Международное инвестиционное право в эпоху глобализации. Рецензия на монографию профессора А. Г. Богатырева «Правовое регулирование инвестиционных отношений (вопросы теории и практики)»
(Шумилов В. М.) («Право ВТО», 2012, N 4)
МЕЖДУНАРОДНОЕ ИНВЕСТИЦИОННОЕ ПРАВО В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ. РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ ПРОФЕССОРА А. Г. БОГАТЫРЕВА «ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ИНВЕСТИЦИОННЫХ ОТНОШЕНИЙ (ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ)» <*>
В. М. ШУМИЛОВ
——————————— <*> Богатырев А. Г. Правовое регулирование инвестиционных отношений (вопросы теории и практики). М., 2012.
Шумилов Владимир Михайлович, заведующий кафедрой международного права Всероссийской академии внешней торговли, доктор юридических наук, профессор.
Российское сообщество юристов-международников встречает новую монографию известного русского ученого-юриста, профессора Александра Григорьевича Богатырева, доктора юридических наук, «Правовое регулирование инвестиционных отношений (вопросы теории и практики)». М., 2012. Любая книга А. Г. Богатырева — и в принципе любая серьезная монография — сразу же привлекают внимание представителей правовой (международно-правовой) науки, вызывают желание узнать новое, поразмышлять, поспорить, соотнести выводы автора с реалиями, как они видятся каждому ученому. Выход монографии дает веский повод для того, чтобы вместе с автором вновь присмотреться к тому, что называется международным инвестиционным правом. Профессор А. Г. Богатырев — один из основоположников важного научного направления в правовой науке; среди первых он приступил к исследованию инвестиционной проблематики в контексте международного права. Его кандидатская диссертация «Формы правового регулирования иностранных инвестиций в развивающихся государствах» (1971) сразу же вошла в ведущие библиографии российских вузов соответствующей специализации. Докторскую диссертацию Александр Григорьевич защитил в 1996 г. по теме: «Государственно-правовой механизм регулирования инвестиционных отношений (вопросы теории)». Профессор А. Г. Богатырев — автор большого числа статей, учебников и учебных пособий по правовому регулированию инвестиционных отношений. В учебном процессе активно используется его книга «Правовое регулирование инвестиционных отношений в Российской Федерации» (1998). И вот — новый труд, который, по сути, суммирует изыскания прошедших лет, доктринально аккумулирует все основные идеи в данной области знания. Монография состоит из трех глав: первая раскрывает общетеоретические проблемы правового регулирования инвестиционных отношений; вторая — механизм национально-правового регулирования (на примере России и Китая); третья — механизм международно-правового регулирования. Автор глубоко и последовательно исследует инвестиционную сферу как объект правового регулирования; проблему соотношения национального законодательства и международного права применительно к инвестиционной деятельности; двусторонние и многосторонние международные договоры, регулирующие инвестиционные отношения. В поле зрения попадают и вопросы, которые можно считать сопредельными, примыкающими к проблематике международного инвестиционного права; в рамках необходимого освещаются экономические, политологические, геостратегические аспекты; перемежаются вопросы теории и практики. Фоном всей монографии можно считать комплексное понятие, не очень активно пока используемое в правовой науке: международная инвестиционная система как сфера трансграничного движения капитала (инвестиций), — причем в ее взаимосвязи с международной торговой системой и международной финансовой системой. Каждая из этих систем (или подсистем еще более обширной международной экономической системы) состоит из ряда компонентов: предметно-объектного, субъектного, регулятивного, функционального и идеологического. Понятно, что именно в свете регулятивного компонента исследуется в монографии проблематика инвестиционной деятельности. С теоретической точки зрения «регулятивный компонент» в международной инвестиционной системе — это то, чем регулируются международные инвестиционные отношения (МИО). Поскольку по своему содержанию МИО — комплексное явление, то нормативными «блоками», задействованными в правовое регулирование данной сферы, выступают национальное право, международное право; разного рода неправовые нормы — рекомендательные, политические, нормы международной морали и т. п., которые полностью или частично принято называть «мягким правом». Между данными нормативными блоками, в свою очередь, также происходит активное взаимодействие. Появляются новые, или относительно новые, аспекты, явления, еще не до конца понятные; вокруг них много научных споров. Речь идет, например, о так называемых транснациональном праве и наднациональном/надгосударственном праве. Думается, что эти явления представляют собой особые методы нормативного регулирования, ставшие заметными и необходимыми в эпоху глобализации. Можно вывести определенную закономерность, характерную для эволюции правового регулирования практически любой группы отношений, которая интернационализируется в силу тех или иных причин. Сначала такая группа отношений регулируется внутренним правом (одностороннее регулирование); по мере того как происходит интернационализация вопроса, включается метод двустороннего регулирования, т. е. регулирования посредством двусторонних международных договоров; затем на каком-то этапе, когда прежний метод исчерпал себя, происходит «переключение» на метод многостороннего и универсального регулирования. При этом старые методы не всегда уходят из жизни. И постепенно в процесс включаются методы транснационального и наднационального регулирования. Международная инвестиционная система (в ее регулятивной части) именно такую закономерность и раскрывает перед нами; автор обращает наше внимание на попытку интернационализации проблемы иностранных инвестиций и перевода ее на многосторонний уровень регулирования в рамках Лиги Наций (с. 5). В то же время видны некоторые особенности международной инвестиционной системы по сравнению с эволюцией международных торговой и финансовой систем. В контексте этой научной картины становятся более понятными содержание работы, логика, идеи, выводы, содержащиеся в монографии. Остановимся отдельно на некоторых моментах: понятии инвестиций, инвестиционных отношений; соотношении международного права и международного частного права; понятии международных экономических отношений и их правовом регулировании; роли государства в регулировании инвестиционных отношений. И конечно же, выскажем несколько соображений, которые, возможно, добавят работе некоторые новые аспекты. Понятие инвестиций и их классификация. В монографии много внимания уделяется терминологии, выявлению содержания в понятии «инвестиции» — прямые и портфельные; прямым уделено больше места. Автор определил термин «иностранные инвестиции» с юридической точки зрения следующим образом: «…Иностранные инвестиции являются иностранным капиталом в различных видах и формах, вывезенных из одного государства и вложенных в предприятие или дело на территории другого государства» (с. 18). Если поразмышлять над этим определением, которое, по словам автора, не является законченным и исчерпывающим, то можно добавить некоторые нюансы. Во-первых, смущают слова «иностранный капитал», потому что капитал может иметь личину национального, но находиться под полным или частичным контролем иностранных лиц. Во-вторых, только ли «капитал»? Подводить ли под эту категорию «права» (права на разработку шельфа, например)? В-третьих, иностранные инвестиции могут быть не только «вложенными», но и преумноженными, созданными уже на территории страны пребывания. В-четвертых, как понимать слова «предприятие или дело»? На «территории другого государства» или государств? Следует обратить внимание на двойную природу иностранных инвестиций: с одной стороны, они несут определенное развитие производственной сферы, новые технологии, а с другой стороны, это, по сути, вторая — иностранная — экономика, вмонтированная в национальную, и эта вторая экономика находится под контролем и управлением иностранных лиц. Насколько правильно разрешать иностранному элементу внедряться в национальную экономику, как глубоко, в какие сферы, в каком соотношении, на каких условиях? Вот вопросы, которые должно решать национальное законодательство. «Инвестиционный процесс, — пишет автор, — представляет собой инвестирование различных инвестиций: частных и государственных, в ссудной и производственной формах, прямых и портфельных и т. д.» (с. 47). Портфельные инвестиции в монографии определяются как «движение денег для покупки акций в компании» (с. 18) за рубежом; «инвестирование в виде купли акций, облигаций и других ценных бумаг предприятий, банков и т. п. участниками инвестиционного процесса с целью получения дохода…» (с. 22). Особенность этого рынка — его преимущественно спекулятивный (трудно прогнозируемый) характер. В этом вопросе инвестиционная проблематика соприкасается с рынком ценных бумаг, с проблематикой финансовой, кредитной (с. 19). Все это важно, потому что практически каждый указанный аспект регулируется отдельными актами, группами норм. По ходу просится ремарка: используемый термин «инвеститор» (вместо «инвестор») кажется не вполне удачным. Инвестиционные отношения как объект правового регулирования. Автор сквозь всю работу проносит взаимосвязанные утверждения: сфера инвестиций — это сфера частноправового и публично-правового регулирования; она регулируется как национальным правом, так и нормами международного права (с. 5); это комплексное государственно-правовое явление (с. 7). Изучение прежде всего «публично-правового компонента» механизма регулирования инвестиционных отношений — главная задача монографии (с. 12). И данное явление рассматривается с позиции общей теории государства и права (с. 10) — как межсистемное (с. 6). Выделяются две стороны регулирования: а) национальное; б) международно-правовое. Национальное регулирование рассматривается под углом зрения законодательства (не права). Автор посвящает национальному законодательству вторую главу. В ней анализируются российское законодательство, инвестиционная деятельность российских физических и юридических лиц за рубежом, иностранных лиц в России; права и обязанности инвесторов (с. 50 — 58); изучаются участие государства в инвестиционной деятельности (с. 66), организационно-правовые формы осуществления инвестиционной деятельности в России (с. 67), вопросы национализации и реквизиции иностранных инвестиций, возмещения ущерба (с. 72). А. Г. Богатырев пишет, что национальное инвестиционное законодательство — в основном публично-правовое (с. 49); в то же время в регулировании инвестиционных отношений участвуют «нормы гражданского и торгового национального законодательства стран. И в конечном итоге регулирование инвестиционных отношений завершается на основе договора (контракта) субъектов — участников отношений» (с. 49). Отдельно подчеркивается, что инвестиционные отношения — это отношения собственности (с. 6) — «частной и общественной» (с. 27). Национальное инвестиционное законодательство носит специальный характер (с. 8); это означает, что его нормы — нормы специальные по отношению, видимо, к нормам других традиционных отраслей законодательства. В свою очередь, международное регулирование осуществляется посредством норм международного инвестиционного права (МИП). Согласно авторской концепции оно состоит из «норм международных двусторонних и многосторонних инвестиционных договоров». «Затем, — пишет автор, — в это регулирование включаются нормы специального национального законодательства (законы об иностранных инвестициях) отдельных стран» (с. 49). Не очень понятным кажется это слово «Затем…»: оно задает некую последовательность в применении методов регулирования — сначала одно, «затем» — другое, но в такой ли последовательности регулируются инвестиционные отношении? И есть ли тут вообще определенная последовательность? Вопросам международно-правового регулирования в монографии посвящена отдельная — третья глава. В главе раскрываются (с. 95) роль двусторонних договоров как источников МИП в контексте проблем взаимности и неравной выгоды сторон (в отдельных категориях случаев — с. 96); система страхования экспорта инвестиций (с. 107); анализируется Договор между Россией и США о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1992 г. (с. 114), а также двусторонние соглашения о налогообложении (с. 119). Много внимания уделено действию закрепленных в договорах принципов предоставления национального режима и режима наибольшего благоприятствования (РНБ) (с. 142). К слову сказать, российской международно-правовой теории следовало бы более обстоятельно подойти к проблематике не только «методов регулирования», но и к понятию «режим». Отдельно и обстоятельно проанализированы Вашингтонская конвенция о разрешении инвестиционных споров между государствами и частными лицами других государств 1965 г. (с. 147); Сеульская конвенция об учреждении Многостороннего агентства по гарантированию инвестиций 1985 г. (с. 167). Освещается роль ОЭСР в регулировании на многосторонней основе различных аспектов функционирования международной инвестиционной системы (с. 128), органов ООН (с. 129), МАГИ, МЦУИС. Региональные аспекты регулирования международных инвестиционных отношений раскрываются на примерах Североамериканской ассоциации свободной торговли (НАФТА) (с. 168), Соглашения АСеАн (с. 169). Отдельно, в контексте инвестиционной проблематики, рассматриваются соглашения ВТО: ГАТС (с. 172); ТРИПС (с. 175); ТРИМС (с. 176). Прокомментируем два-три момента: куда уходят корни правового регулирования инвестиционных отношений; неравноправие выгод в сложившейся международной инвестиционной системе; виды норм, регулирующих инвестиционные отношения. Вопрос о корнях современного международного инвестиционного права неизбежно и объективно — сам собой — политизируется. Автор пишет: «Предшественниками современных двусторонних инвестиционных договоров были договоры о дружбе, торговле и судоходстве, которые заключаются с конца XVIII века» (с. 97). Однако следует заглянуть еще дальше в историю, поскольку корни инвестиционных отношений — там. Появлению международных инвестиционных договоров предшествовала практика колониального ограбления «цивилизованными» европейскими государствами «заморских» народов и территорий. Уничтожая цивилизации в Латинской Америке, испанцы и португальцы вывезли оттуда сотни тысяч тонн золота и серебра. Разграбления осуществлялись также посредством крестовых походов. Именно эти драгоценности стали инвестиционным потенциалом развития Европы в последующей индустриальной эпохе. Этими деньгами была профинансирована индустриализация Европы. Передовыми отрядами торгово-инвестиционно-экономической экспансии с давних времен служили корпорации типа «Ост-Индской компании», которая фактически стала инструментом закабаления Индии и прилегающих территорий. И только затем пришлось переводить практику разграбления чужих богатств на правовые рельсы. В случае прямого разграбления неравенство в отношениях не прикрыто; когда отношения были переведены на язык международных договоров с бывшими колониями, неравенство в правах, обязанностях и выгодах стало завуалированным. Наиболее показательным примером неравноправного, неравноценного обмена служит сохранившаяся и сегодня практика диспаритета цен, во многом искусственного: цены на сырьевые товары на мировом рынке долгое время держались, и сегодня держатся развитыми странами на заниженном уровне (несмотря на то что минеральное сырье — в основном исчерпаемый ресурс и должен стоить дорого), а высокотехнологичные товары зачастую стоят значительно выше их объективной стоимости. Это равносильно прежнему обмену побрякушек на золото. Поэтому автор применительно к поведению развитых стран отмечает: «О «взаимовыгодном» инвестировании капиталов в США и развивающихся странах также пока говорить, вероятно, преждевременно» (с. 100). Слово «пока» явно излишне, а слово «преждевременно» требует замены. «…Юридическое «уравнивание» в правах в действительности служит экономически более сильной стороне — корпорациям США». История взаимоотношений развитых и развивающихся стран в международной инвестиционной системе демонстрирует, по сути, антагонистическое столкновение государственных интересов. В этой истории международный договор — это инструмент экспансии развитого мира. Правовые позиции развитых стран и развивающихся изначально были противопоставлены друг другу по ряду аспектов. Так, развитые страны изначально стремились вывести проблематику иностранных инвестиций из-под национальной юрисдикции и передать ее под международно-правовое регулирование, поскольку развитие международного права направлялось ими же. Развитые страны стремились сформировать баланс прав и обязательств по международному праву в свою пользу. Развивающиеся страны выступали за приоритет национального регулирования иностранных инвестиций, за свободу их национализации и экспроприации; развитые страны — против. Под давлением остального мира и практики (с. 123) развитые страны вынуждены были согласиться на право принимающего государства национализировать иностранные инвестиции, но только за соответствующую компенсацию, — и развернулись многолетние споры о характере, содержании и процедурах возмещения за национализированные активы (с. 124 — 125). Все это вынудило развитый мир переключиться на многостороннее регулирование вопросов защиты иностранных инвестиций, поэтому были созданы МАГИ, МЦУИС (с. 136, 149), была совершена попытка создать МСИ. Здесь же корни Ломейских конвенций. В конце концов после безуспешных попыток создания более предметного многостороннего договора развитый мир «вбросил» эту тему в ВТО и через систему ВТО продвигает те же принципы, которые пытался закладывать изначально. Это пример управляемого развития международно-правового корпуса норм, обслуживающего интересы развитого мира. С вопросом о перекосе в выгодах в международной инвестиционной системе в пользу развитых стран, и прежде всего США, тесно связана проблема финансовой архитектуры в мире. Финансовые аспекты устройства и функционирования международной инвестиционной системы в монографии представлены недостаточно. Дело в том, что в центр всех расчетов и кредитов в мире во второй половине XX в. был поставлен доллар США. Это означает, что платежи и инвестиционные потоки шли из США в долларах (т. е. в «бумажках»), а в обмен на них в США со всего мира идут реальные товары и активы. Глобальная долларовая система — это система «продразверстки», т. е. системы «увода и отъема» национальных активов. Вот почему(среди еще ряда факторов) благосостояние населения США выше, чем в других странах. Сегодня наряду с долларом мировой — наднациональной — валютой стал евро; фактически мир разделен на долларовую зону и зону евро. Можно назвать это «колониализмом третьего поколения», или «финансовым колониализмом». Понятно, почему развитые страны выступают против предложений о реформе международной валютной системы и других международных финансовых институтов» (с. 134). О соотношении МП и МЧП. Читая монографию, мы вместе с автором вступаем на почву давнего в нашей правовой литературе научного спора о соотношении международного права (МП) и международного частного права (МЧП); соответственно норм МП и норм МЧП. В монографии со ссылками на авторитетов выделяются два основных подхода к этой проблеме: один назван «цивилистической концепцией» МЧП (с. 32); другой — «международно-правовой» (с. 36), согласно которой нормы МЧП включаются в состав международного права в широком его понимании. Вроде бы логично, что национальное право делится на публичное и частное; международное право также делится на публичное и частное (с. 30). Профессор А. Г. Богатырев полагает в целом более правильным второй подход, но и «международно-правовую концепцию» признает «не совсем удовлетворительной»; необходим, по его мнению, «новый подход к решению этой задачи» (с. 37). Нить рассуждений — следующая: МЧП находится на стыке национального и международного права, регулирует «особого рода отношения» (с. 38); в состав МЧП входят нормы национального и международного права, следовательно, МЧП — явление комплексное. Это «межсистемное комплексное образование» (с. 38). Можно считать данный взгляд еще одним — третьим — подходом к проблеме соотношения МП и МЧП. В теории науки международного права существуют уже отдельные разновидности этого подхода. А что если посмотреть на эту проблему еще с одной стороны? Практически все институты и отрасли национального права — и частного, и публичного — взаимодействуют с соответствующими нормами, институтами и отраслями международного права — по мере того, как происходит интернационализация соответствующих отношений/вопросов. Взаимодействие национального и международного права усиливается по всем линиям, а не только по линии частного права либо по линии публичного права (либо по любой другой — инвестиционного, торгового, банковского, даже административного, конституционного и пр.). На эту тенденцию следует смотреть не с позиций отдельного нормативного блока, а с позиций взаимодействия национального и международного права как системных явлений. Так вот сегодня — в эпоху глобализации происходит усиление неразрывной связи двух систем; во многих случаях нормы обеих систем применяются для регулирования одних и тех же отношений в комплексе. Можно сделать вывод, что происходит становление нового правового явления, которое можно назвать глобальным правом, состоящим из почти неразрывного в ряде случаев двуединства национального и международного права; приоритет и примат в нем перемещаются к международно-правовым нормам (этой тенденции пока препятствуют США, которые в отдельных группах отношений пытаются распространить национальную юрисдикцию на разные вопросы за пределами своей территории и на лиц других государств; по сути дела, они являются носителями международно-правового нигилизма). Если в этом контексте посмотреть на проблему соотношения МП и МЧП, то вывод очевиден: когда какое-то отношение интернационализируется, государства часто пытаются отрегулировать его своими национальными нормами; национальные нормы разных государств применительно к данному отношению конкурируют друг с другом — вступают в коллизии. Для решения коллизий национально-правовых норм используются другие нормы национального права, а в случае их недостаточности привлекается метод международно-правового регулирования. Таким образом, МЧП — это неудачное название своего рода «коллизионного права», задача которого — найти выход из коллизий норм внутреннего права разных государств в пределах самого внутреннего права. А когда такого выхода нет, стороны создают соответствующие нормы международного права («международного коллизионного права») и при необходимости обращаются к ним. Получается, что нет никакого МЧП, а есть взаимодействие внутреннего права и международного права в их неразрывном единстве. И во внутреннем праве, и в международном праве имеются блоки коллизионных норм; эти блоки взаимодействуют между собой, как взаимодействуют и сами системы в целом. Все предыдущие взгляды на соотношение МЧП и МП идут от частного к общему; предлагаемый взгляд идет от общего к частному, поскольку требует сначала разобраться во взаимодействии национального права и МП в целом, а потом уже — в более детализированных и конкретных вопросах, например в природе МЧП (того, что называют «МЧП»). О правовом регулировании международных экономических отношений (МЭО). Чтобы определить место инвестиционной проблематики как в национальном, так и в международном праве, необходимо как-то соотнести между собой понятия «международные инвестиционные отношения» и «международные экономические отношения». В монографии много места посвящено этому вопросу (с. 30). Само содержание понятия «международные экономические отношения» (МЭО) вроде бы так или иначе определено; по структуре/системе МЭО споры продолжаются. Так, А. Г. Богатырев (со ссылкой на Б. И. Кучера) пишет: «Систему международных экономических отношений составляют следующие виды: 1) торговые; 2) валютно-финансовые и кредитные; 3) инвестиционные; 4) научно-технические и производственно-кооперационные; 5) транспортные; 6) международные туристические отношения и другие» (с. 28). Конечно, следует исходить из определенной условности данной классификации. Если, например, под термином «торговля» понимать международные торговые отношения в широком смысле, то можно выделить: а) торговлю товарами и б) торговлю услугами (правильно, наверное, было бы добавить и в) торговлю правами, в частности правами на интеллектуальную собственность). В таком случае деятельность по транспортировке или туристическая деятельность — это сферы торговли услугами. Всего таких секторов услуг, по крайней мере в рамках ВТО, выделено 152. Следовательно, одно из двух: либо мы не должны выделять в классификации всего лишь две сферы из огромного числа (т. е. международную транспортную и туристическую деятельность), либо выделяем все 152 сферы. Конечно же, все эти группы МЭО находятся в переплетении; разграничить их удается зачастую только в научной абстракции. Например, согласно Генеральному соглашению по торговле услугами «третий способ поставки услуг» предусматривает так называемое коммерческое присутствие, т. е. учреждение физическими и/или юридическими лицами в зарубежной стране предприятия, филиала, представительства либо покупку доли в зарубежном национальном предприятии и т. п. Другими словами, «третий способ поставки услуг» тесно связан с инвестиционной деятельностью, с движением капиталов. В монографии справедливо взят за основу тезис-вывод: «Правовое регулирование международных экономических отношений включает международно-правовое регулирование и национально-правовое регулирование. Кроме того, правовое регулирование любых отношений предполагает наличие в правовой системе публично-правового и частноправового регулирования» (с. 30). Таким образом, международные инвестиционные отношения — часть МЭО, некий сектор МЭО. Межгосударственный уровень международных инвестиционных отношений регулируется нормами международного права; уровень взаимодействия хозяйствующих субъектов разных стран — нормами внутреннего права принимающего государства; в случае неразрешимой коллизии между нормами внутреннего права задействованных государств принимаются и применяются нормы соответствующих международных договоров. Две системы в коллизионной сфере взаимодействуют между собой так же, как и в прочих сферах; это взаимодействие усиливается и трансформируется в часть глобального права и глобальной правовой системы. В монографии раскрываются содержание и место международных инвестиционных отношений (с. 24); обращается внимание на долговременный характер прямых инвестиций (с. 25), на связь с рынком рабочей силы, с социальными отношениями. Из всего вышеизложенного следует вывод: международное инвестиционное право — институт (или подотрасль) международного экономического права (с. 39). Нормы международного инвестиционного права взаимодействуют с нормами внутреннего инвестиционного права, как взаимодействуют между собой на межсистемном уровне внутреннее право и международное право в целом. Вместе с тем роль государства в инвестиционной сфере (с. 10) привносит некоторые новые аспекты. О роли государства. Главная задача государства — дать необходимое регулирование; преобразовать посредством права хаос в порядок. В монографии содержится много положений, касающихся государства. Сегодня основные инвестиционные потоки, как и торговые, сконцентрированы между тремя «центрами экономической силы»: США, ЕС и Японией, т. е. внутри группы развитых стран. Менее объемные инвестиционные потоки сложились между развитыми странами, с одной стороны, и развивающимися государствами — с другой; еще более скромные — внутри группы развивающихся государств. Деление сообщества государств на указанные группы: развитые, развивающиеся — это элементы так называемого цивилизационного подхода. В качестве критерия берется такой критерий, как уровень экономического развития государств. Как представляется, пришло время активнее внедрять в теорию международного права еще одну классификацию государств, тоже построенную исходя из цивилизационного подхода. В этой классификации государства распределяются по группам согласно довольно сложному критерию, состоящему из многих факторов. Это — государства западного цивилизационного типа (т. е. преимущественно развитые страны); арабские государства как отдельная цивилизационная группа; латиноамериканские государства, африканские государства. В отдельную цивилизационную группу следует поместить, например, Китай и страны, примыкающие к нему культурологически. Россия вместе с примыкающими к ней в рамках интеграционных процессов странами также представляет собой самостоятельное цивилизационное пространство. Россия — Евразийская держава; она — не Европа в том смысле, что наша страна имеет свою иерархию ценностей, свои геостратегические интересы. Она является одним из «центров силы» (в том числе экономической силы) наряду с США и ЕС. Европоцентристский подход, характерный для российской европеистики, совершенно неприемлем. И тем примечательнее, что профессор А. Г. Богатырев сравнивает регулирование инвестиционных отношений в России и Китае (с. 50 — 95), что идет в общем русле оправданного и необходимого разворота нашей страны в Азию, на Восток. Ни для кого не секрет, что сложившаяся международно-правовая система сложилась под определяющим влиянием и под непосредственным управлением развитых государств — государств западного цивилизационного типа. Интересы именно этой группы государств главным образом и обслуживает так называемое современное международное право, закрепляя баланс прав, обязательств и выгод в их пользу. Нормы международного инвестиционного права наглядно подтверждают данный тезис. Необходимо, чтобы международное право обслуживало интересы всех цивилизационных групп государств. В монографии государства справедливо предстают как «главные социальные институты по организации и регулированию инвестиционных отношений» (с. 10). Можно только добавить, что в современном мире государства передают часть своей компетенции органам экономической интеграции, и организующе-регулирующую роль на территории государств-участников берут на себя эти органы. Здесь, как правило, рано или поздно включается наднациональный метод регулирования среди прочего и инвестиционных отношений. Применение этого метода регулирования расширяется. Получается, что наряду с государствами организующим фактором нужно признать и органы интеграции. А об организующей роли прочих международных организаций в международной инвестиционной системе автор подробно говорит в третьей главе (с. 95 — 176). В монографии проблематика инвестиций и инвестиционной деятельности связывается с гражданским обществом и правовым государством (с. 18). С теоретической стороны это вроде бы так, принимая во внимание, что инвестиционная деятельность в наибольшей степени проявляется в р азвитых странах и между развитыми странами. С другой стороны, западные государства в реальности не могут служить примерами «правовых государств», будучи достаточно далекими от соответствующей теоретической модели. И вообще увязка важного экономического и правового явления с подобными концепциями только излишне идеологизирует проблему правового регулирования в международной инвестиционной системе. Следует также отметить, что инвестиции и инвестиционная деятельность имеют место не только в государствах, которые в силу идеологических заблуждений принято считать «правовыми», но и во всех других государствах. Автор и сам утверждает: «Инвестиционную деятельность (в СССР — В. Ш.), таким образом, осуществляло государство, распоряжаясь в соответствии с планами развития народного хозяйства собственностью всего общества» (с. 58). Большинство государств с так называемой административной экономикой (к которым относился и СССР, другие государства Восточной Европы, называвшиеся в свое время «социалистическими») в эпоху биполярного мира были оторваны от источников инвестиций/кредитования, находились в условиях кредитно-инвестиционной блокады со стороны Запада; им пришлось изыскивать инвестиционные ресурсы внутри своего лагеря. Сегодня большинство бывших социалистических стран прошли этап переходной экономики; идет процесс их абсорбирования в глобальную инвестиционную систему. Но по-прежнему не очень много зависит от государственных аппаратов данных стран. Следовательно, не всегда и не во всем организующе-регулирующая роль в инвестиционной сфере принадлежит государству; эту роль зачастую реализуют другие игроки. Не стоит также сравнивать исторический опыт России и западных стран (США, Германии, Японии и др.) — с. 12. Западные страны раньше других поняли роль инвестиций в чужой экономике как инструмента экономической экспансии и стали управлять — политически, а затем и юридически — этим процессом, опутывая партнеров договорами. Так возникла современная международная (глобальная) инвестиционная система. Чьи интересы она обслуживает в первую очередь? Кто извлекает из нее наибольшие выгоды (и за чей счет)? Ответы — очевидны. Устройство глобальной инвестиционной системы, как ничто другое, дает повод заявить о несправедливости мироустройства, в котором развитые (западные, успешные) страны наращивают свое благополучие за счет более слабых государств, в том числе и прежде всего развивающихся и наименее развитых стран. Похоже, что глобальный финансово-экономический кризис постепенно меняет ситуацию: идет перераспределение инвестиционных потоков, меняются их характер и роль. Развитые страны цепляются за старые механизмы, еще пока позволяющие эксплуатировать развивающиеся страны, в частности, и через инвестиционную составляющую. Проснулись другие цивилизационные центры и центры экономической силы; развивающиеся государства тоже концентрируются в интеграционные объединения и все более успешно противостоят развитому Западу в борьбе за перераспределение выгод, прав и обязательств в международной инвестиционной системе. Итак, в монографии прослеживаются некоторое гипертрофирование роли государства и, соответственно, недоучет внешних факторов. Можно возразить и на ряд других положений. Например, утверждается, что в России «инвестиционный процесс практически приостановился» (с. 68), что преждевременно предоставлять российским лицам право на экспорт капитала (с. 58). Автор возражает (с. 58) против того, чтобы иностранные государства и международные организации были включены в качестве субъектов инвестиционной деятельности в России, хотя это — объективная данность. Автор пишет (с. 21), что инвестиции — это «производительные расходы», однако «существуют и такие расходы, которые производительными назвать нельзя. К их числу относятся, например, расходы на оборону или военные расходы. Экономическое развитие некоторых стран свидетельствует о том, что чем меньше расходы на оборону, например в Японии, Швейцарии, Швеции и других странах, тем значительно выше темпы экономического роста. Это естественно, ибо инвестиционный процесс в каждый новый цикл получает необходимый объем инвестиций». Получается некоторая идеализация стран, воздерживающихся от расходов на оборону. При этом опущены важные нюансы: военные расходы стимулируют разработку высокотехнологичных производств и продвигают страну к более высокому технологическому укладу; Япония не только не показывает высоких темпов роста, а уже с десяток лет находится в стагнации и вступила в рецессию; немногим лучше положение европейских стран. И наоборот, страны с высоким уровнем военных расходов (США, Китай) лучше выдерживают глобальный экономический кризис. И наконец, главное: за сокращение военных расходов приходится расплачиваться утратой суверенитета и части своих интересов. России этот вывод не подходит. В рассуждениях об инвестиционных отношениях между развитыми и развивающими государствами автор вновь делает акцент на государство. Он как бы говорит (с. 10 — 12): если вам (государству) не удалось сформировать нормальные инвестиционные отношения, нормальную рыночную экономику, то сами и виноваты, виноваты «национальная инвестиционная политика, национальный государственно-политический строй и национальная правовая система». Автор признается (с. 11), что «главная пружина развития инвестиционных отношений… находится в национальном государственно-правовом механизме», и именно национально-правовое регулирование находится в центре монографии. Выходит некий примат национально-государственного, а нужен в эпоху глобализации примат международно-правового (только МП при этом понимается не как МП, целиком созданное развитыми странами западного цивилизационного типа, а как МП, сложившееся в согласовании норм между различными цивилизационными центрами). Влияние международного (международно-правового) фактора хорошо иллюстрируется на примере отношений между Европейским союзом (в свое время — Европейское экономическое сообщество) и развивающимися странами в рамках так называемых Ломейских конвенций (1975 — 2000 гг.). Конвенции в части инвестиционной проблематики, по сути, легализовали и обезопасили движение европейских инвестиций в развивающиеся страны; в результате произошли однобокое экономическое развитие стран-доноров, привязка их экономики в качестве ресурсной базы экономики развитых стран, затягивание долговой петли. Из этой ситуации большинство развивающихся стран не выбралось до сих пор. Как же можно возлагать вину за неразвитость инвестиционных отношений и пр. на «национально-государственный механизм» развивающихся стран? Замечания. В завершение можно было бы высказать ряд соображений, которые, возможно, добавят новые аспекты в проблематику правового регулирования инвестиционных отношений. Речь идет о методах правового регулирования в международной инвестиционной системе; о нормативных актах, которые исследуются в монографии. Нормы, регулирующие инвестиционные отношения, подразделяются в монографии (со ссылкой на работу Е. А. Суханова) на две группы (с. 16): а) императивные или публично-правовые; б) диспозитивные или частноправовые. Как представляется, в предложенной классификации соединены две классификации: деление норм на императивные и диспозитивные; деление норм на публично-правовые и частноправовые. И в публичном, и в частном праве имеются нормы как императивные, так и диспозитивные. Только соотношение императивных и диспозитивных норм в частном праве и в публичном праве — разное. Вряд ли правильно уподоблять эти две классификации. «Право как регулятор общественных отношений, — пишет А. Г. Богатырев, — имеет в своем распоряжении два метода воздействия: это методы императивного и диспозитивного регулирования. Причем в регулировании экономических отношений эти методы регулирования применяются как раздельно, каждый для определенного вида отношений, так и во взаимодействии друг с другом» (с. 28). Здесь поднимается важный вопрос о методах правового регулирования. Как представляется, это малоизученная часть теории права вообще и международного права в частности. Но почему речь идет только о двух методах? Их множество. Чуть ниже в монографии следует положение: «…Существо механизма государственно-правового регулирования экономических, и в том числе инвестиционных отношений состоит, на наш взгляд, в оптимальном использовании публично-правового и частноправового методов регулирования, а также в адекватном соотношении воздействия общих дозволений, общих запретов и позитивного обязывания». «Существующее деление права на публичное и частное есть не что иное, как способ организации правового регулирования вообще» (с. 42, 43). В качестве метода правового регулирования возникло и используется так называемое транснациональное право. В монографии имеется небольшое замечание, касающееся «транснационального права» (с. 46). Справедливо утверждается, что нормы выработанного в ООН «Кодекса поведения транснациональных корпораций» «нельзя отнести к нормам международного права как публичного, так и частного…». Со ссылкой на Джессопа (Jessup Ph. Transnstional Law. New Haven, 1956) профессор Богатырев замечает: «Нам представляется, что это и есть транснациональное право». Выдвинутая когда-то Джессопом концепция не укладывается в теорию права и международного права в ее романо-германском понимании; это устаревший англосаксонский взгляд, удобный для американских судей. Выдвижению альтернативных концепций на этот счет препятствует российская привычка чаще необходимого оглядываться на западных авторитетов; не все, что утверждается в США или Европе, — истина в последней инстанции. Нормы «Кодекса поведения транснациональных корпораций», действительно, не международно-правовые; это нормы мягкого права. «Мягкое право» также можно рассматривать как метод регулирования, только «неправового», «предправового» регулирования. Общая закономерность — такая: постепенно многие нормы «мягкого права» трансформируются в нормы «жесткого права», т. е. собственно правовые. Таким образом, нормы «мягкого права» прокладывают путь правовому регулированию. Вот почему так важно обращать внимание на «мягкое право» и продвигать государственные интересы посредством его норм. Транснациональное право — условное обозначение некоего институционально-правового явления в международной системе, суть которого состоит в том, что частные лица (главным образом многонациональные предприятия (ТНК) разных стран создают на двустороннем и многостороннем уровнях свои собственные нормы взаимоотношений. Такие нормы возникают в тех вопросах, которые не регулируются ни внутренним, ни международным правом (т. е. там, где есть правовые пробелы), либо регулируются в обеих системах по общедозволительному способу — исходя из принципа «разрешено все, кроме прямо запрещенного». В целях упорядоченности взаимных отношений частные лица разных стран восполняют пробелы и сферу «всеобщего дозволения» собственными конкретными правилами. С одной стороны, эти правила как бы санкционированы внутренним правом и/или международным правом и в этом качестве являются частью либо внутреннего, либо международного права. С другой стороны, в подобных нормах заложена скоординированная воля частных лиц из разных стран, и этим они отличаются и от норм внутреннего права, и от норм международного права (см.: Внешнеторговая энциклопедия. М., 2011). Обратимся к вопросу о нормативных актах, положенных в основу исследования. В монографии анализируется большой спектр нормативных актов, национальных законов — российских и зарубежных. Вместе с тем, наверное, не было необходимости рассматривать Закон об иностранных инвестициях в РСФСР 1991 г. (с. 50), поскольку он уже не действует. С другой стороны, было бы вполне оправданным включить в исследование нормативной базы, например, следующие Законы: «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства» (2008); «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемые в форме капитальных вложений» (2002); «О банках и банковской деятельности» (1990); «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» (2002); «Об инвестировании средств для финансирования накопительной части трудовой пенсии в Российской Федерации» (2002); «О негосударственных пенсионных фондах» (1998); «О таможенном регулировании в Российской Федерации» (2010). Интерес представляют подзаконные акты — Постановления Правительства: от 30 декабря 2009 г. N 1141 «О Консультативном совете по иностранным инвестициям в России» (с Положением); от 22 мая 2006 г. N 302 «О создании и деятельности на территории закрытого административно-территориального образования организаций с иностранными инвестициями»; от 6 июля 2008 г. N 510 «О Правительственной комиссии по контролю за осуществлением иностранных инвестиций в Российской Федерации». Кроме того, многие министерства и ведомства имеют свои акты (например, Приказ Минпромторга РФ от 31 марта 2011 г. N 422 «Об утверждении Стратегии развития торговли в Российской Федерации на 2011 — 2015 годы и период до 2020 года»). В работе встречаются досадные «оговорки»: например, Гражданский кодекс представлен в тексте как новый закон (с. 66); написано, что особенная часть этого Кодекса еще не принята (с. 64 — 65). Желание возразить вызывают некоторые предложения. Так, предлагается (с. 79) «принятие Закона о предприятиях с иностранными инвестициями, как это сделано в Китайской Народной Республике…»; урегулировать «вопросы приобретения иностранными инвеститорами долей участия в предприятиях, акций и иных ценных бумаг»; принять специальные законы «по вопросам регулирования концессий», «закон о свободных экономических зонах» (СЭЗ). Закон о предприятиях с иностранными инвестициями у России уже был в переходный период, и Россия переросла его. Это, видимо, Китай воспринял наш опыт регулирования. Кроме того, в таком законе сегодня нет смысла, поскольку иностранные инвесторы и инвестиции получают национальный режим (после присоединения к ВТО — еще и на основе Соглашения по торговым аспектам инвестиционных мер — ТРИМС). По вопросам концессий и СЭЗ уже приняты законы. Вопросы приобретения иностранными инвесторами долей участия, ценных бумаг тоже уже отрегулированы; все необходимые нормы приняты и существуют. В монографии анализируется торгово-договорная практика развитых стран, в том числе США (с. 99), приводятся ссылки на торговые договоры. Учитывая, что международная торговля переведена на правила ВТО, хорошо было бы уточнить, какова в связи с этим судьба указанных в книге двусторонних торговых договоров. Кроме того, практика и торговая политика многих государств, в частности США, изменилась: в последние годы США активно заключают соглашения рамочного типа о торговле, развитии и инвестиционном сотрудничестве (Trade and Investment Framework Agreements — TIFAs или Trade, Investment and Development Agreements — TIDA), двусторонние инвестиционные соглашения (Bilateral Investment Treaties — BIT), соглашения о свободной торговле, или преференциальные соглашения (Free Trade Agreements). Как оценить эту практику? Как она соотносится с нормами международного инвестиционного права и нормативным блоком права ВТО, в том числе в части инвестиционных отношений? Рассмотренный в монографии Договор между РФ и США о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1992 г. (с. 114) ратифицирован Сенатом США, но не ратифицирован Государственной Думой Федерального Собрания РФ, поскольку не сбалансирован по правам и обязательствам, вытекающим из Договора. Стабильного и эффективного правового фундамента двусторонних российско-американских отношений создать не удалось. В качестве причин часто называются: стремление США к получению односторонних преимуществ в экономической сфере, линия на обеспечение свободного проникновения американских инвестиций в зарубежные страны, наличие мощных, разносторонних и быстро включаемых рычагов регулирования иностранных инвестиций на территории США, экстратерриториальное использование национального законодательства США (при закреплении приоритета национального законодательства). Думается, что действующие между Россией и США договоры (Соглашение о торговых отношениях 1990 г. и Договор о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1992 г.) должны быть прекращены. И наконец, необходимо высказать еще одно замечание: монографии явно не хватает заключения, в котором автор подытожил бы все основные положения и идеи. Вывод. Монография профессора А. Г. Богатырева — этапное произведение российской международно-правовой науки. Она отражает правовые и экономические реалии, дает богатую пищу для дальнейшего развития российской доктрины международного инвестиционного права.
——————————————————————