СУБСИДИАРНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ: ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ПРАВОВАЯ СУЩНОСТЬ
В. А. САВИНЫХ
Савиных Владислав Алексеевич, аспирант юридического факультета СПбГУ.
На основе анализа поименованных и непоименованных в законе случаев субсидиарной ответственности автор обнаруживает, что конституирующим элементом субсидиарной ответственности выступает экономическое содержание, лежащее в ее основе и состоящее в том, что субсидиарный должник исполняет чужой долг в качестве санкции за свое противоправное поведение, в то время как правовые формы, опосредующие субсидиарную ответственность, могут быть различны.
Хотя отдельные проблемы субсидиарной ответственности и затрагивались в отечественной доктрине <1>, без внимания оставалось понимание этого феномена в целом. Поэтому в настоящей статье мы сосредоточимся на рассмотрении вопроса о правовой сущности и экономическом содержании субсидиарной ответственности. ——————————— <1> См.: Богданова Е. Е. Субсидиарная ответственность. М., 2003. С. 112; Храпунова Е. А. Субсидиарная ответственность в гражданском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2001. С. 1 — 26; Прус Е. П. Проблемы правового регулирования субсидиарных обязательств учредителей (участников) юридического лица: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 1 — 31.
Заметим, что в связи с включением общих положений о субсидиарной ответственности в главу 25 ГК РФ, содержащую нормы об ответственности за нарушение обязательств, возник вопрос о том, насколько правомерно отнесение субсидиарной ответственности к видам гражданско-правовой ответственности <2>. ——————————— <2> См.: Гражданское право. Обязательственное право: Учеб. 3-е изд. / Под ред. Е. А. Суханова. Т. 3. М., 2008. С. 34.
С точки зрения законодательного регулирования субсидиарная ответственность родителей за вред, причиненный несовершеннолетними старше 14 лет, относится к разновидностям гражданско-правовой ответственности, поскольку возникает на основании состава гражданского правонарушения. В то же время субсидиарная ответственность собственника по долгам казенных и частных учреждений может быть названа ответственностью лишь условно, поскольку возникает независимо от его действий. В связи с этим Е. П. Прус справедливо отмечает, что «статья 399 ГК регулирует, таким образом, как охранительные, так и регулятивные общественные отношения, однако без учета специфики тех и других» <3>. ——————————— <3> Прус Е. П. Проблемы правового регулирования субсидиарных обязательств // Актуальные проблемы гражданского права. М., 2004. С. 201.
Действительно, большинство случаев субсидиарной ответственности, упомянутых в законе, никакого отношения к ответственности не имеют, поскольку основываются не на противоправном поведении субсидиарного должника, а на особенностях отношений между основным и субсидиарным должниками <4>. Их установление обосновывается в большей степени произвольным желанием законодателя или частных лиц дополнительно гарантировать интересы тех или иных кредиторов. По своему экономическому содержанию они играют роль обеспечительных механизмов в отношении основного обязательства, поскольку приводятся в действие самим фактом неисполнения основным должником требования кредитора или недостаточности имущества основного должника. ——————————— <4> В качестве примеров можно привести следующие: субсидиарная ответственность полных товарищей (ст. 75 ГК РФ), членов производственного кооператива (ст. 107 ГК РФ), собственника имущества казенного предприятия и учреждения (ст. 115, 120 ГК РФ), членов потребительского кооператива (ст. 116 ГК РФ), членов ассоциации (союза) (ст. 121 ГК РФ) и т. д.
Иные случаи субсидиарной ответственности носят правовосстановительный характер, а потому меньше зависят от произвола законодателя, основываясь на необходимости претерпевания субсидиарным должником санкции за свое противоправное поведение. Субсидиарная ответственность в этих случаях наступает только при наличии правонарушения, допущенного субсидиарным должником, в связи с чем для обращения кредиторов основного должника с требованиями к субсидиарному следует установить наличие состава гражданского правонарушения. Несмотря на то, что этот тезис не раз встречался на страницах научной литературы <5>, исследователи не позволяли себе сделать дальнейших выводов о необходимости принципиального разграничения субсидиарной ответственности как обеспечительного механизма и субсидиарной ответственности как санкции за правонарушение. Мы проведем это различие и попытаемся обосновать положение о том, что в качестве субсидиарной ответственности следует рассматривать лишь те ситуации, в которых субсидиарное обязательство возникает в связи с противоправным поведением субсидиарного должника, поскольку она основывается на особом экономическом содержании, заключающемся в том, что субсидиарный должник обязуется к исполнению чужого долга в качестве санкции за свое противоправное поведение <6>. Именно на этом экономическом содержании базируются все поименованные в законе случаи субсидиарной ответственности. Так, лица, не исполнившие своей обязанности по подаче заявления о признании организации банкротом, понуждаются к исполнению долгов этой организации перед кредиторами (п. 2 ст. 10 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве)), на участника ООО, не внесшего дополнительный вклад в уставный капитал общества, в качестве санкции за это возлагается долг самого общества и т. д. Поэтому мы выдвинем предположение, что само экономическое содержание предопределяет сущность субсидиарной ответственности и логику развития отношений между кредитором и должниками. ——————————— <5> Подробнее об этом см.: Гражданское право: Учеб. Т. 1 / Под ред. С. А. Степанова. М., 2010. С. 572 — 575 (автор главы — А. С. Васильев); Гражданское право. Общая часть: Учеб. Т. 1. 3-е изд. / Под ред. Е. А. Суханова. М., 2008 // СПС «КонсультантПлюс» (автор главы — Е. А. Суханов). Заметим, что хотя Е. А. Суханов и подчеркивает, что в некоторых случаях, предусмотренных законом, субсидиарная ответственность может наступать и при отсутствии совершенного субсидиарным должником правонарушения, но видит в этом не предпосылку для принципиальной дифференциации различных случаев субсидиарной ответственности, а лишь проявление компенсаторного характера гражданско-правовой ответственности, с чем мы не можем согласиться. <6> В связи с этим в ходе дальнейшего изложения, говоря о субсидиарной ответственности, мы будем иметь в виду только субсидиарную ответственность как санкцию, но не как обеспечительный механизм.
В целях рассмотрения проблемы сущности субсидиарной ответственности обратим внимание на позицию ВАС РФ, изложенную в п. 11 информационного письма от 31.05.2011 N 145 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о возмещении вреда, причиненного государственными органами, органами местного самоуправления, а также их должностными лицами» <7> (далее — информационное письмо N 145). ——————————— <7> См.: Вестник ВАС РФ. 2011. N 8.
Акционерное общество предъявило исполнительный лист о взыскании с общества с ограниченной ответственностью 500 000 руб. На момент возбуждения исполнительного производства и после этого в течение времени, достаточного для наложения ареста, на счете должника имелись денежные средства в размере 250 000 руб. Однако пристав-исполнитель не наложил арест, и в итоге деньги были списаны со счета, а счет закрыт. Иного имущества у должника не имелось. ВАС РФ признал, что в этой ситуации вред в виде утраты возможности взыскания долга за счет имущества должника причинен именно вследствие незаконного бездействия судебного пристава-исполнителя. В результате иск кредитора о взыскании убытков, причиненных незаконным бездействием пристава-исполнителя, был удовлетворен в размере 250 000 руб. Кроме того, ВАС РФ было отмечено, что Российская Федерация, возместившая причиненный судебным приставом-исполнителем вред и тем самым частично исполнившая обязательство должника, не лишена возможности потребовать от неосновательно обогатившегося за счет ее казны должника возврата соответствующей суммы. Следует подробнее проанализировать последний вывод: почему у РФ возникает требование из неосновательного обогащения к должнику? РФ исполняет собственное деликтное обязательство, возмещает причиненный противоправными действиями пристава вред, в этом смысле взыскание выплаченных кредитору средств с должника, по сути, является переложением ответственности на другое лицо и потому недопустимо. В то же время общий размер экономических потерь кредитора, вызванных неисполнением должником своего обязательства, составляет всего 500 000 руб. и противоправное бездействие пристава не увеличило их размер, он по-прежнему составляет 500 000 руб. Поэтому если кредитор получит 250 000 руб. возмещения со стороны РФ, а затем 500 000 руб. с должника по основному обязательству (если у него появится имущество, на которое можно будет обратить взыскание), этим он неосновательно обогатится, поскольку приобретет 250 000 руб. сверх того, что получил бы, если бы каждый из участников добросовестно исполнял свои обязанности <8>. ——————————— <8> Заметим, что, строго говоря, обогащение кредитора нельзя назвать неосновательным, поскольку он получает его по двум существующим обязательствам: деликтному обязательству с РФ и обязательству с должником. Но с точки зрения обоснованного экономического распределения благ, которое и призван обеспечить принцип генеральной кондикции, он получил сверх причитающегося, причем получил за счет РФ, так как объем экономических потерь кредитора не был увеличен действиями пристава, а был всецело предопределен неисполнением основного обязательства должником.
Однако эта логика рассуждений, находящаяся в русле более или менее традиционных представлений о кондикции, не позволяет ответить на вопрос, почему, по мнению ВАС РФ, неосновательное обогащение возникает на стороне должника, а не кредитора, причем исходя из буквального толкования текста п. 11 информационного письма N 145 возникает уже в момент исполнения РФ своего деликтного обязательства, приводящего к прекращению в соответствующей части обязательства должника и кредитора. Отметим, что фактически этот подход ВАС РФ предполагает применение к отношениям кредитора, должника и РФ принципа единства погашающего действия, характерного для ситуаций солидарной и субсидиарной множественности лиц в обязательстве <9>: предоставление со стороны РФ по своему обязательству приводит к прекращению в соответствующей части обязательства основного должника. ——————————— <9> Содержание этого принципа состоит в том, что предоставление, совершенное одним из содолжников (при пассивной множественности) или одному из сокредиторов (при активной множественности), прекращает обязательства других должников или кредиторов соответственно (см.: Павлов А. А. К вопросу о сущности солидарных обязательств // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 65 — 75).
Возможно, прийти к подобным выводам ВАС РФ вынудили соображения практического характера. Во-первых, для РФ может быть весьма затруднительным следить, получил кредитор удовлетворение от основного должника или не получил, это тем более усложняется, если кредитор уступит право требования к должнику третьему лицу. Во-вторых, такой подход не позволяет адекватно урегулировать ситуацию, при которой кредитор действует добросовестно: предположим, он взыскал с РФ 250 000 руб., затем у должника появилось имущество и кредитор, будучи добросовестным участником оборота, взыскал и с должника всего 250 000 руб., а не все 500 000 руб. В результате кредитор получил причитающиеся ему 500 000 руб. и не хочет требовать чего-либо еще. Однако требование к основному должнику на 250 000 руб. осталось неисполненным, значит, никакого неосновательного обогащения у кредитора не возникло, следовательно, у РФ нет оснований требовать чего-либо с кредитора или основного должника. Таким образом, основной должник и РФ исполнили по 250 000 руб., но РФ не имеет права требования к кому-либо, хотя должник за 500 000 руб. получил какой-то имущественный эквивалент (для упрощения можно предположить, что между должником и кредитором был заключен договор купли-продажи), но заплатил за него всего 250 000 руб. В то же время нельзя говорить и о том, что на стороне должника возникло неосновательное обогащение, поскольку право требования кредитора на 250 000 руб. не прекратилось, он просто не требует его осуществления. Несмотря на то, что соображения целесообразности важны при поиске адекватного правового регулирования, формулировки, использованные ВАС РФ, дают основания полагать, что в его позиции можно найти значительно более глубокое содержание. Речь идет о следующем фрагменте: «Российская Федерация, возместившая причиненный судебным приставом-исполнителем вред и тем самым частично исполнившая обязательство должника (выделено нами. — В. С.), не лишена возможности потребовать от неосновательно обогатившегося за счет ее казны должника возврата соответствующей суммы». Таким образом, РФ, по мнению ВАС РФ, исполняет обязательство должника. Однако что позволило ему прийти к этому выводу, если РФ исполняет собственное деликтное обязательство, возникшее в связи с причинением вреда приставом-исполнителем? В изначальном проекте информационного письма N 145 это предлагалось объяснить с помощью применения по аналогии п. 2 ст. 313 ГК РФ об исполнении обязательства третьим лицом <10>. Однако между РФ и кредитором существует самостоятельное деликтное обязательство, поэтому с точки зрения правовых форм, опосредующих отношения кредитора, должника и РФ, нельзя сказать, что РФ выплачивает кредитору 250 000 руб. в счет обязательства должника, так как правовое основание этого предоставления — ее собственное деликтное обязательство. ——————————— <10> См.: www. arbitr. ru. В проекте информационного письма рассматриваемый пункт значился под номером 12.
Если использовать термины известных классиков, правовая надстройка не дает оснований сделать вывод о том, что РФ исполняет обязательство должника; концептуальные основы для решения, предложенного ВАС РФ, лежат в базисе — в экономическом содержании отношений сторон. Для взыскателя в обязательстве РФ выражается не отдельный имущественный интерес, а лишь интерес в получении исполнения. Взыскатель лишь потому обращается к РФ, что в связи с бездействием пристава он утратил возможность получения причитающегося ему исполнения с основного должника. И объем его экономических потерь, вызванных неисполнением должником своего обязательства, не увеличился в связи с противоправным бездействием пристава, а остался прежним. Таким образом, содержательно РФ удовлетворяет интерес кредитора, на котором базируется другое обязательство — обязательство между взыскателем и основным должником. Иными словами, с точки зрения экономического содержания отношений сторон РФ исполняет чужой долг — долг основного должника. Именно этим объясняется возникновение у РФ после исполнения кредитору требования к основному должнику. РФ выплачивает чужой долг, хотя и исполняет свое деликтное обязательство, и поэтому обязательство основного должника прекращается уже в момент такой выплаты <11>. ——————————— <11> Заметим, что в статье, посвященной обзору информационного письма N 145, ее автор, к сожалению, не отметил оснований, которые позволили ВАС РФ прийти к выводу, что РФ исполняет обязательство должника и получает к нему право требования, несмотря на то что возмещает причиненный ее должностными лицами вред, хотя, возможно, это было обусловлено тем, что автор преследовал цели иного порядка (см.: Поветкина Е. Л. Комментарий к Обзору практики рассмотрения арбитражными судами дел о возмещении вреда, причиненного государственными органами, органами местного самоуправления, а также их должностными лицами // Вестник ВАС РФ. 2011. N 10).
Таким образом, в основе отношений между кредитором, должником и РФ лежит экономическое содержание, аналогичное тому, которое составляет фундамент всех поименованных в законе случаев субсидиарной ответственности: РФ, играя роль субсидиарного должника, обязуется к исполнению чужого долга в качестве санкции за свое противоправное поведение. В результате ответственность РФ, оставаясь по форме деликтной, превращается в субсидиарную. Этот вывод позволяет в правильном фокусе увидеть всю картину взаимоотношений сторон. Исполнение РФ своего деликтного обязательства дает ей возможность потребовать возврата исполненного с должника, так как она, будучи субсидиарным должником, исполняет чужой долг и ее обязательство является деликтным лишь с точки зрения основания возникновения и, как следствие, условий удовлетворения, но по своей природе оно выступает правовой формой, опосредующей исполнение чужого долга. С точки зрения правовой формы РФ возмещает причиненный вред, но содержательно она исполняет чужой долг, так как в основе деликтного обязательства лежит не интерес кредитора в возмещении вреда (экономически весь вред сконцентрирован в бездействии основного должника), а лишь интерес в получении исполнения с основного должника. Само же требование РФ к основному должнику, будучи кондикционным по форме, в то же время выполняет функцию регресса, поскольку РФ имеет право потребовать от основного должника денежной суммы, уплаченной кредитору вследствие того, что должник самостоятельно не погасил свой долг <12>. ——————————— <12> Новицкий И. Б. Регрессные обязательства между социалистическими хозяйственными организациями. Опыт обобщения арбитражной и судебной практики. М., 1952. С. 4, 89.
Таким образом, акцент следует сделать на содержательном аспекте, превращающем ответственность РФ в субсидиарную. Во всех ситуациях субсидиарной ответственности именно основной должник получает обогащение или причиняет вред. Поэтому именно он в конечном счете должен претерпеть уменьшение своего имущества на стоимость предмета основного обязательства. Установление субсидиарной ответственности не может иметь своей целью освобождение основного должника от обязанности по возмещению вреда, передаче встречного предоставления и т. д. <13>. Тот факт, что обязательство РФ как субсидиарного должника возникло в связи с противоправными действиями должностных лиц, не означает, что она не должна иметь права регресса. Напротив, регресс выступает в качестве проявления сущности субсидиарной ответственности как инструмента лишь временного переложения бремени на субсидиарного должника, поскольку субсидиарный должник исполняет чужой долг. Регресс позволяет с точки зрения экономического распределения благ достичь той ситуации, которая бы имела место, если бы все исполняли свои обязательства добросовестно. Отсутствие же права регресса приводит к случайному распределению рисков между должниками, поскольку конечный объем ответственности субсидиарного должника будет зависеть от случайных факторов (воли кредитора, наличия имущества у основного должника и т. д.). Кроме того, отрицание права регресса предполагает санкционирование неосновательного обогащения на стороне основного должника. Исходя из этого возможность регрессного требования субсидиарного должника к основному в полном объеме исполненного должна признаваться для всех случаев субсидиарной ответственности, как названных таковыми в законе, так и непоименованных, поскольку она основывается на особом экономическом содержании, характерном для субсидиарной ответственности в целом как правового явления. ——————————— <13> М. М. Агарков говорит только о субсидиарной ответственности родителей (см.: Гражданское право / Под ред. М. М. Агаркова и Д. М. Генкина. Ч. 1. М., 1944. С. 332), однако мы полагаем возможным распространить этот вывод на все случаи субсидиарной ответственности.
Помимо образования фактически являющегося регрессным требования, особое экономическое содержание предопределяет трансформацию подходов к основанию возникновения неосновательного обогащения, коим выступает уже не получение кредитором сверх причитающегося, а частичное погашение обязательства должника исполнением РФ своего деликтного обязательства. Тем самым функционально обеспечивается применение принципа единства погашающего действия, связывающего обязательства между кредитором, основным должником и РФ. Поскольку и основной должник, и РФ удовлетворяют один и тот же имущественный интерес кредитора, исполняют один и тот же долг, предоставление, сделанное одним из них, автоматически прекращает обязательство другого в соответствующей части. Закон не назвал ответственность РФ в описанной ситуации субсидиарной, но экономическое содержание отношений объективно требует применения соответствующего режима, предполагающего возникновение регрессного требования и использование принципа единства погашающего действия. В результате имеющиеся правовые формы видоизменяются, функционально приспосабливаясь к особому содержанию субсидиарной ответственности. Гражданское право призвано урегулировать общественные отношения сообразно их экономическому содержанию, которое, таким образом, первично по отношению к опосредующим его правовым формам. Руководствуясь этой логикой, можно утверждать, что субсидиарная ответственность независимо от указания закона имеет место во всех случаях, где наличествует соответствующее экономическое содержание. А его игнорирование и акцент на правовых формах могут привести к неоправданным, неверным выводам (следствиям). Рассмотрев ситуацию, в которой экономическое содержание предопределяет превращение деликтной ответственности в субсидиарную, обратим внимание на поименованные в законе случаи субсидиарной ответственности и на примерах ответственности лиц, контролирующих должника-банкрота (п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве), а также ответственности его руководителя (п. 5 ст. 10 Закона о банкротстве) продолжим выявление сущности субсидиарной ответственности. Субсидиарная ответственность лиц, контролирующих должника, возникает только при наличии полного состава гражданского правонарушения, и потому обязательство этих лиц может быть с уверенностью названо деликтным с точки зрения оснований возникновения, хотя и оно лишь опосредует исполнение долга должника-банкрота. В то же время анализ субсидиарной ответственности руководителя должника-банкрота, наступающей в случае, если к моменту введения наблюдения или признания должника банкротом документы бухгалтерского учета, к примеру, отсутствуют (п. 5 ст. 10 Закона о банкротстве), позволяет сделать вывод, что наличие вреда не является необходимым условием возникновения обязательства руководителя. Дело заключается в том, что в данном случае невозможно установить размер причиненного вреда. Вред всегда представляет собой разницу между имущественным положением пострадавшего, каким оно было бы, если бы причинитель не совершил противоправных действий и не причинил вред (уменьшаемое), и имущественным положением пострадавшего после причинения вреда (вычитаемое). Его установление необходимо для привлечения к гражданско-правовой ответственности и установления ее пределов. Однако когда речь идет об ответственности руководителя, который скрыл документы бухгалтерского учета, мы не можем точно определить размер причиненного вреда, поскольку не знаем, в какой части были бы удовлетворены требования кредиторов, если бы руководитель не скрыл документы бухгалтерского учета. Иными словами, мы не знаем, какое имущество реально принадлежало должнику, не знаем «уменьшаемое». С одной стороны, очевидно, что действия руководителя могли причинить серьезный вред в случае, если сокрытие или просто потеря бухгалтерских документов привели к невозможности обращения взыскания на имущество должника, общая стоимость которого была бы достаточной для удовлетворения требований всех кредиторов. С другой стороны, у должника вообще могло не быть имущества, тогда вред от непредставления бухгалтерских документов минимален. Поскольку определить размер причиненного вреда невозможно (кроме того, он может отсутствовать), вред не может быть признан условием ответственности руководителя. В свою очередь, возникает вопрос: можно ли установить причинную связь между противоправным поведением и причиненным вредом, если мы не знаем, какой вред был причинен? Полагаем, что установить такую причинную связь невозможно, поскольку в традиционной связке «причина — следствие» следствие остается неизвестным. Таким образом, в данном случае отсутствует и причинная связь как необходимое условие ответственности руководителя. Отсутствие вреда и причинной связи как условий субсидиарной ответственности не позволяет говорить о возникновении деликтного обязательства в его традиционном понимании <14>. В то же время вывод, что здесь характер обязательства руководителя всецело предопределяется основным обязательством, как это имеет место в ситуациях, где субсидиарная ответственность играет роль обеспечительного механизма (ответственность полных товарищей по долгам товарищества, членов ассоциации по долгам последней и т. д.), был бы необоснованным, поскольку, во-первых, субсидиарное обязательство возникает в данном случае именно в связи с противоправным поведением руководителя, во-вторых, руководитель несет субсидиарную ответственность перед всеми конкурсными кредиторами, характер обязательств которых может быть различен. Таким образом, по своей правовой природе обязательство руководителя выходит за рамки традиционных видов обязательств, его сущность состоит в том, что оно выступает формой, опосредующей исполнение чужого долга. ——————————— <14> Как писал М. М. Агарков, «обязательства из причинения вреда возникают при наличии следующих фактов: 1) противоправность поведения причинителя вреда, 2) вина причинителя вреда, 3) вред на стороне потерпевшего, 4) причинная связь между противоправным поведением причинителя вреда и вредом, нанесенным потерпевшему. При отсутствии третьего (вред) и четвертого (причинная связь) из этих элементов обязательство возместить вред вообще возникнуть не может» (см.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 141).
В итоге обязательства субсидиарных должников и в случаях, прямо квалифицированных законом в качестве субсидиарной ответственности, могут быть различными по основаниям возникновения, но объединяются экономическим содержанием, образующим их фундамент. Именно экономическое содержание существенным образом преломляет правовые формы деликтного обязательства контролирующих лиц, особого квазиделиктного обязательства руководителя должника-банкрота и приводит их к общему знаменателю субсидиарной ответственности. Следует подчеркнуть, что с учетом вышесказанного субсидиарная множественность, характерная для ситуаций субсидиарной ответственности, не вписывается в классические представления об институте множественности лиц в обязательстве, поскольку очевидно, что обязательства основного должника и субсидиарного — это два разных обязательства с самостоятельными основаниями возникновения, условиями удовлетворения, порядком исчисления исковой давности и т. д. Однако они объединены содержательно тем, что направлены на погашение одного и того же долга. Поэтому можно говорить не о наличии нескольких должников в одном обязательстве, а лишь о множественности обязательств <15>, объединенных режимом субсидиарной ответственности, состоящим в применении принципа единства погашающего действия и возникновении права регресса у субсидиарного должника <16>. ——————————— <15> Вопрос о том, существуют ли вообще обязательства со множественностью лиц или же всегда следует говорить о нескольких обязательствах, является дискуссионным (подробнее о концепциях единства солидарного обязательства и множественности солидарных обязательств, которые всецело применимы и к случаям субсидиарной ответственности, см.: Виндшейд Б. Об обязательствах по римскому праву. СПб., 1875. С. 102 — 105; Чирихин И. Солидарность в обязательствах. Казань, 1888. С. 50 — 54; Морандьер Л. Ж. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1960. С. 637 — 642; Павлов А. А. К вопросу о сущности солидарных обязательств // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 65 — 75). <16> Заметим, что правила ст. 399 ГК РФ сформулированы законодателем для всех случаев субсидиарной ответственности без учета специфики каждого из них, в связи с чем они нуждаются в отдельном анализе на предмет того, составляют ли общий режим субсидиарной ответственности или же должны применяться лишь к некоторым из ее проявлений.
Итак, субсидиарная ответственность возникает там и тогда, где наличествует особое экономическое содержание отношений сторон, состоящее в том, что субсидиарный должник обязуется к исполнению чужого долга в качестве санкции за свое противоправное поведение. В то время как правовые формы, опосредующие субсидиарную ответственность, могут быть различными. Акцент на экономическом содержании субсидиарной ответственности позволяет усмотреть ее наличие в областях, еще не замеченных законодателем, но уже нуждающихся в адекватном правовом регулировании. В связи с этим требуется пересмотреть проблему правовой сущности субсидиарной ответственности и определить, выступает ли она самостоятельным правовым институтом как разновидность гражданско-правовой ответственности или же является неким правовым режимом, который способен охватывать обязательства различной правовой природы. Безусловно, субсидиарная ответственность представляет собой именно ответственность, поскольку наступает в качестве санкции за противоправное поведение субсидиарного должника. Однако по своему содержанию она существенно отличается от гражданско-правовой ответственности тем, что нарушитель в рамках своего обязательства не просто возмещает причиненный вред, но исполняет чужой долг. Примеры субсидиарной ответственности, не названные таковыми в законе, также демонстрируют, что субсидиарная ответственность предопределяет особенности правового режима не одного, а двух правоотношений (причем одно из них даже может не быть гражданско-правовым обязательством <17>) и последующие взаимоотношения должников. Кроме того, отдельные случаи субсидиарной ответственности в качестве условия ее наступления не предполагают наличие вреда и причинной связи, которые традиционно рассматриваются в качестве атрибутов гражданско-правовой ответственности. Поэтому квалификация субсидиарной ответственности в качестве одной из разновидностей г ражданско-правовой ответственности была бы необоснованной и неоправданно сузила бы значение и сферу применения субсидиарной ответственности. ——————————— <17> Легко предположить, что в рассмотренной ситуации ответственности РФ бездействие пристава привело к утрате налоговой инспекцией возможности взыскания сумм земельного налога с должника, в этом случае требование к основному должнику было бы публично-правовым, а к субсидиарному — частноправовым, но режим субсидиарной ответственности сохранился бы, поскольку неизменным осталось экономическое содержание.
Таким образом, субсидиарная ответственность представляет собой правовой режим, преломляющий иные институты гражданского права и предназначенный для опосредования специфического экономического содержания субсидиарной ответственности, состоящего в том, что субсидиарный должник обязуется к исполнению чужого долга в качестве санкции за свое противоправное поведение. Проходя сквозь призму субсидиарной ответственности, традиционные виды обязательств утрачивают свое обычное значение и предстают лишь формой, наполняемой новым экономическим содержанием. В связи со сказанным необходимо в ином ракурсе посмотреть на ситуации незаконного списания банком денежных средств, где по требованию пострадавшего экономически банк исполняет долг неосновательно обогатившегося лица в качестве санкции за свое противоправное поведение. Например, в Постановлении Президиума от 25.01.2011 N 8624/10 ВАС РФ рассмотрел дело, по обстоятельствам которого банк произвел незаконное списание денежных средств со счета унитарного предприятия по инкассовым поручениям, выставленным налоговой инспекцией. В результате у унитарного предприятия возникло право требования о возврате средств к бюджету (реализуемое в порядке, предусмотренном НК РФ), а также к банку в связи с противоправными действиями последнего. После исполнения требования унитарного предприятия банк предъявил иск о взыскании неосновательного обогащения (по обстоятельствам дела банк предъявил это требование к налоговой инспекции, а не к бюджету, что, однако, не затрагивает содержание выводов, сделанных ВАС РФ). С учетом сказанного ранее банк в данном случае выступает в роли субсидиарного должника, понуждаемого к исполнению долга бюджета в качестве санкции за свое противоправное поведение, а его обязательство из договорной ответственности является правовой формой, опосредующей исполнение долга бюджета перед унитарным предприятием. Таким образом, ответственность банка под воздействием особого экономического содержания, лежащего в основе отношений сторон, превращается в субсидиарную <18>. Поэтому требование банка о взыскании неосновательного обогащения — это регрессное требование субсидиарного должника, исполнившего долг основного. ——————————— <18> Заметим, что публично-правовой характер обязанности по возврату налогов из бюджета, которая в деле, рассмотренном ВАС РФ, тем не менее вписывается в структуру механизма субсидиарной ответственности, открывает новые грани для изучения последней.
Однако ВАС РФ, не увидев этого экономического содержания, а, напротив, сделав акцент на правовых формах, отказал банку в удовлетворении иска, указав на то, что он претерпел ответственность за собственные противоправные действия, а потому не может перекладывать ее на третьих лиц. Обнадеживает, что спустя всего четыре месяца в информационном письме N 145, анализируя ситуацию ответственности РФ за бездействие пристава, ВАС РФ, возможно, и неосознанно, изменил свою позицию, предоставив РФ кондикционное требование, несмотря на то что она претерпела ответственность за противоправные действия своих должностных лиц. Иначе следует посмотреть и на аналогичные ситуации незаконного списания акций реестродержателем и на иные случаи, базирующиеся на особом экономическом содержании, лежащем в основе субсидиарной ответственности. В этих ситуациях, как и в случае с ответственностью РФ за бездействие пристава, традиционные правовые формы под воздействием экономического содержания будут видоизменяться, механизм их сочетания будет функционально подстраиваться под режим субсидиарной ответственности. Это необходимо учитывать не только для обоснованного разрешения конкретных споров между экономическими субъектами, но и в особенности при разработке адекватного правового регулирования, которое должно соответствовать экономическому содержанию отношений сторон. Явление субсидиарной ответственности нуждается в дальнейшем глубоком изучении, но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что его значение и сфера применения гораздо шире, нежели это мыслилось до сих пор, и оно может претендовать на обособление в качестве цельного правового феномена.
