СООТНОШЕНИЕ ВЕЩНЫХ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ
ПРИ ПРОВЕДЕНИИ БАНКРОТСТВА
К. Б. КОРАЕВ
Кораев К. Б., аспирант кафедры коммерческого права Санкт-Петербургского государственного университета.
Деление гражданского правоотношения на вещное и обязательственное является традиционным. Оно пронизывает всю систему гражданского законодательства, предопределяя его внутреннюю структуру. Суть указанной классификации есть отграничение вещных правоотношений от обязательственных, с одной стороны, и выявление механизма их взаимодействия, с другой стороны.
Вопрос о дуализме гражданского правоотношения является в литературе дискуссионным. В зависимости от его решения в науке гражданского права сформировались следующие точки зрения по данной проблеме:
1) гражданское правоотношение делится на вещное правоотношение, относящееся к числу абсолютных, и обязательственное правоотношение, относящееся к числу относительных [1];
2) деление гражданского правоотношения на вещное и обязательственное не имеет смысла, так как отсутствует основание для такой классификации [2];
3) помимо вещных и обязательственных правоотношений существуют так называемые смешанные правоотношения, обладающие свойствами обеих групп [3].
Из вышепредставленных конструкций наиболее оправданной нам представляется последняя. При этом особенно следует отметить, что представители указанного мнения в рамках данной классификационной системы выделяют не только вещные и обязательственные правоотношения, но и смешанные. Под последними, как правило, понимают гражданское правоотношение, возникающее в результате проникновения элементов вещных правоотношений в обязательственные и наоборот.
При изложении проблемы соотношения вещных и обязательственных правоотношений при проведении банкротства мы будем придерживаться теоретической модели, допускающей существование смешанных правоотношений.
Исследуемый в настоящей статье вопрос имеет важное практическое значение. Правильное отграничение вещных отношений от обязательственных будет способствовать правильному выбору института гражданского права, регулирующего соответствующие отношения.
Соотношение вещных и обязательственных правоотношений при проведении банкротства включает в себя такие вопросы, как вопрос о правовой природе договора, лежащего в основе уступки прав требования должника, осуществляемой в ходе внешнего управления и в ходе конкурсного производства, вопрос о правовой природе залоговых отношений при проведении банкротства.
В качестве одной из мер восстановления платежеспособности должника (ст. 112 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» [4]) или обращения имущества должника в денежную массу, с целью соразмерного удовлетворения требования кредиторов (ст. 140 Закона 2002 г.), Закон предусматривает институт уступки прав требований должника.
Указанному институту законодатель посвящает две отдельные статьи Закона 2002 г. (ст. 112 и 140). При этом следует отметить, что в ст. 112 и 140 уступка права требования должника выступает в качестве средства, посредством которого арбитражный управляющий осуществляет достижение целей процедур банкротства, в рамках которых они реализуются. Так, в процессе внешнего управления внешний управляющий применяет цессию с целью восстановления платежеспособности должника, а в течение конкурсного производства — в целях обращения имущества должника в денежные средства, для соразмерного удовлетворения требований кредиторов.
Однако, несмотря на различие целей, для достижения которых используется уступка прав требований должника, она осуществляется на основании договора купли-продажи. Как представляется, использование данного вида договора не соответствует общему смыслу гражданского законодательства, регулирующего институт уступки права требования.
Какова же правовая природа договора, лежащего в основе уступки прав требований?
Данный вопрос является в юридической литературе дискуссионным. В зависимости от того, как поставленную проблему решали авторы, в науке сформировались две точки зрения. Согласно первой передача прав требований происходит в рамках гражданско-правовых договоров, имеющих своим предметом имущество (договор купли-продажи, дарения и т. д.) [5]. Представители второго направления, напротив, полагают, что переход обязательственных прав одного лица к другому происходит на основании соглашения об уступке прав требований, допуская при этом возможность субсидиарного применения к указанным договорам положений, регулирующих гражданско-правовые договоры, предметом которых является имущество [6].
Проблема правовой природы договора, в рамках которого происходит передача права требования, тесно связана с вопросом о соотношении вещных и обязательственных правоотношений. В качестве случая проникновения элементов обязательственного правоотношения в вещные правоотношения, в результате чего образуется смешанное правоотношение, в литературе называется конструкция «право на право», которая берет свое начало со времени классического римского права.
Суть указанной теоретической конструкции сводится к возможности существования у лица на праве собственности обязательственного права.
Однако вопрос об объекте права собственности является в литературе спорным. Причина указанной неопределенности связана с отсутствием легальной дефиниции понятия «имущество», содержащегося в ст. 209 ГК РФ. Это дает возможность некоторым авторам расширительного толкования данного термина, путем включения в его состав не только вещи, как предмета материальной действительности, но и права.
Наиболее уязвимым местом мнения, допускающим договоры, предметом которых является имущество, в качестве основания уступки права требования, является то, что «купля-продажа — это сделка о переходе права собственности на вещь… Следовательно, говорить о покупке (продаже) права можно только в переносном смысле, тогда как в собственно юридическом смысле следует говорить о передаче или уступке права. Отчуждение права, писал Г. Ф. Шершеневич, есть добровольная уступка места активного субъекта определенному лицу. Продавать и покупать… можно только вещи» [7]. Указанное противоречие, как правило, исследователями преодолевается посредством использования конструкции «право на право».
Однако, как показывает анализ современного законодательства, данная конструкция является для него чуждой. Во-первых, в разделе II «Право собственности и другие вещные права» ГК РФ не только не говорится об имущественном праве как объекте права собственности, но и не содержится ни одной нормы, устанавливающей особенности его вещно-правового режима. Во-вторых, система гражданско-правовых норм построена исходя из признания в качестве объекта права собственности вещи как предмета материальной действительности [8]. Между тем следует признать, что вышеприведенная позиция также является результатом систематического толкования норм ГК РФ, а не основана на конкретных положениях гражданского законодательства. В связи с чем представляется целесообразным, если бы в указанном споре точку поставил законодатель. Это возможно при помощи уточнения термина «имущество», содержащегося в ст. 209 ГК РФ. Полагаем, что правильнее будет определить понятие имущества как материальную вещь.
О возможности применения к цессии договора купли-продажи прежде всего свидетельствует правило п. 4 ст. 454 ГК РФ, согласно которому положения, предусмотренные § 1 гл. 30 ГК РФ, применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав. В литературе данное положение закона понимается по-разному. Одни авторы полагают, что в указанном случае законодатель только лишь распространяет правила о купле-продаже на случай возмездного отчуждения имущественных прав, которые, в свою очередь, составляют предмет самостоятельного договора. Другие, напротив, считают, что согласно п. 4 ст. 454 ГК РФ имущественное право является предметом договора.
Из указанных выше мнений представляется правильным первое. Договор купли-продажи, суть которого есть переход права собственности от одного лица к другому, не может лежать в основе уступки права требования, поскольку современное гражданское законодательство не признает в качестве объекта права собственности имущественное право и не основывается на теоретической модели «право на право».
Таким образом, из сказанного выше следует, что переход права требования от одного лица к другому осуществляется в рамках обязательственных правоотношений, а не смешанных. Это значит, что лицо, приобретающее обязательственное право, становится в силу цессии на место старого кредитора, а не приобретает право собственности на данное право.
В ст. 112 и 140 Закона 2002 г. в качестве договора, лежащего в основе уступки прав требований должника, прямо называется договор купли-продажи. Однако, как было показано выше, такое законодательное решение не соответствует общему смыслу гражданского законодательства, поскольку в данном случае допускается необоснованное смешение элементов вещных правоотношений в обязательственные отношения, в рамках которых должна осуществляться уступка прав требований должника.
Анализ действующего законодательства показывает, что широко распространенные сделки, связанные с отчуждением имущественных прав, не находят своего должного правового регулирования. Об этом свидетельствует следующее. Во-первых, ГК РФ не предусматривает специального договора, регулирующего общие вопросы передачи имущественных прав. Во-вторых, существующее правовое регулирование указанного вопроса характеризуется непоследовательностью и отсутствием единого теоретического подхода к данной проблеме. Так, в ст. 572 ГК РФ имущественное право прямо называется предметом договора дарения; гл. 31 ГК РФ не только называет право своим предметом, но также не предусматривает возможность применения его положений к случаям мены, предметом которых является имущественное право; Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» [9] и Патентный закон РФ [10] предусматривают специальные договоры, лежащие в основе передачи (а не продажи) имущественных прав, Закон 2002 г. в качестве договора, лежащего в основе цессии, называет договор купли-продажи.
В связи со сказанным думается, что с целью повышения эффективности правового регулирования цессии необходимо предпринять следующие меры. Во-первых, предусмотреть в ГК РФ специальный договор, лежащий в основе передачи имущественных прав. Данный договор должен прежде всего отражать специфику имущественных прав как идеального объекта гражданского права. Во-вторых, поскольку современное законодательство предусматривает специальные случаи регулирования передачи имущественных прав, постольку общие правила данного договора должны применяться к отдельным видам договора цессии, если иное не предусматривается правилами указанных видов договора. В-третьих, так как по своей правовой природе уступка права близка к сделкам по передаче вещи в собственность, то допустима возможность субсидиарного применения правил договоров, предметом которых является имущество, если иное не вытекает из содержания или характера указанных прав.
Соотношение вещных и обязательственных правоотношений при проведении банкротства затрагивает вопрос о правовом режиме залоговых отношений. Данное правоотношение наиболее ярко характеризует процесс взаимодействия вещных и обязательственных отношений. При этом указанное взаимодействие является настолько тесным, что, по меткому замечанию Л. Г. Ефимовой, «порой трудно однозначно определить, какое перед нами право: вещное с элементами обязательственного или, наоборот, обязательственное с элементами вещного» [11]. Об этом также свидетельствует опыт развития законодательства о несостоятельности в части регулирования залоговых отношений при принятии очередного закона.
Вопрос о правовой природе отношений, возникающих по поводу залога, является дискуссионным. В зависимости от того, какие, на взгляд исследователей, элементы в указанных правоотношениях являются доминирующими, в науке принято говорить либо о вещно-правовом режиме залоговых отношений [12], либо о смешанном режиме [13]. Из представленных мнений наиболее обоснованным видится последнее.
Вопрос о правовой природе залоговых отношений непосредственно связан с такими проблемами законодательства о несостоятельности, как включение или невключение имущества, являющегося предметом залога, в конкурсную массу и порядок удовлетворения требований обеспеченных кредиторов. Так, В. В. Витрянский, анализируя правовую природу залоговых отношений и решая вопрос об отнесении их к вещным или обязательственным правам, указывает, что в большинстве правовых систем залог признается разновидностью вещных прав, что выражается, в частности, в том, что при несостоятельности (банкротстве) должника по обязательству, обеспеченному залогом, имущество, служащее предметом залога, не включается в конкурсную массу (видимо, как не принадлежащее должнику), а удовлетворение требований обеспеченного кредитора за счет заложенного имущества осуществляется в обычном порядке, а не в порядке конкурсного производства.
Если же «при ликвидации должника (юридического лица), в том числе в порядке банкротства, имущество, служащее в качестве предмета залога, не исключается из общей массы имущества должника (конкурсной массы), а требования кредитора-залогодержателя в обеспеченной части подлежат удовлетворению в привилегированную очередь за счет любого имущества должника, в том числе и не «передавшегося в залог», то это является одним из признаков, характеризующих обязательственно-правовую природу залоговых отношений» [14].
Подтверждением вышеприведенной позиции является история развития законодательства о несостоятельности в России. В дореволюционном законодательстве залоговые отношения определялись по своей природе как вещные. Это предопределяло правовой режим имущества, являющегося предметом залога. Так, Г. Ф. Шершеневич отмечал: «Основная идея конкурсного процесса… заключается в равномерном удовлетворении всех кредиторов несостоятельного должника из принадлежащего ему имущества… Однако в противоположность этому общему правилу законодательства допускают в отношении некоторых кредиторов привилегии, разрешая им отдельное удовлетворение из этой или иной части имущества несостоятельного должника, с устранением при этом всех прочих верителей.
Такое исключение в порядке удовлетворения допускается в отношении тех кредиторов, которые укрепили свое требование к должнику вещным правом, которые приобрели право залога…» [15]
Советским законодателем правовая природа залоговых отношений была определена как обязательственно-правовая, а не вещная. Однако, несмотря на это, Закон РФ «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» [16] предусматривал, что в конкурсную массу наравне с имуществом, не принадлежащим должнику, не включается имущество (активы), являющееся предметом залога (п. 4 ст. 26). Такое решение противоречило природе залоговых отношений, регламентируемых гражданским законодательством. Данное противоречие было устранено Федеральным законом «О несостоятельности (банкротстве)» [17], который усилил обязательственное начало залоговых отношений, существующих в период несостоятельности должника.
Закон 2002 г. также содержит новеллы, касающиеся залоговых отношений. При этом хотелось бы отметить, что с точки зрения соотношения вещных и обязательственных правоотношений его положения характеризуются последовательностью в регулировании отношений залога. Здесь законодатель в отличие от Закона 1992 г. (усиливавшего вещно-правовые начала залоговых отношений) и Закона 1998 г. (усиливавшего обязательственно-правовое начало залоговых отношений) при регулировании указанных отношений максимально точно учитывает смешанную природу залоговых отношений. Это значит, что положения, регулирующие отношения залога, содержат сочетание как обязательственно-правовых элементов, так и вещно-правовых.
Смешанная природа залоговых отношений при проведении процедуры банкротства проявляется в следующих положениях Закона.
Обязательственно-правовая сторона характеризуется:
— установлением отличного от общегражданского способа осуществления права залога (ибо законодательство о несостоятельности регулирует особенности осуществления обязательственных прав, а не вещных);
— необходимостью включения предмета залога в конкурсную массу;
— предоставлением ряда привилегий, обеспеченных кредиторам при проведении банкротства.
Вещно-правовая сторона характеризуется:
— преимущественным удовлетворением требований кредиторов за счет стоимости предмета залога перед иными кредиторами, за исключением обязательств перед кредиторами первой и второй очереди, права требования по которым возникли до заключения соответствующего договора залога;
— возможностью контролировать предмет залога обеспеченными кредиторами в ходе процедур банкротства.
Литература
1. Агарков М. М. Ценность частного права // Правоведение. 1992. N 2. С. 31, 34; Шершеневич Г. Ф. Курс гражданского права. Тула: Автограф, 2001. С. 185 — 188.
2. Райхер В. К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. Л., 1928. Вып. 1. С. 273 — 306.
3. Кавелин К. Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству. СПб., 1879. С. 63 — 68; Брагинский М. И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика. М., 1998. С. 35 — 44; Кораев К. Б. Соотношение вещных и обязательственных правоотношений // Гражданское право. 2006. N 3. С. 8 — 13.
4. СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190 (далее — Закон 2002 г.).
——————————————————————
КонсультантПлюс: примечание.
Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского «Договорное право. Общие положения» (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации — Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).
——————————————————————
5. Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга первая. М., 1998. С. 466; Белов В. А. Отдельные вопросы перемены лиц в обязательстве // Законодательство. 1998. N 5.
6. Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга вторая. С. 265 — 266; Дозорцев В. А. Принципиальные черты права собственности в ГК // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика: Сб. памяти С. А. Хохлова / Отв. ред. А. Л. Маковский. М., 1998.
7. Ровный В. В. Продажа имущественных прав (обращаясь к правилу п. 4 ст. 454 ГК РФ) // Правоведение. 2003. N 1. С. 84.
8. Дозорцев В. А. Указ. соч.; Суханов Е. А. Гражданское право. Том I. М., 2002. С. 300 — 301.
9. СЗ РФ. 1995. N 30. Ст. 2866.
10. СЗ РФ. 2001. N 1. Ст. 1.
11. Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав // Государство и право. 1998. N 10. С. 41.
12. Щенникова Л. В. Идеи законодателя, заложенные в содержании ГК РФ, и редакция статьи 216 // Государство и право. 2002. N 9. С. 31 — 34.
13. Брагинский М. И. Указ. соч. С. 113 — 130; Ефимова Л. Г. Там же. С. 41 — 44.
14. Петров Д. А. Вопросы правового обеспечения прав залоговых кредитов в процессе по делам о банкротстве // Кодекс-info. 2003. N 9-10. С. 18 — 19.
15. Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права. С. 449.
16. СЗ РФ. 1993. N 1. Ст. 4 (далее — Закон 1992 г.).
17. СЗ РФ. 1998. N 2. Ст. 1097 (далее — Закон 1998 г.).
