54 ЖК РСФСР в сентябре 1985 г., выразившееся в том, что при осуществлении фактического вселения и оформления прописки ответчика В. В. не было письменного согласия члена семьи нанимателя Н. Ф. — мужа истицы, о чем последняя, лично занимавшаяся оформлением прописки зятя В. В. в спорное жилое помещение, безоговорочно заявила в судебном заседании, указав на то, что ее супруг категорически возражал против прописки и постоянного проживания зятя В. В. и его семьи в спорном жилом помещении; б) ч. 2 ст. 54 ЖК РСФСР, состоявшее в том, что при вселении имело место устное соглашение между вновь вселяющимся в несвободное жилое помещение зятем с нанимателем В. А. и ее мужем Н. Ф. (умер в 2001 г.) о временном проживании В. В. и его семьи в спорном жилом помещении — до решения ими в ближайшее время вопроса о получении самостоятельно жилого помещения для отдельного проживания. В судебном разбирательстве наличие иного соглашения о временном пользовании спорным жилым помещением нашло подтверждение со всей очевидностью в признании стороной ответчика фактов о систематических целенаправленных действиях семьи В. В., связанных с тем, что эта семья в полном составе начиная с 1991 г. периодически меняла место жительства, снимая различные квартиры в г. Туле. А с 1996 г. семья В. В. фактически стала постоянно проживать в квартире, соседней со спорным жилым помещением по лестничной площадке, которая впоследствии (в октябре 2003 г.) перешла в собственность его жены Е. Н. — старшей дочери истицы В. А. В отношении этих обстоятельств в качестве основных доказательств использовались показания свидетелей — близких родственников семьи истицы В. А. — родной сестры умершего мужа Н. Ф. и сестер самой истицы В. А., которые периодически поддерживали связи в рамках родственного общения и потому были более объективно осведомлены о происходившем в семье истицы В. А. Также в логичной и последовательной связи с показаниями этих родственников находились показания свидетелей — ближайших соседей семьи истицы В. А. и семьи ответчика В. В., не один десяток лет проживших с этими семьями в одном доме, подъезде. Эти обстоятельства в суде ответчик В. В. по существу не оспаривал, ограничиваясь невразумительным и голословным отрицанием. Анализ вышеприведенных исследованных в суде обстоятельств логично подводит к выводу об отсутствии достаточных доказательств наличия оснований, позволяющих согласно ч. 2 ст. 53 ЖК РСФСР признать В. В. членом семьи нанимателя, т. к. он: — фактически длительное время не проживает совместно в одном жилом помещении с нанимателем; — никогда не вел общего хозяйства с нанимателем, т. к. фактически проживал от истицы отдельно на съемных квартирах и вел общее хозяйство со своей женой Е. Н. — старшей дочерью истицы. Из пояснений В. А. следовало, что предоставление денег со стороны ответчиков в порядке компенсации В. А. оплаты коммунальных платежей за зарегистрированных в спорном жилом помещении В. В. и И. В. носило эпизодический, нерегулярный и далеко не соразмерный характер, т. к. старшая дочь Е. Н., профессионально занимаясь торговой деятельностью, предпочитала вкладывать деньги в свою профессиональную деятельность. Это подтверждается квитанциями о внесении В. А. платы за наем жилого помещения и оплаты коммунальных услуг. Сторона ответчика по этому поводу также представила суду голословные эмоциональные восклицания, находящиеся на грани приличия по форме и не имеющие отношения к исследуемым обстоятельствам дела по сути. Отсутствие совместного ведения хозяйства подтвердили в своих показаниях свидетели стороны истицы В. А., которые по ее просьбам неоднократно проводили в спорном жилом помещении ремонтные работы различной сложности сантехнического и иного инженерного оборудования фактически бесплатно. Одновременно в объяснениях суду истицей В. А. приводились конкретные обстоятельства, указывающие на участие зятя — ответчика В. В. в менее сложных ремонтных работах, за которые он требовал у истицы В. А. оплату «за проведенную работу» деньгами. Относительно сути показаний свидетелей со стороны ответчиков четко проявляется, что это люди, знакомые представителю ответчиков Е. Н. по совместному бизнесу или ответчице И. В. по совместному обучению в среднем специальном учебном заведении и по другим контактам вне домашних отношений, т. е. люди, которые эпизодически могли бывать в доме тяжущихся семей. Суть обстоятельств взаимоотношений сторон в домашней обстановке им была неведома, ответы на вопросы в суде носили обрывочно-путанный, непоследовательный или явно отрепетированный характер. Например, одна из свидетелей поведала суду о том, что к ответчице И. В. было трудно дозвониться, потому что мешала истица В. А., а также она видела, как бабушка не захотела взять у ответчицы И. В. какие-то деньги. Дать суду какие-либо пояснения уточняющего характера по своим показаниям свидетель не смогла ни единым словом. В результате ответчиками В. В. и И. В. суду так и не были представлены какие-либо объективные доказательства ведения совместного хозяйства с нанимателем В. А., подтверждающие наличие совместного бюджета семей и т. п. Таким образом, уже из происходившего в зале суда и из материалов дела становилось очевидным, что из пяти вышеназванных правообразующих условий не нашли подтверждения о соблюдении четыре: а) не получено письменное согласие на вселение в качестве члена семьи всех совершеннолетних членов семьи нанимателя; б) имелось иное соглашение о временном и краткосрочном порядке пользования жилым помещением, т. е. В. В. с семьей предоставлялось лишь временное пользование жилым помещением; в) не нашло должного подтверждения наличие совместного проживания и ведение общего хозяйства В. В. с нанимателем; г) отсутствуют надлежащие основания для признания В. В. в качестве члена семьи нанимателя. Отсюда представляется логичным единственный вывод — право пользования спорным жилым помещением у В. В. в сентябре 1985 г. не возникло, т. к. ответчик В. В. был вселен и прописан без согласия совершеннолетнего члена семьи нанимателя, был вселен в спорное жилое не в качестве члена семьи нанимателя, истицы В. А., т. е. с нарушением требований ст. ст. 53, 54 ЖК РСФСР. В силу наличия иного соглашения с нанимателем и членом его семьи он был вселен в качестве временного жильца. В отношении второго вопроса. Здесь необходимо было установить обстоятельства, подтверждаемые надлежащими доказательствами, позволяющие суду установить наличие неприязненных отношений между сторонами и на их основе квалифицировать длительное проживание семьи ответчиков вне спорного жилого помещения как временное отсутствие ответчика. Никаких объективных доказательств, подтверждающих вынужденный (а не добровольный) характер переезда семьи ответчиков начиная с 1991 г. в другие места постоянного проживания всей семьей в г. Туле, стороной ответчика не представлено. В материалах дела по поводу этих обстоятельств изобилие лишь голословных восклицаний различной интерпретации, навевающих аналогию с тем, кто громче всех вопиет о том, кого следует ловить, указывая жестами в непонятном направлении. Также отсутствуют какие-либо доказательства, подтверждающие наличие причин и суть неприязни в отношениях между сторонами. А отдельные показания свидетелей в этой части со стороны ответчиков носили скорее курьезный, чем убедительный характер. Наиболее «яркими» в немногочисленном ряду таковых, невнятных по сути, а в юридическом отношении не имеющих значения, оказались показания свидетеля К. А., обозначившего себя в судебном заседании руководителем некой коммерческой структуры, в которой трудится представитель ответчиков Е. Н., а также другом семьи ответчика В. В. Из показаний свидетеля К. А. удалось уяснить только то, что он эпизодически встречался с ответчиком В. В. за рюмкой «чая» в каком-то своем служебном помещении и однажды в домашней обстановке семьи В. В. и какой «замечательный» человек ответчик В. В. был в тех ситуациях. Конечно, свидетель К. А. имел право «искренне заблуждаться» в отношении обстоятельств, связанных с характеристикой ответчика В. В., в силу целого ряда только ему известных причин личностного характера. Объективно же свидетель К. А. не знал о ранее выслушанных судом показаниях соседей ответчика В. В., проживавших с ним в одном подъезде не один десяток лет и до настоящего времени. В частности, соседи поведали суду о некоторых особенностях поведения ответчика В. В. в ходе чрезмерного «чаеупотребления», среди них — проявление буйного нрава и неуемное желание освободиться сию же минуту от неугодных ему предметов домашнего обихода (например, телевизора) посредством выбрасывания их из окна квартиры на втором этаже, «забыв» предварительно открыть последнее. За что вскоре ответчику В. В. внушали порицание за излишние щедроты его души, и это он воспринимал как неприязненное к себе отношение со стороны истицы. Тем не менее, кроме подобного рода «дифирамбов» от единственного «сердобольного» и «искренне заблуждающегося» субъекта доказывания, иных доказательств со стороны ответчика В. В. в отношении наличия неприязненных отношений со стороны истца суду так и не было представлено. Другими словами, наличие неприязненных отношений между тяжущимися сторонами в судебном заседании фактического подтверждения не нашло, а потому и основания для квалификации временного выбытия ответчиков из спорного жилого помещения по декларированной в возражениях ответчиков причине отсутствуют. Следовательно, добровольность выезда всей семьи ответчиков на постоянное жительство в другое место — единственно адекватное понимание всей совокупности установленных обстоятельств по данному вопросу. В отношении третьего вопроса. Он связан с установлением обстоятельств, которые давали бы основания установления, в каком жилом помещении, когда и по каким основаниям у ответчицы И. В. возникло право пользования жилым помещением. Здесь определяющей при квалификации возникших правоотношений является норма п. 2 ст. 20 ГК РФ: местом жительства несовершеннолетних, не достигших 14 лет, признается место жительства их родителей. Из материалов дела следует, что И. В. с момента рождения в декабре 1985 г. была внесена в регистрационную учетную карточку по месту жительства своего отца — ответчика В. В., т. е. лица, фактически вселенного и вскоре прописанного в спорном жилом помещении в качестве временно проживающего в спорном жилом помещении. С 1991 г. ответчица И. В. вместе с семьей проживала в различных нанимаемых родителями жилых помещениях г. Тулы. Также были установлены фактические обстоятельства постоянного проживания ответчиков всей семьей с 1996 г. вне спорного жилого помещения. При этом достаточно длительное время (около десяти лет на момент подачи искового заявления в феврале 2005 г.) семья ответчиков не вела совместного хозяйства с нанимателем, не имела общего бюджета с семьей нанимателя, что является веским основанием для констатации добровольного выезда семьи ответчика В. В. на другое место жительства из спорного жилого помещения и утраты при этом каких-либо прав на пользование спорным жилым помещением в 1996 г. согласно абз. 2 ст. 89 ЖК РСФСР. В судебном заседании внимание суда неоднократно обращалось на информацию, содержащуюся в документах, представленных суду из жилищно-эксплуатационных организаций и территориальных подразделений федеральной миграционной службы, из которых следовало, что с 1996 г. должностные лица паспортно-визовой службы, ответственные за регистрацию по месту жительства, нарушали требования абз. 2 п. 28 Правил регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации, утвержденных Постановлением Правительства от 17 июля 1995 г. N 713, о том, что регистрация по месту жительства несовершеннолетних граждан в возрасте от 14 до 16 лет осуществляется на основании свидетельства о рождении с выдачей свидетельства о регистрации по месту жительства. При этом в нарушение требований ч. 5 ст. 3 Закона РФ «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» от 25 июня 1993 г. N 5242-1 ими не осуществлялось должных мер контроля за соблюдением гражданами РФ и должностными лицами правил регистрации и снятия граждан РФ с регистрационного учета по месту жительства. Это подтверждается тем, что И. В. с 14 лет (декабрь 1999 г.) и до 16 лет (декабрь 2001 г.) не имела свидетельства о регистрации по месту жительства, числясь по устаревшим сведениям десятилетней давности о регистрации по месту жительства в учетной карточке регистрации по месту жительства отца — ответчика В. В., при этом с 1996 г. фактически проживая с родителями в квартире, которая по завещанию перешла в собственность ее матери Е. Н. в 2003 г. Однако в силу указанных нарушений со стороны должностных лиц паспортно-визовой службы не соответствующие действительности данные о фактическом месте проживания И. В. из учетной карточки регистрации по месту жительства отца, также с 1996 г. содержавшие сведения о фактическом месте проживания ее отца, не соответствующие действительности, должностные лица паспортно-визовой службы без надлежащей проверки перенесли в паспорт, выданный И. В. впервые 21.02.2002, а затем и в заменяемый паспорт 01.02.2006. Во всех этих обстоятельствах нарушались требования ст. 6 Закона РФ «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» от 25 июня 1993 г. N 5242-1 в части, касающейся предоставления должностными лицами, ответственными за регистрацию по месту жительства, документа, являющегося основанием для вселения гражданина в жилое помещение. При этом согласно п. 4.5 Инструкции о применении Правил регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации, утвержденной Приказом МВД РФ от 23 октября 1995 г. N 393, действовавшей на период судебного разбирательства, работники паспортно-визовой службы проверяют представленные документы, одновременно выясняется наличие обстоятельств, предусмотренных законодательными и иными правовыми актами РФ, препятствующих вселению граждан в жилое помещение, руководствуясь пп. 4.1.4, абз. 2 п. 4.3 этой же Инструкции. При этом установлено, что действия, связанные с регистрацией по месту жительства в спорном жилом помещении в 2002 и 2006 гг., проводились без согласия самого нанимателя жилого помещения — истицы В. А. и без письменного согласия членов семьи, проживающих совместно с нанимателем, — Т. Н. (ч. 1 ст. 54 ЖК РСФСР, ч. 1 ст. 70 ЖК РФ). На момент судебного разбирательства И. В. продолжала фактически находиться на иждивении своих родителей — матери Е. Н. (представительницы ответчиков в данном судебном разбирательстве) и отца В. В. (ответчика по данному делу), ведя с ними общее хозяйство, пользуясь одновременно квартирой, находящейся в собственности ее матери Е. Н., и периодически (по команде матери Е. Н.) квартирой бабушки — истицы В. А. (под предлогом укрытия от чрезмерных излияний «мятежной души» близкого родственника). Однако суд, по сути, устранился от исследования изложенных обстоятельств, свидетельствующих о нарушении законности в вопросах регистрации граждан по месту жительства. И впоследствии, традиционно наоборот (странное совпадение в тактике поведения правоприменителя и стороны ответчика), немотивированно и необоснованно проигнорировав доводы стороны истца, усмотрел «отсутствие» доказательств нарушений со стороны названных административных органов и должностных лиц в сфере административного законодательства. Потому и не появилось даже частного определения в адрес управления ФМС в Тульской области, организации ЖКХ г. Тулы по поводу указанных нарушений в действиях должностных лиц его подразделений. Наблюдения и рассуждения в этой части судебного разбирательства вкупе с соответствующими формулировками мотивировочной части решения суда впоследствии зародили глубокое сомнение в понимании правоприменителем самой сути процесса доказывания, особенно познавательной его части. В подтверждение этого печального факта из мотивировочной части решения суда недвусмысленно следует, что, только «закрыв глаза» на наличие указанных нарушений закона со стороны должностных лиц паспортно-визовой службы УВД и ЖКХ, а впоследствии и терорганов ФМС и ЖКХ, правоприменитель «открыл» возможность использовать в качестве «главного» письменного доказательства наличия права на пользование жилым помещением у ответчика В. В. штамп о прописке (впоследствии о регистрации) в паспорте ответчика В. В. Именно отсюда устаревшие и не соответствующие изменившемуся законодательству 1993 — 1996 гг. сведения о регистрации по месту жительства более полутора десятков лет кочевали по справкам ЖКХ о регистрации и взимании платежей, поставленных в зависимость от количества зарегистрированных по месту жительства. И в конце концов они нашли «достойное место» среди «главных» письменных доказательств наличия права на жилое помещение у ответчика В. В. При этом правоприменитель как заклинание, обращаемое к участникам процесса, использовал ссылку на позицию Конституционного Суда РФ (Постановление Конституционного Суда РФ от 23.06.1995 о конституционности ч. 1 ст. 60 ЖК РСФСР) по поводу временного вынужденного отсутствия ответчика В. В. и при этом так и «не услышал» пояснения стороны истца о том, что приведенная позиция Конституционного Суда РФ не исключает возможности судебной проверки по делам, связанным с прекращением права пользования конкретным жилым помещением (например, в порядке ч. 2 ст. 89 ЖК РСФСР или ч. 3 ст. 83 ЖК РФ), обстоятельств, подтверждающих сохранение достаточных связей человека с жилым помещением, в котором он не проживает в течение определенного времени. Ибо беспристрастная проверка этих обстоятельств с большей вероятностью могла бы привести суд к выводу о том, что в данном конкретном деле при временном отсутствии гражданина в жилом помещении, где он ранее проживал, жилое помещение перестает быть его жилищем в силу полного разрыва (утраты) связи личной жизни человека со спорным жилым помещением <3>. Именно это усматривается уже из письменных возражений ответчика на первоначальный иск и из его пояснений по вопросам стороны истца в судебном заседании. ——————————— <3> Халдеев А. В. Соотношение правовых категорий «жилое помещение» и «жилище»: теоретические и практические аспекты // Жилищное право. 2006. N 6. С. 41.

И в этой части обстоятельства дела, изложенные выше, по поводу доказывания наличия неприязненных отношений и вынужденного отсутствия ответчика В. В. в спорном жилом помещении рассмотреть в суде так и не удалось в силу вышеописанных субъективных особенностей рассмотрения данного гражданского дела правоприменителем. Приведенные констатации, связанные с установлением судом обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела, указывают на то, что в части содержательной, относимой и допустимой составляющей в информации объяснения ответчиков, показания свидетелей с их стороны укладываются в примитивную схему: с ходу все отрицай и утверждай прямо противоположное сказанному стороной истца, не утруждай себя аргументированием и обоснованием своих возражений, не обременяй себя предоставлением суду каких-либо доказательств вообще и подтверждающих противопоставления истцу в частности. Далее представляется возможным кратко прокомментировать то, на чем фактически основывались позиции участников анализируемого процесса, имея целью приблизиться к пониманию невозможности однозначного ответа на вопросы, почему в удовлетворении требований первоначального иска, подтвержденных надлежащими обоснованиями и доказательствами, отказали, по требованиям же встречного иска, основанным только на громких и дерзких восклицаниях скандальной природы, а по сути даже элементарно не мотивированным и законом не обоснованным, притязания ответчиков удовлетворены в полном объеме? Ключевую роль в нежелательной для истца трактовке фактических обстоятельств и оценке исследуемых судом доказательств сыграли, как ни странно, объяснения самой истицы в первоначальных судебных заседаниях, в которых она поведала о ее личном, инициативном и активном участии в оформлении прописки зятя. Именно в этой части обстоятельствам вселения и оформления прописки правоприменителем была придана чрезмерно субъективная оценка. При этом другая часть обстоятельств, звучавшая в судебном заседании, весьма успешно оказалась «не замечена» судом, а потому и не была удостоена надлежащего внимания, в т. ч. и в последующей оценке доказательств. Суть «незамеченной» части обстоятельств в том, что вселение и оформление прописки было осуществлено истицей В. А. вопреки желанию и в обход законных интересов своего мужа Н. Ф., при использовании явно сомнительных способов достижения желаемого результата посредством «благодарственных преподношений» в конторах ЖКХ того времени. Усугубило же положение дел то, что в своих объяснениях в начале судебного разбирательства истица В. А. «постеснялась» раскрыть некоторые детали, фактически имевшие место при вселении и оформлении прописки зятя — ответчика В. В. в сентябре 1985 г. Не понимала истица В. А. своих действительных интересов в сложившейся ситуации 2005 — 2006 гг., а потому и неуклюже руководствовалась ложной мотивацией в демонстрации суду своей «добропорядочности». Определенный драматизм в ситуацию в отношении этой части обстоятельств привнесли не скрываемые в ходе судебного разбирательства проявления пристрастно-критического подхода со стороны правоприменителя к доводам стороны истца В. А. Это выражалось в стиле поведения правоприменителя в судебном заседании — в манере проявлять поспешность в ведении заседания, в демонстрации всезнайства наперед по поводу искомых фактов и доказательств, формулировании уточняющих вопросов, отношениях к процедурной регламентации и т. д. Например, такое в ряду характерных черт поведения правоприменителя: публичные выражения в своеобразной недоуменной манере в заседании по поводу частичного уточнения истицей В. А. своих объяснений о том, что она сама же лично оформляла, сама лично утверждала в начале судебного разбирательства сведения о том, что все были не против, а после появления в процессе адвоката вдруг стала говорить, что муж всегда был против?!! Впоследствии этот эпизод судебного заседания найдет свое продолжение в мотивировочной части судебного решения, суть которой в следующем: тому, что говорила истица В. А. вначале по поводу вселения и прописки зятя В. В., суд верит, а к тому, что она утверждала после вступления в дело адвоката, следует относиться критически ввиду надуманности сказанного истицей!!! Хотя из материалов дела становится очевидно, что и состав документов, и состав участников процесса, и круг значимых для дела обстоятельств расширился именно после вступления в дело представителя — профессионального юриста. В то время как представитель стороны ответчиков — Е. Н., не имеющая юридического образования, очевидно и активно демонстрирует суду свое идейное, организационное и управленческое авторство в этом межсемейном конфликте с 90-х годов прошлого столетия, желая только его одностороннего материально-приобретального завершения, и не важно, какими средствами, для стороны ответчиков. Также не удалось довести до должного восприятия судом обстоятельств и доказательств того, что истица В. А. не менее активно и деятельно способствовала в 90-х годах проведению притворных сделок по поводу квартиры между своей подругой-соседкой С. Н. и своей старшей дочерью Е. Н., в результате которых старшая дочь Е. Н. вместе со своей семьей — ответчиками В. В. и И. В. уже в 1996 г. поселилась в 2-комнатной квартире С. Н., т. е. квартире подруги истицы В. А., впоследствии, в 2003 г., перешедшей в собственность Е. Н. согласно завещанию С. Н. Таким образом, в результате сделок старшая дочь истицы Е. Н. по завещанию от С. Н. в октябре 2003 г. получила в собственность 2-комнатную квартиру на одной лестничной площадке с квартирой своей матери — истицы В. А. Суд также не придал должного значения и тем обстоятельствам, что ответчики В. В. и И. В. в унаследованной квартире фактически проживали всей своей семьей, т. е. вместе со своей представительницей в суде Е. Н., с 1996 г., но только последняя — представительница Е. Н. — в 1997 г. снимается с регистрационного учета в квартире своей матери (спорное жилое помещение) и регистрируется по месту проживания в квартире, которую унаследует лишь через 6 лет!!! При этом ответчики В. В. и И. В. с конца 90-х годов уклонялись от предложений со стороны истца о регистрации семьи В. В. по фактическому месту проживания. И уже тогда эти законные требования не могли преодолеть инициативное, активное и весьма изобретательное противодействие со стороны все той же представительницы ответчиков в суде Е. Н., и в этой части противостояние двух семей обострилось в связи со смертью Н. Ф. (2001 г.) и оформлением Е. Н. квартиры, полученной по наследству (2003 г.). В связи с этими, не убедившими суд своей относимостью и значимостью для разрешения дела обстоятельствами, можно лишь посочувствовать людям по поводу весьма впечатляющих своей незаурядностью способностей в части филигранного умения неадекватно (диаметрально противоположно) воспринимать объективно очевидное. Но правоприменитель с этой задачей справился, представляется, впечатляюще «достойно». Таким образом, ответ на поставленные вопросы нериторического характера кроется в подходах к оценке доказательств и квалификации правоотношений. Понимание констатируемых «разногласий» в квалификации участниками процесса, по сути, сводимо к банальному: одна сторона неумолимо стоит на том, что стакан наполовину пуст, а другая, «уличая» первых в зрительных галлюцинациях, не менее твердо настаивает на том, что стакан наполовину полон! Сложившаяся ситуация достойна только сожаления, поскольку в ней, как представляется, нет элементарного здравомыслия. Справедливость и бессмысленность — понятия не сводимые, параллельно существующие и потому друг друга не обусловливающие. При этом справедливость всегда и прежде всего объективируется в торжестве разума! В рассматриваемой ситуации каждый раз при просмотре материалов дела навязчиво возникает ощущение того, что подобные проявления возможны, а при наличии ряда обстоятельств и неизбежны, когда в их ряду явно выраженная и чрезмерная амбициозность, основывающаяся на всезнайстве наперед выводов по отношению к материалам предстоящего судебного исследования, проявление устойчивых признаков безразличия к людским судьбам и недостаточного уровня профессионализма. Иллюстрацией в подтверждение этого суждения приведу констатацию появления и движения по этапам процесса «доказательств» в материалах дела, на первый взгляд пустяковых по сути и, очевидно, недопустимых в процессуальном отношении, но оказавших влияние на вынесенное решение суда. Так, к материалам рассмотренного дела приобщена аудиозапись, представленная стороной ответчика, с дублирующим ее содержание текстом на бумажном носителе (сделанная тайно во время одной из многочисленных заурядных семейных дрязг бытового характера). Сторона истца возражала против приобщения ее к материалам дела как не отвечающей признакам относимости к рассматриваемым обстоятельствам, имеющим значение для дела, и по причине отсутствия заключения эксперта на предмет наличия (отсутствия) признаков монтажа. И далее в этом и последующих заседаниях аудиозапись фактически не прослушивалась и не обсуждалась. Кроме того, суд непосредственно в судебном заседании так и не дал вразумительного ответа на заявленное ходатайство о приобщении аудиозаписи к материалам дела и возражения по нему, воспользовавшись подвернувшимся поводом — необходимостью призвать к порядку в зале суда не в меру эмоционально распалившихся в излиянии взаимно оскорбленных чувств близких родственников. Это, казалось бы, банальный рабочий эпизод в напряженном судебном разбирательстве. Но последующий, к сожалению, запоздалый анализ (причины которого будут раскрыты несколько ниже) показал, что за тихоньким, якобы замятым по малозначительности эпизодом и, конечно же, своевременно не оформленным соответствующим протокольным определением о приобщении (или отказе в приобщении) последовали серьезные обобщения, выводы, оценки, со ссылкой на целую совокупность иных доказательств в материалах дела при составлении мотивировочной части решения суда (уже безапелляционно — и относимые и допустимые; в интересах ответчика!!). Аналогичным образом приложены фотографии какого-то бытового застолья с присутствием кого-то из участников процесса, без заключения эксперта на предмет наличия (отсутствия) монтажа, с возражениями стороны истца против приобщения их к материалам дела ввиду неотносимости и недопустимости; и конечно же, в судебном заседании по ним никто не давал пояснений и т. п. и также не выносилось определение по поводу приобщения (отказа в приобщении). Это один из самых «безобидных» способов в рассматриваемом судебном разбирательстве. Другой, излагаемый ниже, в противоположность вышеизложенному, демонстрирует неприкрытую браваду своим должностным положением — вседозволенностью и безответственностью за свои действия, и позволяет юристу-профессионалу, практикующему судебным представительством, получить ответы на многие вопросы, возникшие из вышеприведенного анализа. Кратко суть. Резолютивная часть решения оглашена 11 декабря 2006 г. Мотивированное решение вместо 5 суток с неимоверными усилиями было получено 20 марта 2007 г.!!! За неимоверными усилиями стоят «скромные» еженедельные напоминания правоприменителю по телефону об истечении срока предоставления сторонам мотивированного решения суда. В 10-х числах января 2007 г. просительные тона наполняются отчаянием от осознания своего бессилия понудить правоприменителя к уважительному отношению к процессуальному и другим законам, регламентирующим судейский статус. Не удалось получить для обжалования судебное решение и в первой половине февраля 2007 г. Не властен оказался над правоприменителем в этой ситуации и председатель райсуда. Обратились с жалобой на действия судьи в квалификационную коллегию судей, но только в 20-х числах марта 2007 г., в результате «нелицеприятной переписки» с областной коллегией судей, истица В. А. наконец получила мотивированное решение суда. Однако для написания полноценной кассационной жалобы, на которой настаивала истица, необходимо было все же ознакомиться с содержанием протоколов судебных заседаний, которые не оформлялись до указанной даты получения мотивированного решения с 2005 г.!!! Здесь стороне истца было уготовано пройти второй этап мытарств по поводу реализации права на доступ к протоколам судебных заседаний, которым ГПК РФ придает доказательственное значение. Опыт и закалка первого этапа не очень помогли стороне истца. Потребовалось приложение еще больших физических и душевных сил, чтобы возможность ознакомиться с содержанием протоколов была предоставлена лишь… в начале августа 2007 г. Конечно, с искажениями и передергиваниями в их содержании, но представленные стороной истца замечания к протоколам правоприменитель традиционно назвал «надуманными» стороной истца! Но это уже не вызвало изумления истца в той части, что немотивированное решение основывается на своевременно оформленных протоколах судебных заседаний, а наоборот — мотивированное решение есть поводырь и источник для интерпретирования высказываний участников процесса из мотивировочной части решения в протокол судебного заседания. Отсюда очевидна ценность объективности, всесторонности, убежденности… в судебном решении. Итог почти трехлетней тяжбы для истицы В. А. неутешителен — решением райсуда г. Тулы первой инстанции в декабре 2006 г. было отказано в удовлетворении исковых требований по первоначальному иску в полном объеме и удовлетворены встречные исковые требования в полном объеме. Полагаю, что и читатель уже подготовлен воспринять подобный вердикт по делу без излишних эмоциональных аномалий, т. к. иная логика решения была бы проявлением как минимум настораживающей непоследовательности правоприменителя или, того хуже, его хронической неадекватности. Конечно, здесь остается неудовлетворенным интерес читателя к тому, какие мотивы, доводы и обоснования легли в основу такого вердикта. Они, как все гениальное, просты: все, что связано с процессуальной деятельностью стороны истца, порочно, т. к. является надуманным, и потому нуждается в критическом подходе в оценке; что касается невразумительных, зачастую бестактных и граничащих с истерией, голословных отрицаний стороны ответчика — априори устами агнца глаголет истина. А то, что со стороны ответчика вообще какие-либо относимые и допустимые доказательства в подтверждение его возражений или встречных исковых требований и т. д. отсутствуют, — не беда, ведь, по утверждению правоприменителя, их должен был представлять только истец, от ответчика достаточно невразумительного, но возмущенного возгласа, а успех толкования и оценки в его интересах обеспечен. Судебная коллегия по гражданским делам Тульского областного суда в октябре 2007 г. данное решение райсуда оставила без изменения. При обращении в надзорную инстанцию Тульского областного суда судья надзорной инстанции в Определении в мае 2008 г. не нашел оснований для передачи дела для рассмотрения в президиум Тульского областного суда. Действительно, а что, собственно, пересматривать, судя по тому, как разбиралось, формировалось дело в первой инстанции, как «скрупулезно чтился» при этом процессуальный закон и как вообще толковался любой нормативно-правовой акт, встававший на пути правоприменителя, возомнившего себя непогрешимым носителем объективной истины в последней инстанции перед заблудшими в субъективных суждениях и потому неправильно понимающими закон. Только на чем основываются такие убежденности «носителей объективной истины», к сожалению, ими не раскрывается, как того требует процессуальный закон в отношении выносимых судебных актов. Гадание же или додумывание за кого-то, и уж тем более огульное комментирование предполагаемого так несвойственно юридической профессии и потому воспринимается на грани приличий среди здравомыслящих. В этой связи многократно и многовариантно писано о том, «что в практике российских судов первой инстанции в большинстве случаев мы не находим аргументации, обосновывающей значение примененной нормы права; относительно решений верховных судов, публикуемых в соответствующих бюллетенях, — их ценность для практики и теории, безусловно, повышается, если дается аргументированное обоснование значения применяемой нормы. Однако в указанных решениях, как правило, также нет обоснований того или иного понимания норм права. Зачастую дается лишь тезис, раскрывающий смысл нормы права, без приведения аргументации… Отсюда вытекает и трудность, а зачастую и полная невозможность проследить мыслительный процесс интерпретатора на основе решений» <4>. Вряд ли в данном утверждении можно что-либо подвергнуть серьезным сомнениям. Но именно отсюда следует, насколько запущены воззрения отдельных представителей судейского корпуса на самооценку соответствия их действий требованиям закона и насколько, оказывается, тяжело и продолжительно излечиваются недуги на почве юридической наукофобии у принадлежащих к этой категории представителей корпорации правоприменителей. ——————————— <4> Черданцев А. Ф. Толкование права и договора: Учеб. пособие для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003. С. 66.

В силу сугубо личных обстоятельств истец по первоначальному иску В. А., лично принимавшая участие почти во всех заседаниях суда первой и кассационной инстанций, не сочла для себя возможным и целесообразным обращаться в надзорную инстанцию Верховного Суда РФ. Ее личное участие в исследовании материалов дела в суде первой инстанции, рассмотрение дела в кассационной инстанции, неудачная попытка пробиться в надзорную инстанцию областного суда утвердили веру заявительницы иска в правильность ее позиции и правомерность ее притязаний. Но впечатления от происходившего в залах суда ввергли ее в глубокое разочарование по поводу возможности чего-либо добиться в вышестоящих судебных инстанциях. В общем плане судебное разбирательство этой семейной драмы стало для нее горьким уроком просветления на закате жизни, полученным от собственных взрослых детей. Потому что воззрение и понимание справедливости не так уж часто совпадает с надеждами и чаяниями истинно обиженных. И сама справедливость иногда обладает свойством куда-то тихонько ретироваться пред ликом нахрапистых, деятельно активных, локтями и прочими устраняющих всех мешающих, в т. ч. кровных, очень близких родственников, на пути этих пронырливых ловчил от закона, сегодня, к сожалению, нередко и весьма «удачливых». Вот уж воистину — не делай добра, не получишь и зла!

——————————————————————