Императивная ответственность в договорных отношениях с позиций справедливости
(Богданов Д. Е.) («Законодательство и экономика», 2013, N 3)
ИМПЕРАТИВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В ДОГОВОРНЫХ ОТНОШЕНИЯХ С ПОЗИЦИЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Д. Е. БОГДАНОВ
В статье доцента кафедры гражданского права Российской правовой академии Министерства юстиции РФ, кандидата юридических наук, доцента Д. Е. Богданова исследованы особенности договорной ответственности, когда условия, санкции и иные характеристики договорных отношений установлены законом в императивной форме. По мнению автора, данное обстоятельство позволяет обосновать вывод, что наличие публичной составляющей в такой ответственности свидетельствует о ее направленности на достижение целей справедливости.
Анализ законодательства, практики его применения и научной литературы позволяют сделать вывод: основной тенденцией в современной науке гражданского права является формирование новой цивилистической парадигмы — социализированного гражданского права. Особенно рельефно названная тенденция проявляется в сфере гражданско-правовой ответственности, всегда чутко реагирующей на изменения в социально-экономической обстановке. Так, еще в начале XX в. Леон Дюги отмечал: наряду с субъективной ответственностью за вину создается объективная ответственность за риск, которая находится в прямой связи с социальной концепцией права <1>. Как указывает И. В. Бекленищева, в настоящее время все большее значение приобретает идея «повышенной ответственности субъекта за свои собственные действия. Именно эта идея ложится постепенно в основу норм социальной деятельности и превращается тем самым в норму культурной деятельности современного западного общества» <2>. В свою очередь, проникновение идеи повышенной ответственности субъекта за свои действия в законодательство, регулирующее гражданско-правовую ответственность, является свидетельством все большей социализации института гражданско-правовой ответственности и усиления начала справедливости в гражданском праве. ——————————— <1> Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. М., 1919. С. 24, 78. <2> Бекленищева И. В. Гражданско-правовой договор: классическая традиция и современные тенденции. М., 2006. С. 170.
В науке гражданского права обычно проводится довольно четкое отграничение договорной от деликтной ответственности и практически не допускается использование конструкций деликтной ответственности в договорной. Относительно деления обязательств на договорные и деликтные представляет интерес позиция М. А. Смирновой, отмечающей: особенность договорного требования заключается в том, что нарушению прав кредитора предшествует соглашение сторон, которое может включать в себя условия об ответственности должника и определять тем самым объем исковых требований. Деликтные отношения, как и любые другие внедоговорные, начинаются с нарушения права, а размер ответственности, выражающийся в объеме исковых требований, определяется только законом <3>. По мнению Д. В. Каменецкого, деление ответственности на договорную и деликтную следует осуществлять в зависимости от источника прав и обязанностей. Если нарушаются гражданские права и обязанности, предусмотренные законом, ответственность является внедоговорной; если нарушаются права и обязанности, установленные договором, ответственность договорная <4>. ——————————— <3> Смирнова М. А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 7 / Под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2003. С. 187. <4> Каменецкий Д. В. Договорная ответственность в гражданском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 13, 14.
Деление обязательств и ответственности на договорную и деликтную осуществляется с уже отмеченных позиций и в иностранной литературе. Как указывают Джанет Оссаливан и Джонатан Хиллиард, традиционно договорное право рассматривает добровольно принятые обязательства, в то время как деликтное включает обязательства, возложенные законом, независимо от намерений их участников <5>. Однако, как отмечает Майкл Джонс, это является верным только в общих чертах, поскольку некоторые деликтные обязанности зависят от добровольного «вступления» в отношения, а содержание некоторых из них могут меняться сторонами <6>. В свою очередь, содержание договорных обязательств может фиксироваться законом <7>. ——————————— <5> Janet O’Sullivan, Jonathan Hilliard. The Law of Contract. 4-th edition // Oxford University Press. 2010. P. 8. <6> Например, в отношении российского права статья 1064 ГК РФ допускает соглашением увеличение объема возмещения. В свою очередь, возмещение может быть достигнуто путем предоставления отступного (ст. 409 ГК РФ), которое по своей ценности может быть ниже, чем причиненный вред. Ответственность за дефектные товары, работы или услуги (ст. 1095 ГК РФ) возможна, только если первоначально был заключен соответствующий договор. <7> Michael A. Jones. Textbook on Torts. Eight Edition // Oxford University Press. 2007. P. 3.
В последнее время в законодательстве, в литературе и судебной практике конструкции деликтной ответственности стали более широко проникать в сферу договорной ответственности. В связи с этим представляет интерес позиция Гранта Гилмора: договоры сегодня перекрываются влиянием деликтного права и деликтных конструкций, а право настоятельно движется к системе обязательств, основанных на законе, даже в областях, которые традиционно рассматривались как исключительная сфера договора <8>. Отмеченная Г. Гилмором тенденция по перекрыванию деликтными конструкциями сферы договорных отношений проявляется, например, в ответственности за вред, причиненный дефектными товарами (работами или услугами — product liability), а также причиненный пассажиру на транспорте. То есть, несмотря на наличие предшествующего договора, ответственность реализуется по деликтному, императивному механизму. Установление такого режима ответственности было обусловлено необходимостью защиты интересов конечных потребителей независимо от того, состояли ли они в договорных отношениях с изготовителями или продавцами товаров. ——————————— <8> Gilmore G. The Death of Contract. Columbus (Ohio), 1974. P. 87, 88.
В отечественном законодательстве это можно проиллюстрировать на примере статьи 800 Гражданского кодекса РФ, согласно которой ответственность перевозчика за вред, причиненный жизни или здоровью пассажира, определяется по правилам главы 59 Кодекса, если законом или договором перевозки не предусмотрена повышенная ответственность перевозчика. Феномен product liability установлен статьей 1095 ГК РФ: вред, причиненный жизни, здоровью или имуществу гражданина либо имуществу юридического лица вследствие конструктивных, рецептурных или иных недостатков товара, работы или услуги, а также вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре (работе, услуге), подлежит возмещению продавцом или изготовителем товара, лицом, выполнившим работу или оказавшим услугу (исполнителем), независимо от их вины и от того, состоял потерпевший с ними в договорных отношениях или нет. Таким образом, идет речь об усилении не столько корректирующей, сколько дистрибутивной (распределительной) и ретрибутивной (воздающей) справедливости в данной области путем установления строгой (безвиновной) ответственности с абсолютным запретом ее корректировки договором в сторону уменьшения размера возмещения. Данная классификация справедливости восходит к учению Аристотеля, изложенной в «Никомаховой этике». Аристотель прямо выделил общую и частную справедливость, при этом последняя как раз и была разделена им на дистрибутивную (distributive justice) и корректирующую (corrective justice). Аристотель метафорически характеризовал корректирующую справедливость с позиции арифметической пропорции (арифметического равенства), например, равенства между размером причиненного вреда и суммой убытков, предназначенной для его возмещения. Дистрибутивная форма справедливости связана с распределением в обществе благ либо бремени между отдельными лицами согласно их заслугам, достоинствам, потребностям или какому-либо иному общему политическому критерию. Таким образом, каждый имеет право на определенную долю ресурсов, благ и одновременно должен переносить определенную долю социального бремени. Поэтому в отличие от формального (арифметического) равенства, свойственного корректирующей справедливости, дистрибутивная справедливость базируется на геометрическом равенстве, равенстве в пропорциях. То есть доли в социальных благах должны быть не формально (арифметически) равными, а справедливыми, исходя из общепризнанного критерия (например, каждому — по его заслугам) <9>. ——————————— <9> Richard W. Wright. The Principle of Justice // Notre Dame Law Review. 2000. Vol. 75. P. 1879; Дж. М. Кели. Кратка история на западната теория на правото. София, 1998. С. 29 — 31; James Gordley. Foundation of Private Law. Property, Tort, Contract, Unjust Enrichment // Oxford University Press. 2006. P. 8; Izhak Englard. Corrective and Disributive Justice: From Aristotle to Modern Times // Oxford University Press. 2009. P. XII.
Непосредственно Аристотелем ретрибутивная (воздающая) справедливость как форма частной справедливости прямо не выделялась, однако некоторые авторы обнаруживают неразработанные интуиции ретрибутивной справедливости (retributive justice) и в оригинальных текстах Аристотеля. Так, Джереми Валдрон утверждает: ретрибутивная справедливость распознается в «Никомаховой этике» как отдельная форма справедливости <10>. ——————————— <10> Jeremy Waldron. Does Law Promise Justice // Georgia State University Law Review. 2001. Vol. 17. P. 759, 772.
Как отмечает в связи с этим Грегори Китинг, основной задачей гражданско-правовой ответственности должно быть справедливое пропорциональное распределение бремени и выгоды полезных, но рисковых видов деятельности. Таким образом, тот, кто пожинает выгоды, должен и нести бремя — это цена присутствия в социальном мире. Несправедливо, если субъект рисковой деятельности будет перелагать бремя ущерба от такой деятельности на потерпевших, оставляя за собой только выгоду <11>. Предприниматели должны извлекать прибыль от изготовления и продажи товаров, выполнения работ и оказания услуг, но одновременно обязаны и нести безвиновную ответственность за вред, причиненный вследствие недостатков данных товаров, работ или услуг. Это цена их присутствия в социальном мире. ——————————— <11> Gregory C. Keating. Distributive and Corrective Justice in the Tort Law of Accidents // Southern California Law Review. 2000. Vol. 74. P. 195, 196, 205.
Усиление ретрибутивной справедливости проявляется и в том, что помимо возмещения вреда, потерпевший вправе потребовать компенсации морального вреда даже в ситуациях, когда были нарушены только его имущественные права. Это вытекает из анализа положений пункта 2 ст. 1099 ГК РФ и статьи 15 Закона РФ от 7 февраля 1992 г. N 2300-1 «О защите прав потребителей». Происходят очаговые взаимодействия договорной и деликтной ответственности, и это является проявлением тенденции, связанной с частичным преодолением классического деления обязательств (следовательно, и ответственности) на деликтные и договорные. Расширяется сфера императивной ответственности за нарушение договорных обязательств с очевидным креном в сторону реализации целей ретрибутивной и дистрибутивной справедливости. В связи с этим вызывает интерес следующее обстоятельство: указанные выше позиции М. Джонса и Г. Гилмора взаимно согласуются относительно того, что право настоятельно движется к системе обязательств, основанных на законе. Еще более четко данная тенденция отражена в работах Е. В. Богданова, указывающего: по мере усиления публичности в том или ином виде предпринимательской деятельности, заинтересованности общества в определенных товарах, работах и услугах государство устанавливает все большее число всевозможных условий, относящихся к существенным или необходимым. Таким образом, все в большей мере происходит отход от принципа свободы договора, от понимания договора как соглашения сторон. Воля предпринимателей все в большей степени подпадает под жесткую регламентацию, а сам договор как правовая форма эволюционирует в сторону фикции договора <12>. ——————————— <12> Богданов Е. В. Предпринимательские договоры. М., 2003. С. 11, 12.
В то же время, если модели и существенные условия договора императивно диктуются законом и закон прямо предусматривает основания, содержание и объем ответственности за нарушение договорных обязанностей, возникает вопрос: является ли такая императивная ответственность договорной? В известной мере, на наш взгляд, речь идет о справедливой императивной ответственности в силу закона. При этом названная императивность направлена на усиление дистрибутивных и ретрибутивных начал в сфере ответственности за нарушение договора. Общая легальная модель ответственности <13> (т. е. ответственность по общему правилу, если иное не предусмотрено законом или договором) во многом является проявлением корректирующей справедливости, поскольку традиционно компенсационно-восстановительная функция рассматривается в качестве основной функции гражданско-правовой ответственности. Так, статьи 15 и 393 ГК РФ устанавливают право на возмещение убытков в полном объеме. Согласно пункту 1 ст. 394 ГК РФ установлен по общему правилу зачетный характер неустойки, поскольку, если за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства предусмотрена неустойка, убытки возмещаются в части, не покрытой ею. В силу пункта 1 ст. 395 ГК РФ за пользование чужими денежными средствами вследствие их неправомерного удержания, уклонения от их возврата, иной просрочки в их уплате либо неосновательного получения или сбережения за счет другого лица подлежат уплате проценты на их сумму. Размер данных процентов определяется на основании ставки рефинансирования Центрального банка РФ <14>, они также носят зачетный по отношению к убыткам характер. Как отмечается в одном из Постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, указанная ставка рефинансирования по существу представляет собой наименьший размер платы за пользование денежными средствами в российской экономике, что является общеизвестным фактом. Поэтому уменьшение взыскиваемой суммы ниже ставки рефинансирования возможно только в чрезвычайных случаях, а по общему правилу не должно допускаться, поскольку такой размер санкции не может являться явно несоразмерным последствиям просрочки уплаты денежных средств <15>. ——————————— <13> Богданов Д. Е. Сделки об ответственности в гражданском праве Российской Федерации. М., 2007. С. 40 — 43. <14> См. пункт 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ N 13, Пленума ВАС РФ N 14 от 8 октября 1998 г. (в ред. от 4 декабря 2000 г.) «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» // СПС «КонсультантПлюс». <15> См. Постановление Президиума ВАС РФ от 13 января 2011 г. N 11680/10 по делу N А41-13284/09 // СПС «КонсультантПлюс».
Данная общая легальная модель ответственности может быть откорректирована и адаптирована самими участниками конкретного договора путем совершения соответствующих сделок об ответственности, направленных на установление частной модели ответственности, приватной справедливости во взаимоотношениях сторон при неисполнении (ненадлежащем исполнении) договора. Например, стороны могут повысить размер ответственности, установив штрафную неустойку, либо ограничить объем возмещения убытков, скажем, только реальным ущербом (п. 1 ст. 15 ГК РФ). В принципе с учетом соблюдения некоторых запретов, предусмотренных пунктом 2 ст. 400 и пунктом 4 ст. 401 ГК РФ, отечественное законодательство не препятствует совершению сделок, направленных на полное освобождение от ответственности. В настоящее время продолжает развиваться тенденция по усилению начал ретрибутивной и дистрибутивной справедливости в сфере гражданско-правовой ответственности, что проявляется в формировании императивной специальной легальной модели гражданско-правовой ответственности, т. е. справедливой законной ответственности за нарушение договора. Данная справедливая императивная ответственность представляет собой модель, уже откорректированную законодателем исходя из конкретных приоритетов в правовой политике на данном этапе развития социально-экономических отношений. Само по себе наличие названной модели ответственности является безусловным свидетельством проявления публичной составляющей в сфере гражданско-правовой ответственности, направленной на достижение целей общей (социальной) справедливости в сфере экономических отношений. Так, достижение целей общей (социальной) справедливости применительно к проблеме защиты слабой стороны договорного отношения обусловило усиление ретрибутивных и дистрибутивных начал в области защиты прав потребителей. Как отмечается в связи с этим в Манифесте социальной справедливости в европейском договорном праве, подготовленном Рабочей группой по социальной справедливости в европейском частном праве, идеи свободы договора, приватной автономии и доктрина laissez-faire выражают взгляд на представления о справедливости рыночного порядка и ценности европейского общества, которые доминировали в XIX в. Свобода договора или приватная автономия не занимают больше верховные позиции в национальных системах частного права. Современные проблемы требуют установления баланса между частной автономией и справедливостью, а также требованиями социальной солидарности, что в настоящее время составляет сердцевину дискуссии относительно определения надлежащих принципов договорного права <16>. ——————————— <16> Social Justice in European Contract Law: A Manifesto / Study Group on Social Justice in European Private Law // European Law Journal. 2004. Vol. 10. N 6. P. 654, 656.
Авторитетные европейские цивилисты (например Мартин Хесселинк) делают выводы о необходимости распространения правил, направленных на защиту прав потребителей и на малый, а также средний бизнес. Другими словами, как считает Оле Ландо, под руководством которого были разработаны Принципы европейского контрактного права, положение «маленьких» профессионалов, фермеров, рыбаков, владельцев магазинов и мелких производств во многом аналогично положению потребителей <17>. ——————————— <17> Martijn W. Hesselink, Chantal Mak, Jacobien W. Rutgers. Constitutional Aspects of European Private Law. Freedom, Rights and Social Justice in the Draft Common Frame of Reference // Centre for the Study of European Contract Law. Working paper series N 2009/05. P. 23 — 26, http://ssrn. com/abstract=1413089.
Ответственность продавца-предпринимателя перед покупателем-потребителем прямо закреплена действующим законодательством. Например, в статье 23 Закона N 2300-1 предусмотрена неустойка в размере 1% стоимости товара как ответственность продавца за каждый день просрочки выполнения требований потребителя. В силу пунктов 2 и 4 ст. 13 названного Закона данная неустойка является штрафной и взыскивается независимо от вины должника. В пункте 2 ст. 400 ГК РФ закреплено положение о ничтожности условий договоров, направленных на ограничение ответственности перед потребителями. Анализ указанных норм права позволяет утверждать: несмотря на наличие договорных отношений ответственность за нарушение потребительского договора императивна, основана на законе. Это обусловлено необходимостью обеспечения справедливой ответственности в целях защиты слабой стороны договорного отношения, т. е. справедливого распределения бремени убытков и справедливого воздания за совершенное правонарушение. Современная судебная практика усилила ретрибутивную функцию данной ответственности, поскольку согласно пункту 46 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. N 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей» <18> при удовлетворении судом требований потребителя в связи с нарушением его прав, установленных Законом о защите прав потребителей, которые не были удовлетворены в добровольном порядке изготовителем (исполнителем, продавцом, уполномоченной организацией или уполномоченным индивидуальным предпринимателем, импортером), суд взыскивает с ответчика в пользу потребителя штраф в размере 50% суммы, присужденной судом в пользу потребителя, независимо от того, заявлялось ли такое требование суду (п. 6 ст. 13 Закона N 2300-1). ——————————— <18> СПС «КонсультантПлюс».
Как уже отмечалось, ретрибутивная справедливость индивидуально оценивает поведение конкретного правонарушителя, возлагая имущественные санкции именно с учетом такого поведения. Так, недавно в одном из решений Верховного Суда США было указано: целями штрафных санкций является не компенсация, а ретрибуция (кара) и сдерживание вредоносного поведения <19>. Как отмечается в литературе, по своей правовой природе ретрибутивная санкция представляют собой промежуточную гражданско-правовую санкцию, лежащую посередине между компенсационными убытками и «криминальными» штрафами <20>. В нашей ситуации предприниматели именно наказываются за недобровольное исполнение требований потребителей. Применяемая штрафная санкция гражданско-правовой ответственности направлена, таким образом, на стимулирование добровольного исполнения требований потребителя и сдерживание противоправного поведения предпринимателей. ——————————— <19> Exxon Shipping Co. v. Baker, 128. S. Ct. 2605, 2621 (2008). <20> Dan Markel. Retributive damages: A theory of punitive damages as intermediate sanction // Cornell Law Review. 2009. Vol. 94. P. 245.
Во многом ретрибутивный характер имеют и законные неустойки, предусмотренные, например, статьей 16 Федерального закона от 29 декабря 1994 г. N 79-ФЗ «О государственном материальном резерве», а также пунктом 2 ст. 5 Федерального закона от 13 декабря 1994 г. N 60-ФЗ «О поставках продукции для федеральных государственных нужд»: при необоснованном уклонении поставщика от заключения государственного контракта на поставку продукции для федеральных государственных нужд в случаях, когда обязательность заключения контракта установлена законом, поставщик уплачивает покупателю штраф в размере стоимости продукции, определенной в проекте контракта. Ретрибутивный характер данных неустоек обусловлен повышенной социальной значимостью договоров, за неисполнение которых они и установлены. Императивная ответственность за нарушение договора может быть установлена и путем справедливого распределения бремени убытков (дистрибуция) посредством ограничения объема их возмещения. Общая возможность подобной легальной корректировки предусмотрена статьей 15 ГК РФ. Конкретные примеры таких ограничений предусмотрены как в Кодексе, так и в нормах специальных законов. Как указано в пункте 1 ст. 547 ГК РФ, в случаях неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательств по договору энергоснабжения сторона, нарушившая обязательство, обязана возместить причиненный этим реальный ущерб. Согласно пункту 2 ст. 777 ГК РФ по договору на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ исполнитель обязан возместить убытки, причиненные им заказчику, в пределах стоимости работ, в которых выявлены недостатки, если договором предусмотрено, что они подлежат возмещению в пределах общей стоимости работ по договору. Упущенная выгода подлежит возмещению в случаях, предусмотренных договором. В силу пункта 2 ст. 796 ГК РФ ущерб, причиненный при перевозке груза или багажа, возмещается перевозчиком: в случае утраты или недостачи груза или багажа — в размере стоимости утраченного или недостающего груза или багажа; в случае повреждения (порчи) груза или багажа — в размере суммы, на которую понизилась его стоимость, а при невозможности восстановления поврежденного груза или багажа — в размере его стоимости; в случае утраты груза или багажа, сданного к перевозке с объявлением его ценности, — в размере объявленной стоимости груза или багажа. Стоимость груза или багажа определяется исходя из его цены, указанной в счете продавца или предусмотренной договором, а при отсутствии счета или указания цены в договоре — исходя из цены, при сравнимых обстоятельствах обычно взимаемой за аналогичные товары. Еще в советской цивилистической литературе высказывались позиции как pro, так и contra в отношении ограниченной имущественной ответственности по отдельным гражданско-правовым договорам. Н. С. Малеин, видимо, интуитивно трактовавший ответственность как сферу исключительно корректирующей справедливости, указывал: ограничение принципа полного возмещения убытков не имеет не только теоретических, но и практических обоснований, и поэтому последовательно выступал за полное возмещение убытков за нарушение любого обязательства <21>. Однако другой видный советский цивилист О. С. Иоффе, напротив, считал, что ограничения ответственности в транспортных и некоторых иных отношениях целесообразны и желательны <22>. ——————————— <21> Малеин Н. С. Имущественная ответственность в хозяйственных отношениях. М., 1968. С. 110, 111, 117. <22> Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1975. С. 103.
В недавнем специальном исследовании, посвященном феномену законного ограничения убытков, осуществленном А. В. Добровинской, не содержится последовательный и концептуальный ответ на поставленную проблему. Во многом названный автор ограничивается простым комментированием норм действующего законодательства и анализом позиций высказанных в литературе, без фундаментального обоснования данного цивилистического феномена <23>. ——————————— <23> Добровинская А. В. Ограничение размера возмещаемых убытков в гражданском праве Российской Федерации. М., 2012.
Наиболее полно проблема ограничения ответственности применительно к отношениям, возникающим при подаче транспортных средств под погрузку и предъявлением грузов к перевозке, была рассмотрена в Определении Конституционного Суда РФ от 2 февраля 2006 г. N 17-О. Так, одной из проблем, рассмотренных в данном определении, было следующее: в силу статьи 94 Устава железнодорожного транспорта Российской Федерации отказ грузоотправителя от предусмотренных заявкой вагонов, контейнеров является основанием для возникновения ответственности грузоотправителя в виде соответствующего штрафа. Аналогичную ответственность за невыполнение принятой заявки несет и перевозчик, однако грузоотправитель не только уплачивает штраф, но и возмещает перевозчику расходы за фактический пробег вагонов, т. е. убытки в виде реального ущерба. Для случаев невыполнения перевозчиком принятой заявки возмещение им грузоотправителю расходов (реального ущерба), связанных с предъявлением груза, Уставом не предусмотрено, что является, по мнению заявителя, нарушением принципа юридического равенства. Как отметил Суд в данном Определении, конституционный принцип равенства рассматривается как конституционный критерий оценки законодательного регулирования любых прав и свобод, причем применимость данного принципа ко всем основным правам и свободам не исключает возможность его различного проявления: в отношении личных прав он означает преимущественно формальное равенство, в отношении же экономических и социальных прав формальное равенство может обернуться материальным неравенством. Так, исходя из конституционной свободы договора, законодатель не вправе ограничиваться формальным признанием юридического равенства сторон и должен предоставлять определенные преимущества экономически слабой и зависимой стороне. По мнению Конституционного Суда РФ, дифференциация в имущественной ответственности перевозчиков и грузоотправителей (грузополучателей) в процессе железнодорожных перевозок представляет собой пример оправданных различий в отношении лиц, находящихся в существенно различных ситуациях (обстоятельствах). Вводя такие различия, законодатель исходит из того, что использование транспортных средств, представляющих собой источник повышенной опасности, сопряжено с повышенным предпринимательским риском перевозчика, включая риск повреждения или уничтожения как перевозимого груза, так и транспортного средства. При этом он должен учитывать фактические обстоятельства, такие как пространственная рассредоточенность основных средств железнодорожного транспорта и зависимость исполнения транспортных обязательств от погодных условий, а также юридические обстоятельства — перевозка грузов железнодорожным транспортом как транспортом общего пользования осуществляется на основании договора перевозки, который в силу статьи 789 ГК РФ является публичным договором, что означает массовый характер перевозок, стандартность условий договоров перевозки, их однотипность для всех потребителей транспортных услуг. Кроме того, по общему правилу, закрепленному в статье 1079 ГК РФ, перевозчики как владельцы транспортных средств, являющихся источником повышенной опасности, несут ответственность по обязательствам, вытекающим из причинения вреда, при отсутствии вины. Предпринимательские риски лиц, пользующихся услугами железнодорожных перевозчиков, ограничиваются стоимостью перевозимого имущества, которая, как правило, взыскивается с перевозчика, и убытками, понесенными в результате неисполнения своих договорных обязательств перед третьими лицами. В любом случае это не может представлять угрозу их деятельности в целом. Таким образом, определенное правовое неравенство перевозчика и грузоотправителя (грузополучателя), закрепленное в Уставе железнодорожного транспорта, оправданно и имеет целью исправить положение дел. По мнению Европейского суда по правам человека, «разумная цель» (разумное основание), преследуя которую законодатель вводит «различия в обращении», обычно представляет собой доводы, отражающие так называемый общественный интерес (Постановление от 29 апреля 1999 г. по делу «Шасаню (Chassagnou) и другие против Франции»). В результате Конституционный Суд РФ указал: закрепление законодателем в Уставе железнодорожного транспорта принципа полного возмещения причиненных грузоотправителем перевозчику убытков, возникающих при неисполнении или ненадлежащем исполнении грузоотправителем своих обязанностей по договору перевозки, позволяет соблюсти паритетность в отношениях между сторонами договора перевозки, что вытекает из конституционного принципа равенства. Таким образом, Конституционный Суд в рассматриваемом Определении исходил из логики дистрибутивной справедливости, справедливого распределения бремени убытков, возникающих при осуществлении данного социально значимого вида предпринимательской деятельности. Учитывая несоразмерность степени рисков перевозчика и грузоотправ ителя, справедливым является установление преференции в пользу перевозчика в целях обеспечения не формального, а материального равенства в результатах. С учетом вышеизложенного представляются неубедительными выводы, например, В. А. Вайпана, ограничивающегося простым утверждением о необходимости изменения законодательства в пользу грузоотправителей и грузополучателей, без выработки основательного теоретического обоснования <24>. ——————————— <24> Вайпан В. А. Правовое регулирование транспортной деятельности // Право и экономика. 2012. N 6. С. 18 — 42.
В качестве обоснования ограниченной ответственности перевозчика Конституционный Суд РФ ссылался и на наличие соответствующих международных договоров с участием Российской Федерации, предусматривающих аналогичные решения данной проблемы. Например, согласно статье 32 приложения «B» к Конвенции о международных железнодорожных перевозках (КОТИФ) от 9 мая 1980 г. в случае повреждения груза перевозчик должен, за исключением всех других убытков, выплатить возмещение, соответствующее снижению стоимости груза. Однако на основании статьи 36 указанного приложения положения об ограничении ответственности не применяются, если будет доказано, что ущерб объясняется действием или упущением со стороны перевозчика либо намерением вызвать такой ущерб, либо риском и пониманием того, что такой ущерб, вероятно, будет причинен. Аналогичные правила установлены и в гражданском законодательстве некоторых иностранных государств (например в статьях 429 и 435 Торгового уложения Германии <25>). Представляется, подобный подход соответствует целям достижения справедливости, поскольку одновременно осуществляется справедливое распределение (дистрибуция) бремени убытков. Однако в ситуации порочности поведения самого перевозчика возможно ретрибутивное увеличение объема возмещения, что способствует сдерживанию вредоносного поведения и стимулирования надлежащего исполнения обязательств. Поэтому представляется возможным внесение изменений в действующее транспортное законодательство, позволяющее увеличивать размер возмещения при наличии доказательств, например, грубой неосторожности со стороны перевозчика при исполнении им своих обязанностей. Однако в данном случае необходимо исходить не из общей презумпции виновности неисправного контрагента, предусмотренной в пункте 2 ст. 401 ГК РФ, а презумпции отсутствия грубой неосторожности, которая может быть опровергнута самим грузоотправителем или грузополучателем, и это будет соответствовать справедливому балансу во взаимоотношениях между участниками отношений по договору перевозки. ——————————— <25> Торговое уложение Германии. Закон об акционерных обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о производственных и хозяйственных кооперативах / Сост. В. Бергманн; пер. с нем. Е. А. Дубровицкая. М., 2005. С. 210 — 212.
Попытка установить полную ответственность по договору энергоснабжения уже предпринималась. Минэкономразвития России был подготовлен проект федерального закона, в котором предлагалось изменить норму об ограниченной ответственности участников договора энергоснабжения в виде возмещения реального ущерба и перейти к принципу полного возмещения убытков, включая упущенную выгоду. Однако Совет при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства отверг данное предложение, указав следующее: договор энергоснабжения относится к видам обязательств, где применение принципа ограниченной ответственности является необходимым условием нормального существования и деятельности энергоснабжающих организаций. Принимая во внимание огромное число абонентов таких организаций, наделение абонентов правом требовать от энергоснабжающих организаций наряду с прямым ущербом возмещения упущенной выгоды в связи с нарушением обязательств по договору энергоснабжения не представляется возможным <26>. ——————————— <26> Блинкова Е. В. Ответственность по договору снабжения товарами через присоединенную сеть: ограниченная, полная или повышенная? // Юрист. 2004. N 8.
Таким образом, Совет по кодификации при принятии данного решения на интуитивном уровне руководствовался идеей дистрибутивной справедливости, т. е. справедливого распределения бремени несения убытков от осуществления социально-значимой деятельности. В заключение следует отметить: в связи с необходимостью достижения цели социальной справедливости в отдельных видах договорных отношений законодатель определил условия, санкции и т. д. гражданско-правовой ответственности, в силу чего данная ответственность из договорной трансформировалась в императивную (основанную на законе) ответственность в договорных отношениях.
Библиография
Бекленищева И. В. Гражданско-правовой договор: классическая традиция и современные тенденции. М., 2006. Блинкова Е. В. Ответственность по договору снабжения товарами через присоединенную сеть: ограниченная, полная или повышенная? // Юрист. 2004. N 8. Богданов Е. В. Предпринимательские договоры. М., 2003. Богданов Д. Е. Сделки об ответственности в гражданском праве Российской Федерации. М., 2007. Вайпан В. А. Правовое регулирование транспортной деятельности // Право и экономика. 2012. N 6. Дж. М. Кели. Кратка история на западната теория на правото. София, 1998. Добровинская А. В. Ограничение размера возмещаемых убытков в гражданском праве Российской Федерации. М., 2012. Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. М., 1919. Иоффе О. С. Обязательственное право. М., 1975. Каменецкий Д. В. Договорная ответственность в гражданском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. Смирнова М. А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 7 / Под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2003. Торговое уложение Германии. Закон об акционерных обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о производственных и хозяйственных кооперативах / Сост. В. Бергманн; пер. с нем. Е. А. Дубровицкая. М., 2005. Dan Markel. Retributive damages: A theory of punitive damages as intermediate sanction // Cornell Law Review. 2009. Vol. 94. Gilmore G. The Death of Contract. Columbus (Ohio), 1974. Gregory C. Keating. Distributive and Corrective Justice in the Tort Law of Accidents // Southern California Law Review. 2000. Vol. 74. Izhak Englard. Corrective and Disributive Justice: From Aristotle to Modern Times // Oxford University Press. 2009. James Gordley. Foundation of Private Law. Property, Tort, Contract, Unjust Enrichment // Oxford University Press. 2006. Janet O’Sullivan, Jonathan Hilliard. The Law of Contract. 4-th edition // Oxford University Press. 2010. Jeremy Waldron. Does Law Promise Justice // Georgia State University Law Review. 2001. Vol. 17. Michael A. Jones. Textbook on Torts. Eight Edition // Oxford University Press. 2007. Richard W. Wright. The Principle of Justice // Notre Dame Law Review. 2000. Vol. 75. Social Justice in European Contract Law: A Manifesto / Study Group on Social Justice in European Private Law // European Law Journal. 2004. Vol. 10. N 6.
——————————————————————