С. Потапенко, судья Краснодарского краевого суда, кандидат юридических наук.
Конституция РФ относит право на честь, достоинство, доброе имя и деловую репутацию к разряду естественных прав личности, что предполагает их эффективную судебную защиту. Статья 152 ГК РФ устанавливает, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности.
По данным судебной статистики, наиболее часто названные нематериальные блага нарушаются распространением порочащих сведений в средствах массовой информации. Распространение такого рода сведений в теории права принято называть диффамацией, однако действующее российское законодательство данного термина не содержит.
Реализация права на судебную защиту чести, достоинства и деловой репутации напрямую связана с соблюдением права на свободу мысли, слова и информации, особенно в случае распространения оспариваемых сведений в СМИ. При этом возникает определенная конкуренция этих правовых институтов, что создает дополнительные сложности в разрешении конкретных дел. Судьи нередко стоят перед дилеммой — защитить свободу слова или честь, достоинство, деловую репутацию лиц, потерпевших вследствие злоупотребления свободой слова. В основе правильного ее решения должно лежать разделение фактов и мнений в сведениях, распространяемых средствами массовой информации.
На страницах журнала «Российская юстиция» вслед за статьей С. Полякова «Свобода мнения и защита чести» (N 4 за 1997 год) развернулась дискуссия о том, подпадают ли под действие ст. 152 ГК сведения, содержащие выражение мнения какого-либо лица о событиях и явлениях окружающей действительности.
Напомню ситуацию, описанную С. Поляковым. После опубликования в пермской газете «Звезда» заметки журналиста М. Лобанова «Там пули не свистят…» в редакцию этой газеты по телетайпу поступил отклик пресс — службы УВД Пермской области, где была, в частности, такая строчка: «…публикация вызывает недоумение своей юридической безграмотностью и правовым нигилизмом».
Журналист обратился в Свердловский районный суд г. Перми с иском к УВД Пермской области о защите чести, достоинства и деловой репутации. Иск был удовлетворен. Вышестоящие судебные инстанции, рассмотрев жалобу ответчика, оставили в силе решение районного суда.
Большинство участников дискуссии, выступивших в журнале, подвергли критике позицию С. Полякова и посчитали, что в порядке ст. 152 ГК в суде можно оспорить не только сведения фактического характера, но и мнения (Грось Л. Еще раз о свободе мнения и защите чести // Российская юстиция. 1998. N 9).
Выступая на Первой российско — американской конференции по праву СМИ, судья Верховного Суда РФ В. Кнышев заявил: «Суды, признавая безусловное право журналиста на изложение своего личного мнения по поводу публикуемых им материалов, на мой взгляд, совершенно обоснованно исходят из того, что личные суждения и оценки автора должны быть основаны не только на конкретных сведениях, но при этом не должны порочить честь и доброе имя истца. Иного толкования Закон Российской Федерации о средствах массовой информации не допускает» (Кнышев В. Вопросы защиты чести и достоинства в практике Верховного Суда РФ // Законодательство и практика средств массовой информации. Выпуск 12(40). Декабрь, 1997. С. 6).
Таким образом, получается, что предметом опровержения в порядке ст. 152 ГК могут быть не только фактические сведения, но также мнения и оценки.
Обобщение практики судов Краснодарского края по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации показало, что имеют место случаи, когда суды выносили решения, в которых признавали не соответствующими действительности, порочащими потерпевшего сведения типа «Иванов — плохой глава администрации» или «политические взгляды Сидорова носят реакционный характер». Иначе говоря, частью судебного корпуса названные правовые ориентиры о том, что в суде можно оспорить правильность того или иного мнения или суждения, восприняты и реализованы в решениях по конкретным делам.
С моей точки зрения, правильность такого подхода сомнительна и желательно продолжить дискуссию.
Еще тридцать лет назад наиболее фундаментально обосновали оспариваемую мною позицию А. Белявский и Н. Придворов в книге «Охрана чести и достоинства личности в СССР» (М., 1971. С. 55). Авторы отмечали, что значительная, если не большая, часть информации о человеке поступает и доводится до общественного мнения в форме оценок. Оценка есть результат сопоставления двух видов информации — о поступках человека и о нравственных требованиях. Любая моральная характеристика человека подразумевает оценку каких-либо действий, поступков, поведения данного лица. Суд должен определить, есть ли о лице факты, которые послужили основанием для данной оценки. Таким образом, правильность моральных оценок может быть предметом судебного разбирательства. В качестве критериев оценки предлагались требования общества в форме норм закона, правил социалистического общежития и морали.
Возможно, в период развитого социализма под воздействием идеологических догм суды могли выносить решения, в которых определяли соответствие действий отдельных граждан требованиям морального кодекса строителя коммунизма или правилам социалистического общежития. Предлагать же подобное в наше время, в условиях строящегося правового государства и диктатуры закона, с моей точки зрения, весьма спорно.
Представляется правильным мнение А. Эрделевского о том, что п. 1 ст. 152 ГК может быть применен лишь для случаев, когда содержанием сведений является сообщение о фактах, но не мнение, выражающее их оценку (Эрделевский А. Утверждение о факте и выражение мнения — понятия разного рода // Российская юстиция. 1997. N 6. С. 17).
Порочащие сведения могут носить характер фактических данных либо мнений, суждений об отрицательных качествах того или иного лица. На это обратил внимание К. Маркс, разграничивая клевету и оскорбление. В 1849 году на судебном процессе «Новой Рейнской газеты» К. Маркс говорил: «Итак, что подходит под категорию клеветы? Поношения, которые вменяют поносимому в вину определенные факты. Что подходит под категорию оскорбления? Обвинение в определенном пороке и оскорбительные выражения общего характера. Если я скажу: «вы украли серебряную ложку», то я возвожу на вас клевету в понимании Code penal. Если же я скажу: «вы — вор, у вас воровские наклонности», то я оскорбляю вас» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 241).
Сведение по смыслу ст. 152 ГК — это утверждение о факте, которое можно проверить на предмет соответствия его действительности. В противоположность этому во мнении выражается соответствие оцениваемого факта не действительности, не объективному миру, а субъективным понятиям и представлениям отдельного человека, выражающего мнение.
Факт — это синоним таких понятий, как истина, событие, результат; нечто реальное в противоположность вымышленному; конкретное, единичное в отличие от абстрактного и общего. Факт как форма эмпирического знания противопоставляется в философской науке теории или гипотезе.
Право на суждение в соответствии с п. 9 ст. 47 Закона РФ «О средствах массовой информации» является неотъемлемым правом журналиста. Он имеет право «излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распространения за его подписью».
Суждение — это то же, что мнение, высказывание. Оно представляет собой умственный акт, носящий оценочный характер, выражающий отношение говорящего к содержанию высказанной мысли и сопряженный обычно с психологическими состояниями сомнения, убежденности или веры.
В Кодексе профессиональной этики российского журналиста прямо указано: «Журналист обязан четко проводить в своих сообщениях различия между фактами, о которых он рассказывает, и тем, что составляет мнения, версии или предположения» (Правовое поле журналиста. М., 1997. С. 528).
Этот Кодекс не является, строго говоря, юридическим документом. Его можно отнести к нормам профессиональной саморегуляции, корпоративного права, но в нем достаточно четко прописана мысль о необходимости разграничения фактов и мнений в средствах массовой информации.
Нельзя не согласиться с авторами комментария Конституции РФ, вышедшего в Москве в 1994 году, в том, что мнения и убеждения человека — это часть его внутреннего мира, определяющая своеобразие и неповторимость личности. Возможность их выражения — вопрос свободного самоопределения человека, на которое никто не должен оказывать насильственного воздействия — ни другой человек, ни государство, ни общество.
Если правильность мнения того или иного лица определять в судебном порядке, то это будет не чем иным, как насильственным воздействием государства на свободное самоопределение человека.
Статья 29 Конституции РФ гарантирует каждому свободу мысли и слова, а также свободу массовой информации. Эта конституционная норма корреспондирует ст. 10 европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, провозгласившей, что каждый человек имеет право на свободу выражения своего мнения. Это право включает свободу придерживаться своего мнения, получать и распространять информацию и идеи без вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ.
Европейский Суд по правам человека вынес немало решений, касающихся названной статьи европейской Конвенции, последовательно проводя при этом границу между констатацией фактов и оценочными суждениями. Например, по делу Обершлика Суд в мае 1991 г. вынес решение, указав на нарушение ст. 10. Дело касалось иска о диффамации в печати, возбужденного против заявителя австрийским политическим деятелем. Суд пришел к выводу, что в данном деле было допущено нарушение ст. 10, на том основании, что высказывания заявителя представляли собой оценочные суждения (Законодательство и практика средств массовой информации. 1998. N 7 — 8. С. 24).
В США на этот счет имеются прецедентные решения Верховного суда, позволяющие отделить факт от мнения. В частности, судья Паул в деле Герца высказался так: «…не существует понятия ложной идеи. Сколь бы вздорным ни казалось мнение, не дело суда поправлять это мнение. Оно может быть оспорено лишь в конкуренции с другими мнениями» (Честь, достоинство и репутация: Журналистика и юриспруденция в конфликте (результаты исследования и материалы конференции). М., 1998. С. 102).
Такой же вывод можно сделать и при анализе российского законодательства. В частности, показать несостоятельность того или иного мнения можно путем использования права на ответ (ч. 3 ст. 152 ГК) в случае, когда высказанное мнение затрагивает права и законные интересы потерпевшего. В такой ситуации суд должен исследовать содержание мнения. Если оно высказано в оскорбительной форме, потерпевший на основании ст. 151 ГК может требовать компенсации морального вреда. В этом случае содержание мнения вообще не имеет юридического значения. Суд должен установить, является ли унижающей честь, достоинство и деловую репутацию потерпевшего форма выражения мнения.
Статья 152 ГК названа так: «Защита чести, достоинства и деловой репутации». Но если четко разграничивать факты и мнения в оспариваемых сведениях, становится понятным, что содержание этой статьи значительно уже ее названия, поскольку речь в ней идет только о распространении фактических сведений, не соответствующих действительности, т. е. об одном из видов диффамации. Заголовок же статьи создает иллюзию у потерпевших, что они имеют право на судебную защиту и в случае высказанных в отношении них оценочных суждений, хотя в таком случае правовой механизм опровержения сведений, прописанный в ст. 152 ГК, не может быть применен.
Таким образом, идеи, мнения, оценки не могут быть опровергнуты по решению суда как не соответствующие действительности. Они должны оспариваться в порядке полемики, т. е. ответа, реплики, комментария в том же средстве массовой информации, как это предусмотрено ч. 3 ст. 152 ГК и ст. 46 Закона РФ «О средствах массовой информации».
