(Тотоев Р. Р.) («История государства и права», 2008, N 20)
ВЗГЛЯД ОБЩЕСТВЕННОСТИ НА РОССИЙСКУЮ АДВОКАТУРУ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.
Р. Р. ТОТОЕВ
Положение адвокатуры в самодержавной России при враждебном отношении к ней, под надзором и преследованием государственной, полицейской и судебной власти было тем хуже, что она долго не имела поддержки со стороны общества, которое относилось к ней, по крайней мере до конца 70-х годов XIX в., неприязненно. Основания для этого были. Даже в число присяжных поверенных нередко попадали люди, которые сами смотрели на адвокатуру как на «торговлю словом» и давали повод обществу судить о ней подобным же образом. Конечно, присяжные поверенные с такой репутацией, как у В. Д. Спасовича или Д. В. Стасова, не только не пятнали честь своего сословия, но и умели постоять за нее, изобличали «продажное негодование» и «наемную страсть» беспринципных краснобаев от адвокатуры <1>. Однако до тех пор, пока адвокатура не блеснула выступлениями на громких судебных процессах по государственным преступлениям в середине XIX в., либеральное и даже радикальное общество судило о ней предпочтительно по образчикам «продажного негодования» и «наемной страсти». Травлей адвокатуры занималась и официозная, черносотенная пресса, в первую очередь такие органы, как газета М. Н. Каткова «Московские ведомости», которую адвокат К. К. Арсеньев в 1871 г. назвал «русской литературной полицией» <2>, и журнал князя В. П. Мещерского «Гражданин», о котором И. С. Тургенев в 1872 г. написал: «Это, без сомнения, самый зловонный журналец из всех ныне на Руси выходящих» <3>. Катков злобствовал против «трескучего дифирамба защиты» на судебных процессах по государственным делам <4>, громил адвокатов за то, что они «возводили ряд обвинений на правительство», и считал полезным вообще заткнуть рот адвокатом при судоговорениях о революционерах, причастных к цареубийству, ибо, мол, в таких делах «защитники должны исполнить возложенную на них обязанность единственно возможным образом: не говоря ни слова, поклониться суду и занять свое место» <5>. ——————————— <1> Андреевский С. А. Драма жизни. Пр., 1916. С. 4 — 5. <2> Арсеньев К. К. За четверть века (1871 — 1894). Пр., 1915. С. 12. <3> Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. М.-Л., 1965. Т. 9. С. 236 — 237. <4> Московские ведомости. 1878. N 199; 1881. N 99; 1881. N 83. <5> Московские ведомости. 1878. N 199; 1881. N 99; 1881. N 83.
Присяжные поверенные болезненно переживали нападки на них общественного мнения. Даже авторитетный в юридическом мире и независимый В. Д. Спасович — и тот признавался на собрании петербургских адвокатов 30 апреля 1878 г.: «Я никогда не был поклонником и куртизаном общественного мнения, но иметь отрицательное общественное мнение постоянно против себя как-то неловко, оно морозит, точно северный ветер, до мозга костей» <6>. Особенно же ранило адвокатов то обстоятельство, что мнение общества подкреплялось авторитетом национальной литературы в лице таких ее классиков, как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Н. А. Некрасов, М. Н. Салтыков-Щедрин, и многих других. При этом и Достоевский, и Щедрин не ограничивались художественным осмеянием адвокатуры, а выступали в 70-х годах как публицисты против ее отдельных ошибок и отдельных же представителей, когда эти последние соглашались защищать людей с репутацией, сомнительной в глазах общества (например, Спасович — банкира С. А. Кронеберга, Герард — миллионера С. Т. Овсянникова) <7>. Не зря Спасович сетовал на «пинки литературы». «Все в нас вцепились, — говорил он на собрании петербургских адвокатов в 1874 г., — все нас ругают и хлещут, а первый между ними тот великий сатирик, который и есть единственный хороший прозаик нашей эпохи» <8>. ——————————— <6> Спасович В. Д. Застольные речи (1873 — 1901). Лейпциг, 1903. С. 17. <7> Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972 — 1990. Т. 11. С. 191 — 215; Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. М.-Л., 1933 — 1941. Т. 15. С. 366 — 382, 595. <8> Спасович В. Д. Указ. соч. С. 9.
«Ни одна профессия не представляет для нравственности занимающихся ею лиц таких соблазнов, как адвокатура», — писал крупнейший знаток истории и этики адвокатского дела Е. В. Васьковский, причем выделял следующую парадоксальную особенность профессии адвоката: «В прочих профессиях политика честности — самая выгодная политика. Врач, известный тем, что имеет привычку нарочно затягивать лечение; архитектор, обнаруживший свою небрежность и недобросовестность; ленивый учитель, продажный литератор — все они рискуют навлечь на себя осуждение общественного мнения и остаться в конце концов без работы. Но адвокат, приобретший репутацию искусного кляузника, пускающего в ход все средства, чтобы доставить победу своему клиенту, не только не останется без практики, а, напротив, привлечет многочисленную клиентуру. Кто начинает процесс, тот хочет его выиграть. В большинстве случаев тяжущиеся не разбирают, каково их дело с нравственной точки зрения и какие средства нужно употребить, чтобы одержать верх над противником. Само собой понятно, что, выбирая адвоката, они из двух одинаково знающих и талантливых отдадут предпочтение тому, который лучше соблюдет их интересы, то есть будет менее совестлив и разборчив в способах ведения дела. Поэтому адвокату выгодно быть нечестным» <9>. На Западе адвокатское сообщество к середине XIX в. уже имело богатейшие, хотя и далеко не всегда соблюдавшиеся, традиции профессиональной этики (так, в Англии уже «Зерцало правосудия» Эдуарда II требовало от адвоката «посвящать все свои заботы интересам клиентов, не искажать истины, поддерживать только правые дела, воздерживаться от лжи» <10>). В России же адвокатам 1860-х годов приходилось начинать хуже, чем с нуля, — вопреки тому нравственному капиталу, который оставили им в наследство дореформенные ходатаи и стряпчие. Присяжной адвокатуре «нельзя было и думать воспользоваться духовным наследием своих предшественников. Напротив, она должна была употребить усилия, чтобы заставить всех как можно скорее забыть об их гнусных традициях, чтобы нейтрализовать пагубное влияние тех из своих сочленов, которым не чужды были эти традиции» <11>. Встав на этот путь, петербургские в первую очередь, а также другие советы присяжных поверенных уже не сворачивали с него, хотя им нелегко было преодолевать и силу инерции дореформенных нравов, и неблаговидные последствия проникновения в адвокатуру «отрицательных типов, посвятивших себя исключительно наживе и делецкой юркости» <12>, и недоверия общества к самой возможности адвокатской и вообще судебной этики в России. ——————————— <9> Васьковский Е. В. Основные вопросы адвокатской этики. СПб., 1895. С. 1. <10> Полянский Н. Н. Правда и ложь в уголовной защите. М., 1894. С. 27. <11> Джаншиев Г. А. Ведение неправых дел: Этюд по адвокатской этике. М., 1887. С. 56. <12> Карабчевский Н. П. Что глаза мои видели. Берлин, 1921. Ч. 2. С. 17.
Главное же, многие адвокаты очень часто защищали своих клиентов бесплатно. Это было правилом по отношению к «лицам, пользующимся на суде правом бедности» <13> и обвиняемым в государственных преступлениях. В судебных процессах по государственным преступлениям адвокаты считали своим долгом отказываться от гонорара, даже если их клиенты или родственники клиентов предлагали им таковой <14>. Вообще «никакая другая профессия, даже врачебная, не знала такого громадного процента бесплатной помощи: защиты по назначению суда, постоянные юридические консультации (кабинеты по оказанию юридической помощи беднейшей части населения), бесплатные советы у себя на дому, требовавшие нередко большого напряжения сил. Затем работа в качестве руководителей в юридических конференциях помощников присяжных поверенных» <15>. ——————————— <13> Судебные уставы 20 ноября 1864 г. Ст. 397. <14> Корш Е. В. Брызги памяти // Исторический вестник. 1913. N 6. С. 887; Утевский Б. С. Воспоминания юриста. М., 1989. С. 144. <15> Грузенберг О. О. Вчера. Воспоминание. Париж, 1938. С. 42.
Как бы то ни было, отнюдь не высокие гонорары и, разумеется, не бесплатная юридическая помощь влекли в адвокатуру, помимо неискушенной, только начинавшей жизнь молодежи, еще и зрелых, вполне сложившихся юристов, среди которых нередко оказывались… прокуроры. Уже в 1867 г. агентура III отделения с беспокойством доносила «наверх»: «Лучшая (на жандармский взгляд, стало быть — Р. Т.) часть общества тревожно и крайне неодобрительно смотрит на то обстоятельство, что более даровитые представители прокуратуры мало-помалу, покидая свою деятельность, переходят в сословия присяжных поверенных» <16>, а в 90-е годы «почтенные служаки» магистратуры сами признавались в собственном оскудении: «Много ли у нас не то что талантливых, но просто хотя бы только способных прокуроров? Один-два, и обчелся… Все, что получше, в адвокаты идут» <17>. Кстати, самый талантливый из прокуроров дореволюционной России А. Ф. Кони считал, что он тоже «был создан» для адвокатуры, и в 1884 г. подумывал уйти в присяжные поверенные, но «не без внутренней борьбы» оставался в магистратуре: «Старая привычка служить государству и любовь к судебному ведомству взяли вверх» <18>. И в следующие годы способные юристы «мало-помалу» переходили из прокуратуры в адвокатуру. В их числе был даже товарищ обер-прокурора… Святейшего синода А. А. Леонтьев. ——————————— <16> ГАРФ. Ф. 109. Секр. Архив III отд. Оп. 3. Д. 260. Л. 1. <17> Баранов А. Н. Из воспоминаний о Мултанском деле // Вестник Европы. 1913. N 9. С. 154. <18> Кони А. Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1968. Т. 2. С. 245, 246.
Между тем адвокатура привела в свои ряды именно вольнолюбивые, независимые умы судебного мира возможностью хотя бы относительного противодействия, даже в условиях самодержавного режима, беззаконию, карательному пристрастию. Дело в том, что с первых же шагов адвокатуры царизм начал преследовать ее не только как правовой институт, но и просто как средоточие неблагонадежных элементов, потенциальных, если еще не раскрывающихся, врагов, вдвойне опасных потому, что они держатся почвы закона. Уже в 1869 г. III отделение доложило царю о присяжных поверенных: «К корпорации последних стали в особенности примыкать лица, недовольные правительством» <19>. С тех пор и до 1917 г. царский сыск держал чуть ли не всю корпорацию, включая ее корифеев, под своим недреманным оком, вовремя подводя самых недовольных и под карающий меч. ——————————— <19> Красный архив. 1925. Т. 1. С. 229.
Таким образом, по мнению автора, впервые адвокатура заявила о себе в России как влиятельный институт во второй половине XIX в. Во-первых, этому способствовал переход в ряды присяжных поверенных лучших работников следствия и прокуратуры, которые не смогли примириться с предвзято-карательными методами ведения дел царской прокуратурой, особенно по государственным преступлениям. Во-вторых, адвокатура сумела заручиться поддержкой со стороны общества, так как очень часто адвокаты оказывали услуги бесплатно: защищали в судах малоимущих клиентов, оказывали юридическую помощь у себя в кабинетах и на дому, выступали в качестве руководителей в юридических конференциях помощников присяжных поверенных и др. В-третьих, адвокатура заявила о себе как о влиятельной политической силе, которая выступала по делам о государственных преступлениях оппозицией государственному механизму правосудия. Однако если последний руководствовался в основном карательными методами воздействия на общество, применяя по необходимости фальсификацию доказательств, оказывая давление на свидетелей и судей, то адвокаты руководствовались исключительно буквой закона, о чем свидетельствуют выигранные судебные процессы и заслуженное общественное одобрение.
