КОМПЕНСАЦИЯ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА ТРЕТЬИМ ЛИЦАМ. ПЕРЕХОД И ЗАЧЕТ ПРАВА НА КОМПЕНСАЦИЮ
А. ЭРДЕЛЕВСКИЙ
А. Эрделевский, доцент МГЮА.
Компенсация морального вреда третьим лицам в случае смерти потерпевшего. Ряд проблем, связанных с применением института компенсации морального вреда, возникает при рассмотрении вопроса о праве третьих лиц на компенсацию морального вреда, причиненного смертью основного потерпевшего. Вопрос о том, могут ли третьи лица в принципе приобретать право на такую компенсацию, особых трудностей не представляет, поскольку в российском законодательстве существует нормативный акт, предусматривающий право третьих лиц на компенсацию, — Правила возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанными с исполнением ими трудовых обязанностей <*>. В соответствии со ст. 30 Правил работодатель обязан возместить моральный вред семье, потерявшей кормильца вследствие трудового увечья. Но возникает ряд вопросов как в связи с применением самой ст. 30 Правил, так и в отношении применимости подобного правила в иных случаях смерти основного потерпевшего и определении круга лиц, имеющих право на компенсацию морального вреда. ——————————— <*> ВВС РФ, 1993, N 2, ст. 71.
Что понимает законодатель под моральным вредом в ст. 30 Правил? Если исходить из буквального прочтения этой нормы, то под моральным вредом следует понимать страдания семьи (членов семьи), перенесенные в связи со смертью кормильца. Подчеркнем — не просто одного из членов семьи, а именно кормильца. Акцент на этом качестве умершего позволяет предположить, что законодатель имеет в виду страдания членов семьи по поводу ухудшения их имущественного положения или угрозы наступления такого ухудшения. От ответа на поставленный вопрос зависит и определение круга лиц, имеющих право на компенсацию морального вреда, — вся семья или только та ее часть, для которой потерпевший являлся кормильцем. Прежде всего следует обратить внимание на дату утверждения Правил — 24 декабря 1992 г., т. е. в период действия Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, допускавших возможность компенсации морального вреда, причиненного любыми неправомерными действиями, в том числе и нарушающими имущественные права гражданина. С этой точки зрения законодатель вполне мог иметь в виду нарушение имущественных прав членов семьи кормильца. Но анализ ст. 30 Правил в совокупности с другими нормами Положения показывает, что в ст. 30 под моральным вредом следовало понимать в основном страдания, причиненные нарушением личных неимущественных прав. Во-первых, указание в самой ст. 30 на то, что моральный вред возмещается независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда, говорит о возможности компенсации морального вреда и при отсутствии имущественного вреда. Во-вторых, что более важно, законодатель по-разному определяет круг лиц, имеющих право на возмещение имущественного вреда (ст. 28 Правил) и компенсацию морального вреда (ст. 30 Правил). К первой категории относятся нетрудоспособные лица, состоявшие на иждивении умершего или имевшие право на получение от него содержания, т. е. существенным признаком этого круга лиц является зависимость их обеспечения от кормильца и наличие между этими лицами и кормильцем имущественных отношений. Ко второй категории законодатель относит лиц, составляющих семью потерпевшего. Здесь существенный признак имеющих право на компенсацию морального вреда — их состояние в неимущественных (супружеских, родственных и иных семейных) отношениях с умершим. После введения в действие с 1 января 1995 г. первой части ГК под моральным вредом, компенсируемым в порядке ст. 30 Правил, следует понимать моральный вред, причиненный нарушением только неимущественных прав (заметим, что Федеральным законом от 24 ноября 1995 г. <*>, внесшим некоторые изменения в Правила, ст. 30 оставлена без изменения). Такой вывод следует из ст. 151 ГК, допускающей возможность компенсации морального вреда, причиненного нарушением имущественных прав, только в предусмотренных законом случаях. При этом под законом, в соответствии с п. 2 ст. 3 ГК, понимаются сам Гражданский кодекс РФ и принятые в соответствии с ним федеральные законы. Отсюда следует, что Правила — нормативный акт, утвержденный постановлением Верховного Совета РФ и не относящийся к категории законов, — не могут рассматриваться как допускающие возможность компенсации морального вреда, причиненного нарушением имущественных прав. ——————————— <*> СЗ РФ, 1995, N 48, ст. 4562.
Какие неимущественные права или иные неимущественные блага, принадлежащие члену семьи умершего, оказываются нарушенными? В этом случае причиняется вред неимущественному благу, которое можно назвать «семейные связи». Нет оснований сомневаться, что такое благо, как семейные связи, относится к категории неотчуждаемых и непередаваемых иным способом неимущественных благ, принадлежащих каждому человеку от рождения или в силу закона (ст. 151 ГК). Необходимость защиты семейных связей следует и из ст. 38 Конституции РФ, объявляющей семью находящейся под защитой государства. Смерть человека нарушает целостность семьи и семейные связи. Одновременно с причинением вреда семейным связям человека нарушается еще ряд его личных неимущественных прав, состав которых зависит от специфики семейных связей члена семьи с умершим. Поскольку в контексте рассматриваемого вопроса нас интересуют члены семьи, приобретающие право на компенсацию морального вреда в случае смерти потерпевшего, остановимся на круге таких лиц. В российском законодательстве нет единого определения состава семьи. Так, ст. 53 Жилищного кодекса РФ относит к членам семьи нанимателя жилого помещения супруга, детей и родителей, а в исключительных случаях и других лиц, если они проживают совместно с нанимателем и ведут общее хозяйство. Иное определение семьи следует из ст. 2 Семейного кодекса РФ. В соответствии с этой и другими нормами СК, к членам семьи могут быть отнесены: супруги; родственники первой и второй степени; усыновители и усыновленные; фактические воспитатели и воспитанники; отчим и мачеха, пасынок и падчерица. Состав семьи в СК шире, чем в ЖК, и здесь отнесение к числу членов семьи не ставится в зависимость от совместного проживания и ведения общего хозяйства. Конструируя состав семьи для целей компенсации морального вреда в случае противоправного причинения смерти одному из ее членов, следует ориентироваться прежде всего на СК, поскольку он является законодательным актом, регулирующим отношения между членами семьи. В силу этого именно содержащееся в СК определение состава семьи должно применяться при установлении содержания этого понятия в нормативных актах, регулирующих иные отношения, если иное прямо не предусмотрено в этих нормативных актах (например, ст. 53 ЖК) или не следует из их смысла. По смыслу ст. 30 Правил и ст. ст. 150, 151 ГК состав семьи для целей компенсации морального вреда должен представлять собой неполный симбиоз составов семьи в СК и ЖК. В него должны входить лица, наличие страданий у которых в связи с нарушением семейных связей в случае смерти потерпевшего должно предполагаться, если не будет доказано обратное: супруги, родственники первой и второй степени; усыновители и усыновленные; фактические воспитатели и воспитанники; лица, находящиеся в фактических брачных отношениях, если они совместно проживали и вели общее хозяйство (сожители). Отчим, мачеха, пасынок и падчерица могут быть отнесены к числу лиц, имеющих право на компенсацию морального вреда лишь в случае, если они одновременно являлись, соответственно, фактическими воспитателями или воспитанниками потерпевшего, поэтому самостоятельно в состав членов семьи их включать нецелесообразно. Такой подход позволяет предоставить право на компенсацию морального вреда лицам, психическая связь которых с потерпевшим должна предполагаться наиболее тесной, и вместе с тем позволяет избежать необоснованного расширения круга таких лиц. Так, включение в приведенный перечень сожителей представляется обоснованным в связи с тем, что психическая связь между такими лицами не менее тесна, чем между супругами; наличие же государственной регистрации брака юридически значимо лишь для возникновения правовых последствий брака, предусмотренных законодательством, поэтому для целей компенсации морального вреда, причиненного смертью сожителя, отсутствие государственной регистрации брака должно признаваться юридически безразличным. Различаться будет лишь способ доказывания наличия семейных отношений: если статус супруга подтверждается свидетельством, выдаваемым органом государственной регистрации актов гражданского состояния, то статус сожителя должен быть доказан в судебном порядке для подтверждения права на компенсацию морального вреда. Как отмечалось выше, помимо причинения вреда семейным связям как неимущественному благу члена семьи в случае смерти потерпевшего одновременно могут быть нарушены и личные неимущественные права членов семьи. Например, в случае смерти родителя нарушается право ребенка на заботу со стороны этого родителя, право на воспитание этим родителем и совместное проживание с ним. Необходимо отметить, что в данном случае не возникает какого-либо правопреемства в отношении права на компенсацию морального вреда. В соответствии со ст. 151 ГК моральный вред компенсируется гражданину, если он причинен действиями, нарушающими именно его неимущественные права либо посягающими на принадлежащие ему другие нематериальные блага. Поэтому право членов семьи на компенсацию морального вреда возникает в связи со страданиями, перенесенными ими в связи с нарушением принадлежащего им неимущественного блага (семейных связей). Примеры присуждения компенсации близким умершего встречаются в судебной практике. Так, истице, муж которой умер в результате травмы, полученной на работе у ответчика, суд присудил компенсацию морального вреда в размере 10 млн. руб. Хотя компенсация морального вреда членам семьи в связи со смертью основного потерпевшего прямо упомянута только в Правилах (смерть кормильца вследствие трудового увечья), несомненно, что такой же подход подлежит применению в других случаях противоправного причинения смерти потерпевшему. Именно по этому пути идет и судебная практика. Так, в ходе рассмотрения уголовного дела по обвинению в нарушении правил безопасности движения, повлекшем смерть потерпевшего, родители потерпевшего предъявили к подсудимому гражданский иск о компенсации морального вреда. Суд учел, что погибший был единственным сыном у родителей, которые в силу возраста не смогут больше иметь детей, что им причинено горе, от последствий которого они никогда не оправятся, будучи до конца жизни лишены душевного тепла и поддержки со стороны сына, и присудил компенсацию морального вреда в размере 40 млн. руб. Переход и зачет требования о компенсации морального вреда. Значительный интерес представляет вопрос о допустимости перехода права на компенсацию морального вреда с позиций российского гражданского права. Ответ на него весьма важен не только с точки зрения применения материального, но и процессуального права. Общие правила, регулирующие перемену лиц в обязательстве, установлены в главе 24 ГК. Статья 382 предусматривает две категории оснований перехода прав кредитора к другому лицу: передача права требования по сделке (уступка требования, или цессия); переход права требования на основании закона. Виды перехода права требования на основании закона указаны в ст. 387 ГК. Универсальное правопреемство в отношении прав граждан наступает в порядке применения института наследования. Итак, рассмотрим, возможен ли переход права на компенсацию морального вреда по договору цессии или по наследству. В ст. 383 ГК установлены общие признаки прав, переход которых к другим лицам не допускается, — это права, неразрывно связанные с личностью кредитора. В качестве отдельных видов таких прав в этой норме указаны требования об уплате алиментов и о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью. Является ли требование о компенсации морального вреда неразрывно связанным с личностью кредитора? Учитывая, что компенсация морального вреда есть компенсация за перенесенные лицом страдания, т. е. за нарушение его психического благополучия, это право действительно связано с личностью кредитора. Следует ли отсюда вывод, что переход требования о компенсации морального вреда к другому лицу недопустим по какому бы то ни было основанию, и связано ли это требование с личностью кредитора «неразрывно» в смысле ст. 383 ГК? Как и требование о компенсации морального вреда, требования об уплате алиментов либо о возмещении вреда, причиненного здоровью, носят имущественный характер (требования о предоставлении денежных средств), и в то же время законодатель называет их в ст. 383 ГК неразрывно связанными с личностью кредитора. Представляется, что, выделяя в этой норме непередаваемые требования (об уплате алиментов; о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью), законодатель тем самым подразумевает, что и в общем случае имущественное требование, переход которого не допускается, должно иметь признаки, присущие прямо указанным в этой норме. Какие общие признаки имеют эти требования, и свойственны ли они требованию о компенсации морального вреда? Необходимо заметить, что одна из основных целей гражданско-правового регулирования — интенсификация гражданского оборота, вовлечение в этот оборот возможно большего количества объектов при минимизации ограничительного воздействия на распорядительную самостоятельность его участников. Поэтому любые ограничения в распоряжении правом, устанавливаемые в гражданском законодательстве, имеют целью обеспечить надлежащую защиту иных прав и интересов субъектов гражданского права. Общим признаком требований об уплате алиментов, о возмещении вреда, причиненного здоровью, о предоставлении пожизненного содержания (хотя последнее прямо не упомянуто в ст. 383 ГК, но несомненно подпадает под ее действие) является их направленность на получение денежного обеспечения для сохранения или восстановления прежнего жизненного уровня гражданина. Этого признака лишено требование о компенсации морального вреда, которое направлено на получение денежной суммы для создания у лица положительных эмоций, которые позволили бы полностью или частично погасить эффект воздействия на психику перенесенных ранее страданий. Российскому законодателю традиционно свойственно проявлять повышенную заботу о необходимом жизненном уровне граждан, утрата которого может привести к дополнительным расходам средств социального обеспечения. Поэтому он устанавливает ряд нормативных запретов на действия, которые могли бы повлечь утрату этого жизненного уровня. Но требование о компенсации морального вреда не связано с неблагоприятными изменениями в имущественном положении гражданина и не направлено на его восстановление, утрата этого права не может создать неблагоприятных имущественных последствий для иных лиц. Поэтому мотивов для установления аналогичных запретов в отношении компенсации морального вреда не усматривается. Сравнительный анализ ст. ст. 383 и 411 ГК позволяет прийти к выводу, что требование о компенсации морального вреда не подпадает по действие ст. 383 ГК. Прежде всего отметим, что при наличии намерений ввести требования о компенсации морального вреда в сферу действия ст. 383 ГК законодатель мог включить в нее вместо требований о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью, требования о возмещении вреда, причиненного личности. Именно такая формула для обозначения неимущественного вреда применяется в ст. 1064 ГК, она же применялась и в ст. 126 Основ гражданского законодательства, действовавших в период разработки первой части ГК. Перейдем к ст. 411 ГК. Эта норма определяет случаи недопустимости применения одного из способов прекращения обязательств — зачета. В соответствии со ст. 411 не допускается зачет требований: о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью; о взыскании алиментов; о пожизненном содержании. Иные случаи недопустимости зачета могут быть предусмотрены законом или договором. В отличие от ст. 383 ГК в ст. 411 четко определен перечень возможных случаев, когда зачет не допускается. Для того, чтобы в силу закона возникла недопустимость зачета иных, прямо не указанных в ст. 411, требований, необходимо специальное указание об этом в законе. Ни в одной из норм ГК или иного законодательного акта нет запрета на зачет требования о компенсации морального вреда. Отсюда вывод: такой зачет допустим. Обратим внимание, что случаи недопустимости зачета совпадают со случаями недопустимости перехода требования (хотя требование пожизненного содержания в ст. 383 ГК прямо не упомянуто, но по своему характеру оно определенно подпадает под действие этой нормы) — это требования, которые, если пользоваться терминологией ст. 383 ГК, неразрывно связаны с личностью кредитора. Несомненно, в запрещении производить зачет и передачу отдельных видов требований проявляется намерение законодателя затруднить утрату этих требований их обладателями — ведь в обоих случаях правовые последствия в этом отношении идентичны: правообладатель утрачивает право вследствие его прекращения или перехода к другому лицу. Причем, если при уступке требования о компенсации морального вреда или переходе его по наследству оно переходит к другому лицу по воле правообладателя (уступка требования и наследование по завещанию) или в отсутствие волеизъявления (наследование по закону), то при совершении зачета утрата права требования о компенсации морального вреда может произойти и вопреки воле правообладателя, поскольку зачет — односторонняя сделка и для его совершения достаточно волеизъявления одной стороны (ст. 410 ГК). Вряд ли в намерения законодателя могло входить установление разных подходов в двух нормах Общей части ГК в отношении возможности утраты потерпевшим права требования компенсации морального вреда. Поскольку ст. 411 не создает препятствий для зачета требований о компенсации морального вреда, можно сделать вывод, что и ст. 383 не должна рассматриваться как препятствующая переходу этого требования. Следовательно, уступка требования о компенсации морального вреда и переход его по наследству допустимы. Рассмотрим вопрос об условиях перехода права на компенсацию морального вреда. Сначала остановимся на переходе этого права в порядке цессии. Требование о компенсации морального вреда — это требование о выплате денежной суммы. По нашему мнению, чтобы требование о компенсации морального вреда могло стать предметом договора цессии, оно должно стать требованием о выплате определенной денежной суммы. Но размер компенсации морального вреда определяется только вступившим в законную силу решением суда (ст. ст. 151, 1101 ГК). До вынесения судебного решения он может оказаться относительно определенным лишь в случае заключения причинителем вреда и потерпевшим соглашения о добровольной компенсации морального вреда <*>. Такое соглашение вполне допустимо, учитывая принцип свободы договора и право сторон заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами (ст. 421 ГК). В этом случае предметом договора цессии окажется, по существу, требование, непосредственно вытекающее не из причинения морального вреда, а из соглашения о добровольной компенсации такого вреда. Таким образом, если размер компенсации не определен судебным решением или соглашением между потерпевшим и причинителем вреда, требование об уплате компенсации за моральный вред не может явиться полностью сформировавшимся предметом договора цессии; можно сказать, что право на компенсацию морального вреда с точки зрения возможности его уступки не наступило в полном объеме. Такой договор должен быть признан незаключенным ввиду недостижения сторонами соглашения о предмете договора как одном из его существенных условий (ст. 432 ГК). ——————————— <*> См.: Эрделевский А. М. Моральный вред и компенсация за страдания. М., изд-во БЕК, 1997, с. 145. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Монография А. М. Эрделевского «Компенсация морального вреда. Комментарий» включена в информационный банк согласно публикации — М.: Издательство «БЕК», 2000. ——————————————————————
Аналогична ситуация и в случае зачета требования о компенсации морального вреда, что подтверждает правильность сделанного нами вывода относительно уступки этого требования. Необходимыми условиями для совершения зачета являются встречность и однородность требований; при этом срок зачитываемого требования должен к моменту совершения зачета уже наступить (ст. 410 ГК). Встречность требований в данном случае означает, что причинитель вреда должен иметь к потерпевшему какое-либо встречное денежное требование — такая ситуация вполне возможна. Однако до определения размера компенсации в судебном или договорном порядке остальные условия совершения зачета не могут быть выполнены. Компенсация морального вреда оказывается реально выраженной в денежных единицах только с момента вынесения судебного решения или заключения соглашения о размере компенсации — следовательно, до этого момента условие однородности требований не выполняется (заметим, что само условие однородности требований предполагает их количественную определенность, без чего произвести зачет невозможно); обязанность выплатить денежную компенсацию возникает у причинителя вреда только после вступления в силу судебного решения или соглашения (до этого размер компенсации неизвестен и обязанность по ее уплате не наступает) — это означает, что не выполняется и условие наступления срока требования. Поэтому одностороннее заявление о зачете в такой ситуации являлось бы ничтожной сделкой в силу несоответствия требованиям закона (ст. 168 ГК). Стороны могут прийти к двустороннему соглашению о зачете. Рассмотрим вопрос о переходе права на компенсацию морального вреда по наследству. В этом случае требование о компенсации морального вреда не представляет собой предмет сделки, поэтому требование определенности размера компенсации не является столь необходимым, как в случае заключения договора цессии. Поэтому здесь условия перехода права должны определяться несколько по-иному. Право на компенсацию морального вреда как полноценное имущественное право наступает в полном объеме только после вступления в силу решения суда. До обращения в суд с иском о компенсации морального вреда у потерпевшего есть лишь предпосылки для приобретения полноценного имущественного права, но не само имущественное право. Потерпевший вправе обратиться в суд, и тогда приобретение полноценного имущественного права станет неизбежным (исходя из наличия всех необходимых оснований для удовлетворения судом требования о компенсации морального вреда в принципе), но он может и не предъявлять иск — в этом случае предпосылки для возникновения имущественного права так и не приведут к возникновению имущественного права, которое можно было бы наследовать. Если лицо не обратилось в суд до момента свой смерти, наследники реализовать это право уже не смогут, поскольку право на судебную защиту не переходит по наследству. Объекта наследования в этом случае не возникает. Если же потерпевший обратился в суд, совершив таким образом все необходимые действия для возникновения полноценного имущественного права, то для целей перехода по наследству возникает количественно неопределенное имущественное право, которое уже может быть включено в наследственную массу. Таким образом, право на компенсацию морального вреда может переходить по наследству с момента предъявления потерпевшим соответствующего иска в судебные органы. В случае заключения причинителем вреда и потерпевшим соглашения о добровольной компенсации морального вреда вытекающее из него имущественное право может переходить по наследству с момента вступления такого соглашения в силу. Результаты проведенного анализа имеют непосредственное значение и для применения норм гражданского процессуального права, устанавливающих основания процессуального правопреемства и прекращения производства по делу (ст. ст. 40, 219, 364 ГПК РСФСР). Так, ст. 40 предусматривает возможность правопреемства в любой стадии судебного процесса, если спорное или установленное судом правоотношение допускает его. Применительно к требованиям о компенсации морального вреда уступка требования может быть основанием для процессуального правопреемства только на стадии исполнительного производства, когда соответствующие правоотношения оказываются установленными вступившим в законную силу решением суда. Наследование же является основанием для правопреемства на любой стадии судебного процесса, в связи с чем, в случае смерти потерпевшего, производство по делу не подлежит прекращению ни в первой и последующих инстанциях, ни в стадии исполнительного производства. Это, в свою очередь, означает, что в случае смерти гражданина не подлежат применению п. 8 ст. 219 и п. 3 ст. 364 ГПК РСФСР.
