История термина «террор» и его современное содержание

(Исаева Т. Б.) («История государства и права», 2008, N 16)

ИСТОРИЯ ТЕРМИНА «ТЕРРОР» И ЕГО СОВРЕМЕННОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Т. Б. ИСАЕВА

Недостаточное внимание к терминологии, отсутствие единства в понимании тех или иных категорий терроризма затрудняет не только исследовательскую работу, но и практическую деятельность юриста. Четкий понятийный аппарат представляет собой инструмент, необходимый для эффективного выполнения принятых на государственном уровне решений, направленных на борьбу с терроризмом. Научное и прикладное значение работы над терминологией терроризма подчеркивают многие современные исследователи <1>. ——————————— <1> См.: Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1999. С. 68; Емельянов В. П. Уголовная ответственность за терроризм и преступления с признаками терроризирования: Дис. … д. ю.н. М., 2001. С. 6 — 7; Змеевский А. В., Тарабрин В. Е. Терроризм. Нужны скоординированные усилия мирового сообщества // Международная жизнь. 1996. N 4. С. 14; и др.

Обратим свое внимание на термин «террор». Есть исследования, которые ведут происхождение слова «террор» от римского историка Тита Ливия (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.) <2>. ——————————— <2> См.: Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора. М., 1997. С. 62.

Рассмотрим эту версию. Из 142 «книг» труда Тита Ливия «Римская история от основания города» сохранилось всего 35 («книга» — один папирусный свиток; «десятикнижие», или декада, — сборник из 10 «книг»). В первой, третьей, четвертой и частично в пятой декадах кроме повествования Ливий помещает более 400 полностью или наполовину вымышленных речей исторических лиц. Античная историческая наука была неотделима от искусства, считалось, что историк должен быть так же красноречив, как лучший оратор. Речи подлинных исторических лиц сочиняли все историки, начиная с Геродота. Но не было большего мастера сочинения речей, чем Тит Ливий <3>. Примем это к сведению. ——————————— <3> См.: Маркиш С. Римская летопись // Тит Ливий. Карфаген против Рима (Третья декада «Римской истории от основания города»). СПб., 1993. С. 288 — 294.

В страстных речах полководцев и государственных деятелей, в описании драматических событий войны и политики у Тита Ливия много раз встречалось эмоциональное восклицание «Страх и ужас» — «terror!» (лат.). Это не термин, это общеупотребительное слово, используя которое автор передавал эмоциональное состояние, свое и исторических персонажей. На этом основании «привязка» слова «террор» как термина к Титу Ливию выглядит весьма и весьма слабой. Эмоциональное восклицание Тита Ливия «Страх и ужас», согласно наблюдениям исследователей <4>, вошло в моду в XIV в., когда сочинения римского историка были переведены на французский язык. Выражение «Страх и ужас» стало устойчивым словосочетанием и употреблялось в политическом лексиконе для эмоциональной оценки кровавых событий политической истории <5>. То есть не в том значении, какое это слово получило впоследствии, став беспереводным термином. ——————————— <4> См.: Floresku R., McNally R. Drakula: A Biography of Vlad the Impaler: 1431 — 1476. N. Y., 1973. P. 177; Paine Th. Rights of Man // The Completed Writings. N. Y., 1945. V. 1. P. 266. Цит. по кн.: Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора. М., 1997. С. 62. <5> См.: Орел В. Э. Еще раз о Страхе и Ужасе // Палеобалканистика и античность. М., 1989.

Политические убийства как вид преступлений в период Средневековья использовались широко, но термин «террор» по отношению к ним не использовался. Впервые слово «террор» без перевода на французский язык стало термином в годы Великой французской революции для обозначения метода политической борьбы. Е. Тарле в работе «Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции» писал: «Эпохою террора называют обыкновенно время от падения жирондистов (31 мая 1793 г.) до падения Робеспьера 9 термидора (27 июля 1794 г.)… Робеспьер был душой террористической системы и главным вдохновителем террора… Террористическая система достигла своего апогея в последние два месяца жизни и владычества Робеспьера» <6>. ——————————— <6> Тарле Е. В. Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции. Пг., 1918. С. 3.

Аналогии с Древним Римом (и Титом Ливием, в частности) в политической культуре якобинцев были намеренными. Стремления радикальных политиков найти параллели своим поступкам в античности породили в то время целую политическую моду. Поэт Андре Шенье писал: «Робеспьер и ему подобные рыщут по истории, изыскивая, кому бы из уважаемых личностей, вызвав негодования рода человеческого, нанести оскорбление своим выбором в качестве образцов». Это была мания величия якобинцев. И именно ей мы обязаны, в частности, появлением латинского слова «террор» в качестве политического термина. Следует обратить внимание, что, угрожая законной власти террором, оппозиционеры, которыми до поры до времени были жирондисты и якобинцы, объявляли, что их террор — всего лишь ответная и вынужденная мера на беззаконие и насилие правительства. И поэтому вся ответственность за возможные жертвы ложится на «умеренных». Этот прием станет классическим в террористической пропаганде на все последующие времена. Подобные заявления оппозиционеров имели мало общего с действительностью первого периода французской революции. Именно «умеренные» Мирабо, Сийес и Лафайет начали проведение во Франции буржуазно-демократических реформ, запретили политические преследования. 11 августа 1789 г. ими был принят Декрет «Об уничтожении феодальных прав и привилегий». 26 августа этого же года Национальным собранием утвержден выдающийся документ Нового времени — «Декларация прав человека и гражданина», провозгласившая священность и неприкосновенность естественных прав и свобод, принципы национального суверенитета и законности. Власть короля, в сильно ограниченном парламентом варианте, была сохранена «умеренными» как дань традиции и символ стабильности в государстве. Однако откровенная ложь не смущала радикальную оппозицию. Необходимо было максимально дискредитировать власть, чтобы спровоцировать народные массы на бунт и с помощью управляемого народного возмущения самим захватить власть. Слово «террор», став термином, употреблялось в значении метода и форм борьбы жирондистской и якобинской оппозиции с правительством. Об этом свидетельствуют высказывания как самих лидеров оппозиции, так и других свидетелей событий. Жан Поль Марат в газете «Друг народа» называл вооруженных погромщиков, совершавших по призыву якобинцев грабежи и убийства государственных служащих в городах Франции, «настоящими патриотами». В сочинениях Марата изложена первая в истории программа захвата власти с помощью террора, создающего нервозность, возбуждение толпы. Эту толпу следует организовать, вооружить и направить по нужному для политических лидеров адресу. И тогда «500 — 600 отрубленных голов обеспечат покой, свободу и счастье» <7>. ——————————— <7> Марат Ж. П. Избранные произведения в 3 томах. М., 1956. Т. 2. С. 185; Т. 3. С. 305 — 306.

10 августа 1792 г. возбужденные якобинскими и жирондистскими лидерами отряды санкюлотов сначала арестовывают короля, роялистов и «умеренных», затем 3 сентября этого же года происходит массовое истребление арестованных в тюрьмах, а заодно и всех, кто попал под руку разгоряченной толпе. Важно, что лидеры якобинцев, теперь уже боровшиеся с бывшими союзниками, жирондистами, за единоличную власть, одобрили действия погромщиков тюрем: «Часть содержащихся в тюрьмах кровожадных заговорщиков убита народом. Это явилось актом справедливости, чтобы посредством террора удержать легионы изменников» <8>. Методы, применяемые якобинцами в борьбе за власть, далекий от идеологии насилия А. Шенье именовал террором. ——————————— <8> Цит. по: Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора. М., 1997. С. 47.

События борьбы жирондистов и якобинцев с «умеренными» и последующая диктатура якобинцев привели к возникновению одной научной проблемы, остающейся дискуссионной до настоящего времени. Придя к власти, якобинское руководство продолжило использование крайнего насилия для уничтожения своих политических противников, наведения революционного порядка, т. е. сложилась модель управления государством, которую они сами (и традиционно после них в истории) также называли «террор». Позже и большевики в России ввели в политический оборот понятие «красный террор» как действий государства в ответ на «белый террор» контрреволюции. Однако политическая терминология руководствуется не научными, а пропагандистскими критериями. И мы склоняемся больше к той части современных исследователей, которые категорически возражают против использования терминов «террор» и «терроризм» по отношению к действиям и политике государства <9>. ——————————— <9> См.: Емельянов В. П. Уголовная ответственность за терроризм и преступления с признаками терроризирования: Дис. … д. ю.н. М., 2001; Он же. Терроризм и преступления террористической направленности. Харьков, 1997; Он же. Терроризм как явление и как состав преступления. Харьков, 1999; Исаева Т. Б. Общетеоретические вопросы терроризма. М., 2007.

Использование термина «государственный террор» («терроризм») для обозначения карательных, антитеррористических действий государства по защите правопорядка вносит терминологическую путаницу, мешает правильно определить концептуальный подход. Такая путаница понятий («терроризм» и «государственный терроризм») лишний раз доказывает крайнюю необходимость достичь общего понимания основных «террористических терминов», раз и навсегда отделив эти определения от любой правоприменительной деятельности государства, даже если она носит крайний карательный характер. Террористическую терминологию следует использовать только для обозначения особых противоправных действий лиц и сообществ, направленных против государства в целом, его граждан, организаций. А для обозначения правоохранительных, карательных действий государства, в том числе и самых жестких, если исследователи хотят подчеркнуть именно эту сторону, есть термин «репрессии». В содержании термина «репрессии» есть оттенок значения превентивности действий государства и субъективно-эмоциональная оценка этих действий как превышающих меру. Несомненно, что термины «терроризм» и «репрессии» определяют разные явления по содержанию и направленности, водоразделом между ними является закон: террористы его нарушают — государство защищает и применяет. Вопрос о правомерности-неправомерности карательных или репрессивных мер государственной власти в тот или иной период отечественной или мировой истории является особым, самостоятельным предметом исследования. Но в любом случае термин «государственный террор» следует исключить из научного оборота. Итак, современное содержание термина «террор», вытекающее в том числе и из его истории, следует определить следующим образом: «Террор — метод социального устрашения и деморализации общества криминальными средствами с целью давления на государственную власть в политических интересах оппозиции».

——————————————————————