Может ли Федеральная служба по финансовому мониторингу рассчитывать на финансово-кредитные организации и адвокатов: к вопросу о толковании Федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»

(Манукян А. Г.)

(«Банковское право», 2006, N 3)

МОЖЕТ ЛИ ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ПО ФИНАНСОВОМУ МОНИТОРИНГУ

РАССЧИТЫВАТЬ НА ФИНАНСОВО-КРЕДИТНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

И АДВОКАТОВ: К ВОПРОСУ О ТОЛКОВАНИИ ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА

«О ПРОТИВОДЕЙСТВИИ ЛЕГАЛИЗАЦИИ (ОТМЫВАНИЮ) ДОХОДОВ,

ПОЛУЧЕННЫХ ПРЕСТУПНЫМ ПУТЕМ, И ФИНАНСИРОВАНИЮ ТЕРРОРИЗМА»

А. Г. МАНУКЯН

Манукян А. Г., член Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов.

Согласно п. 2 ст. 7.1 Федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» при наличии у адвокатов, когда они готовят или осуществляют от имени или по поручению своего клиента следующие операции с денежными средствами или иным имуществом сделки или финансовые операции: сделки с недвижимым имуществом; управление денежными средствами, ценными бумагами или иным имуществом клиента; управление банковскими счетами или счетами ценных бумаг; привлечение денежных средств для создания организаций, обеспечения их деятельности или управления ими; создание организаций, обеспечение их деятельности или управления ими, а также купля-продажа организаций, — любых оснований полагать, что эти сделки осуществляются или могут быть осуществлены в целях легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, или финансирования терроризма, обязаны уведомить об этом Федеральную службу по финансовому мониторингу. То же самое правило установлено и п. 2 Постановления Правительства Российской Федерации от 16 февраля 2005 г. N 82 «Об утверждении Положения о порядке передачи информации в Федеральную службу по финансовому мониторингу адвокатами, нотариусами и лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность в сфере оказания юридических или бухгалтерских услуг». Однако данные предписания противоречат положениям Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Так, согласно п. 2 ст. 3 этого Федерального закона адвокатура во взаимоотношениях с государством действует, в частности, на основе принципа независимости. В соответствии с п. 5 ч. 4 ст. 6 того же Закона адвокату запрещается «разглашать сведения, сообщенные ему доверителем в связи с оказанием последнему юридической помощи, без согласия доверителя». Негласное сотрудничество адвоката с органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, также запрещено (ч. 5 ст. 6 того же Закона). Какой группе норм следует отдать предпочтение: обязывающим адвоката сообщать компрометирующие данные на своего клиента фискальному государственному органу либо тем, которые в принципе не допускают ни установления государством такого рода обязанностей адвоката (независимость адвокатуры), ни совершения им подобных действий?

Представляется, что при решении данного вопроса прежде всего следует принять во внимание тенденцию, которая укрепилась в российском праве и состоит в том, что кодифицированные нормативные акты имеют приоритет над актами некодифицированными. Например, в соответствии со ст. 2 Федерального закона от 13 июня 1996 г. N 64-ФЗ «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации» другие законы и иные нормативные правовые акты, действующие на территории Российской Федерации, подлежат приведению в соответствие с Уголовным кодексом Российской Федерации. Федеральный закон от 26 января 1996 г. N 15-ФЗ «О введении в действие части второй Гражданского кодекса Российской Федерации» также устанавливает, что «впредь до приведения законов и иных правовых актов, действующих на территории Российской Федерации, в соответствие с частью второй Кодекса законы и иные правовые акты Российской Федерации, а также акты законодательства Союза ССР, действующие на территории Российской Федерации в пределах и в порядке, предусмотренных законодательством Российской Федерации, применяются постольку, поскольку они не противоречат части второй Кодекса». Кодификация предполагает обязательное установление системных связей между отдельными нормами и институтами той или иной отраслевой принадлежности; нормы же, находящиеся вне этой системы, как бы выбиваются из общего ряда и (в случае противоречия принципам и общим положениям, закрепленным в Кодексе) являются нелегитимными. Кодифицированные системные связи в праве более ценны и актуальны, нежели какие-либо иные, так как отражают «объективно обусловленный интерес государства к самостоятельному регулированию данного комплекса общественных отношений». Если кодификация есть форма систематизации нормативного материала, в результате которой возникает новый нормативный акт, то некоторые законы, даже если формально они не получили названия «Кодекс», могут считаться результатом кодификации. Таков, в частности, названный выше Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Со дня вступления в силу этого Федерального закона был признан недействующим целый ряд прежних нормативно-правовых актов, регулирующих адвокатскую деятельность. Многие нормы этих законов после переработки и систематизации вошли в новый Федеральный закон, который, таким образом, приблизился по своему значению к кодифицированному акту. По своей внутренней структуре он также напоминает кодекс, ибо имеет своего рода Общую часть («Общие положения») и часть Особенную (положения о статусе адвоката и организации адвокатской деятельности). И хотя данный нормативно-правовой акт не лишен недостатков, он пытается придать нормативному материалу определенную стройность, последовательность, непротиворечивость и полноту. Правда, в ст. 4 данного Закона сказано, что законодательство об адвокатской деятельности и адвокатуре основывается на Конституции Российской Федерации и состоит не только из этого Федерального закона, но и из других федеральных законов, нормативных правовых актов Правительства Российской Федерации и федеральных органов исполнительной власти, регулирующих адвокатскую деятельность, а также из законов и иных нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации. Это, однако, не исключает вывода о том, что Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» от 31 мая 2002 г. представляет собой важный шаг в направлении так называемой специальной кодификации соответствующих правовых норм. Иные нормативные правовые акты, регулирующие адвокатскую деятельность (в рассмотренном выше случае в части фискальных «обязанностей» адвокатов), не могут, на наш взгляд, противоречить Федеральному закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», а в случае их коллизии должны применяться нормы данного Закона как наиболее систематизированного акта. Итак, положения Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» имеют приоритет над предписаниями п. 2 ст. 7.1 Федерального закона «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». В силу этого обращенное к адвокатам требование доносить государственным органам о сделках, которые осуществляются или предположительно могут быть осуществлены их клиентами в целях легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем и т. д., реализовываться не должно. В самом деле, если к адвокату изначально обращаются с просьбой о содействии в легализации преступно полученных доходов, то он, следуя ч. 4 ст. 6 Закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», обязан отказаться от предоставления обратившемуся с таким предложением лицу какой-либо юридической помощи в данном вопросе, и потому «требования в отношении идентификации клиента» на него не распространяются, ибо в данном случае клиента у него попросту не появляется. Если же адвокат все-таки незаконно принимает на себя оказание подобной юридической помощи, то он становится субъектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, и тогда вправе не свидетельствовать против самого себя в силу ст. 51 Конституции РФ.

——————————————————————