ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ ЗАЛОГОДЕРЖАТЕЛЯ КАК ОСНОВАНИЕ ПРИОБРЕТЕНИЯ ПРАВА ЗАЛОГА
Р. С. БЕВЗЕНКО
Бевзенко Роман Сергеевич, начальник управления частного права ВАС РФ, кандидат юридических наук.
Автор предлагает теоретическое обоснование недавно сформулированной ВАС РФ правовой позиции, согласно которой добросовестному залогодержателю должна предоставляться такая же защита, как и добросовестному приобретателю права собственности.
1. Долгое время вопрос о защите залогодержателя, приобретшего право залога по сделке с лицом, которое не являлось собственником заложенного имущества, о чем залогодержатель не знал и не мог знать (добросовестный залогодержатель), вообще не обсуждался в современной российской юридической литературе. Недавние публикации А. А. Маковской <1> и Д. Н. Морозова <2> (представителей судебной системы, а не академической науки) лишь усиливают ощущение того, что эти вопросы почти не интересуют научное сообщество. ——————————— <1> См.: Маковская А. А. Добросовестность участников залогового правоотношения и распределение рисков между ними // Основные проблемы частного права: Сб. ст. к юбилею д-ра юрид. наук, проф. Александра Львовича Маковского / Отв. ред. В. В. Витрянский и Е. А. Суханов. М., 2010. С. 139 и далее. <2> См.: Морозов Д. Н. О возможности приобретения права залога от несобственника // Арбитражная практика. 2011. N 7.
Такое положение дел не может не вызывать изумление, ведь проблема защиты добросовестного залогодержателя содержательно близка к проблематике защиты добросовестного приобретателя имущества от несобственника, а она в российской юридической науке обсуждается довольно активно. Кроме того, совершенно катастрофическими (для прочности залоговых отношений) являются результаты разрешения судами споров о последствиях заключения несобственником договора залога: даже беглый анализ свидетельствует о том, что сама возможность защиты залога, приобретенного добросовестным залогодержателем, судам неизвестна, а вывод о ничтожности договора залога (по той причине, что его заключил несобственник) автоматически приводит суды к выводу, что право залога не может считаться возникшим <3>. ——————————— <3> Это мнение так распространено в судах, что перечисление всех судебных актов, в которых оно высказано, займет слишком много места. Поэтому приведу лишь недавние решения: Постановления ФАС Дальневосточного округа от 27.09.2011 N Ф03-4116/2011; ФАС Волго-Вятского округа от 15.08.2011 N А43-17137/2010; Девятого арбитражного апелляционного суда от 18.01.2011 N 09АП-31503/2010 по делу N А40-166849/09-109-824; ФАС Поволжского округа от 13.04.2012 N А55-9011/2011; от 17.11.2011 N А55-22968/2010; ФАС Северо-Западного округа от 10.07.2009 N А21-4359/2008; ФАС Уральского округа от 29.04.2010 N А50-23988/2009. Несколько выбивается из этого общего ряда Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 27.11.2008 N А32-304/2007-47/14, в котором суд пришел к выводу, что залог, установленный несобственником, сохраняется у залогодержателя только до момента, пока имущество не возвращено действительному собственнику.
Как правило, логика такого рода решений проста, если не сказать примитивна: (а) распорядиться вещью может только собственник (ст. 209 Гражданского кодекса РФ; далее — ГК РФ, Кодекс), (б) в залог вещь отдать может только собственник (п. 2 ст. 335 ГК РФ), следовательно, (в) договор залога, заключенный несобственником, нарушает закон и потому эта сделка ничтожна (ст. 168 ГК РФ); (г) ничтожная сделка не порождает правовых последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью (ст. 167 ГК РФ), и потому (д) залог не может считаться возникшим. К каким последствиям приводит подобный подход? Описать их нетрудно. Во-первых, существенно увеличиваются риски залогодержателя (который чаще всего как раз и кредитовал приобретение залогодателем соответствующего имущества), а это в свою очередь влечет удорожание кредита. Во-вторых, подобный подход подталкивает залогодержателя, который не может просто положиться, к примеру, на запись о праве залогодателя в реестре прав на недвижимое имущество, к очень пристальному изучению титула залогодателя на предмет залога, что увеличивает издержки и замедляет кредит. В-третьих, описанный подход судов стимулирует участников оборота к тому, чтобы в преддверии обращения взыскания на заложенное имущество возбуждать споры (в том числе и имеющие в своей основе сговор между действительным собственником имущества и залогодателем) о наличии у залогодателя в момент установления залога права собственности на заложенное имущество, положительное разрешение которых позволит «стряхнуть» залоговое обременение и оставить кредитора без должного обеспечения. 2. Что можно противопоставить формальной логике судов, описанной выше? Прежде всего должна быть опровергнута сама мысль о том, что отсутствие собственности у залогодателя в момент установления залога непременно влечет за собой невозможность приобретения залогодержателем права залога. Невозможно отрицать правильность тезиса о том, что залогодатель по общему правилу должен быть собственником закладываемого имущества. Он основывается на идее о том, что собственнику принадлежит распорядительная власть над вещью, именно он может совершать те действия, которые влекут за собой изменение юридической судьбы вещи (переход права собственности на нее к другому лицу или возникновение обременений) <4>. ——————————— <4> В теории последствия реализации собственником распорядительной власти над вещью относят или к транслятивному правопреемству (передача права собственности другому лицу), или к конститутивному правоприобретению (когда собственник устанавливает для другого лица право на вещь с иным содержанием, чем собственность, например залог, суперфиций, узуфрукт и т. п.) (ср.: Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 320).
Удачные примеры ситуации, когда при установлении залога залогодатель не был собственником, но залог тем не менее должен считаться существовавшим, могут быть обнаружены в высказываниях римских юристов. Павел приводит такой пример <5>: ——————————— <5> D. 13.7.41. Здесь и далее перевод фрагментов Дигест приводится по изд.: Дигесты Юстиниана. В 8 т. / Отв. ред. Л. Л. Кофанов. М., 2002 — 2006.
Rem alienam pignori dedisti, deinde dominus rei eius esse coepisti: datur utilis actio pigneraticia creditori. Ты дал в залог чужую вещь, а затем стал собственником этой вещи: кредитору дается залоговый иск по аналогии.
Схожую мысль высказывает Модестин <6>: ——————————— <6> D. 20.1.22. Однако Павел опровергает Модестина, утверждая (D. 13.7.41), что:
Non est idem dicendum, si ego Titio, qui rem meam obligaverat sine mea voluntate, heres extitero: hoc enim modo pignoris persecutio concedenda non est creditori, nec utique sufficit ad competendam utilem pigneraticiam actionem eundem esse dominum, qui etiam pecuniam debet. Sed si convenisset de pignore, ut ex suo mendacio arguatur, improbe resistit, quo minus utilis actio moveatur. Иное решение следует высказать, если я оказался наследником Тиция, который заложил мою вещь без моего желания. Ведь здесь нельзя допустить для кредитора истребование залога, и во всяком случае не годится для истребования [вещи] залоговым иском по аналогии то [обоснование], что собственник [ее] тот же, кто и деньги должен. Спор между романистами о соотношении этих двух мест Дигест был довольно продолжительным и, судя по всему, склонился в пользу того, что решение Модестина является более предпочтительным. См.: Дыдынский Ф. Залог по римскому праву. Варшава, 1872. С. 66.
Si titio, qui rem meam ignorante me creditori suo pignori obligaverit, heres exstitero, ex postfacto pignus directo quidem non convalescit, sed utilis pigneraticia dabitur creditori. Если я стану наследником Тиция, который заложил мою вещь, в то время как я об этом не знал, то, конечно, просто задним числом залоговое право не приобретает законную силу, но кредитору будет дан иск по аналогии с иском относительно залога.
Правда, залогодержатель может реализовать свое залоговое право только в том случае, если он в момент установления залога считал залогодателя собственником (т. е. был добросовестным) <7>. Еще одна цитата из Павла <8>: ——————————— <7> См.: Хвостов В. М. Система римского права. М., 1996. С. 342; Дернбург Г. Пандекты. Т. 1. Ч. 2: Вещное право. СПб., 1905. С. 284. <8> D. 13.7.20.
Aliena res pignori dari voluntate domini potest: sed et si ignorante eo data sit et ratum habuerit, pignus valebit. Можно дать чужую вещь в залог с согласия ее собственника, но и если дать залог без его ведома и хозяин затем подтвердит данное действие, то залог остается в силе.
В описанных казусах довольно сильно заметно стремление к конвалидации (излечению) залоговой сделки: лицо, установившее залог, приобретает право собственности на заложенное имущество и тем самым как бы исцеляет порок этой сделки. В самом деле, констатация ничтожности залога и невозникновения залогового права у залогодержателя в данных случаях может быть основана лишь на крайнем формализме. Такое решение игнорирует то обстоятельство, что право, хотя и подчиняется формальной логике (а она здесь такова: «залог может установить лишь собственник; залогодатель не был собственником; следовательно, залог не возник»), имеет и свою собственную методологию, основанную на справедливости и целесообразности. Именно поэтому в описанных ситуациях юристы приходят к выводу, что залоговое право сохраняется. Другой пример, иллюстрирующий тезис о том, что при установлении залога собственность не является conditio sine qua non — это залог будущей вещи (т. е. такой вещи, которая будет приобретена залогодателем у другого лица в будущем). Папиниан приводит такой пример <9>: ——————————— <9> D. 20.1.1.
Conventio generalis in pignore dando bonorum vel postea quaesitorum recepta est: in speciem autem alienae rei collata conventione, si non fuit ei qui pignus dabat debita, postea debitori dominio quaesito difficilius creditori, qui non ignoravit alienum, utilis actio dabitur, sed facilior erit possidenti retentio. Но когда соглашение заключено в отношении чужой вещи, то, если залогодатель [на момент заключения соглашения] не имел в отношении нее права требования [к третьему лицу], затем, после того как должник приобрел на нее право собственности, кредитору, который [при заключении соглашения] знал, что вещь чужая, с большими трудностями будет дан [претором] иск по аналогии, но окажется более легким для владеющего [кредитора] удержание [вещи].
Марциан также высказывается в пользу действительности залога чужой вещи <10>: ——————————— <10> D. 20.1.16.7.
Aliena res utiliter potest obligari sub condicione, si debitoris facta fuerit. Передача в залог чужой вещи может быть действительна под условием [что залог вступает в силу], когда вещь сделается принадлежащей должнику.
Пример с действительностью залога чужого имущества свидетельствует также в пользу необходимости разделения договора залога (как основания возникновения залогового права) и самого залогового права. Здесь вполне уместна аналогия разделения договора купли-продажи и собственно перехода права на продаваемую вещь, который осуществляется в результате действий, с которыми закон связывает возникновение права собственности у приобретателя (передача движимости, внесение записи в реестр прав на недвижимое имущество и т. п.). Причем идея разделения может и не увязываться с необходимостью наличия специального соглашения о передаче (установлении) права на вещь, так как переход права собственности, возникновение права залога и т. п. могут быть последствием действия норм закона, которые связывают возникновение этих прав с наступлением определенных фактов <11>. Идея разделения (а) договора об установлении обеспечения и (б) момента возникновения обеспечения подтверждается и тем, что до совершения участниками обеспечительной сделки особых действий, которые сделают информацию об установлении обеспечения доступной неопределенному кругу третьих лиц (нанесение знаков, регистрация договора об обеспечении, передача владения вещью), у кредитора не возникает специальных прав, основанных на соглашении об обеспечении <12>. Именно это соображение лежит в основе концепции защиты лица, приобретшего имущество, которое было обременено непубличным залогом (т. е. таким залогом, о котором приобретатель не знал и не мог знать) <13>. ——————————— <11> Principles of European Law. Vol. 9: Acquisition and Loss of Ownership of Goods / Faber W., Lurger B. Oxford University Press, 2011. P. 445. <12> The Interaction of Contract Law and Tort and Property Law in Europe / Von Bar C., Drobnig U. Sellier, 2011. P. 337. В российской судебной практике этот тезис нашел отражение в правовой позиции Пленума ВАС РФ, сформулированной в п. 25 Постановления Пленума ВАС РФ от 17.02.2011 N 10 (подробнее об этом см.: Бевзенко Р. С. Правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в сфере залогового права: Комментарий к Постановлению Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 17 февраля 2011 г. N 10 «О некоторых вопросах применения законодательства о залоге». М., 2012. С. 91 — 96). <13> Security Rights in Movable Property in European Private Law / Kieninger E.-M. Cambridge University Press, 2004. P. 301 — 345.
Еще один случай возникновения залогового права из договора залога, заключенного несобственником: собственник знал о том, что некто отдал его вещь в залог, но промолчал об этом <14>; сохранение залога в этом случае основывается на справедливости (aequitas) <15>. ——————————— <14> C. 8.15.2: Imperatores Severus, Antoninus. Si probaveris praesidi hortos de quibus agebatur tuos esse, intellegis obligari eos creditori ab alio non potuisse, si non sciens hoc agi in fraudem creditoris ignorantis dissimulasti. <15> См.: Дыдынский Ф. Указ. соч. С. 64.
И наконец, очень любопытное высказывание Павла <16>: ——————————— <16> D. 20.1.18.
Si ab eo, qui publiciana uti potuit quia dominium non habuit, pignori accepi, sic tuetur me per servianam praetor, quemadmodum debitorem per publicianam. Если я принял [вещь] в залог у того, кто мог воспользоваться публициановым иском, так как не имел права собственности, то претор защищает меня с помощью сервианова иска таким же образом, как должника с помощью публицианова иска.
Этот казус особенно интересен тем, что здесь залог, установленный несобственником, не обосновывается ни излечением сделки, ни справедливостью. По сути, речь идет о сохранении залога, установленного лицом, которое, хотя и не является собственником по строгому праву (dominus ex iure Quiritium), тем не менее имеет защищенное господство над вещью (res sua in bonis) <17>. Д. В. Дождев оправдывает возникновение залога у залогодержателя тем, что залогодатель обладал «чисто экономической распорядительной властью» (in bonis suis esse) <18>. ——————————— <17> Это обстоятельство, по мнению Р. Гобеля, свидетельствует в пользу того, что собственность для установления залога «в общем-то не нужна», хотя он же признает, что «в отсутствие согласия собственника заложенной вещи с залогом, установленным другим лицом, залог не имеет силы» (Goebel R. J. Reconstructing the Roman Law of Real Security // 36 Tul. L. Rev. 29. 1961 — 1962. P. 46). В пользу этого же вывода свидетельствуют и рассуждения Р. Циммерманна, который, обсуждая иски о возврате имущества, переданного в залог, при отпадении обеспеченного обязательства, упоминает как виндикационный иск собственника, так и публицианов иск и кондикционный иск. Кроме того, Р. Циммерманн обращает внимание на то, что формула разработанного преторами специального иска о возврате данного в залог (actio pigneraticia) вообще не содержала в себе упоминания о том, что залогодатель, требующий возврата переданного в залог, является собственником соответствующего имущества (Zimmermann R. Law of Obligations. Roman Foundation of the Civilian Tradition. Oxford University Press, 1996. P. 221 — 222). <18> Дождев Д. В. Римское частное право. М., 1997. С. 398.
3. Однако вернемся к вопросу о залоговом праве, возникающем из договора залога, заключенного несобственником в пользу того, кто не знал и не мог знать об отсутствии собственности у залогодателя <19>. ——————————— <19> Установленное несобственником в пользу залогодержателя, знавшего об этом обстоятельстве, залоговое право (например, вор отдал в залог краденую вещь лицу, знавшему о том, что она краденая) не может признаваться и защищаться правом, так как это будет противно добрым нравам. Однако эту ситуацию не следует смешивать с описанной выше конструкцией залога будущих вещей, когда в момент заключения договора залога залогодержатель вполне осознает, что собственность на имущество еще не принадлежит залогодателю; но в момент установления залогового права на соответствующие вещи (передачи их во владение залогодержателю, наложения знаков, регистрации залогов и т. п.) залогодержатель, действуя осмотрительно, должен полагать, что имущество уже принадлежит залогодателю.
Прежде всего требуется определить: подлежит ли вообще защите право залога, установленное несобственником, имеются ли какие-либо веские политико-правовые соображения, по которым залогодержатель в подобной ситуации должен быть защищен? Положительный ответ на этот вопрос может быть обоснован следующими доводами. Во-первых, залог неразрывно связан с кредитом, подавляющее большинство залоговых сделок обеспечивают именно возврат кредита или займа. Причем даже используемая п. 5 ст. 488 ГК РФ залоговая конструкция защиты интересов продавца имущества, проданного с отсрочкой или рассрочкой платежа, также на самом деле защищает кредит, только понимаемый в широком, экономическом смысле этого слова, — кредит, оказываемый продавцом покупателю и выражающийся во временном разрыве между обменом предоставлениями по договору купли-продажи. Риск невозврата кредита имеет серьезное (хотя, разумеется, не первостепенное) влияние на ставку процента по кредиту. Иными словами, слабость или, напротив, прочность обеспечительных конструкций непосредственно сказывается на плате за кредит: чем выше вероятность, что кредитор, воспользовавшись обеспечительными правами, все-таки получит причитающееся, тем кредит дешевле, и, наоборот, чем выше риски кредитора, тем кредит будет дороже <20>. Получается, что, принимая меры по усилению юридических обеспечительных конструкций, законодатель (или суды) минимизирует риски кредиторов и тем самым создает почву для удешевления кредита. ——————————— <20> Подробнее см. прекрасное юридическое исследование вопросов стоимости кредита в кн.: Иванов О. М. Стоимость кредита: правовое регулирование. М., 2012.
Во-вторых, отказ от защиты добросовестного залогодержателя в ситуации, когда последний мог полагаться на доказательства права собственности, предъявленные залогодателем (например, запись в ЕГРП), будет подталкивать залогодержателей к очень основательной и тщательной проверке титула залогодателя. В частности, изучению должна будет подлежать вся цепочка сделок (или иных юридических действий), в результате которых потенциальный залогодатель приобрел право собственности на закладываемую вещь <21>. Разумеется, это может не просто затормозить кредит, но и вообще парализовать его. ——————————— <21> Тут вполне уместно будет вспомнить о таком юридическом изыске, как probatio diabolica.
В-третьих, нельзя забывать об оборотной экономической стороне невозврата кредитов, в том числе и тех, которые были обеспечены залогом. Банки (а именно они в подавляющем большинстве случаев являются залогодержателями), выдавая кредиты, делают это в основном за счет денежных средств, получаемых от вкладчиков. Соответственно, невозврат кредита влечет за собой неизбежные трудности, связанные с удовлетворением банком требований вкладчиков. В итоге выходит, что, защищая интересы банков-кредиторов, законодатель (или суды) не в последнюю очередь защищает и интересы их вкладчиков. Таким образом, прочность залогового права и идеология защиты кредитора теснейшим образом связаны между собой. Именно поэтому в пограничных ситуациях, когда в основании залога есть какой-то порок, но этот порок исцеляется последующими обстоятельствами дела (например, залогодатель стал собственником, собственник дал согласие на уже состоявшийся залог его вещи и т. п.), разрешение коллизии интересов собственника и залогодержателя должно осуществляться в пользу залогодержателя. Как быть в случае, когда оснований для конвалидации залоговой сделки нет (т. е. залогодатель не приобрел собственность на заложенное имущество)? И нет повода упрекнуть собственника в том, что он знал об акте обременения залогом его имущества, совершенном другим лицом, но промолчал об этом? В этом случае обоснованием защиты такого залогодержателя должны служить иные соображения, заключающиеся в первую очередь в обстоятельствах совершения сделки по установлению обеспечения. Мне представляется, что здесь в полной мере может иметь место применение идеи о том, что право должно защищать доверие участника оборота к внешним распознаваемым признакам наличия права (так называемая теория видимости права, Rechtsscheinteorie). Именно тезис о доверии легитимирующей функции владения движимостью лежит в основе наделения добросовестного покупателя, например, движимого имущества от неуправомоченного отчуждателя, владевшего проданной вещью, но не являвшегося ее собственником, правом собственности на приобретенное имущество <22>. ——————————— <22> См., напр.: Czeguhn I., Ahrens C. Fallsammlung zum Sachenrecht. Springer, 2006. S. 14, 26 (подробнее об этом см.: Эртман П. Основы учения о видимости права // Вестник гражданского права. 2011. N 4. Т. 11. С. 285 — 314; в российской литературе см.: Черепахин Б. Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Труды по гражданскому праву. С. 258 — 260; Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 1997. С. 201; Гойхбарг А. Г. Хозяйственное право РСФСР. Т. 1: Гражданский кодекс. М., 1923. С. 71; Агарков М. М. Основы банковского права. Учение о ценных бумагах. М., 1994. С. 45). Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что европейская юриспруденция знает еще несколько обоснований принципа приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя. Например, идея эстоппеля, т. е. запрета собственнику вещи, который вверил ее лицу, продавшему ее, не имея на то полномочий, ссылаться на свое право собственности в споре с приобретателем (см.: Principles of European Law. Vol. 9: Acquisition and Loss of Ownership of Goods. P. 889). Причем, на мой взгляд, достоинством этой концепции является то, что с ее помощью сразу же можно разграничить случаи, когда добросовестный покупатель приобретает собственность, а когда — проигрывает собственнику иск об истребовании; теория видимости права такого быстрого ответа не дает, она требует дополнительного обоснования возможности виндикации вещей, выбывших из владения собственника против его воли. Обоснование института приобретения от неуправомоченного отчуждателя возможно и с позиции Law & Economics, в частности с точки зрения облегчения условий торговли, стимулирования собственников к более бережному отношению к своему имуществу и т. п. (см.: Salomons A. Good Faith Acquisition of Movables // Towards A European Civil Code. 4th ed. Kluwer Law International, 2011. P. 1077 — 1081). Во всяком случае, характерно, что при подготовке Draft Common Frame of Reference рабочая группа уклонилась от выбора доктринального объяснения феномена приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя, констатировав, что введение соответствующих правил — это вопрос политического решения (Salomons A. Op. cit. P. 890).
Для недвижимого имущества легитимирующим значением обладает запись в реестре <23>, причем в зависимости от устройства регистрационной системы (позитивного или негативного <24>) запись в реестре или сама по себе создает право, отменить которое можно лишь в ограниченном числе случаев, или является знаком, видимостью права на недвижимое имущество, доверие которому также должно защищаться государством <25>. Поэтому лицо, положившееся при совершении любой сделки (не обязательно только купли-продажи) на запись в реестре, должно быть защищено возможностью ссылаться на собственную добросовестность. ——————————— <23> Эртман П. Указ. соч. С. 314. <24> Scottish Law Commission. Discussion Paper on Land Registration: Registration, Rectification and Indemnity. Edinburg, 2005. P. X, 3 — 5. <25> Тем более что регистрационной системе свойствен принцип легалитета, т. е. презумпции законности всех внесенных записей.
Разумеется, на видимость права не может ссылаться лицо, которое имеет информацию о том, что видимость права и действительная принадлежность права не совпадают. Иными словами, ссылка на видимость права не может быть доступна недобросовестному лицу. Не может ссылаться на видимость права и тот, кто, действуя разумно и осмотрительно (в пределах той осмотрительности, которая принята по условиям оборота), имел достаточные основания предположить, что видимость и действительная принадлежность права не совпадают. Таким образом, чтобы сослаться на видимость права, лицо должно доказать собственную добросовестность, т. е. что, действуя разумно и осмотрительно (так, как это принято по условиям оборота), оно имело достаточные основания положиться на видимость права — владение движимостью, запись в реестре и т. п. В отношении залогодержателя выполнение этого требования достигается теми же действиями, которые обычно совершает покупатель при проверке управомоченности продавца на продажу вещи: изучение наличия/отсутствия владения движимостью, наличия/отсутствия записи в реестре, изучение документов, свидетельствующих о правильном приобретении продавцом права собственности на имущество (для случаев совершения сделки с ценным имуществом или для случаев совершения сделки лицом, которое является особо компетентным в совершении определенного рода сделок), и т. п. Другое важное ограничение возможности ссылаться на видимость права — это возмездность сделки, при совершении которой лицо полагается на видимость права <26>. Несмотря на то, что с точки зрения теории видимости права не имеет значения, кто полагается на эту видимость — возмездный или безвозмездный приобретатель, целесообразность и справедливость требуют относиться к ним по-разному. В итоге даже германское право, которое не содержит требования возмездности для конструкции приобретения права от неуправомоченного отчуждателя, предоставляет бывшему собственнику имущества, приобретенного добросовестным безвозмездным приобретателем, возможность требовать выдачи его как неосновательного обогащения <27>. ——————————— <26> См.: Principles of European Law. Vol. 9: Acquisition and Loss of Ownership of Goods. P. 892 — 893. <27> См.: § 816 (1) (2) BGB. См. также: National Reports on the Transfer of Movables in Europe. Vol. 3: Germany, Greece, Lithuania, Hungary / Ed. by Wolfgang Faber, Brigitta Lurger. Sellier. Munich, 2011. P. 34, 75.
Вопрос о возмездности при установлении залогового права неоднозначен. С одной стороны, при установлении залога залогодержатель не осуществляет в пользу залогодателя какого-либо встречного предоставления (именно за установление залога). С этой точки зрения, разумеется, залог вряд ли может быть квалифицирован как возмездная (for value) сделка. Но, с другой стороны, в установлении залога нет ничего общего с безвозмездными (gratuitous) сделками, так как залогодатель, совершая ее, не имеет намерения облагодетельствовать залогодержателя. Напротив, совершение такой сделки приближает залогодателя к желаемой цели — получение исполнения по основному договору (в первую очередь получение кредита). При этом вряд ли имеет существенное значение то обстоятельство, был ли залог дан по собственным обязательствам (хотя в этом случае совершенно очевидна связь «установи залог — получишь кредит») или же это залог, обеспечивающий долги третьего лица. В последней ситуации также прослеживается обусловленность выдачи кредита должнику установлением залога в пользу кредитора. При этом наличие экономической связи должника и залогодателя позволяет рассматривать их (для цели оценки возмездности отношений) как одно лицо. Поэтому квалификация ситуации как получение права (залога) на безвозмездных началах решительно невозможна. И наконец, последний элемент состава, который позволяет заинтересованному лицу ссылаться на видимость права, — это обстоятельства выбытия вещи из владения собственника. Общепризнано, что вещи краденые, а также выбывшие из владения собственника против его воли не поступают в собственность добросовестного покупателя. Это положение (как и положение о запрете безвозмездному приобретателю ссылаться на видимость права) само по себе не согласуется с концепцией доверия видимости права, на что традиционно указывается в литературе <28>. Однако справедливость требует, чтобы при «взвешивании» интересов собственника, хотя и утратившего свое имущество, но не совершившего при этом каких-либо действий, которые могут быть поставлены ему в упрек, и добросовестного лица, положившегося на видимость права, поведение которого в общем-то тоже безупречно, приоритет в защите отдавался собственнику. ——————————— <28> Wielung H. J. Sachenrecht. B. 1: Sachen, Besitz und Recht an beweglichen Sachen. Springer, 2006. S. 368.
Объяснений этому выбору довольно много: это и известный принцип наименьшего зла (приобретатель хотя бы знает отчуждателя и потому может предъявить к нему иск об убытках, а собственник его не знает вовсе), и нежелание стимулировать воровство и скупку краденого, и теория распределения рисков и т. п. <29>. Важно, что, за некоторым незначительным исключением (деньги, ценные бумаги, имущество, купленное на публичных торгах или на организованном рынке), в описываемой ситуации предпочтение всегда отдается интересу собственника, а не лица, положившегося на видимость права. ——————————— <29> Salomons A. Op. cit. P. 1078.
Как представляется, описанная выше логика вполне может работать и в случае обсуждения последствий доверия залог одержателя к видимости права залогодателя: если была заложена краденая вещь, то справедливость требует, чтобы в условиях, когда каждое из лиц, участвующих в конфликте (залогодержатель и собственник), не совершало каких-либо действий, которые могли быть поставлены ему в упрек, приоритет в защите получил собственник, но не залогодержатель, пусть даже и добросовестный. Таким образом, даже беглый анализ концепции защиты видимости права свидетельствует в пользу того, что она вполне приложима к защите не только покупателя имущества от несобственника, но и залогодержателя, который, доверившись видимости права у лица, распоряжавшегося закладываемой вещью, заключал с ним договор залога. 4. Как обстоит дело с выражением этой идеи в иностранных законодательствах? Даже самый беглый взгляд на европейские правопорядки свидетельствует о том, что обсуждаемая конструкция широко распространена и общепризнана. ABGB (Австрийский гражданский кодекс) содержит правило (§ 456) о том, что если чужая движимая вещь обременяется залогом без согласия собственника, то он по общему правилу имеет право требовать возвращения вещи, но в тех случаях, когда иск о праве собственности против добросовестного владельца не имеет места, собственник обязан или возместить залогодержателю вред, или же претерпевать залог, удовольствовавшись возмещением убытков с залогодателя. BGB (Германский гражданский кодекс) предусматривает (§ 1207), что, если вещь не принадлежит залогодателю, в отношении залога соответственно действуют предписания § 932, 934 и 935 (о приобретении права собственности добросовестным приобретателем). Гражданский кодекс Нидерландов (ст. 3:238) также связывает существование залогового права, установленного несобственником, с добросовестностью залогодержателя; при этом констатируется, что залогодержатель вещей, выбывших из владения собственника против воли, не защищен. Французское, бельгийское, испанское и итальянское законодательство, содержащие принцип en fait de meuble, la possession vaut titre (в отношении движимости владение равнозначно правооснованию) (ср. art. 2279 Code Civil), предоставляют защиту добросовестному залогодержателю, опираясь на это предположение <30>. ——————————— <30> См.: Laurent F. Cours elementaire du droit civil. Vol. 4. Bruxelles, Paris, 1881. P. 169 — 170; Alpa G., Zeno-Zencovich V. Italian Private Law. Routledge-Cavendish, 2007. P. 151; Aristi R. S., Imbemon N. M. Property and Trust in Spain. Kluwer, 2011. P. 115; Васьковский Е. В. Заклад чужой вещи // Журнал Министерства юстиции. 1898. N 5. С. 127. Впрочем, в отношении французского законодательства имеется и утверждение о том, что ст. 2279 ГК Франции не распространяется на залогодержателя (см.: Chalhoub H. Study of the French Law of Security Interests on Movables. The University of Arizona, 2009. P. 19).
Особенный интерес представляет результат работы рабочей группы по составлению Draft Common Frame of Reference (своеобразного общего знаменателя гражданских законодательств стран Европейского союза). В ст. IX.-2:108 содержатся следующие правила:
IX.-2:108: Good faith acquisition of security right IX.-2:108: Добросовестное приобретение обеспечительного права (1) Even where the security provider has no right or authority to dispose of a corporeal asset, the secured creditor nevertheless acquires a security right in it, provided that: (1) Кредитор приобретает обеспечительное право, установленное в его пользу лицом, хотя бы и не имевшим права и полномочия распоряжаться движимой вещью, при условии, что: (a) the asset or a negotiable document to bearer on the asset is in the security provider’s possession or, if so required, the asset is registered in an international or national register of ownership as owned by the security provider at the time the security right is to be created; and (a) в момент установления обеспечения имущество или предъявительский документ на него находились во владении лица, предоставившего обеспечение; или, если требуется, права на имущество были зарегистрированы в международном или национальном реестре за ним как за собственником; и (b) the secured creditor does not know and cannot reasonably be expected to know that the security provider has no right or authority to grant a security right in the asset at the time the security right is to be created. (b) кредитор не знал и не мог знать, что в момент установления обеспечения лицо, его установившее, не имело права или полномочия на это. (2) For the purposes of paragraph (1)(b), a secured creditor acquiring a security right in an asset that is subject to a retention of ownership device which is registered under Chapter 3 Section 3 against the security provider is regarded as knowing that the latter has no right or authority to grant a security right in the asset. (2) Для целей параграфа (1)(b) кредитор, приобретающий обеспечительное право в отношении имущества, являющегося предметом удержания титула, которое зарегистрировано в соответствии с секцией 3 главы 3, считается знающим, что лицо, предоставившее обеспечение, не имело права или полномочия на установление обеспечения. (3) Good faith acquisition of a security right is excluded for an asset that was stolen from the owner or the person holding for the owner. (3) Добросовестное приобретение обеспечительного права исключается в случае, если имущество было украдено у собственника или лица, которому оно было вверено собственником.
Я привел лишь примеры положений, регулирующих залог движимого имущества. Однако, по единодушному признанию европейских ученых, те же принципы подлежат применению и в случае с залогом недвижимости, так как при установлении ипотеки легитимационную функцию выполняет не владение, а запись в реестре. 5. Современное российское залоговое право, к сожалению, не содержит столь же ясных предписаний относительно защиты добросовестного залогодержателя, хотя исторически (и это подтверждает Е. В. Васьковский <31>) этот принцип был не чужд даже законодательству Российской империи. ——————————— <31> См.: Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 127 — 128.
В проекте Гражданского уложения Российской империи декларировалось, что наряду с добросовестным приобретателем защищается также добросовестное лицо, в пользу которого несобственником недвижимого (ст. 7 книги третьей проекта в редакции 1902 г.) или движимого имущества (ст. 12 книги третьей проекта в редакции 1902 г.) было установлено ограниченное вещное право. Любопытно, что при установлении правил о защите лица, доверившегося видимости права, Редакционная комиссия посчитала возможным для движимых вещей сделать оговорку о том, что не подлежит защите добросовестный приобретатель права на краденую движимую вещь; а в отношении недвижимых вещей оговорки о том, что бесповоротность записи (т. е. защита лица, записанного в реестр) не наступает в случае, если запись о праве лица, распорядившегося недвижимостью, либо его предшественников была сделана на основании подлога или иного преступления (предложение сенатора И. И. Карницкого), сделано не было. Редакционная комиссия большинством голосов сочла, что такое исключение из принципа защиты лица, положившегося на данные реестра, делать не стоит <32>. ——————————— <32> Гражданское уложение. Кн. 3: Вотчинное право. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Т. 1. Статьи 1 — 174 с объяснениями. СПб., 1902. С. 36 — 37. Примечательно, что в подготовленном девятью годами ранее проекте Вотчинного устава бесповоротность все же ограничивалась случаями, когда запись в реестр была внесена на основании подлога (см. ст. 18 проекта Вотчинного устава и объяснения к ней в кн.: проект Вотчинного устава с объяснительною к нему запискою. Т. 1. СПб., 1893. С. 84 — 85).
Впоследствии эти положения в весьма сокращенном виде были заимствованы в ГК РСФСР 1922 г., в соответствии со ст. 86 которого «залогодатель должен быть собственником имущества. Если он заложил чужое имущество, соответственно, применяются ст. 59 и 60 сего Кодекса» <33>. Несмотря на не очень удачную редакцию <34> этой нормы, ее толкование было недвусмысленным и практически единодушным. Так, А. Г. Гойхбарг пишет: «В случае залога не своих, а чужих вещей залог возникает в тех случаях, в каких переходит право собственности при отчуждении вещей, не принадлежащих отчуждателю, то есть залог возникает в случае, если залогодержатель приобрел его добросовестно и если имущество негосударственное и перешло в руки залогодателя не вследствие утраты его собственником или похищения его у собственника» <35>. Б. Б. Черепахин подчеркивал, что «применение ст. 59 и 60 ГК РСФСР к залогу означает, что от добросовестного приобретателя залогового права заложенное имущество может быть истребовано только в тех случаях, когда это имущество было похищено у собственника или утеряно им… В остальных случаях добросовестный приобретатель залогового права не обязан возвращать заложенное ему имущество собственнику и по смыслу ст. 86 ГК РСФСР приобретает залоговое право на это имущество» <36>. Этого же мнения придерживались М. М. Агарков, А. В. Карасс, О. С. Иоффе <37>. ——————————— <33> Иными словами, нормы о виндикации и ее ограничении. <34> Б. Б. Черепахин подчеркивает, что некоторые ученые «совершенно игнорировали допущение нашим законом добросовестного приобретения залогового права от несобственника» (Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. С. 349). Впрочем, «игнорирование» выражалось в том, что такие авторы полагали, что данное указание Кодекса следует относить не к приобретению залогового права, а к определению правовой позиции залогодателя: если он был добросовестным приобретателем и в отношении его соблюдались условия ст. 59 и 60, то он получал собственность и поэтому залог сохранялся. Замечание довольно тонкое, но тогда непонятно, для чего при таком толковании нужно указание предложения второго ст. 86, ведь в этой трактовке залогодателем будет полноценный собственник! <35> Гойхбарг А. Г. Указ. соч. С. 91. <36> Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. <37> Литературу см. в кн.: Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву.
В ГК РСФСР 1964 г. аналогичная норма вовсе отсутствовала <38>. ——————————— <38> А. Л. Маковский, видимо, оставаясь все же в рамках правовой традиции, заложенной ст. 86 ГК РСФСР 1922 г., комментируя нормы ст. 193 ГК РСФСР 1964 г., описывает концепцию защиты добросовестного залогодержателя, хотя она, разумеется, не имеет уже никаких оснований в нормах действовавшего тогда Кодекса (см.: Комментарий к ГК РСФСР / Под ред. Е. А. Флейшиц и О. С. Иоффе. М., 1970. С. 290).
Действующий Кодекс относительно ситуации залога, совершенного несобственником, содержит следующее предписание: «В случаях, когда имущество, являющееся предметом залога, изымается у залогодателя в установленном законом порядке на том основании, что в действительности собственником этого имущества является другое лицо (статья 301)… залог в отношении этого имущества прекращается. В этих случаях залогодержатель вправе требовать досрочного исполнения обеспеченного залогом обязательства» (п. 2 ст. 354). Эта норма даже при виртуозном ее толковании <39> не дает приблизиться к желаемой цели — защите лица, доверившегося видимости права на стороне залогодателя и получившего вещь в залог. Ведь законодатель прямо говорит о том, что залог прекращается, если вещь была изъята у залогодателя. А концепция защиты добросовестного залогодержателя как раз строится на том, что залог сохраняется и тогда, когда собственник возвращает себе вещь, но она все же по-прежнему будет обременена залогом, установленным несобственником! ГК РФ же, по сути, говорит: если собственник не может истребовать имущество (потому что его владелец был добросовестным приобретателем, защищенным по ст. 302 Кодекса и потому приобретшим собственность), то залог сохраняется. Разумеется, он сохраняется, ведь он был установлен лицом, которое являлось собственником! Иными словами, требование ст. 335 ГК РФ выполнено, залогодателем являлся собственник вещи. ——————————— <39> Блестящий догматический анализ п. 2 ст. 354 ГК РФ см.: Маковская А. А. Указ. соч. С. 140 — 145.
И еще один, самый главный довод, опровергающий саму мысль о том, что Кодекс в п. 2 ст. 354 содержит намек на защиту добросовестного залогодержателя: значительное, если не подавляющее число споров между собственником, неуправомоченным залогодателем и добросовестным залогодержателем разворачивается по следующему сценарию: собственник заключает сделку, по которой право собственности переходит к залогодателю, который затем закладывает имущество. Впоследствии собственник по какой-то причине оспаривает сделку, суд признает ее недействительной и предписывает провести реституцию. При этом констатируется, что залогодатель никогда не был собственником и, стало быть, залог ничтожен (ст. 168, 335 ГК РФ). Эта ситуация — возврат собственником своего имущества не в рамках виндикации, а в рамках применения последствий недействительности сделки, никак не охватывается п. 2 ст. 354 Кодекса; положения этой статьи о прекращении (а не о ничтожности, как следовало бы говорить) залога имущества, виндицированного собственником, совершенно бесплодны и не могут стать отправной точкой для констатации наличия в нашем праве конструкции защиты добросовестного залогодержателя. Другая норма, в которой также некоторые авторы пытаются усмотреть зачатки разрешения проблемы залога, установленного несобственником, — это ст. 42 Федерального закона от 16.07.1998 N 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» (далее — Закон об ипотеке), где указано, что «в случаях, когда имущество, являющееся предметом ипотеки, изымается у залогодателя в установленном федеральным законом порядке на том основании, что в действительности собственником этого имущества является другое лицо (виндикация), ипотека в отношении этого имущества прекращается. Залогодержатель после вступления в законную силу соответствующего решения суда вправе требовать досрочного исполнения обязательства, которое было обеспечено ипотекой». Отличие этой нормы от п. 2 ст. 354 ГК РФ состоит лишь в том, что законодатель вроде бы связывает прекращение ипотеки (но не ее ничтожность!), установленной несобственником, только с вступлением в силу решения суда об истребовании имущества. Однако и это нисколько не приближает нас к достижению желаемого результата: собственник получает назад свою вещь, свободную от обременения, установленного в пользу добросовестного залогодержателя. Кроме того, остается уже описанная выше проблема защиты залогодержателя не при виндикации собственником своего имущества, а при предъявлении им иска к залогодателю о применении последствий недействительности сделки. Таким образом, приходится констатировать, что действующему российскому законодательству (в отличие от европейских правопорядков, имперского и даже советского гражданского права) институт защиты добросовестного залогодержателя неизвестен. Молчание законодателя — это полбеды, ведь его может восполнить доктрина. Но, как я уже писал, современная российская наука гражданского права, которую в лучшем случае интересуют схоластические рассуждения о том, чем предмет правоотношения отличается от объекта правоотношения, а охрана права от защиты права, описанную выше проблематику игнорирует. Все это и объясняет то бедственное положение, в котором оказывались залогодержатели в российских судах, не воспринимавших любые рассуждения о защите добросовестно приобретенного права залога. 6. Однако (как это, впрочем, часто бывает в последние годы) законодательная и доктринальная лакуна восполняется активной позицией высшей судебной инстанции, формирующей соответствующие правовые позиции при разрешении конкретных дел. Проблема добросовестного залогодержателя не стала исключением. Во второй половине 2011 г. ВАС РФ рассмотрел два дела, которые, без преувеличения, создали концепцию защиты лица, добросовестно положившегося на видимость права при установлении залога. Я имею в виду дело «Э. В. Лобанова против общества «Медтехника» <40> и дело «КИТ Финанс Инвестиционный банк против АлтайБизнес-Банка» <41>. ——————————— <40> Постановление Президиума ВАС РФ от 26.07.2011 N 2763/11. <41> Постановление Президиума ВАС РФ от 06.12.2011 N 9555/11.
Разберем их по порядку. А. Дело «Э. В. Лобанова против общества «Медтехника» (N 2763/11). Обстоятельства дела и позиция истца. Акционер закрытого акционерного общества «Медтехника» Лобанова Э. В. обратилась в Арбитражный суд города Санкт-Петербурга и Ленинградской области с иском к обществу «Медтехника» и закрытому акционерному обществу «Кавалькада» о признании недействительным заключенного между названными обществами договора купли-продажи недвижимого имущества и применении последствий его недействительности. В качестве третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований относительно предмета спора, к участию в деле привлечены общество с ограниченной ответственностью «Фаэтон-Аэро» и закрытое акционерное общество «Банк «Интеза». Исковые требования истца основывались на следующих обстоятельствах. Обществами «Кавалькада» и «Фаэтон-Аэро» было подписано двустороннее соглашение о сотрудничестве. В этом соглашении закреплено, что общество «Фаэтон-Аэро» окажет обществу «Кавалькада» содействие в приобретении зданий и сооружений; общество «Фаэтон-Аэро» вправе давать обществу «Кавалькада» обязательные для исполнения указания, касающиеся приобретения недвижимого имущества. Кроме того, в соглашении содержатся положения о том, что после приобретения недвижимости общество «Кавалькада» передаст их в залог в обеспечение исполнения обществом «Фаэтон-Аэро» (заемщиком) обязательств по кредитному договору, который будет заключен в будущем. После подписания соглашения общество «Фаэтон-Аэро» дало обществу «Кавалькада» указания о приобретении у общества «Медтехника» шести конкретных нежилых зданий и сооружений. При этом общество «Фаэтон-Аэро» являлось мажоритарным акционером общества «Медтехника», владеющим 84,8% обыкновенных акций последнего. Выполняя достигнутые в соглашении договоренности, общество «Кавалькада» (покупатель) заключило с обществом «Медтехника» (продавцом) договор купли-продажи всех шести перечисленных в указаниях объектов недвижимости. Продавец передал имущество покупателю, а переход права собственности на проданные здания и сооружения был зарегистрирован в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним. Впоследствии, как это и было предусмотрено соглашением о сотрудничестве, приобретенная недвижимость была передана обществом «Кавалькада» (залогодателем) в залог правопредшественнику банка «Интеза» (залогодержателю) по договору об ипотеке в обеспечение исполнения обществом «Фаэтон-Аэро» (заемщиком) обязательств по кредитному договору. Лобанова Э. В., владеющая 5,83% обыкновенных акций общества «Медтехника» и являющаяся его миноритарным акционером, обратилась в арбитражный суд с иском о признании договора купли-продажи недействительным и применении последствий его недействительности в виде двусторонней реституции, указав на то, что договор является сделкой с заинтересованностью, заключен с нарушением требований ст. 81 — 84 Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об акционерных обществах) — без одобрения общего собрания акционеров, является убыточным для общества «Медтехника». Довод о наличии у оспариваемого договора купли-продажи признаков сделки с заинтересованностью Лобанова Э. В. мотивировала следующим. Общество «Фаэтон-Аэро» владеет контрольным пакетом акций общества «Медтехника». При этом, по мнению Лобановой Э. В., заключив соглашение о сотрудничестве, общество «Фаэтон-Аэро» и общество «Кавалькада» образовали единую группу лиц. Поскольку покупателем по сделке выступило общество «Кавалькада», ставшее, как полагала Лобанова Э. В., в силу соглашения о сотрудничестве аффилированным лицом мажоритарного акционера продавца, договор купли-продажи является сделкой с заинтересованностью на основании п. 1 ст. 81 Закона об акционерных обществах, ст. 4 Закона РСФСР от 22.03.1991 N 948-1 «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках», п. 5 ч. 1 ст. 9 Федерального закона от 26.07.2006 N 135-ФЗ «О защите конкуренции». Позиции судов. Суд первой инстанции, отказывая в удовлетворении заявленных требований, указал на то, что приведенные Лобановой Э. В. обстоятельства не позволяют квалифицировать договор купли-продажи как сделку с признаками заинтересованности, в том числе ввиду отсутствия группы лиц. Суд апелляционной инстанции с этим выводом не согласился, признав доводы Лобановой Э. В. о совершении сделки с заинтересованностью обоснованными. Суд установил, что оспариваемая сделка в установленном порядке не была одобрена и является убыточной, поскольку имущество отчуждено по цене значительно ниже рыночной. Исходя из указанных обстоятельств, суд апелляционной инстанции признал исковые требования подлежащими удовлетворению. Суд кассационной инстанции постановление суда апелляционной инстанции оставил без изменения. Позиция Президиума ВАС РФ. С заявлением о пересмотре судебных актов в порядке надзора в ВАС РФ обратился банк, который утверждал, что судебные акты ошибочны, они затрагивают его интересы как залогодержателя спорного имущества. Президиум ВАС РФ, рассмотрев дело, счел, что судебные акты судов подлежат частично отмене по следующим основаниям. Президиум ВАС РФ признал верными выводы судов апелляционной и кассационной инстанций относительно возникновения группы лиц, состоящей из обществ «Фаэтон-Аэро» и «Кавалькада», и об аффилированности названных хозяйственных обществ, поскольку общество «Фаэтон-Аэро» выступало акционером общества «Медтехника» — одной стороны договора купли-продажи (продавца) — и владело более чем 20% его акций, а аффилированное ему общество «Кавалькада» выступило другой стороной этой же сделки (покупателем). Суды апелляционной и кассационной инстанций правильно, по мнению Президиума ВАС РФ, указали на то, что оспариваемый договор купли-продажи для общества «Медтехника» представлял собой сделку с заинтересованностью, а вывод суда первой инстанции об обратном был признан ошибочным. Так как договор купли-продажи заключен с нарушением требований ст. 83 Закона об акционерных обществах о порядке одобрения сделок, в совершении которых имеется заинтересованность, и является для общества «Медтехника» убыточным, суды апелляционной и кассационной инстанций обоснованно признали его недействительным. Далее внимание Президиума ВАС РФ сосредоточилось на последствиях признания спорной сделки недействительной. Президиум ВАС РФ признал, что ипотека, установленная в пользу банка лицом, не являвшимся собственником спорного имущества (обществом «Кавалькада»), тем не менее сохраняется. В обоснование этого вывода были положены следующие доводы: а) исходя из положений ст. 84 Закона об акционерных обществах (в том числе в редакции, действовавшей на момент заключения договора купли-продажи) с учетом п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 20.06.2007 N 40 «О некоторых вопросах практики применения положений законодательства о сделках с заинтересованностью» при рассмотрении иска о признании сделки с заинтересованностью недействительной подлежит исследованию вопрос о добросовестности контрагента акционерного общества. Сделка с заинтересованностью не может быть признана недействительной, если будет установлено, что другая сторона не знала и не должна была знать о наличии признаков заинтересованности и о несоблюдении установленного порядка совершения сделки. Поскольку в рассматриваемом случае разрешение вопроса о действительности сделки купли-продажи, послужившей основанием для регистрации права собственности покупателя (залогодателя), поставлено в зависимость от добросовестности последнего, исходя из общего принципа равенства участников гражданских отношений (ст. 1 ГК РФ) и необходимости обеспечения стабильности гражданского оборота следует признать, что залогодержатель вправе самостоятельно использовать аналогичный способ защиты своего права залога, ссылаясь на собственную добросовестность; б) спор о недействительности договора купли-продажи имущества, обремененного впоследствии ипотекой, обусловлен конфликтом интересов, возникшим внутри самого акционерного общества — продавца: между заинтересованным в отчуждении недвижимости акционером, обладающим контрольным пакетом акций, и миноритарным акционером. В случае признания залога невозникшим (в связи с тем, что договор залога, заключенный несобственником, является ничтожным) на добросовестного залогодержателя при отсутствии к тому должных оснований будут возлагаться риски последствий, связанных с нарушением обществом «Медтехника», его акционерами и органами управления при отчуждении имущества по договору купли-продажи требований, предусмотренных Законом об акционерных обществах и определяющих прежде всего внутренние взаимоотношения в обществе «Медтехника»; в) банк «Интеза», предоставляя обществу «Фаэтон-Аэро» денежные средства под залог недвижимости, полагался на записи о праве собственности другого лица — залогодателя (общества «Кавалькада») на указанные объекты в государственном реестре, которые в силу закона являются единственным подтверждением существования зарегистрированного права, пока судом не будет установлено иное (п. 1 ст. 2 Федерального закона от 21.07.1997 N 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»). В деле нет доказательств того, что банк «Интеза», принимая недвижимость в залог, знал о существовании связывающего залогодателя (общество «Кавалькада») и заемщика (общество «Фаэтон-Аэро») соглашения о сотрудничестве, которому участники соглашения придали конфиденциальный характер, включив в его текст положения о неразглашении условий договоренности третьим лицам. В деле также отсутствуют документы, свидетельствующие об осведомленности банка «Интеза» о факте владения заемщиком (обществом «Фаэтон-Аэро») контрольным пакетом акций предыдущего собственника объекта залога (общества «Медтехника»). Из материалов дела не следует, что банк «Интеза», действуя разумно и проявляя требующуюся осмотрительность, мог установить наличие признаков приобретения залогодателем объекта ипотеки по сделке с заинтересованностью; г) обоснованно признав договор купли-продажи недействительным, суды апелляционной и кассационной инстанций при применении положений п. 2 ст. 167 ГК РФ о последствиях недействительности сделки не приняли во внимание, что спорное имущество, являвшееся свободным от прав третьих лиц до исполнения договора купли-продажи, в настоящее время обременено действующей ипотекой добросовестного залогодержателя. Исходя из того, что резолютивная часть постановления суда апелляционной инстанции по настоящему делу является основанием для внесения записи в государственный реестр (п. 52 совместного Постановления Пленумов Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29.04.2010 N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»), суду в этой части постановления следовало указать не просто на возврат недвижимого имущества продавцу, но и на то, что имущество возвращается собственнику с сохранившимся обременением в виде ипотеки, чтобы постановление не вызывало затруднений при исполнении <42>. ——————————— <42> Любопытно, что при новом рассмотрении этого дела в суде первой инстанции истец утратил интерес к процессу, дважды не являлся в судебное заседание и суд оставил исковое заявление без рассмотрения (URL: http://kad. arbitr. ru/PdfDocument/12df3d0a-85c3-4835-8f34-97ac2a710e6f/A56-24071-2010_20111213_Opredelenie. pdf). Это наводит на мысль, что возможной целью процесса было «стряхивание» ипотеки с недвижимого имущества. Однако этот результат после рассмотрения дела Президиумом ВАС РФ стал невозможным.
Какие выводы могут быть сделаны из комментируемого дела? Во-первых, Суд вовсе не смутило отсутствие в действующих законах положений о защите лица, добросовестно положившегося на записи реестра о праве собственности залогодателя и потому заключившего с ним залоговую сделку. Вывод о защите такого лица был сделан Президиумом ВАС РФ на основе принципа равенства всех участников гражданского оборота (по всей видимости, имеется в виду равная защита покупателей и залогодержателей), а также публичной достоверности реестра прав на недвижимое имущество. Во-вторых, Президиум ВАС РФ подчеркнул, что такая защита доступна только добросовестному залогодержателю. В-третьих, высшая судебная инстанция обозначила и еще один критерий предоставления защиты — внесение записи о праве собственности залогодателя было осуществлено в результате согласованных действий мажоритарного акционера общества, его директора и лица, ставшего залогодателем. Иными словами, в деле имелись согласованные волевые действия (хотя впоследствии и признанные не имевшими юридической силы) собственника-отчуждателя и приобретателя-залогодателя. К сожалению, в постановлении по делу Президиум ВАС РФ не подчеркнул, что собственник лишился записи о праве собственности на свое имущество в результате собственных волевых действий. В-четвертых, Президиум ВАС РФ специально отметил, что имущество возвращается к его собственнику (в рамках применения последствий недействительности сделки с заинтересованностью), обремененное ипотекой в пользу банка, т. е. будет иметь место конструкция залога имущества третьего лица (общества «Медтехника») по долгам должника (общества «Фаэтон-Аэро»). Таким образом, в деле «Э. В. Лобанова против общества «Медтехника» Президиум ВАС РФ, следуя европейской правовой традиции, впервые в новейшей российской юридической практике предоставил защиту залогодержателю, приобретшему право залога от несобственника. В данном деле Президиум ВАС РФ, обосновывая конструкцию защиты добросовестного залогодержателя, не мог описать все ее тонкости, в частности связанные с особенностями разрешения спора между собственником заложенного имущества и залогодержателем в ситуации, когда записи, которым доверился залогодержатель (о праве собственности залогодателя), были внесены в реестр в результате подлога. Однако именно этот вопрос через полгода оказался на рассмотрении Президиума ВАС РФ. Переходим к обсуждению этого дела. Б. Дело «КИТ Финанс Инвестиционный банк против АлтайБизнес-Банка». Обстоятельства дела и позиция истца. Открытое акционерное общество «КИТ Финанс Инвестиционный банк» обратилось с иском к открытому акционерному обществу «Акционерный коммерческий банк «АлтайБизнес-Банк» о взыскании денежных средств, уплаченных по договору купли-продажи закладных. Истец обосновывал исковые требования следующими обстоятельствами. Между АлтайБизнес-Банком (кредитором), Бирюковым Ю. Е. и Бирюковым М. Е. (заемщиками) заключен кредитный договор, согласно которому банк предоставил заемщикам кредит на приобретение в собственность Бирюкова Ю. Е. квартиры. С момента регистрации права собственности Бирюкова Ю. Е. на квартиру она была обременена ипотекой в пользу АлтайБизнес-Банка, возникшей в силу закона (п. 1 ст. 77 Закона об ипотеке). Права залогодержателя по ипотеке в силу закона и по обеспеченному ипотекой обязательству удостоверены закладной. Между АлтайБизнес-Банком (продавцом) и банком «КИТ Финанс» (покупателем) заключен договор купли-продажи закладных, предметом которого в том числе является и закладная, выданная Бирюковым Ю. Е. Закладные переданы продавцом покупателю. На закладной имеется отметка о смене ее владельца с АлтайБизнес-Банка на банк «КИТ Финанс». Стоимость названной закладной уплачена покупателем продавцу. В связи с ненадлежащим исполнением обязанными по закладной лицами своих обязательств банк «КИТ Финанс» обратился в суд с иском о взыскании долга по кредиту и обращении взыскания на заложенное имущество. Решением общей юрисдикции с Бирюкова Ю. Е. и Бирюкова М. Е. в пользу банка «КИТ Финанс» взыскана основная задолженность, проценты и пени по кредитному договору, обращено взыскание на находящуюся в залоге квартиру. Однако впоследствии решением того же суда общей юрисдикции признаны недействительными договор купли-продажи спорной квартиры (покупателем по которому выступал Бирюков Ю. Е., а оплата им квартиры была профинансирована банком по кредитному договору), а также государственная регистрация права собственности Бирюкова Ю. Е. на нее в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним. Право собственности признано за муниципальным образованием «Город Рубцовск». При рассмотрении названного спора суд общей юрисдикции установил, что Бирюков Ю. Е. незаконным способом, в том числе и путем составления в марте 2007 г. задним числом фиктивного договора купли-продажи от 03.06.1996 с умершим 22.08.2005 Колосовым С. Л., подделки подписи и печати нотариуса на этом договоре, т. е. против воли действительного собственника — муниципального образования, приобретшего имущество как выморочное, завладел спорной квартирой, после чего совершал с ней многочисленные сделки купли-продажи, результатом последней сделки было приобретение квартиры самим Бирюковым Ю. Е. с использованием кредитных средств АлтайБизнес-Банка. Приговором суда общей юрисдикции по уголовному делу Бирюков Ю. Е. признан виновным в хищении чужого имущества и присвоении права собственности на чужое имущество в особо крупном размере (ч. 4 ст. 159 Уголовного кодекса РФ). В связи с изложенным истец утратил возможность обращения взыскания на заложенную квартиру. Истец полагал, что ответчик несет ответственность за уступку ему недействительного права, и потому требовал взыскания с ответчика денежных средств, уплаченных за закладную, выданную Бирюковым Ю. Е. При этом банк «КИТ Финанс» представил в материалы дела оригиналы исполнительных листов, полученных на принудительное исполнение решения о взыскании суммы кредита и обращении взыскания на заложенное имущество, а также постановления об окончании исполнительного производства и возвращении исполнительных документов, вынесенных на основании заявления взыскателя. Позиция судов. Отказывая в удовлетворении заявленного требования, арбитражные суды исходили из следующих обстоятельств. В силу п. 2 ст. 13 Закона об ипотеке закладная является именной ценной бумагой, удостоверяющей следующие права ее законного владельца: право на получение исполнения по денежному обязательству, обеспеченному ипотекой, без представления других доказательств существования этих обязательств; право залога на имущество, обремененное ипотекой. Согласно п. 2 ст. 48 Закона об ипотеке передача прав на закладную другому лицу означает передачу тем самым этому лицу всех удостоверяемых ею прав в совокупности. Владельцу закладной принадлежат все удостоверенные ею права, в том числе права залогодержателя и права кредитора по обеспеченному ипотекой обязательству, независимо от прав первоначального залогодержателя и предшествующих владельцев закладной. Суды указали, что законодательством не установлены последствия недействительности ипотеки, права по которой удостоверялись закладной, а также на то, что в соответствии с п. 2 ст. 329 ГК РФ недействительность соглашения об обеспечении исполнения обязательства не влечет недействительности этого обязательства (основного обязательства). При таких обстоятельствах суды пришли к выводу, что банк «КИТ Финанс» обладает правом требования по основному обязательству — кредитному договору, права по которому также удостоверены закладной, в связи с чем нет оснований полагать, что ему передано недействительное право требования. Кроме того, суды сослались на то, что банк «КИТ Финанс» реализовал свое право требования, в том числе и связанное с залогом, о чем свидетельствует соответствующее решение суда общей юрисдикции. Позиция Президиума ВАС РФ. По мнению Президиума ВАС РФ, при рассмотрении спора судами не учтено следующее: а) запись о праве собственности залогодателя (Бирюкова Ю. Е.) на переданную в залог Алтай Бизнес-Банку квартиру была внесена в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним в результате совершения преступления, квалифицированного судом общей юрисдикции как хищение чужого имущества. О факте внесения названной записи действительный собственник — муниципальное образование не знал и не мог знать; б) вступившим в законную силу решением суда общей юрисдикции право собственности на квартиру признано за муниципальным образованием. При таких обстоятельствах собственник похищенного и незаконно заложенного имущества должен быть защищен в том числе и от требований залогодержателя, хотя бы и действовавшего добросовестно в момент, с которым закон связывает возникновение залога; в) в целях защиты такого собственника ст. 42 Закона об ипотеке установлено, что в случаях, когда имущество, являющееся предметом ипотеки, изымается у залогодателя в установленном федеральным законом порядке на том основании, что в действительности собственником этого имущества является другое лицо (виндикация), ипотека в отношении этого имущества прекращается. Таким образом, залог на спорную квартиру прекращен в соответствии с названной нормой права <43>; ——————————— <43> Термин «прекращен» в данном случае не слишком удачен; правильнее было бы вести речь о том, что залог никогда не возникал.
г) объем прав, переданных по этому документу, не отвечает установленному законодательством объему прав, подлежащих передаче по закладной. Решение суда общей юрисдикции о взыскании задолженности вынесено и вступило в законную силу, но не исполнено, о чем свидетельствует определение судебного пристава-исполнителя об окончании исполнительного производства, вынесенное на основании заявления взыскателя. Следовательно, обязательство, возникшее из кредитного договора, не прекращено. Однако согласно п. 2 ст. 13 Закона об ипотеке закладная является именной ценной бумагой, удостоверяющей совокупность прав: право ее законного владельца на получение исполнения по денежному обязательству, обеспеченному ипотекой, и право залога на имущество, обремененное ипотекой, а согласно п. 2 ст. 48 указанного Закона передача прав на закладную другому лицу означает передачу тем самым этому лицу всех удостоверяемых ею прав в совокупности. Между тем спорный документ, поименованный «закладная», удостоверяет не совокупность прав кредитора и залогодержателя, а только право требования исполнения по денежному обязательству, в то время как право залога на имущество, обремененное ипотекой, является недействительным <44>. ——————————— <44> Здесь Президиум ВАС РФ правильно подчеркивает, что на самом деле залоговое право никогда не возникало.
В итоге Президиум ВАС РФ пришел к выводу, что продавец закладной должен нести ответственность перед покупателем. Исходя из этого дела, можно прийти к заключению, что доктрина защиты добросовестного залогодержателя ограничена случаями, когда записи, которым доверился залогодержатель, были внесены не против воли собственника; в случае же если видимость права была создана поддельными записями (о праве собственности залогодателя либо его предшественников), должен быть защищен собственник, а не залогодержатель. 7. В заключение я хотел бы сформулировать несколько выводов, которые могут оказаться небесполезными для практики, в первую очередь судебной: а) конструкция защиты залогодержателя, приобретшего право залога по сделке, совершенной несобственником, хотя и неизвестная действующему гражданскому законодательству, была введена Президиумом ВАС РФ при рассмотрении конкретных дел и потому должна считаться полноценным институтом отечественного гражданского права; б) залогодержатель недвижимого имущества сохраняет право залога даже в случае, если право собственности залогодателя будет оспорено и договор, по которому он приобрел вещь, равно как и договор ипотеки, будут признаны недействительными, если будет установлено, что залогодержатель не знал и не мог знать о том, что залогодатель не обладает правом собственности на закладываемое имущество. В такой ситуации имущество, переданное обратно собственнику, обременяется ипотекой, обеспечивающей долг должника перед залогодержателем; в) этот принцип не применяется, если будет установлено, что право собственности залогодателя или его предшественников основано на подлоге; г) добросовестный залогодержатель движимого имущества, доверившийся факту владения залогодателем закладываемой вещью, получает такую же защиту; единственное исключение из этого правила — установление залога в отношении краденых вещей, в этом случае приоритет в защите имеет собственник имущества.
