(Салагай О. О.) («Российская юстиция», 2012, N 12)
ПРАВОВЫЕ ПОДХОДЫ СОВЕТА ЕВРОПЫ К РЕГУЛИРОВАНИЮ ВОПРОСОВ ПРЕРЫВАНИЯ БЕРЕМЕННОСТИ
О. О. САЛАГАЙ
Салагай О. О., кандидат медицинских наук, заместитель директора Департамента инновационной политики и науки Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации.
Статья посвящена правовым подходам Совета Европы к регулированию вопросов прерывания беременности.
Ключевые слова: Совет Европы, прерывание беременности.
The article is devoted to the legal approaches of the Council of Europe to the regulation of the issues of abortion.
По оценкам специалистов, в мире ежегодно производится около 26 млн. легальных и около 20 млн. нелегальных абортов <1>, при этом данные цифры равномерно увеличиваются <2>. В Российской Федерации согласно данным Росстата в 2010 году 1186108 женщин легально прервали беременность <3>. Количество абортов в нашей стране имеет тенденцию к снижению, однако данный показатель все еще остается одним из самых высоких в Европе <4>. ——————————— <1> Henshaw S. K., Singh S., Haas T. The incidence of abortion worldwide. Int Fam Plann Persp 1999; 25: P. 30 — 8 <2> Sedgh G. et al. Legal abortion worldwide in 2008: levels and recent trends. Perspect Sex Reprod Health. 2011 Sep; 43(3):188-98. <3> http://www. gks. ru/wps/wcm/connect/rosstat/rosstatsite/main/population/healthcare/# <4> Sedgh G. et al. Legal abortion worldwide: incidence and recent trends. Int Fam Plan Perspect. 2007 Sep; 33(3):106-16.
Несмотря на то что в обществе существуют различные оценки морально-этической стороны прерывания беременности, необходимость защиты прав женщин в данных жизненных обстоятельствах не вызывает сомнений. Наиболее значимой организацией в области защиты прав человека на европейском правовом пространстве, без сомнения, является Совет Европы. Проблема прерывания беременности получила внимание со стороны таких органов Совета Европы, как Парламентская ассамблея и Европейский суд по правам человека (далее — Ассамблея, Суд соответственно). В своей Резолюции 1607 (2008) <5> Ассамблея выразила озабоченность тем, что во многих европейских государствах вводятся дополнительные ограничения, препятствующие доступу к безопасным, доступным, приемлемым и подходящим по условиям абортам. Эти ограничения имеют дискриминационный характер, поскольку более образованные и обеспеченные женщины легче получают легальный доступ к безопасным абортам. При этом в государствах, где аборты разрешены, условия не всегда гарантируют эффективный доступ к этому праву. Решение проводить или не проводить аборт должно приниматься самой женщиной, имеющей все средства для эффективной реализации данного права — это является производным права на уважение физической неприкосновенности и свободу контроля над своим телом. ——————————— <5> PACE Resolution 1607 (2008) «Access to safe and legal abortion in Europe».
Аборты, по мнению Ассамблеи, не должны запрещаться в пределах разумного срока гестации, поскольку запрет влечет рост количества нелегальных абортов, увеличивающих материнскую смертность, и развитие «абортивного туризма». В то же время правильные стратегии развития репродуктивного здоровья, права и политики ведут к сокращению абортов. Частью таких стратегий согласно Рекомендации ПАСЕ 1903 (2010), должно быть развитие служб планирования семьи. Такие службы развиваются и в России. Так, например, в рамках программы модернизации здравоохранения в субъектах РФ создаются центры медико-социальной поддержки беременных, основной задачей которых является медицинская и социально-психологическая помощь женщинам в случаях незапланированной беременности. Профилактика нежелательной беременности составляет основное направление деятельности центров кризисной беременности. Эти и другие организационные инструменты привели к снижению числа абортов в Российской Федерации за период 2007 — 2011 гг. на 24%. Различные аспекты исследуемой темы неоднократно становилось предметом рассмотрения Европейской комиссии по правам человека, а вслед за ней — Суда. Первоначально по ряду дел (например, X v. Austria (1976)) Комиссия отказывалась рассматривать вопрос о соответствии законодательства об абортах Конвенции о защите прав и основных свобод (далее — Конвенция), так как соответствующие обращения были поданы лицами in abstracto. Однако затем внимание судебного органа сосредоточилось на оценке сущностной стороны вопроса, а практика складывалась в основном вокруг оценки исполнения Сторонами обязательств по ст. ст. 2, 3, 8 Конвенции. В 1977 году Европейская комиссия по правам человека приняла важное для становления всей дальнейшей практики решение по делу Bruggemann and Scheuten v. Germany <6>. Основанием для дела послужила жалоба двух женщин, полагающих, что ужесточение законодательства об абортах в ФРГ ущемляет их право на частную жизнь, поскольку заставляет их отказываться от сексуальных отношений или применять методы контрацепции. В ответ Комиссия отметила невозможность отнесения беременности женщины исключительно к сфере ее частной жизни, поскольку частная жизнь беременной приобретает тесную связь с развивающимся плодом. Не вызывает сомнения и тот факт, что определенные интересы, связанные с беременностью и зачатым, но нерожденным ребенком, подлежат юридической защите. Кроме того, ничто не указывает на желание сторон Конвенции при ее заключении связать себя какими-то отдельными обязательствами по теме абортов. ——————————— <6> Bruggeman and Scheuten v. Germany, N 6959/75, Comm. Rep. 12 July 1977.
В деле X v. the United Kingdom (1980) <7> Комиссия, анализируя право каждого на жизнь, пришла к выводу, что в контексте статьи 2 Конвенции слово «каждый» не может включать в себя нерожденных, поскольку ограничения данного права, содержащиеся в статье 2 (лишение жизни во исполнение смертного приговора и т. д.), могут быть применены исключительно к родившимся. Если же статья 2 Конвенции будет пониматься как распространяющая свое действие на эмбрионов, их право на жизнь в отсутствие всяких ограничений будет иметь приоритет над правом на жизнь матери, что несправедливо. ——————————— <7> X v. the United Kingdom, N 8416/79, admissibility decision of 13 May 1980.
Отметим, что истцом в данном деле выступал муж женщины, заявлявший, что принятие решения о прерывании беременности без учета мнения отца будущего ребенка является также нарушением его права на частную жизнь. Комиссия, отвечая на данный аргумент, заметила, что право на уважение частной и семейной жизни должно прежде всего учитывать право беременной женщины как лица, которого в наибольшей степени касается беременность, ее продление или прерывание. При этом право отца ребенка на уважение частной и семейной жизни не может быть интерпретировано столь широко, чтобы включать право быть испрошенным относительно аборта. Аналогичные выводы озвучили позже Комиссия в деле H v. Norway (1992) <8> и Суд в деле Boso v. Italy (1999) <9>. В деле H v. Norway (1992) Комиссия не усмотрела также нарушения ст. 3 Конвенции, запрещающей пытки, бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, по отношению к абортируемому эмбриону, который, по заявлению истца, должен испытывать боль в ходе прерывания беременности. Было также отмечено, что при некоторых обстоятельствах нельзя исключать определенную защиту плода в соответствии со ст. 2 Конвенции, несмотря на различие во взглядах на данную проблему, что обусловливает достаточную степень дискреции национальных властей в решении данного чувствительного вопроса. В деле Boso v. Italy (1999) Суд обратил внимание на необходимость соблюдения справедливого баланса между обеспечением защиты плода и интересами женщины. ——————————— <8> H. v Norway, Appl. N 17004/90, admissibility decision of 19 May 1992. <9> Boso v. Italy (dec.), N 50490/99, ECHR 2002-VII.
Крайне важным для формирования последующей практики суда по делам, касающимся прерывания беременности, стало дело Vo v. France (2004) <10>, в котором Суд сформулировал окончательный подход к определению начала человеческой жизни. Рассматривая фабулу дела, Суд указал, что решение вопроса о том, когда возникает право на жизнь, находится в пределах усмотрения, которыми в данной сфере обладают государства-члены. Причинами такого вывода является, с одной стороны, тот факт, что предоставление защиты права на жизнь не урегулировано в большинстве государств, с другой стороны, отсутствием общеевропейского консенсуса относительно научного и правового определения начала человеческой жизни. Ответить же абстрактно на вопрос, является ли нерожденный ребенок лицом (персоной) по смыслу Конвенции, то есть обладает ли правом на жизнь, не является ни необходимым, ни возможным. ——————————— <10> Vo v. France [GC], N 53924/00, ECHR 2004-VIII.
Допустив внушительную степень дискреции государств по данному вопросу, Суд оставил в стороне определение тех границ, в которых государство может регулировать общественные отношения, не нарушая при этом права женщины на частную жизнь. Согласно сложившейся практике частная жизнь включает физическую и психологическую неприкосновенность, защита которых является позитивным обязательством государств <11>, <12>. Непременным элементом данной защиты является обеспечение участия лица в принятии решений и обеспечении ему должных процессуальных гарантий. Примером установления Судом нарушения права на частную жизнь по причине непредоставления процессуальных гарантий для проведения законного прерывания беременности служит решение Tysiac v. Poland (2007) <13>. Дело в том, что в законодательстве Польской Республики, дозволяющем прерывание беременности по медицинским показаниям, отсутствовали четкие процедуры установления факта наличия данных показаний. В этом деле Суд отметил еще один важный момент — в обсуждаемом вопросе большое значение имеет фактор времени, который, следовательно, также необходимо учитывать при формировании законодательства. ——————————— <11> Pretty v. the United Kingdom, N 2346/02, §…, ECHR 2002-III. <12> Ternovszky v. Hungary, N 67545/09, 14 December 2010. <13> Tysiac v. Poland, N 5410/03 (Sect. 4), ECHR 2007-I — (20.3.07).
Открытым, однако, оставался вопрос о том, предполагает ли в принципе право на частную жизнь право на аборт и не является ли запрет данного медицинского вмешательства необоснованным вмешательством в частную жизнь. Довольно обстоятельный ответ был дан в решении по делу A, B, C v. Ireland (2010) <14>. ——————————— <14> A, B and C v. Ireland [GC], N 25579/05, ECHR 2010 — (16.12.10).
Ирландия является в настоящее время одной из немногих европейских стран, где доступ к абортам существенно ограничен <15>. В соответствии с ч. 3 ст. 40.3 Конституции Ирландии государство признает право на жизнь нерожденного и, с учетом равного права на жизнь матери, гарантирует в своих законах уважение и, насколько это осуществимо, защиту и отстаивание этого права. Ирландское законодательство допускает выезд для аборта за рубеж, но умалчивает о том, возможно ли проведение этой процедуры в стране в исключительных случаях. Это сделало необходимым заполнение данной бреши правоприменительной практикой: Верховный суд Ирландской Республики в деле Attorney General v. X (1992) указал, что аборт может быть осуществлен, если существует реальный и существенный риск жизни женщины, который может быть исключен только лишь прерыванием беременности. ——————————— <15> Полностью среди европейских стран аборты запрещены только в Андорре, Мальте и Сан Марино.
По причине указанных ограничений заявительницы A, B и C были вынуждены выехать в Великобританию, не имея возможности сделать аборт на родине. Заявительница A. страдала алкоголизмом и имела четверых детей, находившихся под опекой, один из которых был инвалидом. Заявительница B. забеременела случайно, имея при этом большой риск развития эктопической беременности. Третья заявительница страдала редкой формой рака и получала лечение. Врачи не предоставили ей достаточной информации о целесообразности прерывания беременности, опасаясь, как полагала женщина, быть подвергнутыми уголовному преследованию. Субстантивные различия в жалобах заявительниц заставили ЕСПЧ рассматривать их раздельно. Основываясь на выводах, ранее сделанных в деле Vo v. France (2004), Суд отметил, что для государства одинаково правомерно считать нерожденного лицом и защищать его жизнь и не делать этого. При этом наличие относительно широкого консенсуса по вопросу о возможности проведения прерывания беременности в государствах Совета Европы не может являться решающим фактором в определении пределов усмотрения национального законодателя. Сама Конвенция права на аборт не предусматривает. Вместе с тем запрет на проведение аборта, искомого по причинам состояния здоровья или благополучия (случай первых двух заявительниц), является вмешательством в частную жизнь. Такое вмешательство могло быть сочтено нарушением, если бы не было осуществлено в соответствии с законом, не было бы необходимым в демократическом обществе и не было бы направлено на достижение законных целей. Установленные Ирландией ограничения на доступ к аборту преследовали законную цель охраны нравственности: результаты проведенных референдумов свидетельствуют о негативном отношении ирландцев к абортам. Препятствование аборту по состоянию здоровья при наличии возможности законной поездки за границу и получения необходимой информации не нарушает баланса интересов личности и общества, а следовательно, может быть сочтено необходимым в демократическом обществе. В отношении третьей заявительницы был установлен факт нарушения государством позитивных обязательств по ст. 8 Конвенции, заключающегося в отсутствии законодательных или регуляторных режимов, которые обеспечивали бы доступную и эффективную процедуру (по аналогии с делом Tysiac v. Poland (2007)). Что же касается законодательства Российской Федерации об абортах, то с 1 января 2012 г. вопросы прерывания беременности регулируются в России ст. 56 Федерального закона от 21.11.2011 N 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» <16>, согласно которой прерывание беременности возможно по желанию женщины (до 12 недель), по социальным (до 22 недель) и медицинским (вне зависимости от срока) показаниям. Перечни социальных и медицинских показаний четко определены актом Правительства Российской Федерации и Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации соответственно. ——————————— <16> СЗ РФ. 2011. N 48. Ст. 6724.
Такой подход к регулированию абортов существует в Российской Федерации достаточно давно: Основы законодательства об охране здоровья граждан 22.07.1993 N 5487-1 предусматривали идентичный порядок. Вместе с тем дискуссии относительно правосубъектности эмбриона до настоящего времени продолжаются <17>. ——————————— <17> Салагай О. О. Отдельные правовые вопросы определения статуса человека в антенатальном периоде // Государство и право. 2010. N 10. С. 67 — 75.
Новеллой является установленный ст. 56 так называемый «период окна», предполагающего, что искусственное прерывание беременности проводится не ранее 48 часов с момента обращения женщины в медицинскую организацию для искусственного прерывания беременности при сроке беременности четвертая — седьмая недели и при сроке беременности одиннадцатая — двенадцатая недели (но не позднее окончания двенадцатой недели беременности), а также не ранее семи дней с момента обращения женщины в медицинскую организацию для искусственного прерывания беременности при сроке беременности восьмая — десятая недели беременности. «Период окна» (или «неделя тишины») не является уникальным для России и имеется в ряде других государств, позволяя обеспечить принятие женщиной более взвешенного и информированного решения. Изложенное выше позволяет сформулировать ряд выводов. Начиная с 60-х годов XX века органы Совета Европы формируют международную позицию по вопросам прерывания беременности. На первых этапах подходы к данной тематике, обеспечивавшиеся преимущественно практикой Европейского суда, нельзя было назвать последовательными, однако к настоящему времени они вполне сформированы и устойчивы. При этом необходимо отметить, что в рамках самого Совета Европы позиции Суда и Ассамблеи по вопросу абортов несколько различаются: позиция Ассамблеи более либеральна, Суда — более осторожна. Согласно выводам Суда Конвенция не гарантирует право на аборт, но и не запрещает его. Ключевым в разрешении или запрещении аборта является отношение к началу человеческой жизни. Решение о том, что собственно считать точкой отсчета личностного бытия (началом жизни), относится к компетенции государств-членов, которые исходят в этом вопросе из национальных традиций и норм морали. Следовательно, невозможно и нецелесообразно унифицировать на международном уровне содержание таких понятий, как «лицо», «каждый», «жизнь», употребляемых в Конвенции. Разрешение национальными властями на территории соответствующего государства абортов, равно и их запрет сами по себе не являются нарушениями ст. ст. 2, 3 или 8 Конвенции. При этом государства-члены, допускающие проведение абортов на своей территории, должны четко определить условия и порядок доступа к соответствующего рода медицинским услугам. В ходе нормативного регулирования власти обязаны соблюдать баланс между защитой интересов нерожденного, его матери и общества. Однако запрет абортов не может считаться автоматически оправданным с целью защиты жизни нерожденного: жизнь матери должна охраняться так же, как и жизнь ее будущего ребенка. Личная жизнь матери становится тесно связанной с жизнью плода. Что же касается отца ребенка, то, поскольку его связь с жизнью плода не столь выражена, Конвенция не гарантирует ему возможности принимать решения относительно продолжения беременности или ее прерывания. В Российской Федерации законодательно гарантировано право на прерывание беременности как исключительно по желанию женщины, так и при наличии у нее установленных показаний, в зависимости от срока беременности, что позволяет говорить о соответствии отечественного законодательства нормам, выработанным органами Совета Европы по данному вопросу. Такое положение вещей, разумеется, не исключает возможности корректировки нормативных правовых актов, регулирующих проведение аборта. Однако планируемая корректировка должна основываться на глубоком анализе отношения населения к данной теме, моральных и философских аспектов, свойственных обществу в данный момент его исторического пути.
