Типичные недостатки диссертаций по гражданскому праву

(Белов В. А.) («Вестник гражданского права», 2007, N 1)

ТИПИЧНЫЕ НЕДОСТАТКИ ДИССЕРТАЦИЙ ПО ГРАЖДАНСКОМУ ПРАВУ

В. А. БЕЛОВ

Укрываться от дождя под дырявым зонтиком столь же безрассудно и глупо, как чистить зубы наждаком или сандараком.

Козьма Прутков

Белов В. А. — доктор юридических наук, доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ им. М. Ю. Ломоносова.

По нашим подсчетам <1>, в дореволюционной России (с 1814 по 1916 г., т. е. за 100 лет) было защищено 90 магистерских и 71 докторская диссертация в области цивилистики, т. е. римского, гражданского, семейного, торгового и международного частного права. В Советском Союзе в период 1938 — 1950 гг. (23 года) было защищено 109 диссертаций, затрагивающих вопросы гражданского права, в 1951 — 1960 гг. (всего лишь за 10 лет) — около 300, в 1961 — 1970 гг. (тоже 10 лет) — уже более 450, в 1971 — 1980 гг. — 667, в 1981 — 1990 гг. — 838, в 1991 — 2000 гг. — 1170. Но поистине впечатляющи сведения о количестве диссертаций, обращающихся к вопросам гражданского права начиная с 2001 г.: в настоящее время (ноябрь 2006 г.) нам уже известно 3074 (!) таких исследования, причем сведения эти явно неполны. Даже с учетом определенной погрешности в оценках тех или иных работ как цивилистических <2> можно вне всякого сомнения говорить о тенденции к неуклонному возрастанию количества диссертационных исследований. ——————————— <1> См. статистические сведения в библиографическом указателе: Белов В. А. Цивилистические диссертации (1814 — 2003). М., 2006. С. 579 — 580. <2> С формальной точки зрения эта погрешность выражается в том, что не все диссертации, затрагивающие вопросы гражданского права, защищаются в рамках соответствующей специальности (12.00.03). Не последнюю роль в ряду многочисленных причин, обусловливающих это явление, играет именно низкое научное качество большинства таких исследований. Гражданское право, будучи по сути единственной областью права, имеющей адекватное собственно научное сопровождение, конечно, весьма неудобно для авторов диссертаций, не претендующих ни на что, кроме простого пересказа содержания действующего законодательства и практики его применения. Вместе с тем практическая специализация в области гражданского права сегодня приносит весьма высокие доходы, перспектива получения которых и становится тем трудно преодолимым соблазном, который заставляет пренебречь любыми содержательными неудобствами и затруднениями, сопряженными с попытками составления своего имени в сфере цивилистической науки.

К сожалению, тенденция к количественному росту не подкрепляется адекватным ростом качества диссертаций. Перед нами тот самый случай, когда изменения количественные, несмотря на всю их глобальность, не перерастают в изменения качественные. Повышение внимания к цивилистической науке не имеет своего самого важного последствия — развития этой науки. Ничего удивительного в этом нет, ибо, как показывает проведенное нами изучение достаточно большого числа самих диссертаций и их авторефератов, собственная практика научного руководства, рецензирования и предварительной экспертизы диссертаций, большинство современных так называемых ученых-юристов не имеют никакого понятия ни о самой юридической науке, ни о сути научной юридической деятельности, ни, наконец, о методах ведения этой деятельности. Да, этому не учат в вузе и этому почти не уделяется внимания в послевузовском образовании (магистратуре, аспирантуре (адъюнктуре), докторантуре). Главное, однако, не это: ничего невозможного нет — лишь было бы желание научиться! Не учат же нигде, в самом деле, ни брать, ни давать взятки, а ведь и учатся, и дают, и берут! Так вот: самое страшное как раз в том и заключается, что большинство из большинства неучей не желают и не стремятся ликвидировать ни содержательные, ни методологические пробелы в своем юридическом образовании. А зачем, если их обращение к науке обусловливается отнюдь не желанием стать ученым с большой буквы и обогатить цивилистику своими достижениями, а стремлением к удовлетворению разнообразных личных амбиций за счет возможности считаться ученым (слыть за ученого)?! Зачем заводить семью или учиться ездить на лошади, если в то и другое можно… просто поиграть (изобразить пресловутых «дочек-матерей» или проскакать по комнате на палочке верхом)?! Вот и наукой, оказывается, можно не только заниматься — в нее вполне можно играть. «Ученым можешь ты не быть, но защититься ты обязан» — эта «поговорка» из научного фольклора из прежде исключительно шуточной нагрузки сегодня приобрела оттенок обреченного отчаянья. Чего стоит само противопоставление ученого защите! Защита сегодня вовсе не признак учености. Грустно, но, увы, как никогда верно! Вполне закономерным следствием такого положения вещей и является вал откровенно некачественных диссертаций. Вернее, сочинений, которые именуются диссертациями лишь по причине непомерных и ни на чем не основанных притязаний их сочинителей и лишь по недоразумению защищаемых в этом качестве. Настоящая статья представляет собой попытку собрать, обобщить и проанализировать только некоторые, самые распространенные (типичные) и принципиальные из выявленных нами недостатков (недочетов, упущений, ошибок, недобросовестных приемов), встречающихся в современных диссертационных работах, затрагивающих вопросы гражданско-правовой науки. Как ни странно, это не столько отступления от формальных требований (они-то как раз почти всегда соблюдаются), сколько недостатки содержательного и методологического плана. На них мы и сосредоточим основное внимание. 1. Несоответствие квалификационным требованиям. Согласно абз. 2 п. 8 Положения о порядке присуждения ученых степеней, утвержденного Постановлением Правительства РФ от 30 января 2002 г. N 74 <3>, «диссертация на соискание ученой степени кандидата наук должна быть научно-квалификационной работой, в которой содержится решение задачи, имеющей существенное значение для соответствующей отрасли знаний, либо изложены научно обоснованные технические, экономические или технологические разработки, имеющие существенное значение для экономики или обеспечения обороноспособности страны». Какая отрасль знаний должна приниматься во внимание при подготовке диссертации по специальности 12.00.03? Конечно же, это цивилистика, наука гражданского права. «Решение задачи, имеющей существенное значение для цивилистики», т. е. постановка и решение научной цивилистической проблемы — единственная «формула диссертабельности», пригодная для получения ученой степени кандидата юридических наук. ——————————— <3> Текст по официальному источнику с учетом всех последующих изменений и дополнений см. в БД «КонсультантПлюс».

Несколько иные требования предъявляются к диссертации на соискание ученой степени доктора наук. Согласно указанному пункту Положения это должна быть научно-квалификационная работа, «в которой на основании выполненных автором исследований разработаны теоретические положения, совокупность которых можно квалифицировать как новое крупное научное достижение, либо решена крупная научная проблема, имеющая важное социально-культурное или хозяйственное значение, либо изложены научно обоснованные технические, экономические или технологические решения, внедрение которых вносит значительный вклад в развитие экономики страны и повышение ее обороноспособности». Как видим, для докторских диссертаций по цивилистике актуальны две разные формулы диссертабельности: либо это должна быть работа, содержащая новое крупное достижение в области гражданско-правовой науки, либо работа, разрешающая не просто научную, но крупную научную проблему. Под новым крупным научным достижением мы предложили бы понимать создание нового предметного или методологического направления научного исследования, новую научную школу; «крупность» же решенной в диссертации научной проблемы определяется не только собственно-научным, но и более глобальным — социально-культурным или хозяйственным значением. Вопросу о том, какие именно научные цивилистические задачи и проблемы решаются в той или иной конкретной диссертации, обыкновенно посвящается специальный раздел введения о ее целях и задачах. Но, как показывает собственный опыт, этот отдел введения обыкновенно становится простой отпиской. Отличие целей от задач сегодня почти никто не понимает, в результате в качестве целей декларируются некие произвольно выдернутые из контекста темы ее аспекты, а перечень задач превращается в подобие конспективного плана диссертации. Гораздо лучше о решенных в работе проблемах и задачах позволяют судить разделы введения о научной (теоретической) и практической новизне (значимости) диссертации <4>. Вот несколько примеров авторской характеристики собственных «достижений» (все из новейших диссертаций 2006 г.). ——————————— <4> Многие авторы считают идентичные по сути понятия о научной новизне и теоретической значимости диссертации различными, что уже само по себе свидетельствует о непонимании ими сути и значения вопросов, раскрываемых подданными обозначениями.

1. «Научная новизна заключается в том, что впервые в науке гражданского права проведено специальное научное комплексное исследование гражданско-правового режима документов в сфере предпринимательской деятельности. Впервые… обосновывается необходимость выделения категории «предпринимательский документ». Проводится классификация документов в области предпринимательской деятельности… выявляется юридическая сущность документооборота сферы предпринимательской деятельности, документооборот рассматривается как обязательный элемент структуры гражданского оборота» <5>. «Практическая значимость исследования заключается в том, что впервые проведен анализ гражданско-правового режима документов в сфере предпринимательской деятельности» <6>. ——————————— <5> Панов В. А. Гражданско-правовой режим документов в сфере предпринимательской деятельности: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2006. С. 7. <6> Там же. С. 11.

2. «Научная новизна диссертации проявляется (! — В. Б.) в том, что на основе системного подхода произведено комплексное раскрытие эффективности использования способов обеспечения исполнения кредитного обязательства методом сопоставительного научно-практического анализа. Автором сформулированы предложения, направленные на повышение эффективности мер, применяемых банками и иными кредитными организациями по возврату банковского кредита» <7>. «Автором уточнено понятие кредитного договора, проанализировано его содержание, исследованы права и обязанности сторон по кредитному договору и их ответственность за нарушение принятых обязательств, предложена оригинальная классификация способов обеспечения исполнения кредитного обязательства. В работе дается характеристика оснований возникновения обязательства по возврату банковского кредита, конкретизирована правовая природа отдельных способов обеспечения исполнения кредитного обязательства. Таким образом, данное исследование вносит свой вклад в развитие теории гражданского права» <8>. ——————————— <7> Шакиров Р. Р. Обеспечение исполнения кредитного обязательства: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 8 — 9. <8> Там же. С. 12.

3. «Научная новизна исследования состоит в постановке актуальных вопросов, проведении целостного, комплексного исследования правового положения субъекта РФ — собственника, осуществления и защиты права государственной собственности субъекта РФ» <9>. «Настоящая работа является одним из первых всесторонних исследований, посвященным анализу наиболее важных вопросов, связанных (так в тексте. — В. Б.) с осуществлением и защитой права государственной собственности субъекта РФ. На основе проведенного анализа сформулированы выводы и предложения, выражающие научную новизну исследования и направленные на совершенствование нормативно-правовой базы» <10>. «Теоретическая значимость исследования состоит в том, что выводы, полученные в ходе научного исследования, развивают и дополняют многие аспекты правового регулирования осуществления и защиты права государственной собственности субъектов РФ» <11>. ——————————— <9> Кондратьев В. И. Осуществление и защита права государственной собственности субъектов РФ: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2006. С. 7. <10> Там же. С. 7 — 8. <11> Там же. С. 8.

4. «Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что впервые в науке гражданского права раскрыта роль гражданско-правовых средств в профилактике наркотизма. Новизна исследования обусловливается тем, что оно построено на сопоставительном анализе соответствующих норм Гражданского кодекса Российской Федерации и гражданского законодательства зарубежных стран, прежде всего государств — членов Содружества Независимых Государств. Следует отметить, что ранее таких исследований не проводилось» <12>. «Теоретическое значение исследования заключается в том, что его результаты вносят определенный вклад в теорию построения гражданского общества, дальнейшее развитие учения о правосубъектности, деликтах и воле в гражданском праве, иных институтов гражданского права… теорию профилактики преступлений и правонарушений. Практическое значение результатов диссертационного исследования состоит в том, что предложения, изложенные в диссертации, могут быть использованы законодателем по совершенствованию (так в тексте. — В. Б.) отдельных институтов гражданского права…» <13>. ——————————— <12> Прысь Л. Е. Гражданско-правовое обеспечение профилактики наркотизма: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2006. С. 6 — 7. <13> Там же. С. 11.

5. «Научная новизна работы состоит в том, что она представляет собой первое комплексное монографическое исследование проблем применения норм в науке гражданского права в договорах по передаче имущества в собственность в условиях развития рыночной экономики в России (так в тексте. — В. Б.), проведенное после существенного обновления гражданского законодательства, в том числе принятия Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК) и других нормативных актов, с учетом практики их применения» <14>. «Теоретическая значимость результатов исследования. Системное и последовательное исследование особенностей применения гражданского права, проблем квалификации договоров служит основой для последующих теоретических разработок, связанных с правоприменением в отдельных группах и видах гражданско-правовых обязательств. Содержащиеся в диссертации выводы и положения могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях проблем применения права в договорах по передаче имущества, выполнению работ, оказанию услуг и договорах со смешанным объектом обязательства. Практическое значение исследования. Сформулированные в диссертации теоретические положения могут быть использованы при совершенствовании действующего законодательства, а содержащиеся в работе практические рекомендации будут способствовать эффективности деятельности правоприменяющих органов и уменьшению числа правоприменительных ошибок. Полученные в ходе исследования выводы могут использоваться при чтении лекций и проведении практических занятий по гражданскому праву, а также при преподавании спецкурсов по применению гражданского законодательства» <15>. ——————————— <14> Серветник А. А. Проблемы применения гражданско-правовых норм в договорах по передаче имущества в собственность: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. Краснодар, 2006. С. 7. <15> Там же. С. 16.

Думается, что приведенных примеров вполне достаточно для иллюстрации следующей (весьма печальной) общей закономерности: современные диссертанты просто не ставят перед собой каких-либо научных задач или проблем. Предлагаемые ими характеристики новизны и значимости собственных сочинений относятся… к процессу их написания, но не к полученным результатам! «Впервые проведено исследование…» — и это, по мнению авторов, само по себе уже «достижение»! Но что пользы от одного только проведения очередного «исследования»? Что в результате этого «исследования» получено? Какая задача или проблема решена? — вот вопросы, ответы на которые требуются ВАКом. А если в ходе «исследования» не достигнуто и не получено ничего, то в чем же его научная ценность («теоретическая значимость»)? Остаются простые декларации вроде «уточняется», «развивается», «углубляется», «формулируется», «предлагается», «обосновывается», «вносится вклад» и т. д., причем даже вопросы о том, как именно нечто «уточняется», в каком направлении «развивается» и «углубляется», как «формулируется», что «предлагается и обосновывается», какой конкретно «вклад» вносится, никогда или почти никогда не разъясняются. О характеристиках практического значения диссертаций и говорить не приходится — ничего, кроме стандартных «совершенствование законодательства и практики его применения» и «возможность использования материала при чтении лекций и проведении семинарских занятий», никто и никогда не пишет. Коротко говоря, в описаниях научных достижений и практической значимости конкретных диссертационных исследований недостает самого главного — конкретного содержания. Лучшим доказательством сказанного может служить приложение любого из цитированных штампов к характеристике научных достижений в области любого — произвольно избранного и не имеющего никакого отношения к науке — вопроса. Пример? Сколько угодно! «Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что впервые в науке гражданского права раскрыта роль гражданско-правовых средств в профилактике несанкционированного купания в обнаженном виде по вечерам в чужих прудах (заказных убийств, избиения прохожих в подъездах и лифтах, контрабандной перлюстрации почтовой корреспонденции (такого, конечно, не бывает, но какая разница! зато умно-то как смотрится!), нелицензионной перепечатки научно-фантастических рассказов иностранных авторов, ненадлежащей рекламы алкогольных напитков и т. п.). Новизна исследования обусловливается тем, что оно построено на сопоставительном анализе соответствующих норм Гражданского кодекса Российской Федерации и гражданского законодательства зарубежных стран, прежде всего государств — членов Содружества Независимых Государств. Следует отметить, что ранее таких исследований не проводилось». А ведь и вправду, подобных исследований никогда и никем не проводилось! Надеемся, что и не будет проводиться. Другой пример: «Научная новизна диссертации проявляется в том, что на основе системного подхода произведено комплексное раскрытие эффективности использования способов обеспечения исполнения обязательства по обучению испанскому языку за плату (по оплате подписки на периодические издания, по передаче в собственность оптовых партий табачных изделий на условиях EXW, по выполнению строительных работ на возведение зданий телевизионных центров и т. д.) методом сопоставительного научно-практического анализа». Ну что тут возразишь?! А в цитированную выше характеристику, взятую из автореферата А. А. Серветника, и подставлять ничего не надо — она подойдет для характеристики любой темы из области договорного или обязательственного права без каких-либо изменений: «Теоретическая значимость результатов исследования. Системное и последовательное исследование особенностей применения гражданского права, проблем квалификации договоров служит основой для последующих теоретических разработок, связанных с правоприменением в отдельных группах и видах гражданско-правовых обязательств». Кто бы спорил! Причина описанного явления проста: диссертанты не описывают сути своих достижений, потому что им… просто нечего описывать! Этих достижений попросту нет и, что самое ужасное, не может быть. Видеть суть научной деятельности в обыкновенном «первенстве» комплексного (читай: компилятивного) освещения (читай: описания) состояния нормативной регламентации той или другой (более или менее произвольно, в соответствии с практическими интересами автора отобранной) сферы общественных отношений нормами определенной отрасли права (в нашем случае — гражданского) — все равно, что пытаться чистить зубы наждаком или играть в хоккей лежа на диване. Одно с другим несовместимо ровно настолько, насколько наука несводима к описанию. Ученый — это прежде всего первопроходец; это тот, кто вырабатывает новое, ранее отсутствовавшее знание; тот, кто обогащает науку — сокровищницу этого знания, но уж никак не чтец, не жрец и не акын от юриспруденции, воспевающий наблюдаемое им состояние законодательства, практики его применения и изучения <16>. Описание — лишь предтеча научной деятельности, ее предпосылка, необходимая только самому ученому — ему одному и никому другому. Собрав подлежащий исследованию материал, он должен произвести его инвентаризацию и систематизацию, разложить его, так сказать, по полочкам в собственной голове. Без адекватного — емкого, точного и всестороннего описания этого материала здесь действительно не обойтись. Может статься, что эта стадия отнимет 90% времени ученого, но, как ни печально, этим научное исследование не заканчивается, больше того — оно еще и не начинается — оно лишь только подготавливается! Выдавать за результат исследования то, что только подлежит исследованию, то, что является его предметом, — значит или не понимать сути вопроса, или целенаправленно дезинформировать читателей. ——————————— <16> Едва ли не самое распространенное наименование современных диссертаций — «Правовое (гражданско-правовое, законодательное, нормативное и т. п.) регулирование…» (того, сего, пятого и десятого). Но если все содержание работы сводится к описанию наличного правового регулирования тех или иных общественных отношений, то что же в такой работе научного (диссертабельного)?

Естественно, что, считая сутью научной деятельности простое компилятивное («комплексное», «энциклопедическое» и т. д.) описание фактического положения дел в той или иной тематике, современные диссертанты невольно лишают себя возможности заняться настоящей наукой. На эту ступень они просто не поднимаются. Даже до следующей стадии — систематизации собранного материала и его критического осмысления сегодня мало кто доходит. В лучшем случае берется уже готовая систематизация (в чем ничего плохого, конечно, нет), которая… опять-таки просто излагается или описывается. До критики «доживают» уже в буквальном смысле этого слова единицы. А без критики существующего положения вещей откуда же возьмется то новое, что и призвано составить научные достижения?! Кстати, именно с научной критикой дело сегодня обстоит как никогда печально. Конструктивной научной критики больше просто нет. Есть или критиканство, или имитация критики. Ни то ни другое не ставит перед собой цели, которую должна преследовать настоящая научная критика: установление внутренней противоречивости теорий, конструкций, точек зрения либо их несоответствие действительному положению вещей (истине). Некоторые мысли о судьбе научной юридической критики, ее задачах, содержании и формальной стороне мы уже высказывали и развивали достаточно полно <17>; здесь хотелось бы заострить внимание лишь на следующей стороне проблемы. Если с внутренней противоречивостью размышлений — элементом их формально-логической стороны — все более или менее понятно, то что такое «действительное положение вещей» в сфере права (для юриспруденции)? С чем критику надлежит сравнивать критикуемые им воззрения? Где искать критерий истинности юридических научных конструкций? Конечно же, им не может быть сама точка зрения критика, иначе критика превращается в критиканство. С другой стороны, таким критерием не может быть и практика; критика с позиций «а вот придет налоговый инспектор и скажет…» по сути означает поверку науки невежеством <18>. Остается одно: соизмерение точек зрения, теорий и взглядов на те или иные юридические проблемы с теми целями, достижение которых требуется правопорядком от соответствующих институтов и конструкций. Фактором, сдерживающим исследователя от доведения конструируемого им института до его логического завершения (абсурда), должны быть данные истории и социологии, с одной стороны, об условиях эффективного применения тех или других юридических институтов и конструкций и, с другой стороны, о последствиях их более или менее широкого распространения и последовательного применения. В конечном счете как всякое ученое юридическое построение, так и любое научное же критическое возражение ему должны балансировать между сферой социально должного (целью, предначертанной институту правопорядком) и социально возможного и эффективного. Вряд ли необходимо здесь доказывать, что указанным требованиям — как в части положительных исследований, так и в части их критики — из числа современных ученых соответствуют единицы. ——————————— <17> См. наши статьи: «Синдром? Тога? Или отчаянье? К вопросу о корректности научной критики» // Законодательство. 2004. N 1. С. 76 — 81; «Объяснение (эссе о юристах и юридической деятельности)» // Корпоративный юрист. 2006. N 1. С. 55 — 58. <18> К сожалению, подобный (вульгарно-прагматический) подход превратился в настоящий бич современной науки; подробнее о нем см. ниже.

2. Подмена научных достижений их видимостью. Сказанное не может не породить недоуменного вопроса: что же сегодня защищается, если все и в самом деле обстоит столь печально? Быть может, к таким разделам диссертаций, как «Научная (теоретическая) новизна (значимость)», надо относиться так же, как относятся к ним их авторы, — как к необходимой, но бессодержательной отписке, т. е. с некоторой прохладцей и даже пренебрежением, а содержательные научные достижения поискать где-нибудь в другом месте, например среди положений, выносимых на защиту? Обратимся к нескольким примерам, взятым всего лишь из одного автореферата <19>. В нем, как в капле воды, отразились в концентрированном виде все мыслимые и немыслимые недостатки подобного рода «исследований». Цитируем и комментируем. ——————————— <19> См.: Дрогунова А. С. Граждане как субъекты предпринимательской деятельности: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2006. С. 9 — 10.

1. «Предпринимательской деятельностью является деятельность лиц, осуществляемая самостоятельно, на свой риск, профессионально, систематически, направленная на получение дохода и удовлетворения общественных интересов. При этом под систематичностью мы понимаем совокупность действий, в том числе сделок, в какой-либо сфере предпринимательской деятельности, например в торговле, производстве или любой другой сфере, направленных на определенную цель: получить доход». Неужели автор хочет сказать, что это положение обладает свойством новизны? Если так, то непонятно, для кого он пишет свою работу, ибо мало кому из юристов (практиков и ученых) незнакомо определение предпринимательской деятельности, содержащееся в абз. 3 п. 1 ст. 2 ГК РФ и отражающее все содержательные признаки, перечисленные автором, — самостоятельность, осуществление на свой риск, систематичность, направленность на получение прибыли (по терминологии автора — «дохода»). Нет «профессионализма» и «общественных интересов». Может быть, достижения именно в этом? <20> Нет, ни то ни другое не является новым: о профессионализме как черте предпринимательской деятельности писали все без исключения русские коммерциалисты (А. И. Каминка, В. А. Удинцев, А. Ф. Федоров, П. П. Цитович, Г. Ф. Шершеневич и др.) <21>; что же касается общественного интереса, то его выставление в качестве непосредственной цели предпринимательской деятельности противоречит не только реальному положению вещей, но даже и аргументации самого автора <22>. ——————————— <20> Или в том, что автор не стала помещать в свое определение перечень видов деятельности, которые признаются предпринимательскими, — элемент, содержащийся в определении ГК? <21> Кстати, автор и сама об этом пишет на с. 13 своего автореферата. <22> Ср.: «Предприниматели действуют на рынке, ориентируясь на спрос потребителей, поэтому помимо получения прибыли они одновременно удовлетворяют и интересы потребителей. Получается, что, осуществляя предпринимательскую деятельность, предприниматель реализует и иные цели (так в тексте. — В. Б.), например, удовлетворяет определенные общественные потребности» (там же. С. 13). Из этой аргументации видно, что удовлетворение общественных потребностей — это побочный результат, если угодно — условие достижения предпринимателями своей непосредственной цели — получения прибыли! Совсем не то, что утверждает автор в первом из выставленных для защиты положений.

2. «Целью предпринимательской деятельности является получение дохода, а не прибыли, и удовлетворение общественных интересов». Явно, что перед нами — часть первого положения, по каким-то непонятным причинам из него вычлененная. Результат применения этакого «метода разложения», «аналитического подхода». Допустим. Что же с содержанием? С общественными интересами мы уже разобрались, попробуем разобраться с доходом. Почему же именно доход, а не прибыль? А потому («тем более» — чем более?), отвечает автор, что «ГК РФ больше ни в одной статье, кроме ст. 2, не употребляет термина «прибыль», а оперирует термином «доход» <23>. Помимо того, что это объяснение само по себе не соответствует действительности <24>, из него недвусмысленно вытекает, что вся цель автора… установить единообразие в законодательной терминологии! Если бы такую цель преследовал сотрудник-лингвист правового управления Государственной Думы, это было бы вполне понятно <25>, но лицо, притязающее на лавры ученого-юриста? Какое отношение имеет терминология к юриспруденции? Шел бы спор о понятиях прибыли и дохода — другое дело, да и то вряд ли изыскания в этой области могли бы «пройти» по 12.00.03 — все-таки и доход, и прибыль — понятия скорее финансово-экономические, чем гражданско-правовые. Лавров лингвиста А. С. Дрогуновой тоже не снискать — чего стоит цитированное выше высказывание о том, что «предприниматель реализует цели»! Что же остается от положения N 2? Ровным счетом ничего. ——————————— <23> Там же. С. 13. <24> Термин «прибыль» используется не только в ст. 2, но и в нормах п. 1 ст. 50, п. 2 ст. 52, п. 1 ст. 67, ст. 74, п. 2 ст. 85, п. 3 ст. 91, п. 1 ст. 97, п. 1 ст. 103, п. 2 ст. 108, п. 4 ст. 109, п. 2 ст. 110, п. 1 ст. 295, п. 1 ст. 1041, а также ст. 1048 ГК. Опять попытка ввести в заблуждение? Или элементарное невежество автора, в том числе в таких, например, вопросах, как определение коммерческих организаций и содержание прав участников хозяйственных обществ? А может быть, А. С. Дрогунова пользуется каким-то особенным (единственно верным!) текстом Гражданского кодекса? <25> Да и то при условии, что Кодекс действительно нигде (кроме ст. 2) не пользо вался бы словом «прибыль» — везде говорил бы только о «доходе». Мы только что видели, что это не так.

3. «Предпринимательская деятельность граждан — это деятельность, сопряженная с риском, осуществляемая самостоятельно, лично, непосредственно и под свою ответственность, профессионально и систематически в какой-либо сфере предпринимательской деятельности, например в торговле, производстве или любой другой сфере, направленная на получение дохода и удовлетворение общественных интересов физическими лицами, зарегистрированными в качестве индивидуальных предпринимателей». А теперь перед нами результат сложения (синтеза) положений N 1 и 2 с добавлением нового элемента: оказывается, субъектами предпринимательской деятельности являются исключительно «физические лица, зарегистрированные в качестве индивидуальных предпринимателей». Даже определение из ст. 2 ГК и то говорит о лицах в целом, а не только о физических лицах (гражданах). Самое поверхностное знакомство с реальными предпринимательскими отношениями убедит любого, даже самого недоверчивого, диссертанта в том, что предпринимательской деятельностью на самом деле занимаются не только граждане, но и юридические лица (причем, не обязательно коммерческие организации! — абз. 2 п. 3 ст. 50 ГК) и даже публичные образования! Больше того: физические лица далеко не всегда занимаются предпринимательством после регистрации — сплошь и рядом безотносительно к таковой, от чего их деятельность отнюдь не теряет предпринимательских свойств (см. п. 4 ст. 23 ГК). Как можно защищать положение, не соответствующее объективным законам реального социально-экономического устройства? 4. «Предпринимательская деятельность граждан носит личный характер». Что это значит? Из дальнейших пояснений <26> становится ясно, что имеется в виду всего лишь невозможность осуществления предпринимательской деятельности через законных представителей. Что здесь защищать? Это положение совершенно очевидно — оно выводится (прямо вытекает) из норм ст. 2 и 27 ГК; никто никогда не выдвигал и не отстаивал тезиса противоположного содержания. ——————————— <26> См.: Дрогунова А. С. Указ. соч. С. 16, 19.

5. «Государственная регистрация лица в качестве индивидуального предпринимателя должна осуществляться по выбору гражданина либо по месту его жительства, либо по месту его пребывания (фактического осуществления предпринимательской деятельности)». Это положение не соответствует п. 3 ст. 8 Закона о государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей <27>, но, возможно, так было бы целесообразно делать. В связи с этим два вопроса: какое отношение это имеет к гражданскому праву? и какое отношение это предложение имеет к научной юридической деятельности? ——————————— <27> Федеральный закон от 8 августа 2001 г. N 129-ФЗ // Текст по официальному источнику с учетом всех последующих изменений и дополнений см. в БД «КонсультантПлюс».

6. «Для объявления индивидуального предпринимателя несостоятельным (банкротом) размер задолженности следует установить равным 50 тыс. руб.» Почему именно 50? Откуда берется именно этот «размер»? Из сопоставления предложений различных ученых, под стать автору сдергивающих с потолка подобные же цифры для граждан (10 тыс. руб.) и юридических лиц (100 тыс. руб.). 50 тыс. — как раз где-то посерединке <28>. И это научная юридическая деятельность?! ——————————— <28> См.: Дрогунова А. С. Указ. соч. С. 18.

7. «Способность заниматься предпринимательской деятельностью следует включить в содержание дееспособности граждан». Зачем? Чтобы избежать противоречия, заложенного (по мнению диссертанта) в п. 2 ст. 17 и ст. 18 ГК, с одной стороны, и ст. 26, 27 ГК — с другой. Даже если какое-то противоречие там действительно есть (в чем мы не уверены) <29>, возникает вопрос: неужели же суть деятельности ученого-цивилиста состоит в поиске и устранении противоречий между предписаниями какого-то отдельно взятого нормативного акта (хотя бы и такого принципиального, как Гражданский кодекс)? Любая наука оперирует не с терминами и даже не с понятиями, а с категориями — понятиями, выработанными самой наукой и не существующими нигде, кроме самой науки. Тем паче наука не может иметь своим предметом предписания законодательных актов — только научные правовые категории, выстроенные из этих предписаний. Одну из них — дееспособность — автор (и ГК) пытаются использовать. Как известно, дееспособность — это способность к реализации правоспособности собственными действиями носителя этой правоспособности. Возникает вопрос: можно ли реализовать «способность заниматься предпринимательской деятельностью» (деятельностью, по определению личной, самостоятельной) иначе, чем собственными действиями? Нельзя. Но можно ли реализовать такую способность, если… она не рассматривается в качестве элемента правоспособности? Тоже нельзя: если ее нет в составе правоспособности, то и реализовывать (собственными действиями) просто нечего. ——————————— <29> С одной стороны, нормы ГК говорят о том, что правоспособность гражданина (включающая в себя, в частности, способность к занятию предпринимательской деятельностью) возникает в момент рождения; с другой — что до достижения 14 (или 16?) лет гражданин не может ни сам заниматься такой деятельностью, ни вести ее через законных представителей. Выходит, что «гражданин-предприниматель не может быть субъектом предпринимательских отношений до 14 лет…» (Дрогунова А. С. Указ. соч. С. 19). Противоречие налицо, но не в ГК, а в автореферате. Если до 14 (или 16?) лет гражданин «не может быть субъектом предпринимательских отношений», то почему он «гражданин-предприниматель»? Да потому, что его так назвал диссертант, в голову которого не пришло очевидное: п. 2 ст. 17 ГК говорит о возникновении в момент рождения правоспособности, единой для всех с точки зрения своего содержания, в то время как отдельные ее элементы (некоторые из коих перечислены в ст. 18 ГК), могут «наполнить» объем правоспособности не сразу в момент рождения, но влиться в него впоследствии, например с достижением определенного возраста. Максимум, в чем можно упрекнуть ГК, — в неточности терминологии (объем правоспособности в ст. 18 назван содержанием).

8. «Предпринимательская ответственность по своему характеру является и частноправовой и публично-правовой. Это обусловливается предметом предпринимательского права, отношениями по горизонтали и вертикали. Отношения по горизонтали — это отношения между равноправными субъектами, складывающиеся в сфере частного права. Поэтому ответственность за нарушение обязательств в этой сфере будет носить частноправовой характер. Отношения по вертикали — это отношения между неравноправными субъектами, это отношения власти и подчинения, складывающиеся в сфере публичного права. Поэтому ответственность за нарушение своих обязанностей в этой сфере будет носить публично-правовой характер». Многословие этого положения не может прикрыть его исключительную содержательную пустоту. Выбросив всем известные тезисы о сути предпринимательского права и выяснив, к чему относится сочетание «в этой сфере», получим следующее утверждение: ответственность предпринимателя за нарушения публичного (налогового, таможенного, валютного и т. п.) законодательства имеет публичный характер. А что, кто-то считает иначе? Неужели за неуплату налогов или контрабанду кто-то когда-то наказывал в частном порядке? 9. «Деятельность индивидуальных предпринимателей следует подробно урегулировать нормами главы II Предпринимательского Кодекса РФ, необходимость в принятии которого уже давно обсуждается. В этой главе следует определить понятия «индивидуальный предприниматель» и «предпринимательская деятельность индивидуальных предпринимателей», охарактеризовать правосубъектность граждан, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, определить моменты возникновения и прекращения предпринимательской правосубъектности, а в отдельном параграфе этой главы следует отразить особенности участия несовершеннолетних граждан в осуществлении предпринимательской деятельности». Вопрос: зачем и почему? Допустим даже, что все перечисленные вопросы действительно необходимо урегулировать в законодательстве, и что же из этого? Что научного в подобном предложении? Да и что изменится от размещения этих норм именно в Предпринимательском кодексе (да еще и именно во второй его главе! — а если в третьей или, скажем, пятой. — Прим.?). Почему нельзя поместить эти нормы в кодекс Гражданский — что, они от этого окажутся менее эффективными? Или почему бы не принять отдельный Федеральный закон «Об индивидуальных предпринимателях»? А может быть, предлагаемые нормы надо разнести по нескольким разным законам: что-то, в ГК, что-то — в Закон о регистрации, что-то, в Семейный кодекс и т. д.? Может быть, и так. Чем определяется ответ на все поставленные вопросы? Исключительно соображениями практической целесообразности в части реализации этих предложений и удобства в повседневном практическом пользовании текстами законов. Только и всего. Чистая техника и ничего более; чтобы дать ответ на все эти вопросы, не надо быть кандидатом наук — достаточно понять (хотя бы путем собственного практического опыта), насколько быстро отыскиваются те или иные нормы в той или иной системе нормативных актов и насколько адекватно их можно состыковать друг с другом. Где же тут наука? Обобщить сказанное можно было бы следующим образом. Большинство положений, выдвигаемых для защиты в современных цивилистических диссертациях, отличаются: 1) несамостоятельностью их получения; 2) отсутствием научной новизны <30>; ——————————— <30> Это недостаток, отличающийся от указанного первым. Дело в том, что содержательно известные, не обладающие свойством научной новизны выводы не обязательно заимствуются — они вполне могут быть получены самостоятельно, и их автор вполне может быть искренне уверен в их новизне. Такая ситуация, конечно, свидетельствует отнюдь не в пользу автора.

3) собственным неправдоподобием (несоответствием действительному положению вещей — объективной реальности); 4) внутренней противоречивостью; 5) отсутствием необходимой аргументации <31>; ——————————— <31> А нередко и наличием аргументации, прямо опровергающей защищаемое положение.

6) многословием; 7) чисто терминологическим, декларативным, а по сути — бессодержательным или туманным характером <32>, а также ——————————— <32> То есть относятся к случаям словесной акробатики (игры в слова), а порой и ничем не прикрытого словоблудия.

8) содержательно взаимно пересекаются <33>; ——————————— <33> В одно положение объединяется несколько других, либо одно и то же пересказывается несколько раз разными словами.

9) представляют собой простую констатацию всеми наблюдаемого существующего положения вещей <34>; ——————————— <34> Этакие чеховские «лошади», которые «кушают овес и сено».

10) являются суждениями, которые очевидным образом следуют для специалиста из положений законодательства (т. е. не отличаются «научным уровнем»); 11) выходят за предметные рамки цивилистики и вообще юриспруденции <35>; ——————————— <35> Куда угодно — в область истории, экономики, финансовой науки, политологии, политики, социологии, педагогики, психологии, психиатрии, филологии и т. д. Создается впечатление, что юристы — это специалисты не только и не столько в праве, сколько во всех областях человеческой деятельности, подверженных правовому регулированию.

12) не относятся к сфере науки. Сказанное не означает ничего другого, кроме того, что вместо научных положений на защиту выносится лишь имитация (видимость) таковых. «Ученым можешь ты не быть…» — этим «дозволением» сегодня пользуются, по нашим подсчетам, примерно 29 из 30 современных диссертантов, т. е. такое их большинство, что лицам, не знакомым с ситуацией изнутри, это значение, скорее всего, покажется совершенно неправдоподобным. Увы, мы же боимся иного — как бы эта цифра не оказалась заниженной. 3. Преклонение юридической науки перед практикой; оправдание практики; поверка научных выводов незаконной практикой. Как только что было указано, редко в какой из современных диссертаций не предлагаются для научной защиты положения, которые к сфере науки попросту не относятся. В основном это предложения чисто технического свойства, относящиеся к совершенствованию законодательства и его систематики (включая предложения по обособлению тех или других норм на уровне специального акта), и (несколько реже) предложения, касающиеся практики толкования и применения законоположений. Больше того, именно такой подход считается единственно верным и адекватным даже среди известных ученых-цивилистов, главным образом сторонников так называемого деятельностного подхода к изучению права (Б. И. Пугинский и др.). Именно от таких ученых, выступающих в качестве научных руководителей, консультантов и оппонентов, нередко можно услышать отзывы типа «Работа хорошая, но (!) слишком теоретическая, а наука у нас прикладная…». Теоретический (научный) характер работы, которая, вообще говоря, и должна бы быть именно научной, рассматривается как ее… недостаток! Вдумайтесь, уважаемые читатели: научная работа рискует получить упрек… в собственной научности! Диссертация — это не комментарий законодательства и не практическое пособие по его применению, а научно-квалификационная работа, т. е. труд, которому по сути своей полагается быть именно научным и никаким другим! Продолжая уже проведенную выше аналогию, можно сказать, что подобные претензии равносильны порицанию хоккеиста за… виртуозное владение коньками и клюшкой. Глупость? Несомненно. А между тем актуальность подавляющего большинства научных диссертационных исследований принято обосновывать… ссылками на социальные проблемы, причем даже не всегда относящиеся к сфере правового регулирования той или другой области фактических отношений! Это же просто нонсенс: актуальность научного исследования обусловливается (как выясняется из авторефератов юридических диссертаций) не существованием научной проблемы — этакой черной дыры в науке — а чисто практическими сложностями, истоки которых (как показывает наш личный опыт) в 99% случаях даже отдаленно не связаны с юриспруденцией <36>. ——————————— <36> «Обоснования» актуальности вроде ссылок на «построение правового государства», «формирование гражданского общества», «упорядочение системы законодательства», «углубление борьбы с коррупцией», «укрепление вертикали власти», «усиление борьбы с проявлениями терроризма и экстремизма» и т. п. мы здесь не рассматриваем. Как будто оттого, что будет принят очередной закон, государство станет «более правовым», общество — «более гражданским», а система законодательства внезапно завершится и упорядочится! Про все остальное и говорить не стоит.

Думается, что в основе подобных упреков лежат несколько принципиально разных (как рациональных, так и иррациональных) факторов. Во-первых, это, как уже отмечалось, неправильное (поверхностное) представление о сути юридической научной деятельности. Действительно, если сводить право к закону (норме) и уж тем паче к тому его виду, который закон принимает на практике (право в действии), если считать наукой простое зазубривание законоположений и постижение сути актов судебно-арбитражной практики, то против исключительно практической направленности деятельности ученых-юристов действительно будет трудно что-либо возразить. Останется непонятным только одно: зачем нужны два разных слова — «ученые» и «практики», если те и другие занимаются по сути одним и тем же? Ну с той лишь (несущественной) разницей, что первые освещают имеющиеся у них сведения авторитетом собственных степеней и званий, да и делают это в несколько более туманной и обтекаемой форме («представляется, что…»). Практикам ничего не «представляется» — они просто наблюдают то, как происходит в жизни. А ученым и наблюдать ничего не надо — затянулся покрепче «трубкой» научного юридического опиума (сравнение В. Д. Каткова) — и нате вам, пожалуйста: что-то там «представляется»! Во-вторых, в определенной степени неадекватные представления о роли законодательного регулирования в жизни общества. Петровское «всуе законы писать, если их не исполнять» ныне заменен представлением о законе как средстве решения любых социальных проблем: чтобы все стало хорошо, достаточно «прописать» это в законе. Странно, что этой иллюзии предаются, как правило, именно ученые-юристы. Всецело находясь под ее влиянием, они искренне направляют свои основные усилия именно на совершенствование законодательства! Ладно бы шла речь исключительно о внутриотраслевых кодификациях — актах, нормы которых как раз и представляют собой добытые юридической наукой общие положения и принципы, переложенные на обыденный язык, нет! Юристы берутся писать законы на любую тему, не замечая при этом, что влезают откровенно не в свое дело <37>. ——————————— <37> Кстати, это признавали и сами сторонники «деятельностного» подхода к пониманию права, отмечавшие: «Парадоксально, но юридическая наука в первую очередь стремится заниматься тем, в чем ее возможности наиболее ограничены, — разработкой законопроектов» (Пугинский Б. И., Сафиуллин Д. Н. Правовая экономика: Проблемы становления. М., 1991. С. 63).

Наконец, в-третьих, именно цивилистическая наука сегодня является той сферой юриспруденции, авторитет, знания, навыки и усилия представителей которой ныне оказались наиболее востребованы именно в практике. Не для кого не секрет, что материальный уровень, обеспечиваемый практической юридической деятельностью, сегодня значительно выше, чем тот, который способно обеспечить занятие собственно наукой. В такой ситуации весьма непросто противостоять искушению подчинить научные занятия интересам практической деятельности, в частности привлечь научный инструментарий для получения (обоснования) заранее заданного практического решения той или иной конкретной ситуации в пользу клиента (заказчика). Итог плачевен: юридическая наука оказывается в положении золотой рыбки, служащей на посылках у злобной и жадной старухи — юридической практики <38>. ——————————— <38> Один такой «ученый» на одной из конференций ответил на заданный практический вопрос следующим образом: «Да Вы скажите, как Вам надо, а мы уж обоснуем!»

Можно вспомнить и о таком (на наш взгляд, иррациональном) факторе, как идеологический. Утрированная интерпретация известного высказывания: нет ничего более практического, чем хорошая теория, не без участия некоторых современных «ученых» породила мысль о том, что всякая юридическая теория, дабы считаться хорошей (научной), должна находить подтверждение в практике <39>. Без такого подтверждения теория не может считаться «хорошей» («а вот придет налоговый инспектор…», «а вот остановит тебя инспектор ДПС…», «а они (противная сторона, чиновники, судьи и т. д.) скажут…» и т. д.) <40>, а значит, не может притязать и на научность. Так в чем же дело? Берешь «потребность практики» (например, избавить от ответственности за неплатеж хронически не финансируемое вовремя государственное учреждение) и подстраиваешь (подводишь) под нее «теоретическую» базу (например, учреждение не виновато в том, что ему не дают финансирования) — и готова «хорошая» (практическая) теория! ——————————— <39> Ср.: «Все A. (хорошие теории) суть B. (являются теориями практическими)». Другими словами, достоинство теории определяет наука; практика способна лишь подтвердить оценку той или другой теории как хорошей. Такое подтверждение проявляется в практическом применении теории. Если же теория не получает практического применения, это само по себе никак не порочит ее достоинств («не все не B. (теории непрактические) не суть не A. (плохие теории)»). Верно и другое: не все то, что находит применение в практике, суть хорошая теория («некоторые B. не суть A.»). Вот смысл высказывания, обычно приписываемого В. И. Ленину, а в действительности использовавшегося целой армией «авторитетов». А что получается сейчас? «Все B. (теории практические) суть A. (хорошие теории)» + «ни одно не B. (ни одна теория, не находящая подтверждения в практике) не суть A. (хорошая теория)»! Ленинское изречение, во-первых, без достаточных на то оснований «перевернули» («все хоккеисты — люди» превратили во «все люди — хоккеисты»), а во-вторых, снабдили отрицанием в нарушение правил логики. <40> Подумать только: поверять науку права воззрениями и действиями людей, не имеющих не только никаких правовых познаний, но и не представляющих себе и не желающих представлять даже суть этой науки! Науку предлагается поверять невежеством! Это то же самое, что сказать хоккеисту: «Да, конечно, ты-то катаешься на коньках как Бог и не глядя забиваешь из любого угла площадки! Так-то оно так! А вот придет налоговый инспектор — он на коньках ни метра не проедет, ни с полуметра в ворота не попадет!» Во втором случае возражение на упрек очевидно: это проблемы налогового инспектора, а не хоккеиста! Почему же в случае с ученым ответ должен быть иным?

Конечно, мы далеки от мысли отрицать важность и актуальность деятельности, направленной на совершенствование законодательства и практики его применения. То и другое важно, спору нет; трудно не согласиться и с тем, что оба этих вида деятельности должны опираться на научные юридические достижения, но вот вопрос: а относятся ли сами эти виды деятельности к разряду научных? Ни в коем случае! Мы даже готовы допустить, что качество законов и практики их применения для граждан и организаций несоизмеримо актуальнее, нежели чисто научная разработка правовых институтов и конструкций. Если кого-то греет мысль именно об этой самой «практической важности» сильнее, чем о «научной ценности» результатов собственной деятельности, если кто-то мечтает заниматься именно практическими юридическими проблемами — так и ради бога! Кто ж мешает?! Занимайтесь на здоровье, только с одним условием: без притязаний на лавры ученых. Чтобы снискать славу хоккеиста-мастера, нужно играть в хоккей; служить в таможне или ходить на рыбалку для этого явно недостаточно. Не снизойдет и слава танцовщика на того, кто не станцевал ни одного танца. Даже как о дворнике никогда не будут думать о человеке, которого ни разу не видели с метлой или лопатой в руках. И наоборот: за любителем укрываться от дождя под дырявым зонтиком или чистить зубы сандараком репутация человека как минимум странноватого неизбежно закрепится — никуда не деться! Так почему же люди, не просто не занимающиеся наукой, но и, напротив, не понимающие ее сущности, всячески ее дискредитирующие и на ней паразитирующие, рассчитывают приобрести авторитет именно ученых? Для того, чтобы снискать репутацию ученого-юриста, надо профессионально заниматься юридической наукой — юриспруденцией. Другого рецепта приобретения славы и авторитета ученого-юриста нет, не может и не должно быть. Отлавливание лишних «запятых», случаев отступления законодательных текстов от единообразной терминологии, прочие «игры деда-Буквоеда», равно как «выпекание» законов по поводу и без, их зазубривание, изустный пересказ и искажения, сообразные запросам клиента, — не имеют ни к науке, ни к учености никакого отношения <41>. ——————————— <41> Возникает ощущение, что ученые степени и звания суть то единственное из научной сферы, что по-настоящему не дает покоя современным юристам-практикам. Может быть, нужно просто ввести в употребление степени и звания, присуждаемые за «достижения» в области так называемой юридической практики? Магистр, кандидат и доктор извращения законов, например. Присуждать все это можно без всякого написания диссертаций; достаточно будет, например, сочинения того или иного числа законов объемом не менее 0,1 п. л. каждый. Или за отстаивание откровенно незаконной позиции в суде первой, апелляционной или кассационной инстанций. А за беспредельное решение в Высшем Арбитражном или в Верховном Суде присуждать сразу какого-нибудь «профессор-академик юридической практики»!

4. Обособление узкоспециальной сферы исследования внутри предмета гражданско-правового регулирования. В противоположность предыдущему разделу, состоящему из общих рассуждений и не содержащему ни одного конкретного примера, здесь мы планируем начать именно с примеров. Вопрос на внимательность: что общего между диссертациями, имеющими перечисленные ниже наименования: «Право собственности на геологическую информацию» (В. Б. Агафонов. М., 2006); «Правовое положение учреждений, финансируемых собственником (на примере учреждений социокультурной сферы)» (З. А. Ахмедова. Ростов н/Д, 2006); «Участие негосударственных пенсионных фондов в гражданских правоотношениях (на материалах Тверской области)» (С. А. Васильев. М., 2006); «Правовое регулирование отношений в сфере транспортировки нефти по магистральным нефтепроводам» (О. Г. Закиева. Екатеринбург, 2006); «Договор поставки алкогольной продукции» (С. Н. Кавернская. М., 2006); «Недействительность сделок в предпринимательской деятельности: Проблемы теории и практики» (Е. Э. Килина. М., 2006); «Договор аренды земельных участков по гражданскому праву: На материалах Московского региона» (С. В. Кириллова. М., 2006); «Правовое регулирование возмездного оказания услуг по техническому обслуживанию зданий и сооружений» (О. А. Кучина. М., 2006); «Правовые нормы и правоотношения в деятельности органов внутренних дел» (В. А. Лысенко. М., 2006); «Правовое положение эксплуатирующей организации атомных станций России» (А. В. Макокин. Ростов н/Д, 2006); «Гражданско-правовое регулирование рынка земли в городских поселениях» (Э. Ф. Нигматуллина. Казань, 2006); «Глобальные тенденции развития международного корпоративного права под влиянием процессов глобализации и интеграции» (С. Ю. Печенкина. Краснодар, 2006); «Отдельные проблемы гражданско-правового регулирования банковского кредитования» (Д. В. Пристансков. СПб., 2006); «Гражданско-правовое регулирование фармацевтической деятельности в РФ» (С. А. Севрюк. Волгоград, 2006); «Проблемы применения гражданско-правовых норм в договорах по передаче имущества в собственность» (А. А. Серветник. Краснодар, 2006); «Правовое регулирование формирования и оценки составляющих уставного капитала хозяйственных обществ» (О. А. Слипченко. Екатеринбург, 2006); «Изменение и расторжение договора в отношениях между коммерческими организациями» (О. С. Стребкова. Волгоград, 2006)? Все они были представлены к защите в 2006 г.; это, разумеется, общее, но не главное. Главное в том, что во всех подобных темах, уже в самих их формулировках, сквозит откровенно антинаучный характер. Почему? Да потому, что предметом внимания их авторов становятся субстанции, не обладающие никакими юридическими (во всяком случае, гражданско-правовыми) особенностями. Допустим, к примеру, возможность «геологической информации» (и информации вообще) быть объектом права собственности — и что же из того? Разве «право собственности на геологическую информацию» — это какое-то особое субъективное право, отличное от права собственности на информацию иную, «не геологическую»? Или «финансируемые собственником (а какие еще бывают?) учреждения социально-культурной сферы» занимают какое-то иное правовое положение, чем другие учреждения? Или негосударственные пенсионные фонды в Тверской области как-то по-другому участвуют в гражданских правоотношениях — не так, как иные субъекты или, во всяком случае, негосударственные пенсионные фонды иных, например Московской и Калужской, областей? Что, собственно, особенного вносится в гражданско-правовое регулирование трубопроводной транспортировки тем фактом, что по трубе качается нефть — не газ, не вода, не нефтепродукты, а именно нефть?! А если предметом договора поставки становится именно алкогольная продукция — не мебель, не керамика, не лес, а алкоголь, — от этого что, отменяются нормы ГК о договоре поставки? Или, может быть, покупатель автоматически получает право на беспроцентную отсрочку оплаты?! Или сделки в предпринимательской деятельности как-то по-особенному недействительны? А в деятельности органов внутренних дел понятие о нормах права и правоотношениях приобретает особый научный смысл? И т. д. <42>. ——————————— <42> Надо отдать должное настоящим «чемпионам» по подобным наименованиям: «Роль советского семейного права в раскрепощении женщины-горянки и коренное изменение личных и имущественных отношений супругов в семье народов Карачаево-Черкесии» (Р. А. Дзыба. Киев, 1963); «Правовое регулирование заготовок фруктов и винограда» (В. Н. Яковлев. Кишинев, 1964); «Правовое регулирование взаимоотношений предприятий текстильной промышленности и торговых организаций по поставкам текстильных товаров» (И. Л. Бродский. М., 1966); «Правовое регулирование заготовки и поставки коконов тутового шелкопряда» (М. С. Сайдахмедов. Ташкент, 1972); «Договор на обеспечение пожарной безопасности объектов народного хозяйства» (И. А. Бирюков. М., 1983); «Договор подряда на строительство торговых и офисных центров» (Н. В. Курамжина. М., 2005).

Реже, но встречаются случаи объединения в рамках одной темы нескольких различных с юридической точки зрения процессов и явлений, имеющих между собой исключительно внеправовую (например, временную или функциональную) связь. «Отдельные проблемы гражданско-правового регулирования банковского кредитования» — какие проблемы? Они могут корениться в самых разных областях цивилистики, в том числе в заключении, изменении и расторжении договора, содержании договора, содержании правоотношений, из него возникающих, исполнении обязательств из кредитного договора, обеспечении такого исполнения (причем кардинально различными способами — неустойкой, ипотекой, поручительством и т. д.), ответственности, обращения взыскания на имущество заемщика, безналичных расчетов между банком и клиентом и т. д. Что юридического объединяет все эти в действительности столь разные гражданско-правовые институты и конструкции, каждый из которых тянет на отдельную докторскую между собой? Кроме сферы и повода возникновения (т. е. чисто внешних, неюридических факторов) — ровным счетом ничего. Стало быть, перед нами тема для практического пособия работникам кредитных организаций, но никак не для научной работы <43>. ——————————— <43> Представим диссертацию на следующую тему: «Заключение, изменение и расторжение договора; содержание договора; обязательства, из договора возникающие (договорные обязательства); исполнение договорных обязательств и его обеспечение неустойкой, ипотекой и поручительством; ответственность за нарушение договорных обязательств; обращение взыскания на имущество должника; безналичные расчеты между должником и кредитором по российскому гражданскому праву». Даже на фоне современной псевдоучености представить подобное сочетание столь различных научных проблем весьма непросто. Но можно несколько подретушировать, как это сделал Д. В. Пристансков («отдельные проблемы»!), и пожалуйста! — пиши о чем хочешь!

Другой пример (из числа приведенных): «Правовое регулирование формирования и оценки составляющих уставного капитала хозяйственных обществ» <44>. Что юридически общего между формированием уставного капитала и оценкой вносимого в него имущества? С обыденной (практической) точки зрения понятно: и то и другое — этапы единого процесса. Формирование уставного капитала иным имуществом, нежели деньги, действительно немыслимо без предварительной оценки этого имущества. Но, позволим себе повториться, перед нами — заглавие диссертации, а не практического пособия по созданию хозяйственных обществ. Диссертация по 12.00.03 — суть научное сочинение по гражданскому праву; предметом исследования гражданского права как науки является, с объективной точки зрения, гражданский правопорядок общества, с субъективной — гражданские правоотношения. Передача имущества в уставный капитал облекается в форму правовых отношений учредителей с хозяйственным обществом, оценка — в правоотношения учредителей друг с другом и учредителей с независимыми оценщиками. Перед нами, стало быть, диссертация, посвящаемая трем различным элементам гражданского правопорядка российского общества. Первая группа отношений (первый элемент) — это проблема поиска места действиям по формированию уставного капитала в системе оснований возникновения и прекращения правоотношений, в первую очередь правоотношений собственности; вторая и вовсе распадается на две разные сферы (два разных элемента): правоотношения из договора о совместной деятельности по созданию юридического лица и правоотношения из договора возмездного оказания услуг (в данном случае услуг профессионального оценщика). Выходит, название диссертации О. А. Слипченко должно звучать так: «Внесение имущества в уставный капитал в системе оснований возникновения и прекращения права собственности; правоотношения из договора о совместной деятельности по созданию юридического лица и правоотношения из договора возмездного оказания услуг профессионального оценщика по оценке имущества, вносимого в уставный капитал, по российскому гражданскому праву». Да ни на одном ученом совете не утвердят подобную тему! — винегрет, скажут, какой-то! Напихали в одну работу три разных по сути проблемы — с какой стати? Почему именно их?! ——————————— <44> Кстати, а зачем здесь уточнение — «хозяйственных обществ»? Разве уставный капитал формируется еще в каких-то юридических лицах (кроме хозяйственных обществ)?

Суть ошибки: диссертантами исследуются не отдельные гражданско-правовые институты и конструкции, не категории научные и правовые понятия и даже не их единые с юридической точки зрения совокупности, а определенная сфера человеческой деятельности, в том числе и все (самые разноплановые, ничем друг с другом не связанные) обслуживающие эту сферу юридические институты и конструкции, а также сформированные наукой в связи с каждым из них понятия и категории. При этом критерии обособления исследуемой сферы самые разные: предметно-содержательные, функциональные, предметные, субъектные и т. д. Объяснений этому явлению мы видим два. Во-первых, это, конечно, чисто прагматические интересы их авторов. Редко какая коммерческая организация-работодатель согласится оплачивать своим юристам время, необходимое для обучения в аспирантуре, подготовки и защиты диссертаций, если это не сулит никакой выгоды для самой организации. А выгода может быть двоякая: либо юрист становится высококлассным специалистом в той области профессионального предпринимательства, которой эта организация занимается (разработка месторождений полезных ископаемых, добыча и транспортировка нефти и газа, металлургия, машиностроение, капитальное строительство, банковская деятельность, страхование и т. д.), и таким образом получает возможность адекватно удовлетворять потребности и интересы работодателя, либо имя компании-работодателя начнет связываться с именем ее юриста не только в деловых, но и в научных кругах, что само по себе составит работодателю репутацию компании с непревзойденно высоким уровнем юридического сопровождения. Вот и приходится писать о том, что не имеет ровно никакой гражданско-правовой научной специфики, но зато пополняет мошну либо льстит работодателю. Вторая причина коренится еще и в стремлении создать иллюзию новизны заявленной темы. Некоторые соискатели откровенно признавались, что не видят никаких проблем с поиском новой темы, достаточно выбрать какой-нибудь относительно узкий аспект жизненных отношений, и это уже почти гарантия, что ничего подобного никто ранее не писал <45>. Кстати, эта причина работала и в советское время, с ней, между прочим, связана известная шутка, принадлежащая то ли Г. Н. Амфитеатрову, то ли В. И. Серебровскому: соискателю, сетующему на то, что в гражданском праве все уже исследовано, изучено и исписано вдоль и поперек, что уже римлянами не оставлено без внимания ни одного института канонической цивилистики, что ничего нового в нем уже не откроешь — рекомендовали писать на тему… «Гражданско-правовая природа межкомнатной перегородки» <46>. Соискатели, руководствующиеся подобными соображениями, принципиально ломают категориальный ряд гражданско-правовой науки <47>, они начисто забывают о том, что гражданское право — это довольно «мутное» зеркало, отражающее далеко не все особенности той или иной конкретной жизненной ситуации. Зачастую те факторы, которые, как им кажется, придают избранной ими теме новизну, в действительности оказываются лишенными какого бы то ни было гражданско-правового значения. Лица, формулирующие подобные «темы», демонстрируют полное отсутствие у них элементарного навыка юридической деятельности — умения отделять «зерна» юридически значимых фактических обстоятельств от «плевел» юридически индифферентных фактов. ——————————— <45> См. выше о профилактике купания в чужих прудах, раскрепощении женщины-горянки в Карачаево-Черкесской Республике, заготовке коконов тутового шелкопряда и т. д. <46> По воспоминаниям нашего ныне покойного учителя — докт. юрид. наук, проф. С. М. Корнеева. <47> Что можно уподобить написанию диссертации на тему «Сколько будет 64 + 51?» или «Законы физики и их использование в деле промыслового разведения домашних свиней».

Нельзя не признать и наличия известного теоретического основания, оправдывающего подобный выбор. Дело в том, что в советское время в гражданско-правовой науке возобладало весьма своеобразное понимание ключевой научной категории — гражданского правоотношения. Это понимание можно было бы назвать механистическим или экстраполирующим. Подчеркиваем, что порок этого понимания не предметный (содержательный), а чисто методологический: юридическая (идеологическая) форма (какое бы место она ни занимала в понятии правоотношения и как бы с ним ни соотносилась) всегда представляет собой нечто содержательно и структурно производное от фактического (базисного) отношения, его своеобразный слепок. Следовательно, если перед нами такое фактическое отношение, которое описывается не иначе как с помощью системы из нескольких субъективных гражданских прав и юридических обязанностей, все они рассматриваются как содержательные элементы одного (единого) структурно-сложного гражданского правоотношения. Отсюда вывод: существует столько же различных гражданских правоотношений, сколько существует фактических (жизненных) отношений. В нашу задачу не входит всесторонняя критика этого подхода. Считаем достаточным указать лишь на то, что его абсолютизация подрывает основу любого разделения права. Ведь в жизни почти не встречается фактических отношений, регулирующихся нормами одного только гражданского права; об отношениях же, регулируемых исключительно нормами права частного, нет и речи. При таком подходе нужно было бы признать, что в жизни вообще не складывается ни чисто гражданских, ни чисто административных, ни чисто уголовных, ни чисто процессуальных правоотношений. Все правоотношения получаются смешанными (частно-публичными, административно-гражданскими, гражданско-уголовными и т. д.), ибо одни и те же фактические жизненные отношения испытывают на себе одновременное воздействие норм различных отраслей и областей права <48>. Неверной оказывалась бы и традиционная теория управомоченного (активного) и обязанного (пассивного) субъектов правоотношения: помимо того, что каждый участник каждого правоотношения оказывается одновременно в чем-то активным, а в чем-то пассивным лицом <49>, во всякое правоотношение с неизбежностью вовлекается государство <50> и во многие — государственные органы и их должностные лица <51>. ——————————— <48> Зачем тогда и сама отраслевая теория, спрашивается? <49> А значит, теряет смысл их квалификация в том или ином качестве. <50> Как тут не вспомнить концепцию «трехсубъектного» правоотношения, разработанную в свое время Н. Г. Александровым! <51> Многие годы цивилисты полемизируют с «хозяйственниками» — сторонниками существования административно-гражданских (хозяйственных) сложно-структурных (смешанных) правоотношений, в то же время признавая наличие подобных конструкций… внутри самого гражданского права. Но спрашивается: если понятие сложного правоотношения допустимо на внутриотраслевом уровне, то почему его существование исключается на уровне межотраслевом? Ведь это будет лишь простым логическим завершением взгляда, в соответствии с которым количество правоотношений определяется количеством фактических отношений («одно фактическое отношение — одно правоотношение»).

5. Шапкозакидательские настроения при выборе темы. Встречаются два случая подобных настроений: абсолютные и относительные. Оба могут быть выражены формулой явного несоответствия заявленной темы научному авторитету и возможностям ее исследователя. Абсолютным несоответствием могут быть названы случаи разработки тем, в принципе (объективно) неподъемных ни для какого отдельно взятого ученого (хотя бы и с мировым именем). Таких случаев пока, слава богу, не очень много; подобным «глобализмом» грешат в основном докторские работы, например: «Проблемы формирования гражданско-правовой активности: Вопросы теории и практики» (В. А. Рыбаков. Саратов, 1993); «Гражданско-правовой договор в механизме правового регулирования товарно-денежных отношений» (В. В. Меркулов. Рязань, 1994); «Гражданское общество и право: Опыт теоретического исследования» (М.-П. Р. Кулиев. М., 1997); «Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам» (А. В. Цихоцкий. Новосибирск, 1998); «Основные институты наследственного права России и степень отражения в них принципа социальной справедливости» (У. А. Омарова. М., 1999); «Проблемы становления и развития судебной власти в РФ» (В. М. Лебедев. М., 2000); «Международное экономическое право в контексте глобализации мировой экономики (проблемы теории и практики)» (В. М. Шумилов. М., 2001); «Генезис права собственности в контексте российской правовой традиции» (С. К. Канюков. СПб., 2002); «Судебное познание в арбитражном процессе» (С. М. Амосов. М., 2004); «Вещные сделки по германскому праву: Методология гражданско-правового регулирования» (Л. Ю. Василевская. М., 2004); «Правовой режим сделок как средств индивидуального гражданско-правового регулирования» (Ю. П. Егоров. Екатеринбург, 2004); «Нормы иностранного права в международном частном праве РФ» (В. Л. Толстых. М., 2005); «Система и состояние гражданского правоотношения» (Л. А. Чеговадзе. М., 2005) и др. Легко заметить, что причины «неохватности» в каждом конкретном случае разные: начиная с неадекватного общего состояния научного юридического изучения соответствующей темы в России и заканчивая… откровенно неудачной формулировкой темы. Несоизмеримо чаще встречаются случаи несоответствия относительного, где за изучение достаточно непростой или специализированной темы берется человек, имя которого не только никак не ассоциируется с ней, но и вовсе ни о чем не говорит научному миру. Приводить весь перечень подобных ситуаций — значит перечислять едва ли не 3/4 всех современных диссертаций, чего рамки настоящей статьи сделать никак не позволяют. Поэтому поступим по-другому: возьмем несколько классических для гражданского права тем и назовем фамилии ученых, снискавших в их рамках кандидатские и докторские степени в последние 20 лет. Пусть читатель сам для себя решит, какие из этих фамилий хоть что-то ему говорят. Возьмем классическую гражданско-правовую тему, допустим, «Сделки». Перечень ее современных исследователей (несмотря на всю ее сложность, важность и «вечность») весьма невелик: Ю. П. Егоров (1993, 2004), А. В. Кашанин (2002), В. С. Мельников (2003), Л. Ю. Василевская, Е. М. Денисевич (2004), Ю. Л. Сенина (2006). Подозреваем, что большинство современных читателей вряд ли с ходу вспомнят хотя бы одну из названных фамилий (кроме, видимо, А. В. Кашанина и Л. Ю. Василевской). Правда, значительно больше внимания современные соискатели уделяют проблеме недействительности сделок, по ней защитились Т. Ш. Кулматов (1996), Д. О. Тузов (1999, 2006), Н. Д. Шестакова (2001), О. А. Ковалев, Е. С. Кушнерук, Н. А. Мамедкеримова, И. В. Матвеев (2002), М. А. Блинова, О. В. Гутников, А. В. Зарубин, Д. И. Мындря, О. Ю. Савельева (2003), О. Н. Алексеева, А. В. Зарубин, А. А. Киселев, Е. В. Мордасов, И. Ю. Павлова, Г. В. Сичинава, С. Н. Смольков (2004), В. А. Кияшко, Е. А. Коломиец, Е. С. Утехина, А. В. Черярин (2005), Г. С. Васильев, И. А. Данилов, Е. Э. Килина, Ф. Р. Салаватов, А. Р. Тигранян, С. А. Чернякова (2006). Но и из этого перечня читателю, специально не следящему за литературой по данной тематике, вряд ли удастся припомнить кого-либо, исключая, конечно, Д. О. Тузова и, вероятно, О. В. Гутникова. Может быть, следовало бы обратить внимание на какую-нибудь не классическую, а как раз совершенно новую тему, пришедшую в науку лишь недавно, с началом перехода к рыночным отношениям? Попробуем. Защищаются ли диссертации по проблематике права муниципальной собственности? Конечно, и еще как: за рассматриваемый период подобные работы представили как минимум (исключая диссертации по приватизационной и общей правосубъектной проблематике) Е. А. Илюхина (1996), А. А. Шишкин (1999), И. Ю. Аккуратов, Т. П. Георгиева, Е. Л. Слепнев (2000), Е. М. Андреева, Е. В. Коршикова, М. В. Попов (2001), А. А. Соколова, А. А. Хорев (2002), Г. О. Барбаков (2003), Н. Н. Аверьянова (2004), С. В. Артюшин, А. В. Ларионов (2005), А. М. Цирин (2006). Но есть ли в этом перечне хотя бы одна широко известная в ученом мире фамилия? Может быть, все дело лишь в нашей необразованности, но признаемся честно: без специального поиска мы не сумели бы назвать ни одного (подчеркиваем: ни одного!) ученого, занимающегося проблемами права муниципальной собственности. Может быть, нужно было бы взять для примера какую-нибудь прагматическую тему? Может быть, именно в сфере практики (несмотря на всю ее отдаленность от собственно науки) легче составить себе научное цивилистическое имя? Из целой армии имен разработчиков тематики несостоятельности (банкротства) — Т. П. Шишмарева (1992), Ли Юнь Цзюань (1994), А. А. Каримов (1997), М. В. Телюкина(1997, 2003), В. В. Степанов (1998, 1999), А. А. Дубинчин, Е. Е. Енькова, В. В. Зайцева, С. П. Протасовицкий, Ю. П. Свит, В. Н. Ткачев (1999), М. Н. Морозова, М. Х. Хакулов (2000), А. Б. Агеев, Е. П. Будалин, Д. А. Кращенко, И. Ю. Кузнецова, И. А. Машонская, И. С. Михайленко, С. Ю. Некрасов, Т. М. Суслова, С. И. Федоров, Е. В. Чиркунова (2001), А. В. Бортич, А. В. Валуйский, Л. В. Гершанок, Д. Р. Дубинский, М. В. Елизаров, П. Д. Иванов, В. В. Кулешов, Е. А. Махнева, Э. Ю. Олевинский, Е. Ю. Пустовалова, Е. Н. Сердитова, А. В. Суворов, Г. М. Ханнанова (2002), С. С. Авдеев, О. А. Коробов, В. В. Коробченко, Е. А. Кравченко, Л. А. Лысенко, Е. А. Махнева, А. А. Пахаруков, Л. Л. Романов, Н. В. Рубцова, А. Н. Семина, С. С. Трушников, А. А. Туркина, Е. В. Яцева (2003), Е. В. Алимова, С. Е. Андреев, А. И. Белоликов, С. Б. Бруско, А. С. Гутникова, Е. Г. Дорохина, Н. А. Емелькина, А. А. Ермоленко, М. В. Жаботинский, Н. Ю. Кавелина, М. В. Косырев, П. А. Марков, И. Ю. Мухачев, И. Е. Назарова, В. Н. Сафонов, А. М. Синякина, Р. Г. Смирнов, Л. Л. Шамшурин, Е. С. Юлова (2004), З. Г. Бессонова, М. А. Брежо, С. Б. Бруско, А. А. Оболенский, Г. А. Плиев, О. В Пустошкин, В. А. Химичев (2005), Д. В. Воякин, А. И. Гончаров, Н. В. Джагмаидзе, И. А. Забуга, В. С. Комаров, С. В. Лукьянова, Г. А. Мантул, Е. Н. Матвеева, А. В. Пантюхин, Ю. Б. Яковенко (2006) — нам удалось вспомнить только четыре: М. В. Телюкину, В. Н. Ткачева, В. В. Степанова и А. С. Гутникову. Вот парадокс: тема — практичнее некуда, имен — множество, но чьи это имена? кому они принадлежат? — совершенно неизвестно. Что совершила эта многочисленная армия кандидатов и докторов? что открыла? чем обогатила российскую цивилистику? И если действительно чем-то обогатила, то почему об этом неизвестно научной общественности? Все эти и многие другие невольно возникающие вопросы остаются без ответов. А ведь ответы обязательно должны быть, иначе что же это за ученые?! Несоответствие между научным уровнем соискателя и глобальностью (содержанием) исследуемой им темы порой столь велико, что невольно закрадывается сомнение: а понимают ли такие «кандидаты в доктора» всю серьезность своих притязаний? Сегодня разрабатываются иногда такие темы, за которые так и не рискнули взяться классики, и, спрашивается, кем? — соискателями, об именах которых научный мир никогда и не узнал бы, если бы не их диссертации! О научных заслугах и иных (кроме диссертации) «трудах» подобных «ученых» и говорить не приходится. Кстати, два слова о формальной стороне «научных заслуг» современных диссертантов. Научные заслуги, дабы стать достоянием научной общественности, должны получить некую объективную форму выражения. Какую? Обыкновенно это печатные работы по теме диссертации. Ознакомление с их списками, размещаемыми согласно требованию ВАКа в конце авторефератов, позволяет установить следующее. «Работы по теме диссертации», как правило, печатаются в откровенно левых изданиях, выходящих мало того что в провинции, так еще и ничтожными тиражами (100 — 300 экз.). Тиражи подобных изданий нередко даже не поступают в продажу — они печатаются на средства автора или выпускающего вуза, после чего… раздариваются автором научным руководителям, коллегам, друзьям и знакомым, родным и близким либо через некоторое время… выбрасываются на свалку. Прямо в нераспечатанных типографских упаковках. В подавляющем большинстве случаев соискатели ограничиваются минимальным выполнением ВАКовских требований — редко у кого можно встретить более двух-трех публикаций. Большее же их количество набирается либо за счет искусственного деления по сути одного единого материала на несколько незначительных по объему частей (отсюда считающиеся ныне в порядке вещей «научные труды» объемом 0,2 и даже 0,1 (!) печатных листа) <52>, либо за счет чисто практических материалов, не представляющих никакой научной ценности и нередко вовсе не относящихся к теме диссертации. Встречающиеся у некоторых соискателей внушительные списки «научных трудов» на полторы-две и более страниц зачастую объясняются… подробнейшим описанием выходных данных. Отдельные авторы демонстрируют просто-таки чудеса в искусстве их раздувания. Вот, например, как описаны две публикации одного из соискателей кандидатской степени: ——————————— <52> Чтобы читателю было с чем сравнивать, приведем такой пример: 0,1 п. л. (4 тыс. печатных знаков) — это объем настоящей врезки (вместе со сносками).

«4. Полстьянова М. Н. Фактические презумпции: некоторые проблемы использования в правоприменительной деятельности / М. Н. Полстьянова // Современные проблемы публично-правового и частноправового регулирования: теория и практика: Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной памяти доктора юридических наук, профессора Орданского М. С., 31 марта — 1 апреля 2005 г. / Ред. кол. Е. М. Тужилова-Орданская, А. М. Байзигитова, Е. С. Шибанова, О. Р. Гимадрисламова. Уфа: РИО БашГУ, 2005. С. 135 — 139 (0,2 п. л.)» <53>; ——————————— <53> Бронникова М. Н. Гражданско-правовая презумпция по российскому законодательству: Содержание, правовые формы и применение: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2006. С. 23.

«9. Бронникова М. Н. Проблема трансформации режима права общей собственности при прекращении брака / М. Н. Бронникова // Актуальные проблемы частноправового регулирования: Материалы круглых столов Международной VI научной конференции молодых ученых (г. Самара, 28 — 29 апреля 2006 г.): Сб. научн. статей / Отв. ред. Ю. С. Поваров. Самара: Универс-групп, 2006. С. 79 — 84 (в соавторстве с Савельевой Н. М.) (0,6 п. л.)» <54>. ——————————— <54> Там же. С. 24.

Подумать только: названия всего лишь двух публикаций заняли едва ли не полстраницы! <55>, <56> Да, формальный повод к этому есть: требования нового библиографического ГОСТа — объяснимые для профессиональных библиографов, но абсолютно нерациональные для повседневного использования. В самом деле, ну почему бы выходные данные названных работ не представить в следующем, например, виде: ——————————— <55> Благо бы имена редакторов и членов редколлегии вызывали те же ассоциации, что и имена, к примеру, М. М. Агаркова, А. В. Венедиктова или Е. А. Флейшиц — таких действительно стоило бы указать; сам факт того, что то или иное издание редактировали цивилисты с такими именами, уже говорил бы если и не обо всем, то об очень многом. <56> Обыкновенно уточняют, что речь идет о «материалах» («тезисах», «тезисах выступлений») «международной» («общероссийской», «межрегиональной», «региональной», «межвузовской»), непременно «научной» или «научно-практической» (интересно, бывают ли антинаучные?) «конференции» («конгресса», «симпозиума», «круглого стола») «молодых ученых» («профессорско-преподавательского состава», «адъюнктов», «аспирантов», «соискателей», «студентов» и т. д., а то ведь могут подумать, что наукой у нас занимаются рабочие, крестьяне, солдаты и матросы!) с определенным наименованием (чем длиннее и непонятнее, тем лучше), желательно не совпадающим с наименованием издания (тогда в выходных данных можно указать и то и другое). Нередко уточняется еще и номер мероприятия — «Материалы VI международной конференции» (подумать только! уже шестая конференция!). И в довершение всего — уточнение типа: «Сборник научных статей» (как бы читатель не подумал, что это сборник анекдотов или комиксов!), том такой-то (часть такая-то, выпуск такой-то), изданный в такой-то серии и отредактированный целым взводом «научных редакторов» (имена которых ничего не говорят ни научной, ни антинаучной общественности). И, конечно, нужно непременно помянуть выпускающее издательство, обычно никому неизвестное и остро нуждающееся хоть в какой-нибудь в рекламе.

Полстьянова М. Н. Фактические презумпции: некоторые проблемы использования в правоприменительной деятельности // Современные проблемы публично-правового и частноправового регулирования: Теория и практика: Материалы конференции. Уфа, 2005. С. 135 — 139 (0,2 п. л.). Бронникова М. Н., Савельева Н. М. Проблема трансформации режима права общей собственности при прекращении брака // Актуальные проблемы частноправового регулирования: Материалы конференции. Самара, 2006. С. 79 — 84 (0,6 п. л.). Неужели читатель от этого что-нибудь бы потерял? Ничего подобного! Только получил бы удобство в прочтении на первый взгляд значительного, а на деле — совершенно пустого текста. 6. Неспособность к адекватному выражению содержания. Она следует уже из самих названий работ и, как правило, свидетельствует о непонимании их авторами сущности юридической научной деятельности и неспособности ее осуществления в основном по причине катастрофической нехватки профессиональных юридических знаний, т. е. о полной научной несостоятельности. Буквально один пример, относящийся как раз к диссертационным заголовкам. Дежурные словосочетания, присутствующие в том или ином виде в названиях множества современных диссертаций: «Правовое (гражданско-правовое, законодательное, нормативное и т. п.) регулирование…». Пытаясь подойти к оценке подобных формулировок максимально непредвзято, можно предложить следующую версию их объяснения. Автор, говоря о правовом регулировании, хочет сказать, что, (1) исследуя состояние правового регулирования определенного социального процесса, он обнаружил (2) известные недостатки, присущие процессу такого регулирования, которые (3) обусловливаются некоторыми научными проблемами, (4) постановке и решению которых он и посвятил свою работу. Возможно. Но и в таком случае в заголовок все равно следовало вынести указание не на правовое регулирование (материал, изучение которого вывело автора на научные проблемы), а именно на последнее обстоятельство — на научную проблему и результат ее исследования! Изучение юристом состояния правового регулирования не нужно подчеркивать — оно должно предполагаться, иначе почему бы соискатель мог бы титуловать себя юристом?! Увы, но ничего подобного в диссертациях, озаглавленных как «Правовое регулирование…», в действительности не наблюдается. В большинстве случаев за подобными наименованиями скрывается даже не исследование самого процесса правового регулирования, а лишь его описание; больше того, описываемое правовое регулирование на поверку оказывается сведенным к регулированию законодательному и (или) подзаконному (нормативному). Далее описательно-справочной стадии, общих слов и «рекомендаций по совершенствованию законодательства», не имеющих ровно никакого под собой основания, кроме субъективного авторского произвола, такие «диссертации», как правило, не продвигаются. К сожалению, это обстоятельство сегодня мало кем учитывается; напротив, относительная доля диссертаций, ограничивающихся констатацией фактов и описанием действительности, а стало быть, и имеющих в названии словосочетание «Правовое регулирование…», постоянно увеличивается. Так, в области гражданского права в 1947 <57>, 1957, 1958 и 1960 гг. было защищено лишь по одной такой диссертации; в 1952 — 1955, 1959, 1962, 1963 — по две; в 1969 и 1977 — по четыре; в 1967 и 1982 — по шесть; в 1983 и 1987 — по семь; в 1965, 1966 — по восемь; в 1964, 1970, 1980, 1981 — по девять; в 1979 — 10; в 1968, 1976 и 1993 — по 11; в 1973 и 1991 — по 12; в 1972 и 1992 — по 13; в 1995 — 14; в 1971 и 1986 — по 15; в 1985, 1990 — по 16; в 1975, 1978, 1988 — по 17; в 1984 и 1989 — по 19; в 1996 — 21; в 1994 — 22; в 1997 — 29; в 1998 — 37; в 1999 — 44; в 2000 — 61; в 2001 — 69; в 2002 — 96; в 2003 — 88; в 2004 — 128; в 2005 — 87 и в 2006 г. (неполные, естественно, данные) — более 40 диссертаций. Нет нужды строить график, чтобы выявить тенденцию — она и так видна слишком четко. Если же взять относительные цифры, то таковые и вовсе окажутся устрашающими: от 5 — 10% в 1940 — 1970-х гг. до 15% в 1980-е — начало 1990-х гг. и до 20% с лишним в настоящее время. В 2006 г. этот показатель приблизился к 25% <58>. Если сюда прибавить работы, говорящие о том же самом регулировании, но другими словами <59>, то тенденция становится еще более устрашающей. ——————————— <57> Ранее (за весь период русской истории) диссертаций с подобными наименованиями не было. <58> Четвертая часть (!) всех диссертаций уже одним своим названием декларирует неспособность своих авторов даже приблизиться к правильному пониманию стоящих перед ними целей и задач. <59> Так, 13 диссертантов (из них 10 в 1997 — 2006 гг.) предпочитают говорить о правовой регламентации; 292 (в 1997 — 2006 гг. — 132) — о правовой охране; 313 (в 1997 — 2006 гг. — 199) — о правовой защите; наконец, 211 (в 1997 — 2006 гг. — 159) диссертантам нравится говорить о том или ином институте «по законодательству» (такого-то государства) или «по гражданскому праву», понимаемому, главным образом, как гражданское законодательство или даже один Гражданский кодекс РФ (т. е. довольно ограничительно). Справедливости ради надо отметить, что и выражение: «Такой-то институт по советскому (гражданскому) праву» — также было весьма распространенным: в период с 1939 по 1991 г. было защищено более 140 диссертаций с подобными названиями.

Удручающее впечатление оставляют и сами тексты диссертационных исследований. Их авторы, словно следуя одной из шуточных «17 заповедей диссертанта», как будто специально стараются писать нарочито наукообразно, скучно, неинтересно и при всем при том (вот парадокс!) абсолютно бессодержательно. Даже животрепещущие в научном отношении темы сегодня излагаются так, что чтение автореферата вызывает зевоту, а самой диссертации — глубокий сон. Вероятно, на этом строится определенный расчет: скорее всего, такую диссертацию не прочтут далее введения, а то и вовсе читать не станут. Но почему диссертант оказывается незаинтересованным в том, чтобы кто-то знакомился с его исследованием? Именно потому, что в подобных случаях исследования-то как раз и нет! За весьма учеными терминами редко скрывается что-то большее, чем словесная акробатика. Подобную писанину не всегда можно назвать даже простым изложением (пересказом) материала, ибо нередко случается так, что и самого материала-то в работе нет! Скучность и тяжесть работы — верный признак ее как минимум бессодержательности, а нередко и откровенной глупости. Стоит набраться терпения и не только попытаться ознакомиться с текстом скучной работы, но и постараться его осмыслить — можно выудить такие вещи, которые заставят сомневаться не то что в кандидатской квалификации — в наличии у автора базового юридического (а нередко и школьного среднего) образования! Вот несколько утверждений подобного рода, заимствованных из разных диссертаций. «Поскольку ПЕРЕДАЧА БЕЗДОКУМЕНТАРНЫХ ЦЕННЫХ БУМАГ осуществляется путем внесения записи по счету депо или лицевому счету в реестре, ПЕРЕХОД ПРАВ НА БУМАГИ, а также ПЕРЕХОД ПРАВ, ИМИ УДОСТОВЕРЯЕМЫХ, осуществляется без уступки права требования, а ЯВЛЯЕТСЯ ОПЕРАЦИЕЙ, СОВЕРШАЕМОЙ РЕГИСТРАТОРОМ ИЛИ ДЕПОЗИТАРИЕМ в силу договора, заключенного владельцем бездокументарных ценных бумаг с третьими лицами» <60> (курсив мой. — В. Б.). Утверждение это, между прочим, положение для защиты! Автор различает три «явления»: 1) передачу самих бездокументарных ценных бумаг; 2) переход прав на бумаги и 3) переход прав из бумаг, т. е. проецирует на бездокументарные ценные бумаги основные положения классической теории ценных бумаг-документов (вещей). Но если с передачей бумаг-документов (передачей владения классическими ценными бумагами) все более или менее понятно, то что такое передача бумаг бездокументарных? Автор оставляет этот вопрос без ответа, но зато поясняет другое: «путем» (т. е. СРЕДСТВОМ или СПОСОБОМ) такой «передачи» является («передача… осуществляется путем») «… внесение записи по счету депо или лицевому счету в реестре». Допустим. Но как в таком случае должны передаваться (переходить <61>) уже не сами бездокументарные бумаги, а ПРАВА на них и ПРАВА из бездокументарных бумаг? Вот на этот вопрос автор отвечает так: подобная передача «…является операцией, совершаемой регистратором или депозитарием». Чем же, интересно, такая «операция» отличается от только что упомянутого «внесения записи по счету» — средства передачи самих бездокументарных бумаг? Судя далее по тексту автореферата — ничем не отличается, больше того, внесение записи и есть сама эта «операция». Выходит, все три «передачи» (одна «передача» и два «перехода») сводятся к одному акту — действию депозитария или регистратора <62>. Что же получается, бездокументарные ценные бумаги принадлежат ЛИЦУ, ПОИМЕНОВАННОМУ В РЕЕСТРЕ, а передаются (и сами бумаги, и права на них, и права из них) вовсе не этим лицом, а РЕГИСТРАТОРОМ — лицом, не имеющим к ним никакого отношения! Как же так? Так ведь, разъясняет автор для непонятливых, операция-то производится не просто так, а «… в силу договора, заключенного владельцем бездокументарных ценных бумаг с ТРЕТЬИМИ ЛИЦАМИ»! При чем тут договор владельца «с третьими лицами» (кстати, с какими?)? Если имеется в виду сделка с приобретателем бездокументарных ценных бумаг, то она здесь явно ни при чем, ибо она не обязательна ни для депозитария, ни для регистратора — они не то что не обязаны исследовать документы по этой сделке, но и не имеют права этим заниматься; если какая-то иная, то какая? Пойми кто может! ——————————— <60> Фролова И. А. Правовое регулирование перехода прав на бездокументарные ценные бумаги: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 8. Этот автореферат — просто кладезь материала для нашей статьи. <61> Переход права — шире, чем передача права; передача права — одно из оснований для его перехода. Поэтому все, что автор говорит о переходе, возможно распространить и на передачу. <62> Судя по всему, именно это автор и имела в виду, начиная предложение словом «поскольку». Иной нагрузки для него подобрать не получается.

Второй пример. «Отношения между сторонами по договору эквайринга можно рассматривать через призму института уступки права (требования). При продаже товара (оказании услуги) с оплатой банковской картой организация торговли имеет ТРЕБОВАНИЕ К ПОКУПАТЕЛЮ ОБ ОПЛАТЕ ТОВАРА (услуги), которое она уступает банку-эквайреру. Банк-эквайрер ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЭТО ТРЕБОВАНИЕ КРЕДИТНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ-ЭМИТЕНТУ, которая перечисляет сумму операции банку-эквайреру и СПИСЫВАЕТ ДЕНЕЖНЫЕ СРЕДСТВА С НЕПОСРЕДСТВЕННОГО ДОЛЖНИКА — ПОКУПАТЕЛЯ в случае оплаты расчетной или кредитной картой…» <63> (курсив мой. — В. Б.). Эффектный абзац, но что за ним? До осуществления расчета с использованием банковской карты торговая организация действительно имеет денежное требование к покупателю товара. Что же представляет собой сам расчет? По Е. Г. Клеченовой — это осуществление банком-эквайрером денежного требования к плательщику — владельцу банковской карты. Предположим. Но тогда остается непонятым следующее: 1) почему же это требование предъявляется банком-эквайрером не плательщику, а обслуживающему его банку; 2) когда и от кого получает деньги сама торговая организация, продавшая товар (оказавшая услугу)? В авторской интерпретации эти вопросы не имеют ответов. Почему? Потому что сама интерпретация неверна. На самом деле расчет с использованием банковской карты происходит совершенно иначе. Электронное устройство, используемое торговой организацией — получателем платежа, считывает информацию, записанную на магнитной полосе банковской карты. Из этой информации формируется запрос о возможности производства расчетной операции из средств, числящихся на специальном карточном счете покупателя, открытом в банке — эмитенте карты. Этот запрос средствами телекоммуникационной связи направляется банку-эмитенту. При положительном на него ответе происходит само совершение такой операции. Поручение на ее совершение — распоряжение владельца карты на списание денежных средств с его специального карточного счета (так называемый слип) — печатается при помощи технического устройства организацией — продавцом товара и подписывается покупателем — владельцем карты. С момента подписания такого распоряжения денежное требование продавца к покупателю считается погашенным его новацией в новое денежное требование — торговой организации-продавца к банку — эмитенту карты, ведущему специальный карточный счет покупателя — владельца карты. Банк-эквайрер, обслуживающий торговую организацию, выполняет лишь чисто техническую функцию — периодически инкассирует в банках — эмитентах карт собранные его клиентом (торговой организацией) в течение некоторого периода слипы. Только и всего. ——————————— <63> Клеченова Е. Г. Правовое регулирование операций с использованием банковских карт: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 11, 21.

Еще один (последний) пример. «Утверждается ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ БОЛЕЕ ШИРОКОГО ВОВЛЕЧЕНИЯ природных ресурсов в сферу экономического оборота ПУТЕМ ПРЕОБЛАДАНИЯ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ МЕХАНИЗМОВ в регулировании оборота данных объектов НАД АДМИНИСТРАТИВНО-ПРАВОВЫМИ при обеспечении действенного государственного и общественного контроля» <64> (курсив мой. — В. Б.). Это одно из положений, вынесенных на защиту, причем именно по специальности 12.00.03. Что же оно означает, о чем оно? То ли о «целесообразности более широкого вовлечения природных ресурсов в сферу экономического оборота», то ли о том, как пресловутая целесообразность «утверждается» <65>. Сразу вопрос: какое отношение это утверждение имеет к цивилистике? К сфере экономической или экологической политики государства — возможно, но при чем тут гражданское право? Как цивилистам — лицам, которые не являются экспертами в областях, относящихся к сфере государственной политики, оценивать правильность подобных тезисов? Оказывается, гражданское право (по мысли автора) подвязано к этому тезису оттого, что пресловутая «целесообразность более широкого вовлечения» «утверждается» лишь тогда, когда гражданско-правовые механизмы регулирования оборота природных ресурсов начинают преобладать над административными «при обеспечении действенного государственного и общественного контроля». Отвлекаясь от вопросов мелких, нельзя не задать несколько принципиальных. Во-первых, в какой же все-таки сфере должно иметь место названное «преобладание»: в сфере регулирования оборота ресурсов или «при обеспечении действенного государственного и общественного контроля»? Во-вторых, что такое «преобладание»? Как выявлять и устанавливать, какие механизмы над какими «преобладают»? Какую сферу отношений, между какими субъектами, по поводу каких ресурсов, за какой период следует принимать в качестве предмета «измерения»? О каких вообще «механизмах» идет речь? Ни одного этого вопроса в работе даже не поднимается. Наконец, самое главное, как же доказывается подобное положение? Судя по автореферату (с. 16 — 17), все ограничивается ссылкой на опыт иностранных государств, выражающийся в «расширении договорных отношений»! Что это такое? Как отношения могут «расширяться»? Где изучение тех конкретно-исторических условий, которые сформировали иностранную практику регулирования оборота природных ресурсов? Где обсуждение вопроса о том, наличествуют ли такие условия в России? А если нет, то о том, позволяют ли современные российские условия этот опыт перенести на нашу почву? Опять же ничего этого в работе нет. Самая поверхностная попытка вникнуть в суть цитированного тезиса В. М. Баранова позволила установить, что тезис-то этот не только необоснован, но и попросту бессодержателен! В нем нет ничего, кроме ставших традиционными для нашей страны еще с приснопамятных советских времен лозунгов типа «расширить», «углубить», «усилить», «обеспечить», «повысить» и т. д. Только теперь предметом всех вышеперечисленных призывов становятся не коммунистические ценности, а гражданско-правовые принципы и рыночные экономические начала. Вся разница. ——————————— <64> Баранов В. М. Гражданско-правовое регулирование оборота природных ресурсов: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 10. <65> А кстати, действительно — как? Может ли вообще «целесообразность» как-либо «утверждаться»? Тем более утверждаться «путем преобладания» чего-либо над чем-либо?

Отдельная беда наших диссертантов — катастрофическое падение уровня знания русского языка. Помноженное на их профессиональную безграмотность, техническую неаккуратность и научную недобросовестность, оно приводит к построению воистину устрашающих словосочетаний и выражений. «…СОДЕРЖАНИЕ МЕХАНИЗМА правового регулирования обращения бездокументарных ценных бумаг, В ТОМ ЧИСЛЕ И РАЗРАБОТКА СПОСОБОВ ЗАЩИТЫ прав владельцев бездокументарных ценных бумаг, ЯВНО НЕДОСТАТОЧНО» <66> (курсив мой. — В. Б.). О чем речь? Чего (по мнению автора) «явно недостаточно»? «Содержания механизма»? Но как содержание понятия может быть «достаточным» или «недостаточным»? Оно такое, как есть, другое содержание — это другое понятие. «Разработка способов защиты»? Тоже непонятно, ведь слово «разработка» — женского рода, а не среднего. Неясно и почему автор предварил указание на «разработку» словами «в том числе»: в числе чего? Разработка входит в содержание механизма регулирования, что ли? ——————————— <66> Фролова И. А. Указ. соч. С. 5.

Буквально следующее предложение: «Не выработан единый подход к пониманию ПРАВОГО содержания бездокументарной ценной бумаги…» <67> (курсив мой. — В. Б.). А к пониманию ЛЕВОГО содержания уже выработан? Опечатка, не стоящая придирки? Возможно. Но ведь перед нами — не записка типа «Мама, я ПШЕЛ гулять»! Перед нами — АВТОРЕФЕРАТ ДИССЕРТАЦИИ НА СОИСКАНИЕ СТЕПЕНИ КАНДИДАТА ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК. Неужели само это обстоятельство ни о чем не говорит? Неужели даже к аккуратности оно не обязывает? ——————————— <67> Там же. С. 5 — 6.

Далее: «Право собственности на бездокументарные ценные бумаги удостоверяется ЗАПИСЯМИ в специальном реестре, СОВЕРШАЕМЫМИ на основании передаточного РАСПОРЯЖЕНИЯ (распоряжения по счету депо), ОСУЩЕСТВЛЯЕМОГО профессиональными участниками рынка ценных бумаг ПО ПОРУЧЕНИЮ владельца» <68> (курсив мой. — В. Б.). Не зная, о чем речь, понять сие непросто! Буквально выходит так: автор говорит об удостоверении прав при помощи неких «ЗАПИСЕЙ», которые «СОВЕРШАЮТСЯ» (кстати, кем?) на основании того или иного РАСПОРЯЖЕНИЯ (кстати, тоже непонятно, от кого исходящего?) — передаточного или по счету депо. Чтобы пресловутые записи могли быть «СОВЕРШЕНЫ», упомянутое «РАСПОРЯЖЕНИЕ» должно быть «ОСУЩЕСТВЛЕНО» неким профессиональным участником рынка ценных бумаг. Последний, однако, может осуществить распоряжение не по собственному усмотрению, а только «ПО ПОРУЧЕНИЮ» владельца (опять неясно, владельца какого объекта?). Внимание вопрос: узнал ли кто-нибудь в этом, с позволения сказать, положении для защиты… банальное описание трансферта бездокументарных ценных бумаг? Вряд ли. ——————————— <68> Там же. С. 7.

Еще пример. «Апробация результатов исследования. ВОПРОСЫ ПРАВОВОЙ ПРИРОДЫ бездокументарных ценных бумаг, А ТАКЖЕ СПОСОБЫ РАЗРЕШЕНИЯ СПОРОВ при необоснованном списании бездокументарных ценных бумаг ПОСЛУЖИЛИ ПРЕДМЕТОМ СУДЕБНЫХ РАЗБИРАТЕЛЬСТВ С УЧАСТИЕМ АВТОРА РАБОТЫ» <69> (курсив мой. — В. Б.). Не уверены в том, что слова «вопросы» и «способы» можно рассматривать в качестве однородных членов предложения, но дело в конечном счете не в этом. Вдумаемся в содержание тезиса: что хотела сказать автор? Скорее всего, И. А. Фролова выступала процессуальным представителем в спорах, вытекающих из необоснованного списания бездокументарных ценных бумаг, где ей и представилась возможность применить свои «познания» в области учения о ценных бумагах. Но, во-первых, никому не известно, каким был результат такой «апробации» <70>, а во-вторых, сказала-то автор совершенно о другом! Согласно цитированному тексту получается, что ВОПРОС О НАУЧНОЙ СОСТОЯТЕЛЬНОСТИ ВЗГЛЯДОВ И. А. ФРОЛОВОЙ ПО ПРОБЛЕМАМ БЕЗДОКУМЕНТАРНЫХ ЦЕННЫХ БУМАГ… «ПОСЛУЖИЛ ПРЕДМЕТОМ СУДЕБНЫХ РАЗБИРАТЕЛЬСТВ С УЧАСТИЕМ АВТОРА»! Интересно, в каком качестве выступала автор — в качестве истца или в качестве ответчика? Или разбирательство осуществлялось по правилам какого-нибудь особого производства? Почему суд не прекратил производство за явной неподведомственностью спора? ——————————— <69> Там же. С. 10. <70> Кстати, невелика заслуга автора и в том случае, если он был положительным, ибо взгляд автора на правовую природу бездокументарных ценных бумаг никак не обусловливает применения отстаиваемых ею способов защиты прав их владельцев.

А как теперь расставляются знаки препинания! Какие теперь сочиняются термины! Впору к каждому автореферату делать оговорку: «Печатается с сохранением авторской лексики и пунктуации». Судя по всему, для юристов пунктуация вообще не обязательна — ведь правила русского языка не закрепляются законом! Вот, например, что мы прочли всего лишь на двух страницах цитированного автореферата В. М. Баранова: «…в зависимости от основной выполняемой природными ресурсами функции, таковые могут быть подразделены на: экономические, экологические, рекреационные; в зависимости от способности к восстановлению — на: возобновляемые, относительно возобновляемые, невозобновляемые» <71>. Для чего здесь двоеточия? Куда пропали запятые, которыми, помнится, должен выделяться причастный оборот? Наконец, в каком словаре автор нашел слово «невозобновляемые» <72>? Уже на следующей странице В. М. Баранов «исправляется», превращаясь в большого поклонника запятых: «Российское гражданское право пока что воспринимает природные ресурсы в качестве объектов гражданских правоотношений, скорее, в виде исключения, нежели, чем правила, что вряд ли можно признать соответствующим требованию времени» <73>. Из пяти запятых три явно не нужны. О содержательной ценности данной «справки» и говорить не приходится — достаточно обратить внимание на то, что она снабжена четырьмя (!) «смягчающими» оговорками («пока что», «скорее», «в виде исключения, чем правила», «вряд ли»). Если автор настолько ни в чем не уверен — стоило ли об этом писать? ——————————— <71> Баранов В. М. Указ. соч. С. 18. <72> И не только автор. Присоединение «не-» к любым существительным и прилагательным — одна из добрых традиций российского законодательства и правосудия. «Неплательщик», «незаключенный договор», «неисполнение», «сделка, непризнанная недействительной», «незавершенное строительство», «нетарифное регулирование», «неиспрошенное согласие», «неклассифицированные доходы», «недоговаривающиеся стороны», «недосмотренные пассажиры»; «неуплата», «невыполнение», «несоразмерность», «неоказание», «несообщение», «неуважение», «неполучение», «неприменение», «неподача», «неосуществление», «непредставление», «непризнание», «непредъявление», «неизвещение», «непоставка», «неотправка», «неотгрузка», «непередача», «непроизводство», «неиспользование», «незаполнение», «неуказание», «непроведение», «неподписание», «несовершение», «неочистка», «невладение», «невыражение», «невыработка», «невыпуск», «неразрешение» и т. д. — все это термины, ставшие вполне привычными для российского юридического обихода! Нет ничего удивительного в том, что на этом фоне возникают порой прямо-таки слова-шедевры типа «недогруз», «недопоставка», «недоимка», «недовзнос» и даже «перевзнос». <73> Баранов В. М. Указ. соч. С. 19.

* * *

Не преувеличиваем ли мы опасность? Не сгущаем ли серые и черные краски? Не выбирали ли мы специально из общей массы авторефератов самые-самые? Увы! При всем своем желании мы не могли бы назвать настоящую публикацию ни безосновательной, ни пристрастной, ни даже излишне суровой. Скорее наоборот. Нами рассмотрены только самые основные, что называется, бросающиеся в глаза недостатки и ошибки, присутствующие в подавляющем большинстве современных сочинений, по недоразумению считающихся диссертациями. Мы не только ничего специально не выбирали и ничего целенаправленно не выискивали — напротив, произвольно «выдергивали» из множества присланных на кафедру авторефератов первые попавшиеся: ни один из них не был отложен в сторону за отсутствием в нем материала для настоящей публикации — все оказались в том или ином отношении пригодными и использованными! Кто не верит — пусть проделает подобный опыт и сам во всем убедится. Оценивать приведенные рассуждения и делать из них выводы — философские ли, организационные, личностные — удел читателей. Наша оценка происходящего прозрачна, чтобы еще и специально излагать ее здесь. Между тем наверняка найдется немало и тех, кого описанная ситуация не только не пугает, но и, больше того, вполне устраивает. Что ж, каждый имеет право на собственное мнение. В том числе и на такое, которое сформулировано исходя из узкоэгоистических интересов (хочу называться кандидатом наук!), лишено всякого социального подтекста (да кому станет хуже, если меня будут называть кандидатом наук?!) и морализаторства (да что такое ваша наука?! да кому она нужна?!). Страшно не это (ибо отдельно взятые носители сего мнения сами по себе ничего не значат в науке), а то, что в продолжение еще какого-то времени, вероятно, весьма значительного, это мнение будет оставаться господствующим, да еще и прикрываться лозунгом вроде «Долой ортодоксальных ученых!». Не потому, что это правильно, а просто потому, что с армией носителей этого мнения — подавляющим большинством — никто не хочет связываться. Наверное, что-то в этом есть, ибо путь Науки подобен пути Музы — ей не следует ни требовать венца, ни страшиться обиды, ни оспаривать глупца. Науке нет смысла замечать невежество — она по определению стоит выше его. Но если невежество не в силах запятнать саму науку, то оно, увы, способно до неузнаваемости исказить представление общества о науке, о ее содержании и функциях, заставить увидеть в науке то самое дышло, с которым согласно известной русской пословице ассоциируется закон, служители науки — Ученые не должны молчать, а иначе какие же они служители науки?! И если эта публикация подтолкнет профессиональную научную общественность к активным действиям, направленным на выкорчевывание разнузданного невежества и сокращение ужасного для цивилистики времени господства принципа «Ученым можешь ты не быть…», то мы можем считать нашу задачу выполненной.

——————————————————————