(Митина С. И.) («Международное публичное и частное право», 2006, N 5)
ДИНАСТИЧЕСКОЕ ПРАВО В РЕГУЛИРОВАНИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ ЭЛЛИНИЗМА
С. И. МИТИНА
Митина С. И., кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого (НовГУ).
В политической жизни Древнего мира в целом и эллинистического общества в частности немаловажное значение имела практика установления династических связей. Этот универсальный для всех времен и народов инструмент дипломатии весьма широко использовался всеми без исключения эллинистическими государствами. Причем именно эта сторона политико-правовой жизни греко-македонских династий дает наиболее обширный материал для анализа, выявления причинно-следственных связей и формулировки выводов. Недаром ей посвящены самостоятельные исследования <1>. ——————————— <1> Seibert J. Historische Beitrage zu den Dynastischen Verbindungen in Hellenistisschen Zeit. Wiesbaden, 1967.
Исходные принципы династической политики в эллинистических царских домах современные исследователи зачастую возводят к Филиппу II Македонскому. Ф. Шахермайер объясняет это тем, что Александр Великий был довольно небрежен в вопросах семейных отношений <2>. Поэтому не было никакой возможности определить ориентиры во внутрисемейных делах формировавшихся династий по его личному примеру. Р. М. Эррингтон прямо указывает, что Александр оказался не способным создать систему преемственности власти, пригодную для использования его непосредственными наследниками <3>. ——————————— <2> Шахермайер Ф. Александр Македонский / Пер. с нем. М., 1984. С. 352 — 353. <3> Errington R. M. Geschichte Makedoniens: Von den Anfangen bic zum Untergang des Konigreeches. Munchen, 1986. S. 152.
С точки зрения истории права интересна сама правовая процедура заключения династических браков, особенно между представителями ведущих эллинистических держав. Какие юридические акты опосредовали заключение браков царей с иностранными принцессами? Э. Бикерман считает, что брачные договоры составлялись заранее, и в них обязательно включались пункты о приданом <4>. Однако в источниках слишком редко встречаются упоминания о формальной стороне брачных договоренностей. Надо учитывать, что многие брачные союзы заключались под влиянием конкретной политической ситуации, не всегда дававшей время и возможности для скрупулезного оформления соответствующих договоров. Существовали ли пространные брачные контракты, в письменном виде фиксировавшие не только правовой статус приданого, но и будущее самой невесты и детей, рожденных ею, сказать трудно. Прямых ссылок на наличие таких документов нет. Существуют в основном лишь косвенные указания на ту или иную договоренность между сторонами при заключении брака. Так, в брачном договоре Антиоха II и Береники предусматривалось, что дети, которые родятся от этого брака, будут наследниками престола. ——————————— <4> Бикерман Э. Государство Селевкидов / Пер. с франц. М., 1985. С. 30.
Э. Бикерман вполне точно определяет патримониальные отношения между династиями как «брачные дела». Действительно, желание использовать институт брака как инструмент политики всегда и во все времена наряду с положительными моментами вносило и значительную сумятицу в международные отношения. К тому же трудность заключается в том, как отмечает исследователь, что грекам было чуждо наше понимание развода. Брак им представлялся свободным союзом. Если муж не изгонял жену из дома или она не покидала его, брак продолжался <5>. ——————————— <5> Bengtson H. Die Diadochen. Die Nachfolger Alexanders des Grosen. Munchen, 1987. S. 78; Бикерман Э. Указ. соч. С. 26.
На первый взгляд царские браки не отличаются фундаментально от браков простых граждан: тесть и зять заключали соглашение, из которого следовало, что отец отдает дочь, сопровождаемую приданым. Эта схема была действительна во время диадохов даже для царей, которые практиковали многобрачие; то есть новое брачное обязательство не вынуждало их отвергать одну или несколько предыдущих супруг. Правда, например, Лагиды отдавали предпочтение моногамии, исключения из которой в их семье были редки. В 324 г. до н. э. на свадьбе в Сузах Птолемей сочетался браком с персидской принцессой, однако историю продолжения этого брака мы не знаем. В 321 г. до н. э. он женился на Эвридике, дочери Антипатра. В это время он уже фактически осуществлял царскую власть, признанную другими диадохами. Это дает основание даже современным исследователям расценивать в качестве законного царского брака именно второй, заключенный Птолемеем после обретения им фактически царского положения. Новый брак с дочерью Антипатра имел политический смысл для обеих сторон. Ничего не известно о приданом Эвридики, но нет оснований сомневаться, что оно было. Однако это была не провинция, а нечто другое <6>. ——————————— <6> Vatin C. Recherches sur le mariage et la Condition de la femme Mariee l’epoque Hellenistique. Paris, 1970. P. 62 — 63.
Невеста прибыла в Египет, сопровождаемая роскошным экипажем, и была официально передана супругу. Таким образом, видны два акта, имеющие юридическое значение: соглашение, заключенное между Птолемеем и Антипатром, и торжественная передача супруги на руки царя. Эвридика была, очевидно, единственной законной женой Птолемея до 287 г. до н. э., когда он отверг ее ради брака с Береникой. Со смертью Антипатра прежний союз не имел больше политической ценности и мог быть расторгнутым без риска. Поэтому, когда несколькими годами позже появилась потребность в политическом сближении с Македонией ради сдерживания честолюбивых намерений Селевка I, Птолемей II устанавливает связи с Лисимахом, сочетаясь браком с его дочерью Арсиноей. Брак был заключен примерно по тем же правилам, что и у Птолемея I с Эвридикой. Арсиноя так же торжественно была сопровождена в Египет. Когда же она была отвергнута, как и Эвридика, то продолжала пользоваться уважением, сохраняя в своем Коптском княжестве даже царское звание. Можно ли из этого заключить, что она не была отвергнута формально и что брак оставался действительным? Скорее всего, нет. Желание мужа расстаться с прежней женой ради вступления в новый брак являлось достаточным основанием для расторжения предыдущего брака. Особенность положения Арсинои объясняется необходимостью бережного обращения с матерью законных наследников царской власти. Такая же классическая форма царского греческого брака повторно появилась в Египте только через столетие. Речь идет снова о союзе, основанном на политической необходимости, который должен был ограничить негативные последствия поражения, понесенного египтянами от Антиоха III на поле битвы при Панионе. Антиох же стремился к сближению династий, предвидя борьбу против Рима. Юный Птолемей V уже в возрасте тринадцати — четырнадцати лет был официально признан совершеннолетним. Таким образом, нет оснований сомневаться, что он мог заключить контракт с Антиохом в 196/195 г. до н. э., который составил юридическое основание брака. Трудно сказать, шла ли речь просто о принципиальном согласии или, собственно говоря, о контракте как формализованном юридическом документе, фиксирующем участие в договоренности обеих заинтересованных сторон. Во всяком случае, подписание контракта само по себе еще не означало того, что брак состоялся. Точно известно, что имелось предварительное соглашение и что брак между Птолемеем V и Клеопатрой I был заключен двумя или тремя годами позже в Рафии в присутствии отца невесты Антиоха III. Его непосредственное участие в свадьбе дочери, без сомнения, придавало более церемониальный характер всей процедуре, чем передача невесты будущему супругу родственником, другом или послом. Весьма интересно свидетельство Полибия, который описывает юридическую договоренность между Птолемеем VI и Антиохом IV. У слова «homologia», использованного Полибием, точный и специализированный смысл. К. Ватин даже сравнивает его с соглашением, заключенным Писистратом и Мегаклом, которое приводится у Геродота. Это соглашение между тестем и зятем составляло главное основание брака. Его контекст показывает, что оно включает условия, которые интересуют только мужчин. Они носят исключительно политический характер. Из текста Полибия ясно, что, если верить египтянам, между Птолемеем и Антиохом также имелось соглашение homologia, включавшее передачу Келесирии в качестве приданого за Клеопатрой (Polyb. XXVIII. 20. 3 — 10), в то время как второй учредительный юридический акт, касающийся заключения брака, подразумевал передачу супруги в руки мужа. Если ссылаться на деловой язык делопроизводства египетских канцелярий, получается, что homologia gamou — это прежде всего акт, которым муж признает, что получил приданое. То есть в нем говорится, что жених и его сопровождающие встретили невесту с ее сопровождающими и приданым, содержание которого тут же перечисляется. Кроме того, упоминается, что приданое предоставлено в обмен на обязательство заключения контракта о совместной жизни <7>. ——————————— <7> Ibid. P. 66.
Полибий рассказывает, как к Антиоху IV во время его вторжения в Египет прибыли с посреднической миссией по просьбе Птолемея послы от ахейцев, афинян, милетцев, которые старались примирить враждующие стороны, напоминая, в том числе и о родственных узах династий. Однако Антиох отверг факт состоявшегося, по словам александрийцев, соглашения между недавно умершим Птолемеем Эпифаном и Антиохом III, в соответствии с которым Птолемей должен был получить в приданое Келесирию, когда брал в замужество Клеопатру, дочь Антиоха III и мать нынешнего египетского царя Птолемея Филометора (Polyb. XXVIII. 20. 8 — 10). Об этом приданом есть короткое упоминание у Аппиана. Он сообщает, что Антиох III, зная, что надо скрывать свои намерения относительно войны с римлянами, предусмотрительно связал браками близких ему царей: в Египет Птолемею он послал Клеопатру, имевшую прозвище Сира, в качестве приданого отдав Келесирию, которую сам отнял у Птолемея (App. Syr. 5). Видимо, позже Антиох IV попытался разрешить очевидную коллизию между нормами, определяемыми патримониальными отношениями, и «правом войны». Последнее на тот момент было более приемлемо для урегулирования ситуации в нужном для царя варианте. Благодаря этому примеру видно, что договором о получении приданого, как правило, был связан зять, а не тесть. Передача Келесирии является в таком случае последствием контракта, а не его предметом, целью. С одной стороны, создается впечатление, что в силу этого контракта Антиох обязан уступить Келесирию. Но, с другой стороны, получается, что именно Птолемей, принимающий Келесирию, обещает Антиоху III сочетаться браком с его дочерью Клеопатрой. Естественно, что с юридической точки зрения такой акт был бы политическим абсурдом. Однако К. Ватин рискует оказаться лицом к лицу с политическим абсурдом. Он считает позицию Полибия довольно странной, когда тот говорит об обязательстве Птолемея по отношению к Антиоху: «…он должен был получить в качестве приданого Келесирию». Иначе говоря, египтяне, которые требуют эту провинцию двадцатью пятью годами позже, не способны предъявить контракт, который включает обязательства и со стороны Селевкида, они могут только обратиться к тексту, где, формально, именно царь Египта возлагает на себя таковое. Они приписывают документу содержание, которого не может быть. Тогда лучше понимается позиция Антиоха IV, которая не отрицает существования любого homologia, но только не того, на котором настаивают египтяне, и у которой нет никакого смысла. Надо принять в расчет двойную природу этого контракта, юридическую и политическую. Антиох III вел переговоры с Египтом после военной победы, когда Птолемей V был еще только ребенком. Селевкид мог легко навязать свои условия, и он сумел вместо двусмысленных формальных обещаний брака взамен приданого получить конкретное обязательство заключения брачного союза со стороны Птолемея. Птолемей был связан, как если бы он встретил приданое. Антиох же не был связан ничем, кроме морали. Позиция египтян в 170 г. до н. э. также имеет свое объяснение: они основываются не на самом homologia, а на обещании приданого, которое в нем содержится и которое заменило реальное приданое. Антиох IV же исходит из того, что homologia связывала Птолемея Эпифана, и никого другого. Если он сам под этим подписался взамен призрака провинции, тем было хуже для него и для Египта. Вероятнее всего, что Птолемей Эпифан никогда не располагал Келесирией, именно так и следует интерпретировать текст Полибия. Формально он делает намек только на военное завоевание провинции Антиохом III. К. Ватин находит выражение Полибия: «пользуясь своим положением сироты», относящееся к Птолемею Эпифану, применимым в качестве доказательства мошенничества молодого царя, так как Египет в результате брака пытается возместить провинцию. Однако ясно, что брак не аннулировал результатов завоевания. Возникает вопрос: был ли налицо в 196 г. до н. э. или во время заключения брака формальный контракт, включавший имя Антиоха III и Птолемея V? Согласно Полибию, египтяне обращались в 170 г. до н. э. к homologia, заключенному в момент самой брачной процедуры, то есть в Рафии в 194 — 193 г. до н. э. Надо иметь в виду другую юридическую формальность, договор о супружеском сожительстве, который брачному контракту предшествовать никак не мог. Впрочем, Полибий и не подтверждает гипотезы контракта (Polyb. XVIII. 51). Соглашение царей изначально было исключительно дипломатического характера и не составляло юридического основания последующего брака. Ничто не доказывает также и наличия договора о супружеском сожительстве, который уточнил бы права и взаимные обязанности супругов <8>. ——————————— <8> Ibid. P. 69; ср.: Бикерман Э. Указ. соч. С. 30.
Таким образом, при заключении браков между Селевкидами и Птолемеями одно время четко прослеживалась закономерность, в соответствии с которой прибыль от патримониальной сделки принадлежала стороне, отдающей женщину, а не тому, кто ее получает. Брак Антиоха II с Береникой стал последствием временной гегемонии Египта. Затем Антиох III воспользовался своими военными успехами, чтобы заставить сочетаться браком Птолемея V со своей дочерью Клеопатрой. Позже опять египтяне взяли инициативу в свои руки: Птолемей VI Филометр во время восстановления могущества Египта навязал брак со своей дочерью Клеопатрой Теей селевкидскому царю Александру Бала. Можно, конечно, считать спорной принципиальную параллель между «королевским» браком и «мещанским» браком. Но если свидетельства о браке для царских союзов действительно составлялись, то следует допустить, что они должны были быть выражены в духе законов, регулирующих отношения между простыми гражданами. Проблема возникает, когда речь заходит о межгосударственных брачных соглашениях. Вряд ли даже для одного царства на протяжении его истории схема заключения брачных договоров оставалась неизменной. Все зависело от смены партнеров, некоторые из которых, как Селевкиды, были почти постоянными, другие становились таковыми в силу политической необходимости. Менялось даже внутреннее содержание брака. Изначальное юридическое доминирование мужчины, характерное для греческих патримониальных отношений, со временем утрачивает свою незыблемость под давлением опять же политической необходимости. Так, для брака Клеопатры II и Птолемея Евергета II, заключенного в 146 г. до н. э., характерно преобладающее положение женщины. Клеопатра II к тому моменту уже была царицей, и этот брак был ей навязан как компромисс, чтобы избежать гражданской войны. Оба супруга, таким образом, оказались равны и заключили взаимное обязательство. Нет необходимости в приданом для женщины, которая является царицей Египта и которая собирается ею оставаться. Единственным юридическим основанием в таком браке, по всей видимости, является проявленное обоими супругами желание жить вместе как царь и царица Египта. Таким образом, царские браки Египта не могут быть объяснены каким-то единым правилом. С начала основания династии принцип традиционного греческого брака с иностранной принцессой уже был расшатан разводом Птолемея Сотера с Эвридикой. Как видим, браки Птолемеев не могут быть объяснены простым и единственным правилом. Селевкиды же изначально придерживались противоположной политики в семейных делах и широко использовали установление брачных отношений для налаживания связей с внешнеполитическими партнерами. Селевкидскими царицами становились отнюдь не только представительницы царских домов Македонии и Египта. Известно, что уже Селевк I заключил во время своего азиатского похода брачный союз с индийским царем Чандрагуптой. Правда, источники по-разному объясняют суть этого союза. Страбон просто говорит, что Селевк вернул Чандрагупте земли арианов, когда-то отнятые Александром Великим, и заключил с индийским царем соглашение о взаимных браках (Strab. XV. II. 9). То есть речь могла идти о формальной договоренности по поводу возможных совместных браков двух династий. Аппиан же как будто бы говорит о некоем конкретном брачном союзе: «…перейдя реку Инд, он воевал с царем живущих по берегу этой реки индийцев, Андрокоттом, пока не заключил с ним дружбы и брачного союза» (App. Syr. 55). Ю. Зайберт объясняет брачную политику Селевка, во-первых, стремлением создать видимость продолжения привычной для азиатов Ахеменидской династии, во-вторых, желанием сохранить связь с Македонией, что обеспечивало поддержку македонских подданных <9>. ——————————— <9> Seibert J. Das Zeitalter der Diadochen. Darmstadt, 1983. S. 172.
Первоначально юридическое основание браков Селевкидов строилось на основе греческой традиции путем соглашения между женихом и отцом невесты. Но, как считает К. Ватин, сомнительно, чтобы эта схема осталась незыблемой. Эти сомнения связаны с тем, что нехватка доказательств в виде письменных контрактов может быть свидетельством их устного характера. Плутарх, описывающий брак Селевка I и Стратоники, настаивает на передаче молодой женщины на руки ее будущего супруга: отец и мать, Деметрий и Фила, старались сопровождать ее до самой Сирии. Правда, у Деметрия для этого были особенные политические причины, он стремился провести переговоры с Селевком. Маловероятно, чтобы он совершил путешествие только ради заключения брачного договора. Но, что бы там ни было, торжественная передача девушки ее супругу состоялась <10>. ——————————— <10> Vatin C. Op. cit. P. 90 — 91.
Брак Антиоха II и сестры Птолемея Эвергета Береники был серьезной династической сделкой. В то время победоносные Птолемеи навязали свое господство Селевкиду, которому волей-неволей пришлось отказаться от первой супруги Лаодики. Брак с Береникой был подготовлен заранее, о чем свидетельствует дата развода с Лаодикой 254 г. до н. э., при том, что Береника прибыла в Сирию лишь весной 252 г. до н. э. Надо допустить, таким образом, предварительное соглашение о браке, в ходе заключения которого была оговорена сумма приданого. Вероятно, оно было весьма значительным, так как принцесса получила прозвище «Рhernophore» (Приносящая приданое). Однако источников, свидетельствующих об этой сделке, нет. История сохранила лишь память о пышном церемониале, которым принцесса сопровождалась до ее нового царства. При ее кортеже находились министр египетского двора Аполлоний и птолемеевский лейб-медик Артемидорос, по письму которого датируется момент заключения брака и мирного договора между Селевкидами и Птолемеями <11>. Возможно, предварительное соглашение носило исключительно дипломатический характер. Но о том, что акт заключения брака как раз и представлял собой торжественную передачу невесты, говорит присутствие упомянутого уполномоченного птолемеевского двора. ——————————— <11> Gehrke H-J. Geschichte des Hellenismus. Munchen, 1990. S. 200 — 201.
Следует сразу упомянуть, что подобная церемониальная практика не исключала активного участия в ней представителей третьих государств, желавших подчеркнуть свои союзнические отношения с династиями, заключавшими брачный союз. Так, Родос, стремясь поддержать весьма шаткое политическое равновесие в регионе после поражения Филиппа V от римлян, принял непосредственное участие в брачной церемонии нового македонского царя Персея с селевкидской принцессой. Родосцы проводили на своих кораблях невесту к Персею, за что получили от него дары в виде корабельного леса и золотых головных уборов для гребцов (Polyb. XXV. 4. 7 — 10). При этом они прекрасно понимали, что подвергают серьезной опасности отношения с Римом, который одинаково неприязненно относился и к Селевкидам, и к Антигонидам. Однако желание сохранять хорошие отношения с главными торговыми партнерами пересилило опасения, и родосцы с должным благочестием довели дело до конца. Оценивая в целом значение династических отношений в истории эллинистического общества, Р. Салливан подчеркивает, что именно тысячелетняя традиция смешанных браков, позаимствованная эллинистическими монархами у Востока и связавшая все ведущие династии, обеспечивала долгое время стабильность больших империй. В конечном счете «отростки» царских династических линий пережили присоединение к Риму, чтобы стать уже в рамках нового государства губернаторами, консулами, обеспечивая ту же самую стабильность своих областей, которую в свое время поддерживали их предки <12>. ——————————— <12> Sullivan R. D. Near Eastern Royalty and Rome, 100 — 30 B. C. Toronto ets., 1990. P. 14 — 15.
Практика династических и наследственных отношений в эллинистический период, весьма бурно развивавшаяся, позволила выработать новые подходы к разрешению международных конфликтов, заключавшиеся в формализации брачных и сопутствующих им договоров, в разработке процедур определения порядка престолонаследования, прав наследодателя и наследника в отношении целых государств. Включение Рима в политику региона, с одной стороны, привело к постепенному свертыванию межгосударственных династических отношений, но, с другой стороны, даже стимулировало появление новых форм преобразования правового статуса целых государств не за счет военной экспансии, а в результате реализации договорных обязательств. Таким образом, династические и наследственные отношения эпохи эллинизма послужили благодатной почвой для развития регуляторов международных отношений и особенно процедур их реализации.
