(Сафразьян А. Л.) («История государства и права», 2008, N 18)
ПЕРЕГОВОРЫ ГЕРМАНИИ И СССР В НОЯБРЕ 1940 Г.
А. Л. САФРАЗЬЯН
Сафразьян А. Л., аспирант МПГУ.
В начале осени 1940 г. отношения Москвы и Берлина накалились. Оккупация Бессарабии без консультации с Германией и захват Северной Буковины с преимущественно немецким населением, что «особенно ошеломило Гитлера», воспринимались в Третьем рейхе с крайним возмущением <1>. Ситуация между Советским Союзом и Германией нуждалась с немецкой стороны в уточнении вопросов в отношении действий СССР, вышедших за рамки заключенных договоров в августе — сентябре 1939 г. ——————————— <1> Риббентроп И. Тайная дипломатия III рейха. М., 1999. С. 231.
Советский Союз, в свою очередь, был недоволен высадкой в Финляндии германских войск, давлением Берлина на Болгарию, частыми срывами сроков поставок немецкого оборудования. Определенную обеспокоенность в Кремле вызвало известие о подписании Тройственного пакта. Чтобы урегулировать накопившийся ворох проблем и узнать позицию Кремля о возможном стратегическом сотрудничестве, министр иностранных дел Германии Риббентроп 13 октября 1940 г. написал письмо Сталину, в котором приглашал наркома иностранных дел СССР Молотова в Берлин. Один из первых и основных вопросов относительно переговоров Молотова в Берлине заключается в целях, которые преследовала советская сторона. Современные исследователи, вслед за советскими, в основном считают, что Сталин пытался использовать переговоры для того, чтобы заявить о своих интересах и оттянуть вступление СССР в войну <2>. Однако, исходя из всей предыдущей истории развития взаимоотношений Москвы и Берлина, начиная с Пакта Молотова — Риббентропа, необходимо признать, что СССР со всей серьезностью относился к вопросам, связанным с германской политикой. Переговоры осенью 1940 г. в Берлине не были исключением <3>. Москва была не против расширить «сферу влияния», в связи с этим Сталин не исключал возможности интеграции СССР в Тройственный пакт в случае, если это принесет быстрые дивиденды. ——————————— <2> Сиполс В. Я. Еще раз о дипломатической дуэли в Берлине в ноябре 1940 года // Новая и новейшая история. 1996. N 3. <3> См. например: Волков В. К. Восточная Европа между Гитлером и Сталиным 1939 — 1941 гг. М., 1999. С. 283 — 294.
12 ноября 1940 г. поезд с советской делегацией прибыл в Берлин; среди встречающих были Риббентроп и фельдмаршал Кейтель. Серьезность намерений СССР на этих переговорах подчеркивает тот факт, что в составе советской делегации в столицу Германии прибыло более 60 человек, специалисты по всем вопросам — экономическим, военным, политическим и другим, которые могли быть затронуты. Немцы посчитали целесообразным, чтобы переговоры начал Риббентроп, задав им определенную направленность, далее инициатива переходила к Гитлеру. Рассказав о сложившемся в мире положении, Риббентроп обозначил, как будет видно из дальнейшего хода переговоров, ключевую тему — разграничение сфер интересов. С советской стороны стенографическую запись беседы вел переводчик Павлов, по его записям нарком иностранных дел Советского Союза сказал: «Что касается сфер интересов СССР, то этим вопросам, как это естественно, Молотов хотел бы уделить особое внимание» <4>. ——————————— <4> Поездка В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. // Новая и новейшая история 1993. N 5. С. 73.
Встреча с Гитлером проходила в новой имперской канцелярии. Хозяева пытались произвести максимальное впечатление на Молотова подтянутыми белокурыми эсэсовцами, каменными орлами со свастикой в лапах, застывшими фигурами часовых. Гитлер ожидал Молотова и заместителя наркома иностранных дел Деканозова за письменным столом в своем кабинете. Взяв инициативу в свои руки, фюрер произнес характерную для него длинную речь. Обрисовав современную международную ситуацию, он сказал, что понимает недовольство Советского Союза в отношении действий Германии в Финляндии, Румынии и других странах, но просит его понять. Аргументация подобного поведения сводилась к тому, что это Третий рейх ведет войну, а не СССР, поэтому ему необходимо иметь постоянную экономическую подпитку из других европейских стран. Безусловно, Гитлер понимал, что основная проблема, мешающая осуществлению этих планов, — несовместимость идеологий. Поэтому он честно признал, что Германия и Россия никогда не станут одним миром. Понимая сложность союза идеологий, «Гитлер повторяет, что трудно на долгое время установить развитие отношений между народами и государствами, но он думает, что некоторые общие точки зрения государств возможны, и тогда можно будет произвести ориентацию народов и государств, которая даст некоторую уверенность в отношении устранения противоречий» <5>. ——————————— <5> Там же. С. 74.
В той или иной форме Гитлер повторил мысль о сближении СССР и Германии и новом разделе сфер интересов в мире как минимум три раза. Молотов соглашался с ходом мыслей Гитлера, но все же акцентировал внимание на необходимости более глубоко обсудить проблемы, названные фюрером несущественными: вопросы Турции, Болгарии и др. Отчитываясь Сталину о ходе переговоров и общей обстановке, Молотов телеграфировал после первой беседы: «Принимают меня хорошо и видно, что хотят укрепить отношения с СССР» <6>. На данном этапе переговоров с Гитлером Молотов находился в эйфории и считал, что осталось уладить всего два вопроса — о Турции и Болгарии — и можно договариваться о приезде Риббентропа в Москву. В отчетной телеграмме Молотов пишет Сталину, пересказывая свой разговор с фюрером: «Я добавил, — пишет Молотов, — что СССР не отказывается участвовать в тех или иных совместных акциях четырех держав, но не в пакте трех, где СССР включен лишь в качестве объекта. Гитлер СОВСЕМ ПОВЕСЕЛЕЛ, подтвердил, что СССР должен быть не объектом, а субъектом нового соглашения, и заявил, что его очень интересует продолжить единодушно начатую беседу (выделено мной. — Авт.)» <7>. Положительная эмоциональная окраска речи Гитлера говорит о его повышенном интересе к вопросам углубления взаимоотношений стран. Далее Молотов отчитывается, констатируя: «…большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР о сферах влияния, налицо» <8>. ——————————— <6> Безыменский Л., Горлов С. Накануне (переговоры В. М. Молотова в Берлине в ноябре 1940 года) // Международная жизнь. 1991. N 8. С. 105. <7> Там же. С. 132. <8> Там же.
Реакция Сталина стала известна 13 ноября. Дав несколько советов относительно аргументации необходимости для СССР иметь выходы из Черного моря, Сталин отметил, что «если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела, — то тем лучше» <9>. Эта фраза Сталина недвусмысленно говорит о том, что в Кремле всерьез рассматривали переговоры и при определенных условиях реально были готовы вступить в Пакт четырех. ——————————— <9> Документы внешней политики. 1940 — 22 июня 1941 г. М., 1998. Т. XXIII. Кн. 2. Док. 508. С. 60 — 61.
13 ноября состоялась вторая встреча с Гитлером, беседа длилась почти три часа. На этот раз Молотов решил сразу взять быка за рога и после вступительных слов разговор перешел к финскому вопросу, по которому нарком иностранных дел потребовал у немецкой стороны конкретных разъяснений. На все претензии Молотова Гитлер повторил то, что он уже говорил накануне, и перевел тему на проблему углубления союза. Молотов ответил, что и он, и советское правительство, и Сталин не против, «но чтобы подвести под эти отношения долговременную основу, должны быть также разрешены вопросы, которые хотя и не имеют подобного значения, но все-таки отравляют атмосферу германо-советских отношений» <10>. Фюрер, раздраженный упорством Молотова по вопросам о Финляндии и Румынии, настаивал — «и вместо того, чтобы и далее продолжать чисто теоретическую дискуссию, лучше было бы обратиться к более важным проблемам», — имея в виду стратегическое разделение мирового пространства на сферы влияния <11>. ——————————— <10> Безыменский Л., Горлов С. Накануне (переговоры В. М. Молотова в Берлине в ноябре 1940 года) // Международная жизнь. 1991. N 8. С. 108. <11> Там же. С. 108.
В конце дня советский нарком иностранных дел еще раз встретился с Риббентропом. Министр иностранных дел Третьего рейха заявил, что он хотел бы дополнить слова фюрера о перспективах сотрудничества Германии и СССР. В ходе беседы он зачитал Молотову проект соглашения между государствами Тройственного пакта: Германией, Италией и Японией, с одной стороны, и Советским Союзом — с другой, однако подчеркнул, что это лишь «сырые мысли» <12>. ——————————— <12> Там же. С. 114.
Отчитываясь 14 ноября в телеграмме Сталину, Молотов вынужден был признать, что почти все время ушло на обсуждение Финляндии. Понимая, что переговоры прошли неудачно, нарком иностранных дел констатировал: «обе беседы не дали желательных результатов… Похвастаться нечем, но по крайней мере, выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться» <13>. 15 ноября Молотов отбыл из Берлина, и провожать его на вокзал пришел только Риббентроп, что было очень показательно. ——————————— <13> Там же.
Переговоры условно можно разделить на два этапа. Первый — когда стороны только разведывали позиции друг друга и говорили в основном Риббентроп и Гитлер, и второй — когда инициативу взял Молотов и выяснилось, что общение проходит на разных уровнях понимания проблем и перспектив сотрудничества. Как вспоминает Кейтель, выделяя именно второй этап переговоров, «после последней, явно самой важной беседы» фюрер окунулся в размышления о перспективах сотрудничества с русскими <14>. Это же подтверждает в мемуарах и Риббентроп: «…от этих бесед с Молотовым у Гитлера окончательно сложилось впечатление о серьезном русском стремлении на Запад» <15>. Почему же переговоры сложились столь неудачно, когда на первом этапе все вроде бы складывалось неплохо? ——————————— <14> Кейтель В. Размышления перед казнью. Смоленск, 2003. С. 281. <15> Риббентроп И. Тайная дипломатия III рейха. М., 1999. С. 237.
Важнейшие и неразрывно связанные проблемы переговоров — углубление сотрудничества и разделение сфер влияния — были подняты уже во время первой беседы Молотова с Гитлером. На прямой вопрос советского наркома иностранных дел о том, что Пакт трех держав означает для СССР, фюрер заверил, что соглашение никоим образом не направлено против интересов Москвы, и предложил Советскому Союзу стать четвертым партнером в этом Пакте. Молотов ответил, что СССР в принципе не против принять участие в Пакте четырех держав, но на определенных условиях. После первого разговора с фюрером, наблюдая плохо скрываемое желание Гитлера пойти на более тесное сотрудничество, Молотов, почувствовав себя увереннее, решил жестко поставить интересующие Москву вопросы. О жесткости и решимости Молотова в разрешении и попытках оказать давление на немецкую сторону говорит его лексика в телеграмме Сталину. «О Финляндии пока отмалчиваются, но я заставлю их об этом заговорить». Позиция «заставлю» явно не соответствовала положению наркома иностранных дел СССР как гостя в Берлине, где тон переговоров должна задавать принимающая сторона, но Молотов не захотел подстраиваться. Немецкая сторона построила переговоры с акцентом на разграничение сфер влияния и, на основе этой платформы, углубления сотрудничества с СССР. Этот подход был не понят Молотовым и выглядел как упорное нежелание отвечать на четко поставленные вопросы по Финляндии, Румынии, Турции, Болгарии и др. Впоследствии Молотов, вспоминая о переговорах с Гитлером, отмечал: «…мы с ним так и не договорились, потому что я ему свое говорю: «Это не ответ. Я вам поставил вопрос, а вы не даете никакого ясного ответа, а я прошу дать ясный ответ» <16>. Сказались и личные качества Молотова — негибкость позиции (в дипломатических кругах за ним закрепилось прозвище «господин Нет»), слабая инициативность, когда ситуация требовала обратного. Объективной причиной низкой готовности наркома к переговорам в такой критический момент и на таком высоком уровне стало то, что «Молотов никогда ранее не был на дипломатической работе, не знал ее тонкостей, не имел профессиональных знаний» <17>. Поведение Молотова, по мнению людей, близко знавших Гитлера и его возможные реакции, было вызывающим, переводчик с немецкой стороны Шмидт писал: «…ни один иностранный посетитель никогда не говорил с ним (Гитлером. — А. С.) так в моем присутствии» <18>. ——————————— <16> Чуев Ф. И. Молотов: полудержавный властелин. М., 2000. С. 36. <17> Розанов Г. Л. Сталин — Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939 — 1941 гг. М., 1991. С. 61. <18> Шмидт П. Переводчик Гитлера. Смоленск, 2001. С. 297.
Ноябрьские переговоры стали поворотным пунктом в отношениях СССР и Третьего рейха. Визит Молотова в Берлин является той лакмусовой бумажкой, по которой отчетливо видно, какой вес имеет идеологический фактор во внешней политике стран с принципиально разными социально-политическими системами, определивший ход и итоги переговоров. «Думаю, — вспоминал Риббентроп, — что, несмотря на все, мне все же удалось бы сделать это (добиться германо-советского союза. — А. С.), если бы между Россией и Германией не существовало противоречия в мировоззрении, при наличии которого никакой внешней политики вести было нельзя» <19>. ——————————— <19> Риббентроп И. Тайная дипломатия III рейха. М., 1999. С. 240.
Ноябрь 1940 г., безусловно, является тем критическим моментом, после которого можно говорить о войне Германии с СССР как о предрешенном событии. По сути, именно во время этих переговоров был упущен шанс отсрочить войну еще на какое-то время. В августе 1939 г. Германии удалось примирить идеологии, пойдя на значительные геополитические уступки. В ноябре 1940 г. Москва не до конца понимала, что создалась очень похожая ситуация, с той лишь разницей, что теперь СССР должен был проявить гибкость и пойти на уступки Германии. Поиск компромиссов с партнером, который значительно усилился, был единственно возможной политикой. С ноября 1940 г. Гитлер окончательно убедился в необходимости уничтожения коммунизма и большевиков <20>. После этого, создавая по дипломатическим каналам иллюзию сохранения партнерских отношений с СССР, Третий рейх живет подготовкой вторжения вплоть до 22 июня 1941 г. ——————————— <20> Молодяков В. Э. Несостоявшаяся ось. Москва — Берлин — Токио. М., 2004. С. 347.
