(Зезекало А. Ю.) («Вестник гражданского права», 2012, N 1)
К ВОПРОСУ О ВОЗРОЖДЕНИИ LAESIO ENORMIS <1>
А. Ю. ЗЕЗЕКАЛО
——————————— <1> Применительно к европейскому праву тема возрождения института laesio enormis была затронута Майером-Мали (Mayer-Maly Th. Renaissance der laesio enormis? // Festschrift fur Karl Larenz zum 80. Geburtstag / W.-C. Canaris u. a. (Hgs.). Munchen, 1983. S. 395 ff.). Данная статья представляет собой попытку обсуждения вопроса в свете последних тенденций развития отечественного права.
Зезекало А. Ю., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Томского государственного университета.
Статья посвящена критическому анализу отдельных предложений по совершенствованию действующего гражданского законодательства Российской Федерации в части, касающейся положений о кабальных сделках. Автор проводит сравнение с известным институтом laesio enormis, разработанным средневековой юриспруденцией на основании источников римского права.
Ключевые слова: laesio enormis, кабальная сделка, реформирование российского гражданского законодательства.
In article is devoted to the analysis of proposals aimed at improving of the contemporary civil legislation of the Russian Federation, particularly its provisions on involuntary transaction. The author draws the parallel between the well-known concept of laesio enormis, which was developed by the medieval legal doctrine on the basis of the Roman law sources.
Среди многочисленных нововведений, содержащихся в представленном на обсуждение проекте Федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» <1> (далее — проект Федерального закона о внесении изменений в ГК РФ), заслуживает внимания обновленная редакция п. 3 ст. 179 ГК РФ. Сущность вводимого правила кратко выразил в интернет-интервью, посвященном перспективам реформирования гражданского законодательства, П. В. Крашенинников: «Предполагается, что сделка всегда является кабальной, если ее цена в два раза или более превосходит то, что мог бы предоставить кто-нибудь другой» <2>. ——————————— <1> Опубликован 14 сентября 2011 г. на сайте «Российской газеты» по адресу: http://www. rg. ru/2011/09/14/gk-izm-site-dok. html. <2> Сделка с начальником. Что нового готовит нам Гражданский кодекс // Российская газета. Федеральный выпуск. N 5347. 2010. 26 нояб. (http://www. rg. ru/2010/11/26/kodeks. html).
Это нововведение предоставляет повод вспомнить известный институт laesio enormis, который, как традиционно считается, берет свое начало из двух конституций 285 и 293 гг., приписываемых императору Диоклециану (284 — 305 гг. н. э.) <1>: C. 4, 44, 2 и C. 4, 44, 8. ——————————— <1> См., например: Watson A. Roman Law & Comparative Law. Athens: University of Georgia Press, 1991. P. 62; Kaser M. Das romische Privatrecht. II. Abschnitt. Die nachklassischen Entwicklungen. 2. neubearb. Aufl. Munchen: C. H. Beck, 1975. S. 389 f.; Hedemann J. W. Die Fortschritte des Zivilrechts im XIX Jahrhundert. Bd. I. Berlin: Carl Heymanns, 1910. (Neudruck Frankfurt a. M.: Sauer & Auvermann KG, 1968.) S. 14.
C. 4, 44, 2: Imperatores Diocletianus, Если ты или твой отец продает вещь Maximianus большей цены за меньшую цену, справедливо, чтобы ты либо, Rem maioris pretii si tu vel pater возвращая покупателям цену, tuus minoris pretii, distraxit, получил при посредстве власти humanum est, ut vel pretium te судьи назад проданный земельный restituente emptoribus fundum venditum участок, либо, если так решит recipias auctoritate intercedente покупатель, получил то, что iudicis, vel, si emptor elegerit, quod недостает до справедливой цены. deest iusto pretio recipies. Minus Меньшей же цена считается, если не autem pretium esse videtur, si nec было уплачено половины dimidia pars veri pretii soluta sit. действительной цены.
C. 4, 44, 8: Imperatores Diocletianus, <…> Ибо одного лишь того, что, Maximianus как ты указываешь, земельный участок продан по немного меньшей <…> Hoc enim solum, quod paulo цене, не имеет силы для отмены minori pretio fundum venumdatum купли. <…> Действительно, пойми, significas, ad rescindendam emptionem что ни добрая совесть, охраняющая invalidum est. <…> profecto соглашение купли и продажи, не perspiceres neque bonam fidem, quae терпит, ни какое-либо соображение emptionis atque venditionis не допускает, чтобы по этой conventionem tuetur, pati neque причине был ресциндирован ullam rationem concedere rescindi возникший в результате соглашения propter hoc consensu finitum контракт, ни сразу же, ни после contractum vel statim vel post pretii разбирательства о величине цены: quantitatis disceptationem: nisi разве только было дано менее minus dimidia iusti pretii, quod половины справедливой цены, fuerat tempore venditionis, datum est, которая существовала во время electione iam emptori praestita продажи, при сохранении за servanda. покупателем уже предоставленного [ему] выбора.
Получив широкое применение в Средние века, когда собственно и появился сам термин laesio enormis <1>, институт всегда привлекал к себе внимание исследователей и на протяжении столетий являлся предметом многочисленных контроверз. ——————————— <1> Считается, что термин был введен в оборот средневековыми юристами (см.: Mayer-Mali Th. Die Laesio enormis und das kanonische Recht // Sciencia canonum: Festgabe fur Franz Pototschnig zum 65. Geburtstag / H. Paarhammer, A. Rinnerthaler (Hgs.). 1. Aufl. Munchen: Kovar, 1991. S. 19; Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. Cape Town: Juta & Co., 1992. P. 259 (fn. 155); см. также сн. на с. 39 ниже и текст к ней.
Споры прежде всего связаны уже с обстоятельствами его появления. На этот счет существует целый ряд интерполяционных гипотез, сторонники которых отмечают немало веских оснований для того, чтобы предположить, что исходный текст фрагментов C. 4, 44, 2 и C. 4, 44, 8 подвергся существенным изменениям, в результате чего новаторство в части введения laesio enormis относится на счет Юстиниана <1>. Помимо текстуальных несоответствий, свидетельствующих о наличии изменений, один из основных аргументов в пользу интерполяционных гипотез опирается на содержание хорошо известного Codex Theodosianus, которому институт laesio enormis неизвестен. Кроме того, введение подобного правила в эпоху Юстиниана удачно объясняется социально-экономической ситуацией того времени: налоговая политика Юстиниана вынуждала мелких землевладельцев продавать свои имения, причем по цене значительно меньше их действительной стоимости, что создавало благоприятные условия для известных злоупотреблений со стороны представителей крупного капитала <2>. Вместе с тем отмечается, что сам по себе достаточно очевидный факт изменений еще не свидетельствует о том, что эти изменения коснулись не только формы, но и существа упомянутых фрагментов. Правление Диоклециана также пришлось на время финансового кризиса, борьба с которым предполагала применение в том числе и правовых средств, одним из которых вполне могло стать принятие упомянутых конституций. Известно, что тому же Диоклециану принадлежит попытка установить общие для всей империи цены на многочисленные товары, работы и услуги (Edictum Diocletiani de pretiis rerum venalium 301 г.) <3>. И наконец, если идея laesio enormis действительно исходила от Юстиниана, то почему он не издал свою собственную конституцию по этому вопросу? Едва ли можно объяснить причины, по которым он вынужден был скрывать свое изобретение путем интерполяций <4>. ——————————— <1> См., например: Frankel B. Die verkannte laesio enormis. Rostok: Adler Erben, 1930. S. 80; Schulze W. G. Die laesio enormis in der deutschen Privatrechtsgeschichte: Inaugural-Dissertation. Essen, 1973. S. 6 f. и приведенные там ссылки. <2> См.: Zimmermann R. Op. cit. P. 260. <3> За нарушение эдикта, которое могло выражаться как в требовании, получении или уплате большей цены, так и в сокрытии товаров от выставления на продажу, предусматривались суровые санкции вплоть до смертной казни, что привело, однако, к еще большему повышению цен (см., например: Genzmer E. Die antiken Grundlagen der Lehre vom gerechten Preis und der laesio enormis // Deutsche Landesreferate zum II. Internationalen Kongress fur Rechtsvergleichung im Haag 1937 / E. Heymann (Hg.). Berlin; Leipzig: Walter de Gruyter, 1937. S. 48 f.). <4> См.: Watson A. Op. cit. P. 203.
Однако наибольший интерес представляют вопросы, касающиеся области применения и теоретического обоснования laesio enormis, которых за всю историю существования этого института было задано немало. Например, применимо ли данное средство при продаже движимостей; как быть, если продавец знал действительную стоимость вещи; предоставляет ли оно защиту также покупателю; ограничивается ли сфера его применения лишь куплей-продажей и т. д. <1>. ——————————— <1> Многие из этих вопросов были сформулированы еще Кристианом Томазием (Thomasius Chr. De aequitate cerebrina legis secundae Codicis de rescindenda venditione et eius usu practico. Halle: Literis Salfeldianis, 1706. Cap. II. § 13. P. 46 f.), который, кстати, и был одним из первых, кто усомнился в аутентичности фрагментов C. 4, 44, 2 и C. 4, 44, 8.
Поиск универсальных ответов на большую часть таких вопросов представляет собой занятие, едва ли имеющее значительный смысл, поскольку приведенные конституции разрешают две конкретные ситуации. Источники, таким образом, предоставили лишь фундамент для последующего развития и формирования того, что впоследствии получило название laesio enormis, — института, который, как нередко отмечается, представляет собой «продукт правового развития» <1>. Следовательно, и ответы на возникающие вопросы будут неодинаковы применительно к конкретным экономическим и социальным условиям, моральным и философским воззрениям, представлениям о справедливом и несправедливом. И поскольку, само собой разумеется, все эти факторы подвержены изменениям, область и специфика применения института laesio enormis различаются в зависимости от времени и места. ——————————— <1> Langer V. I. Laesio enormis. Ein Korrektiv im Romischen Recht. Marburg: Tectum, 2009. S. 43.
Неудивительно поэтому, что многие поколения юристов, а также правопорядки, в той или иной степени воспринявшие этот институт, были не склонны воспроизводить его правила в исходном, первоначальном виде. Первыми, кто основательно взялся развивать идею, заложенную в C. 4, 44, 2 и C. 4, 44, 8, были глоссаторы, которым и приписывают изобретение собственно термина laesio enormis <1>. Им же принадлежит также заслуга и в более широкой интерпретации данного института. Прежде всего они его не ограничивали одной только куплей-продажей, как это предполагалось изначально исходя из текста источников, но распространили на иные возмездные сделки bonae fidei <2>. Интересно, что затем они пошли еще дальше и допустили действие laesio enormis в отношении дарения, т. е. там, где применение подобных правил представляется на первый взгляд совершенно немыслимым. Это удалось им благодаря особенной конструкции, при помощи которой критерий «эквивалентности встречных предоставлений», имеющий решающее значение для применения laesio enormis, мог быть спроецирован также и на договоры дарения. Речь идет о предположении, согласно которому, несмотря на (имущественную) безвозмездность, в дарении тем не менее также имеет место встречность предоставлений. Правда, в случае с дарением предоставление это якобы состоит в неимущественном, моральном обязательстве, которое даритель возлагает на одаряемого. Если, к примеру, даритель дарит вещь, полагая при этом, что ее стоимость на самом деле более чем в два раза меньше действительной, он ожидает от одаряемого морального обязательства, соответствующего этой предполагаемой им заниженной стоимости. Однако поскольку в действительности его затраты оказываются значительно выше, его имущественные интересы терпят существенное умаление <3>. ——————————— <1> См.: Schulze W. G. Op. cit. S. 13. <2> Coing H. Europaisches Privatrecht. Bd. I. Munchen: C. H. Beck, 1985. S. 415. <3> См.: Schulze W. G. Op. cit. S. 14 f.
Традиция расширения области применения laesio enormis была продолжена в каноническом праве, в частности, за счет распространения области применения этого института не только на договоры bonae fidei, как это делали глоссаторы, но и на договоры stricti iuris <1>. ——————————— <1> См.: Becker Chr. Die Lehre von der laesio enormis in der Sicht der heutigen Wucherproblematik. Ausgewogenheit als Vertragsinhalt und § 138 BGB. Koln; Berlin; Bonn; Munchen: Carl Heymanns Verlag, 1993. S. 75 f.; Schulze W. G. Op. cit. S. 14 (глоссаторы), 17 (канонисты).
В дальнейшем, сохранив в целом широкое применение в Средние века в многочисленных городских и земских законах <1>, институт laesio enormis в том или ином — порой существенно видоизмененном и, как правило, ограниченном — варианте вошел в естественно-правовые кодификации, сохранившие его до наших дней. ——————————— <1> См.: Kittelmann H. Laesio enormis. Aarau: H. R. Sauerlander, 1916. S. 75 f.
Серьезные изменения претерпели правила о laesio enormis в прусском Ландрехте, куда они были включены после многочисленных сомнений <1>. В частности, с одной стороны, § 58 (I, 11) специально оговаривает, что само по себе несоответствие стоимости и покупной цены не может служить достаточным основанием для лишения договора законной силы <2>. С другой стороны, согласно следующему за ним § 59 в случаях, когда такое несоответствие настолько велико, что покупная цена превышает двойную стоимость вещи, оно является основанием правовой презумпции наличия существенного заблуждения на стороне покупателя <3>, что в силу § 75 (I, 4) приводит к недействительности сделки. ——————————— <1> См.: Kalb H. Laesio enormis im gelehrten Recht: kanonistische Studien zur Lasionsanfechtung. Wien: VWGO, 1992. S. 97. <2> Allgemeines Landrecht fur die Preussischen Staaten I, 11, § 58: «Возражение о том, что покупная цена несоразмерна стоимости вещи, само по себе не достаточно для лишения договора законной силы». <3> Allgemeines Landrecht fur die Preussischen Staaten I, 11, § 59: «Если же указанная несоразмерность настолько велика, что покупная цена превышает двойную стоимость вещи, такая несоразмерность в интересах покупателя обосновывает правовое предположение наличия обессиливающего договор заблуждения».
Более напоминает средневековую модель конструкция, используемая в § 934 Австрийского уложения, устанавливающем, что если в двусторонне обязывающей сделке одна сторона получила от другой менее половины того, что передала ей, она вправе требовать прекращения сделки и восстановления прежнего положения <1>. ——————————— <1> ABGB, § 934: «Если в двусторонне обязывающей сделке одна сторона получила от другой стороны менее половины того, что она передала ей, по общей стоимости, закон предоставляет потерпевшей стороне право требовать прекращения [сделки] и восстановления прежнего положения. Другой стороне, однако, прежде предоставляется возможность сохранить сделку в силе, если она выразит готовность возместить недостающее до размера общей стоимости. Несоответствие стоимости определяется по моменту совершения сделки».
Другой пример предоставляют положения ст. 1674 и сл. ФГК, согласно которым, если продавец потерял более чем семь двенадцатых от стоимости недвижимого имущества, он при определенных условиях вправе оспорить куплю-продажу <1>. ——————————— <1> Code civil, art. 1674: «Если продавец потерял более чем семь двенадцатых от стоимости недвижимого имущества, он управомочен прибегнуть к оспариванию продажи, даже если он прямо отказался в договоре от права на оспаривание и заявил о дарении разницы».
Существенные различия приведенных положений подтверждают то, что с течением времени различные правопорядки, взяв за основу лишь идею laesio enormis, даже не стремились в точности воспроизвести известную античную модель. Еще более очевидным это становится при рассмотрении деталей. Так, если первоначально сфера применения института laesio enormis действительно ограничивалась случаями купли-продажи недвижимости, то в дальнейшем благодаря средневековой юриспруденции, и прежде всего глоссаторам, подобные правила были распространены и на куплю-продажу движимых вещей <1>. Впоследствии это правило было воспринято многими средневековыми законодательствами <2>. ——————————— <1> См.: Becker Chr. Op. cit. S. 61 f.; Schulze W. G. Op. cit. S. 14. <2> См., например: Langer V. I. Op. cit. S. 58 f.
Среди упомянутых европейских кодификаций Австрийское уложение совершенно не придает значения предмету сделки и, более того, не конкретизирует даже ее вида. Аналогичным образом, как уже отмечалось, действовали еще глоссаторы и средневековые канонисты. Напротив, Кодекс Наполеона, как будто придерживаясь здесь античной традиции, недвусмысленно формулирует правило об оспаривании лишь применительно к сделкам купли-продажи недвижимого имущества. Также можно отметить, что Австрийское уложение не проводит каких-либо разграничений применительно к субъектному составу, а следовательно, допускает применение сформулированного им правила в интересах любой из сторон сделки <1>. С другой стороны, правила, содержащиеся, например, в § 59 (I, 11) и сл. прусского Ландрехта сформулированы так, что предоставляют преимущество исключительно покупателю, тогда как ФГК в ст. 1683 прямо предусматривает возможность оспаривания купли-продажи лишь продавцом <2>. ——————————— <1> Истоки такого подхода также отыскиваются еще в средневековой юриспруденции (см., например: Becker Chr. Op. cit. S. 62 f.). <2> Code civil, art. 1683: «Оспаривание по основанию имущественной потери не может иметь места в интересах покупателя».
В свою очередь, ФГК, в отличие от классического правила и положений Австрийского уложения, устанавливает критерий в семь двенадцатых от стоимости недвижимого имущества. Античная же модель ориентирует на дисбаланс предоставлений, превышающий половину действительной стоимости. Это обстоятельство, между прочим, также традиционно вызывало немалый интерес исследователей: почему за основу была принята именно половина? Небезынтересным здесь было бы отметить, что источники содержат и иные фрагменты, в которых решение вопроса о судьбе сделки ставится в зависимость от того, может ли сторона рассчитывать на получение по крайней мере половины от причитавшегося бы ей в обычных условиях. Так, Павел в 5-й книге «Комментариев к Плавцию» (D. 18, 1, 57 pr.) описывает случай покупки сгоревшего дома (domus combusta). Решение зависит от того, какая часть дома сгорела. В частности, если при пожаре уцелела лишь половина дома или менее, то покупатель не обязан выполнять условия договора, а уплаченные деньги может потребовать обратно <1>. ——————————— <1> Paulus libro quinto ad Я купил дом, когда ни я, ни продавец Plautium (D. 18, 1, 57 pr.): Domum не знали, что дом сгорел. Нерва, emi, cum eam et ego etx venditor Сабин и Кассий говорят, что ничего не combustam ignoraremus. Nerva продано, хотя остался участок земли, Sabinus Cassius nihil venisse, и что уплаченные деньги можно quamvis area maneat, pecuniamque истребовать обратно. Но если часть solutam condici posse aiunt. sed si дома осталась, то, по словам Нерация, pars domus maneret, Neratius ait этот вопрос в значительной степени hac quaestione multum interesse, зависит от того, какая часть quanta pars domus incendio уничтоженного пожаром дома consumpta permaneat, ut, si quidem сохранилась: если сгорела большая amplior domus pars exusta est, non часть дома, то покупатель не обязан compellatur emptor perficere исполнить куплю и то, что он, emptionem, sed etiam quod forte возможно, заплатил, истребуется им solutum ab eo est repetet: sin обратно. Если же сгорела половина или vero vel dimidia pars vel minor меньше половины, то покупатель quam dimidia exusta fuerit, tunc принуждается выполнить продажу coartandus est emptor venditionem согласно оценке, производимой по adimplere aestimatione viri boni усмотрению честного мужа, с тем чтобы arbitratu habita, ut, quod ex он был освобожден от уплаты той части pretio propter incendium decrescere цены, на которую цена дома будет fuerit inventum, ab huius сочтена уменьшившейся вследствие praestatione liberetur. пожара.
По всей видимости, именно половину действительной, справедливой стоимости (iustum pretium), которая и предполагалась в качестве ориентира для измерения несоответствия предоставлений, следует признать той границей, за пределами которой сторонники laesio enormis полагали имущественные потери настолько существенными, что становилось очевидно: экономические регуляторы уже неспособны восстановить справедливость и необходимо прибегнуть к привлечению правовых средств. С течением времени эти правила также подвергались доработке, и уже средневековой канонистикой была выведена правовая фигура, получившая название laesio enormissima, которая при наличии несоответствия встречных предоставлений более чем на две третьих вызывала, соответственно, и более серьезные последствия, а именно рассматривалась в качестве основания ничтожности (а не оспоримости) сделки <1>. ——————————— <1> Kalb H. Die laesio enormissima. Eine kanonistische Schopfung im Rahmen der Lehre von der laesio enormis // Tijdschrift voor Rechtsgeschiedenis. T. LVII (1989). Antwerpen: Kluwer, 1989. S. 317 ff.; Idem. Laesio enormis im gelehrten Recht: kanonistische Studien zur Lasionsanfechtung. S. 220, 221.
Интересен в связи с этим и вопрос о выборе способа исчисления несоответствия предоставлений в случаях применения laesio enormis в интересах покупателя. В литературе получили известность и широко обсуждались два подхода. В первом случае покупатель считается уязвленным лишь при условии, что он переплачивает двойную стоимость (например, более 20 при действительной стоимости в 10), во втором — уже когда переплата превышает половину действительной стоимости (например, более 15 при действительной стоимости в 10). Глоссаторы в основном придерживались второго из названных подходов, хотя он и оставался небесспорным <1>. Дело в том, что в этом последнем случае возникает явный перевес в пользу покупателя. Действительно, если продавец приобретает защиту, лишь выручая менее половины от действительной стоимости (отдавая 20, получает менее 10), т. е. когда его имущественные интересы ущемляются как минимум вдвое, то покупатель оказывается защищен уже тогда, когда переплачивает больше половины действительной стоимости (отдавая более 15, получает 10), а значит, когда его имущественные интересы ущемлены лишь более чем на одну треть. Неудивительно, что впоследствии этот подход был скорректирован в средневековых законодательствах <2>. ——————————— <1> См.: Becker Chr. Op. cit. S. 49 f.; Schulze W. G. Op. cit. S. 16 f. <2> См.: Langer V. I. Op. cit. S. 59 f.; Schulze W. G. Op. cit. S. 30.
Примеры расхождений в отдельных правилах, объединенных названием laesio enormis, можно многократно умножить, однако обратимся теперь к нововведениям, предлагаемым российским законодателем. Согласно проекту Федерального закона о внесении изменений в ГК РФ, п. 3 ст. 179 ГК предлагается изложить в новой редакции, дополнив после общего положения о том, что кабальная сделка может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего, абзацем следующего содержания: «Предполагается, поскольку не доказано иное, что сделка во всяком случае является кабальной, если цена, процентная ставка или иное предоставление, передаваемое потерпевшим, в два раза или более превосходит то, что предоставляет по сделке другая сторона». Близкое по смыслу, но не тождественное предложение «дополнить ст. 179 ГК опровержимой презумпцией крайней невыгодности сделки для стороны, попавшей в затруднительное положение… если цена, процентная ставка или иное встречное предоставление, получаемое или передаваемое потерпевшей стороной, в два или более раза отличается от предоставления другой стороны» было высказано еще в п. 5.2.6. разд. II Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации <1>. ——————————— <1> См.: Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2009. N 11. С. 22.
Прежде всего, обращая внимание на сферу действия предлагаемых усовершенствований применительно к субъектному составу и к предмету, отметим, что исходя из приведенных формулировок новое правило как в первом, так и во втором случае будет применимо к любой стороне какой бы то ни было возмездной синаллагматической сделки независимо от того, что явилось предметом предоставления — движимые или недвижимые вещи, а равно работы, услуги или имущественные права. В этом вопросе авторы изменений придерживаются подхода, выработанного средневековой правовой доктриной, что представляется в сегодняшних условиях вполне обоснованным, если речь идет о том, чтобы распространить новые правила на наибольший круг отношений и тем самым максимально реализовать идею экономической справедливости, выраженную в правилах, направленных на поддержание баланса имущественных предоставлений. Далее, в том, что касается масштаба несоответствия предоставлений сторон, предлагаемые изменения придают правовое значение такому их расхождению, при котором одно из них «в два раза или более превосходит то, что предоставляет по сделке другая сторона». Такой подход исключает какие-либо различия при исчислении разницы встречных предоставлений между продавцом и покупателем в зависимости от того, в чью пользу предоставляется защита. Поэтому, в отличие от подхода, применявшегося в свое время глоссаторами, эвентуальный покупатель, к примеру, подпадает под действие указанного правила лишь в случае, если его имущественные интересы также нарушаются более чем вдвое. Это уравнивает его в правовой защищенности с продавцом. Отдельного и, пожалуй, наиболее пристального внимания заслуживает вопрос о последствиях несоответствия встречных предоставлений в предлагаемых изменениях. Как уже отмечалось, проект Федерального закона о внесении изменений в ГК РФ и Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации содержат близкие, но далеко не тождественные формулировки. Ввиду исключительной важности данного вопроса представляется необходимым рассмотреть оба этих варианта в отдельности. Согласно формулировке, содержащейся в проекте Федерального закона о внесении изменений в ГК РФ, установленный дисбаланс предоставлений должен обосновывать некую презумпцию кабальности сделки. Прежде всего это существенно отличается от тенденции, нашедшей преимущественное воплощение в европейском праве, поскольку, как видно из проведенного выше обзора, в большинстве правопорядков дисбаланс предоставлений сам по себе рассматривается в качестве достаточного основания оспоримости сделки. В предлагаемом же нововведении laesio enormis выступает основанием лишь предположения о наличии порока воли, что напоминает подход, который в свое время нашел воплощение в прусском Ландрехте (учитывая устанавливаемую в § 59 (I, 11) презумпцию наличия существенного заблуждения). Этот же подход сегодня можно встретить и в некоторых новейших зарубежных кодификациях, таких, например, как ГК канадской провинции Квебек. Исходя из положений ст. 1405 данного акта, убыточность (lesion) рассматривается в качестве обстоятельства, порочащего консенсус, и согласно ст. 1406 такая убыточность проистекает из эксплуатации (exploitation) одной из сторон другой стороны; при этом такая эксплуатация предполагается при наличии существенного дисбаланса встречных предоставлений. Ранее сходным образом еще глоссаторы интегрировали идею laesio enormis в их общее учение о dolus <1> (а несколько позднее именно на этом фундаменте средневековые канонисты построили свое учение о laesio enormissima), что впоследствии получило критическую оценку со стороны господствующего мнения. Поэтому на протяжении столетий европейская правовая доктрина все-таки предпочитала различать (принимая во внимание названные исключения) субъективные пороки сделочной воли, такие, как error, dolus etc., с одной стороны, и объективное несоответствие встречных предоставлений в случае laesio enormis — с другой. ——————————— <1> Kalb H. Laesio enormis im gelehrten Recht: kanonistische Studien zur Lasionsanfechtung. S. 110, 112.
Не исключено, однако, что именно этого четкого разграничения стремились избежать разработчики предлагаемых изменений в отечественное законодательство, пытаясь замаскировать laesio enormis среди пороков воли, поскольку в противном случае небольшое на первый взгляд усовершенствование с большой долей вероятности натолкнулось бы на недоразумения теоретического характера: в качестве пороков сделки в современной отечественной теории гражданского права традиционно рассматриваются пороки воли, правосубъектности, формы и содержания <1>. Поэтому, по крайней мере с точки зрения общепринятой теории, такой самостоятельный порок, как несоразмерность встречных предоставлений, сегодняшней отечественной цивилистикой прямо не признается, а зарубежный опыт его учета ею практически не изучен. ——————————— —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Учебник «Гражданское право» (том 1) (под ред. О. Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации — КОНТРАКТ, ИНФРА-М, 2006. —————————————————————— <1> См., например: Гражданское право: Учеб.: В 3 т. Т. 1. 7-е изд., перераб. и доп. / Под ред. Ю. К. Толстого. М.: Проспект, 2009. С. 299 и сл.; Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 1 / Под ред. О. Н. Садикова. М.: Инфра-М, 2010. С. 201 и сл.; Гражданское право: Учеб.: В 3 т. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева. М.: ТК «Велби», 2008. С. 445.
Еще более важно то, что открытое введение laesio enormis в качестве самостоятельного правового института и общего основания оспоримости сделок привело бы к неизбежному столкновению с принципом договорной свободы, поскольку, по существу, означало бы установление его едва ли оправданного ограничения в части дополнительного контроля над содержанием договора. Хотя в связи с этим следовало бы отметит ь, что несмотря на недостаточное внимание доктрины в российском законодательстве можно отыскать примеры, когда дисбаланс предоставлений сам по себе выступает в качестве порока сделки. Так, согласно ч. 1 ст. 61.2 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» <1> (далее — Федеральный закон о банкротстве) сделка, совершенная должником в течение одного года до принятия заявления о признании банкротом или после принятия указанного заявления, может быть признана арбитражным судом недействительной при неравноценном встречном исполнении обязательств другой стороной сделки, в том числе в случае, если цена этой сделки и (или) иные условия существенно в худшую для должника сторону отличаются от цены и (или) иных условий, при которых в сравнимых обстоятельствах совершаются аналогичные сделки (подозрительная сделка). Неравноценным встречным исполнением обязательств должна признаваться, в частности, любая передача имущества или иное исполнение обязательств, если рыночная стоимость переданного должником имущества или осуществленного им иного исполнения обязательств существенно превышает стоимость полученного встречного исполнения обязательств, определенную с учетом условий и обстоятельств такого встречного исполнения обязательств. ——————————— <1> СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190.
Несмотря на то что здесь в качестве критерия оценки избран подход, не предусматривающий установления конкретной границы дисбаланса предоставлений, подобно тому как это делает § 138(1) ГГУ, в котором также иногда усматривают отголоски laesio enormis <1>, именно наличие такого дисбаланса фактически является самостоятельным основанием оспоримости. ——————————— <1> В силу названного законоположения ничтожной объявляется сделка, посредством которой кто-либо, воспользовавшись стесненностью положения, неопытностью, пороком рассудка или значительным слабоволием другого лица, выговорил взамен своего исполнения такую имущественную выгоду, которая состоит в очевидном несоответствии с этим исполнением.
Представляется, что одной из возможных причин невнимания правовой доктрины к данному основанию недействительности является то, что соответствующие положения размещены не в ГК РФ, а в специальном законодательном акте (Федеральный закон о банкротстве), имеющем применение лишь при наличии особых оснований, а следовательно, не обладающем общим характером в отношении всех без исключения гражданско-правовых сделок. С этим может быть тесно связана и другая причина «незамеченности» указанных положений: дисбаланс предоставлений в совокупности с иными предусмотренными приведенной статьей Федерального закона о банкротстве обстоятельствами в целом рассматривается как отдельное, специальное основание недействительности, именуемое не вполне удачным термином «подозрительность сделки» <1>. А поскольку данное основание применяется к тому же лишь в связи с проведением процедуры банкротства, оно не рассматривается в доктрине в числе общих пороков гражданско-правовой сделки. ——————————— <1> См., например: Головизнин А. В., Заблоцкий С. С. К проблеме оспаривания подозрительных сделок должника // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. N 7. С. 31 — 36; Комментарий к Федеральному закону «О несостоятельности (банкротстве)» (постатейный). 3-е изд., перераб. и доп. / Под ред. В. Ф. Попондопуло. М.: Проспект, 2011 (автор комментария к гл. III.1 — Д. А. Петров); Кощин В. Оспаривание сделок банкрота // ЭЖ-Юрист. 2011. N 28. С. 1, 8; Курбанов М. М. Подозрительные сделки при процедурах банкротства // Арбитражный управляющий. 2011. N 4. С. 26 — 27.
Но какими бы ни были мотивы к тому, чтобы избежать прямого установления в ГК РФ дополнительного, фактически неизвестного ранее общего основания недействительности сделки, введение предлагаемой презумпции кабальности также не является абсолютно безупречным решением и не лишено недостатков. Исходя из положений действующего ГК РФ, кабальность рассматривается в качестве порока воли и является самостоятельным основанием недействительности сделки. Поэтому для признания сделки кабальной необходимо наличие некоторой совокупности обстоятельств. В литературе и судебной практике к ним традиционно относят: 1) нахождение лица, совершающего сделку, в тяжелых обстоятельствах; 2) совершение сделки на крайне невыгодных для потерпевшего условиях; 3) причинно-следственную связь между стечением у потерпевшего тяжелых обстоятельств и совершением сделки на крайне невыгодных для него условиях; 4) осведомленность другой стороны о перечисленных обстоятельствах и использование их к своей выгоде <1>. ——————————— <1> В учебной литературе см., например: Гражданское право: Учеб.: В 3 т. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева. С. 469 и сл. (автор параграфа — А. П. Сергеев); в судебной практике: решение Арбитражного суда Свердловской области от 2 апреля 2010 г. по делу N А60-2871/2010-С2 (здесь и далее судебная практика приводится по СПС «КонсультантПлюс»); см. также: Постановления 18 арбитражного апелляционного суда от 21 июля 2011 г. по делу N А76-11563/2009, от 23 ноября 2009 г. по делу N А07-12305/2009; Постановление 2 арбитражного апелляционного суда от 28 января 2011 г. по делу N А29-6256/2010; Постановление 13 арбитражного апелляционного суда от 27 марта 2009 г. по делу N А26-4438/2008.
При этом подчеркивается, что «взятый в отдельности каждый из этих факторов не порождает недействительности сделки» <1>. ——————————— <1> См.: Постановление 10 арбитражного апелляционного суда от 29 июня 2009 г. по делу N А41-24393/08.
Отсюда презумпция кабальности в силу одного лишь несоответствия встречных предоставлений какой угодно установленной законом величины может привести к недооценке иных существенных обстоятельств, наличие или отсутствие которых имеет прямое отношение к характеристике кабальности именно как порока сделочной воли. Действительно, если задуматься, то как таковое, «взятое в отдельности», несоответствие встречных предоставлений вовсе не создает порока сделочной воли. Оно скорее не причина, а возможное следствие, внешний признак <1>, который хотя и дает повод задуматься о порочности воли, сам по себе не оказывает непосредственного влияния на процесс формирования последней. Гораздо более значительную роль здесь выполняет стечение тяжелых обстоятельств. Именно оно является тем фактором, который воздействует на процесс волеобразования, вынуждая лицо совершить сделку на крайне невыгодных для него условиях. И не принимать его во внимание было бы серьезным упущением и, по существу, шагом назад по сравнению с положением, имеющим место на сегодняшний день. ——————————— <1> Хотя, конечно же, следует иметь в виду, что дисбаланс предоставлений может иметь место и при отсутствии пороков воли.
Конечно же, учет всех обстоятельств, позволяющих говорить о наличии такого порока воли, как кабальность, вполне возможен в рамках опровержения упомянутой презумпции, ибо, как следует из формулировки проекта, сделка предполагается кабальной при несоответствии встречных предоставлений лишь постольку, поскольку не доказано иное. Однако насколько такая возможность найдет поддержку в судебной практике, неизвестно. Вполне вероятно, что на практике предлагаемое нововведение приведет к тому, что и сама кабальность будет вызывать у правоприменительных органов устойчивые ассоциации с одним-единственным определенно установленным материальным критерием — наличием дисбаланса встречных предоставлений определенной законом величины. Соответственно, при его наличии сделка автоматически будет признаваться кабальной, и наоборот. В итоге новое правило может негативным образом отразиться на интересах самих же потерпевших, для защиты которых оно, несомненно, и было предложено, так как не исключено, что суды просто будут отказывать в признании сделки кабальной при отсутствии требуемой величины дисбаланса встречных предоставлений. При таком подходе laesio enormis имеет все шансы фактически заменить собою кабальность, и о негативных сторонах подобной «подмены» уже было сказано выше. В этом смысле более осторожной выглядит формулировка, содержащаяся в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, где предлагается исходить не из презумпции кабальности, а из презумпции «крайней невыгодности сделки». Правда, здесь возникает вопрос относительно опровержимости данной презумпции. Предлагаемая конструкция на первый взгляд представляет собой praesumptio iuris, благодаря которой наличие или отсутствие того или иного юридически значимого обстоятельства признается уже в силу указания закона — по крайней мере до тех пор, пока не будет доказано обратное. Основное ее назначение, таким образом, состоит в том, чтобы распределить бремя доказывания между участниками спорного правоотношения. И поскольку данная презумпция установлена в интересах потерпевшей стороны (т. е. той, для которой сделка оказалась «невыгодной»), само собой разумеется, что в случае оспаривания сделки эта сторона, выступающая в качестве истца, освобождается от необходимости доказывания крайней невыгодности, а бремя доказывания обратного возлагается на ее контрагента (ответчика). Однако какими же средствами он может это сделать? Какими вообще критериями следует руководствоваться для того, чтобы объективно оценить, насколько та или иная сделка явилась выгодной или невыгодной? Пожалуй, единственным более или менее объективным критерием в данном случае мог бы стать экономический — соотношение встречных предоставлений, взятых в масштабе рыночных цен. Однако именно этот критерий по известным соображениям никак не может свидетельствовать в пользу ответчика. Иные же возражения последнего, в том числе и о наличии доброй воли контрагента, направленной на совершение сделки именно на тех условиях, на которых она была совершена, будут наталкиваться на обозначенную презумпцию, которая как раз и предполагает наличие обстоятельства, позволяющего поставить под сомнение безупречность сделочной воли. Поэтому следует признать, что на практике по своему действию рассматриваемая конструкция едва ли будет значительно отличаться от так называемой praesumptio iuris et de iure — неопровержимой презумпции, устанавливая которую закон прямо не допускает возможности доказывания обратного <1>. ——————————— <1> См.: Burckhard H. von. Die civilistischen Prasumtionen. Weimar: Landes-Industrie-Comptoir, 1866. S. 370 f.; Feuerlein A. W. Versuch einer neuen Theorie der Vermuthungen. [Landshut], 1810. S. 102 f.
Как бы то ни было, но, даже значительно облегчая положение истца в части доказывания крайней невыгодности сделки (фактически освобождая его от такой обязанности), наличие указанной презумпции по крайней мере не может предоставить повода избежать исследования влияния, оказанного на сделочную волю стечением крайне тяжелых обстоятельств, и не должно, таким образом, предрешая судьбу совершенной сделки, приводить к подмене кабальности искусственно возрожденным институтом laesio enormis.
