(Крашенинников Е. А., Байгушева Ю. В.) («Вестник гражданского права», 2012, N 2)
К ПОНЯТИЮ ПОЛНОМОЧИЯ
Е. А. КРАШЕНИННИКОВ, Ю. В. БАЙГУШЕВА
Крашенинников Е. А., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова.
Байгушева Ю. В., кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры теории права и гражданско-правовых дисциплин Международной академии бизнеса и новых технологий.
Авторы квалифицируют полномочие как субъективное гражданское право и оспаривают мнения цивилистов, рассматривающих его в качестве юридической способности, особой правовой власти, не являющейся субъективным правом, юридического факта и проявления правоспособности.
Authors qualify an authority as a subjective civil-law right and critisize opinions of scholars, who define the authority in other ways: as a juridical ability, a special legal power (which is not a subjective civil-law right), as a legal fact and a display of legal capacity.
Согласно абз. 1 п. 1 ст. 182 ГК РФ совершаемая представителем от имени представляемого сделка вызывает желаемое ее сторонами правовое последствие непосредственно в лице представляемого только при наличии у представителя полномочия. Будучи мерой возможного поведения, которая предоставляется законом лицу в целях удовлетворения его интереса, полномочие есть субъективное гражданское право <1>, управомочивающее своего обладателя на совершение сделки от имени и с непосредственным действием для другого лица <2>. ——————————— <1> Это обстоятельство признается большинством цивилистов (см., например: Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. 7. Aufl. Bd. 1. Frankfurt a. M., 1891. S. 188; Crome C. System des deutschen burgerlichen Rechts. Bd. 1. Tubingen; Leipzig, 1900. S. 459; Tuhr A. von. Die unwiderrufliche Vollmacht // Festschrift fur Paul Laband. Tubingen, 1908. S. 60 (Anm. 1); Sohm R. Die subjektiven Rechte im deutschen Burgerlichen Gesetzbuch // Jahrbucherfur die Dogmatik des burgerlichen Rechts. 1923. Bd. 73. S. 285; Enneccerus L., Kipp Th., Wolff M. Lehrbuch des burgerlichen Rechts. 25 — 29 Aufl. Bd. 1. Marburg, 1926. Abt. 1. S. 462; Enneccerus L., Nipperdey H. C. Allgemeiner Teil des burgerlichen Rechts. 14. Aufl. Halbbd. 2. Tubingen, 1955. S. 793; Adomeit K. Zivilrechtstheorie und Zivilrechtsdogmatik — mit einem Beitrag zur Theorie der subjektiven Rechte // Jahrbuch fur Rechtssoziologie und Rechtstheorie. 1972. Bd. 2. S. 519; Watter R. Kommentar zu Art. 32 // Kommentar zum schweizerischen Privatrecht. Obligationenrecht. Art. 1-529 OR / H. Honsell, N. P. Vogt, W. Wiegand (Hgs.). 2 Aufl. Basel; Frankfurt a. M., 1996. S. 277; Portmann W. Wesen und System der subjektiven Privatrechte. Zurich, 1996. S. 203 — 205; Gauch P., Schluep W., Schmid J., Rey H. Schweizerisches Obligationenrecht. Allgemeiner Teil. 7. Aufl. Bd. 1. Zurich, 1998. S. 287 — 288; Казанцев Л. Учение о представительстве в гражданском праве. Ярославль, 1878. С. 100 (с примеч. 3); Варул П. Представительство и полномочия представителя // Очерки по торговому праву. Ярославль, 2009. Вып. 16. С. 79). <2> Даже если представитель управомочен на совершение нескольких сделок, он является носителем одного полномочия на все эти сделки, а не нескольких самостоятельных полномочий на каждую сделку в отдельности. Поэтому следует признать неточными предписания абз. 1 п. 3 ст. 184 и п. 3 ст. 1202 ГК РФ, а также п. 2 ст. 40, абз. 2 п. 2 ст. 150 и п. 5 ст. 158 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» в той их части, где говорится о «полномочиях» представителя.
По вопросу о правовой природе полномочия в цивилистической литературе были высказаны и иные точки зрения. Гупка (Hupka) полагает, что полномочие есть присущая представителю «правовая способность управомочить или обязать другое лицо через свое действие» <1>. Но указанная автором способность, под которой он подразумевает способность представителя к совершению сделок с действием для представляемого, охватывается принадлежащей представителю сделкоспособностью как составной частью его гражданской дееспособности <2>. Ведь тот, кто способен совершать сделки, посредством их совершения может вызывать соответствующие правовые последствия не только для себя, но и для другого лица <3>. ——————————— <1> Hupka J. Die Vollmacht. Eine civilistische Untersuchung mit besonderer Berucksichtigung des deutschen Burgerlichen Gesetzbuchs. Leipzig, 1900. S. 89. Определение полномочия через способность представителя встречается и у других цивилистов. Так, например, Эртманн (Oertmann) квалифицирует полномочие как «правовую компетентность, в силу которой можно действительно выступать в качестве представителя» и которая «однородна» способности лица «вызывать через правосделочные действия правовые последствия в собственном деле» (Oertmann P. Burgerliches Gesetzbuch. Buch. Allgemeiner Teil. Berlin, 1908. S. 502); Озер (Oser) и Шененбергер (Schonenberger) — как «состояние, способствующее тому, чтобы сделка, в которой участвует один, являлась…» сделкой «другого», и «представляющее собой для представителя не право… а… способность» (Oser H., Schonenberger W. Das Obligationenrecht. Allgemeiner Teil (Art. 1 — 183). 2. Aufl. Zurich, 1929. S. 230); Флуме (Flume) — как «легитимацию достигнуть правосделочного регулирования для другого посредством действий от его имени», являющуюся «способностью» представителя», которая «не имеет ничего общего с дееспособностью…» (Flume W. Allgemeiner Teil des burgerlichen Rechts. 4. Aufl. Bd. 2. Berlin; Heidelberg; NY, 1992. S. 785). <2> Помимо сделкоспособности гражданская дееспособность включает в себя вменяемость, т. е. способность к совершению гражданских правонарушений. <3> Larenz K. Allgemeiner Teil des deutschen burgerlichen Rechts. Munchen, 1967. S. 129 — 130. С учетом сказанного обнаруживается ошибочность формулировки п. 1 ст. 21 ГК РФ, из которой следует, что дееспособный гражданин способен создавать своими действиями гражданские обязанности лишь для самого себя.
Понимая под субъективным гражданским правом «волевую власть, предоставленную правопорядком отдельному лицу для удовлетворения его интереса» <1>, Ларенц (Larenz) и Вольф (Wolf) говорят, что поскольку полномочие предоставляется представителю «ради представляемого», стало быть, в целях удовлетворения его интереса, оно является «особой правовой властью, которую нельзя причислять… к субъективным правам» <2>. При этом упускается из виду, что, совершая доверенную ему сделку, представитель преследует свой интерес, который состоит в том, чтобы она действовала не для него, а для представляемого. Удовлетворение этого интереса представителя как раз и опосредуется полномочием. ——————————— <1> Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des burgerlichen Rechts. 8. Aufl. Munchen, 1997. S. 276. <2> Ibid. S. 874. Такого же взгляда придерживаются Лептин (Leptien) и Хайнрихс (Heinrichs) (см.: Leptien U. Vorbemerkungen zu § 164 // Soergel H. Th. Burgerliches Gesetzbuch. Kommentar. 12. Aufl. Bd. 1. Stuttgart; Berlin; Koln; Mainz, 1987. S. 1256; Heinrichs H. Einfuhrung vor § 164 // Palandt O. Burgerliches Gesetzbuch. Kurzkommentar. 66. Aufl. Munchen, 2007. S. 172).
О. С. Иоффе трактует полномочие в качестве юридического факта. «Полномочие, — пишет ленинградский профессор, — не является субъективным правом, так как представитель благодаря полномочию приобретает не права, а только возможность осуществления чужих прав и обязанностей или приобретения их для другого лица. Но вместе с тем полномочие порождает определенные юридические последствия и, стало быть, имеет значение юридического факта. Полномочие и есть юридический факт, определяющий границы присоединения к правоспособности представляемого дееспособности представителя» <1>. Насколько это воззрение оправданно научно и практически, можно судить по следующим обстоятельствам. Во-первых, полномочие, взятое само по себе, не порождает никакого правового последствия. В случае представительства желаемое представляемым правовое последствие вызывается не полномочием, а сделкой, совершаемой представителем от имени представляемого. Значение полномочия состоит лишь в том, что оно обусловливает наступление правового последствия непосредственно в лице представляемого. Во-вторых, если бы полномочие являлось юридическим фактом, то использованные законодателем в абз. 1 ст. 63 и абз. 4 ст. 68 ГК РСФСР 1964 г. и употребляемые автором словосочетания «превышение полномочий» <2> и «передача полномочий» <3> были бы лишены всякого смысла, поскольку означали бы превышение и передачу юридических фактов <4>. ——————————— <1> Иоффе О. С. Советское гражданское право. М., 1967. С. 202 — 203. Трактовку полномочия как юридического факта мы находим и у Розенберга (Rosenberg): полномочие «является… не зависящим от личности и деятельности представителя и потому определяемым не субъективно, а объективно фактическим составом, который… обосновывает объективное правовое последствие, связанное законом с действием представителя, в лице представляемого…» (Rosenberg L. Stellvertretung im Prozess. Auf der Grundlage und unter eingehender, vergleichender Darstellung der Stellvertretungslehre des burgerlichen Rechts nebst einer Geschichte der prozessualischen Stellvertretung. Berlin, 1908. S. 560 — 561). <2> Иоффе О. С. Указ. соч. С. 211. <3> Там же. С. 209. <4> Такими же бессмысленными оказались бы употребляемые О. С. Иоффе в его «Обязательственном праве» (М., 1975) словосочетания «предоставление полномочий» (с. 513) и «полномочия адресованы третьим лицам» (с. 514), потому что юридические факты не могут ни предоставляться, ни адресовываться кому-либо.
По мнению В. А. Рясенцева, полномочие не является субъективным правом, так как ему не соответствует чья-либо обязанность, его нельзя нарушить как субъективное право и оно не порождает права на иск. Исходя из воззрения М. М. Агаркова, что наряду с субъективными правами существуют проявления правоспособности, которым в отличие от субъективных прав не противостоят никакие обязанности <1>, В. А. Рясенцев относит полномочие к числу таких проявлений. «…Полномочие, — пишет он, — есть проявление гражданской правоспособности, заключающееся в возможности совершить действия от имени другого лица с непосредственными юридическими последствиями для него» <2>. ——————————— <1> Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 71. <2> Рясенцев В. А. Понятие и юридическая природа полномочия представителя в гражданском праве // Методические материалы ВЮЗИ. Вып. 2. М., 1948. С. 7.
Выдвинутые автором аргументы против трактовки полномочия в качестве субъективного права не выдерживают критики. Во-первых, полномочию корреспондирует правовая обязанность, лежащая на представляемом. Должное поведение представляемого как субъекта этой обязанности не является ни действием (facere, Tun), потому что для осуществления представителем принадлежащего ему полномочия какого-либо содействия представляемого не требуется <1>, ни воздержанием от действия (non facere, Unterlassung), так как представляемый не может воспрепятствовать представителю осуществить свое полномочие, ни претерпеванием (pati, Dulden) <2>, поскольку полномочие, будучи правом совершить сделку для другого лица, рассчитано на нормальную правовую ситуацию, в то время как претерпевание может осуществляться только в охранительном правоотношении <3>, т. е. правоотношении, складывающемся в результате конфликтной ситуации <4>. Принимая во внимание, что должное поведение представляемого как субъекта обязанности, корреспондирующей полномочию представителя, одно характерно претерпеванию, но в отличие от претерпевания не связано с огорчениями, и прибегая к приему римских юристов, мы называем его квазипретерпеванием (quasi-pati). Во-вторых, далеко не все субъективные гражданские права могут быть нарушены. Под нарушением субъективного гражданского права, или гражданским правонарушением, понимается предусмотренное гипотезой охранительной гражданско-правовой нормы виновное неисполнение или ненадлежащее исполнение противостоящей этому праву обязанности, с наличием которого санкция нормы связывает возникновение у участников регулируемого отношения охранительных гражданских прав и обязанностей. Отсюда явствует, что виновное неисполнение обязанности, корреспондирующей виндикационному притязанию, не является нарушением этого притязания. Регулятивные субъективные гражданские права, которым корреспондируют обязанности quasi-pati, также не могут выступать объектом гражданского правонарушения. Проиллюстрируем сказанное на примере права выбора должника в альтернативном обязательстве (ст. 320 ГК РФ). Этому праву корреспондирует обязанность кредитора, материальное содержание которой состоит в квазипретерпевании им волеизъявления должника о выборе предмета предоставления. Волеизъявление о выборе есть нуждающееся в получении волеизъявление. Выбор происходит через прямое волеизъявление или конклюдентное поведение должника, типичным примером которого выступает предложение одного из альтернативно задолженных предоставлений <5>. Кредитор не в состоянии воспрепятствовать должнику сделать волеизъявление о выборе, так как особая деятельность по принятию волеизъявления не требуется. В случае предложения ему одного из альтернативно задолженных предоставлений кредитор, конечно, может отклонить предоставление либо по какому-то основанию (например, предусмотренному ст. 311 ГК РФ), либо безосновательно (тогда он попадает в просрочку в принятии). Однако должник и здесь осуществляет свое право выбора, хотя и не освобождается от своего ставшего простым долга <6>. Таким образом, рассматриваемое право, как и любое субъективное право, которому противостоит обязанность quasi-pati, не может быть нарушено. В-третьих, из того обстоятельства, что у представителя ввиду невозможности нарушения его полномочия не может возникнуть обоснованное нарушением полномочия право на иск, отнюдь не следует, что полномочие не является субъективным правом. Гражданскому законодательству известно множество субъективных прав, которые, так же как и полномочие, нельзя осуществить в исковом процессе с помощью суда. Таковы, например, право отменить полномочие (п. 2 ст. 188 ГК РФ), право выбора в альтернативном обязательстве (ст. 320 ГК РФ), право удержания (абз. 1 п. 1 ст. 359 ГК РФ), право отказаться от исполнения дарственного обещания (п. 1 ст. 577 ГК РФ). ——————————— <1> Признавая существование корреспондирующей полномочию правовой обязанности, О. А. Красавчиков говорит: «Сущность указанной обязанности сводится к тому, что представляемый обязан принять на себя все юридические последствия действий представителя, совершенных в пределах полномочия» (Советское гражданское право / Под ред. О. А. Красавчикова. 2-е изд. Т. 1. М., 1972. С. 214). Этот взгляд разбивается об абз. 1 п. 1 ст. 182 ГК РФ, совпадающий по содержанию с абз. 1 ст. 62 ГК РСФСР 1964 г., согласно которому правовое последствие сделки, совершенной представителем на основании полномочия, наступает в лице представляемого непосредственно, т. е. без всякого содействия с его стороны. <2> Многие юристы считают, что претерпевание есть подвид воздержания от действия (см., например: Bierling E. R. Juristische Principienlehre. Bd. 1. Freiburg; Leipzig, 1894. S. 243; Oertmann P. Das Recht der Schuldverhaltnisse. 2. Aufl. Berlin, 1906. S. 11; Lehmann H. Die Unterlassungspflicht im burgerlichen Recht. Munchen, 1906. S. 23 ff.; Gierke O. Deutsches Privatrecht. Bd. 3. Munchen; Leipzig, 1917. S. 65; Tuhr A. von. Allgemeiner Teil des schweizerischen Obligationenrechts. Halbbd. 1. Tubingen, 1924. S. 43; Leonhard F. Allgemeines Schuldrecht des BGB. Munchen; Leipzig, 1929. S. 79; Enneccerus L., Lehmann H. Recht der Schuldverhaltnisse. 14. Aufl. Tubingen, 1954. S. 16; Blomeyer A. Allgemeines Schuldrecht. 4. Aufl. Berlin; Frankfurt a. M., 1969. S. 8; Keller M., Schobi Ch. Das schweizerische Schuldrecht. 3. Aufl. Bd. 1. Basel; Frankfurt a. M., 1988. S. 102; Portmann W. Op. cit. S. 66 (Anm. 198)). Гораздо удачнее рассуждает в данном вопросе Аристотель: воздержание и претерпевание, говорит великий исследователь, суть не одно и то же, ибо претерпевание в отличие от воздержания «имеет дело с огорчениями» (см.: Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1984. С. 348). <3> Крашенинников Е. А. К учению о гражданско-правовых обязанностях // Вопросы теории юридических обязанностей: Тез. II межвуз. науч. конф. молодых ученых юристов. Воронеж, 1988. С. 7. <4> Являясь ситуационным переживанием, стало быть, внутренним действием, претерпевание составляет материальное содержание обязанности, которая противостоит охранительному субъективному гражданскому праву на свое поведение, например праву отказаться от договора или, что одно и то же, от исполнения договора, нарушенного другой стороной (абз. 1 п. 3 ст. 503, п. 2 ст. 715, п. 2 ст. 896, п. 4 ст. 1237 ГК РФ) (см.: Крашенинников Е. А. Регулятивные и охранительные субъективные гражданские права // Очерки по торговому праву. Вып. 14. Ярославль, 2007. С. 11, 12). <5> Oertmann P. Das Recht der Schuldverhaltnisse. S. 59; Gernhuber J. Das Schuldverhaltnis. Tubingen, 1989. S. 267. <6> Litten F. Die Wahlschuld im deutschen burgerlichen Rechte. Berlin, 1903. S. 160; Крашенинников Е. А. Основания возникновения притязаний // Очерки по торговому праву. Вып. 9. Ярославль, 2002. С. 4 (примеч. 2).
Переходя к оценке сформулированного В. А. Рясенцевым определения полномочия, нужно указать на следующее. Гражданская правоспособность есть способность иметь гражданские права и обязанности (п. 1 ст. 17 ГК РФ) <1>; она не является субъективным правом <2>, а представляет собой правовое свойство субъекта гражданского права <3>. Из понятия гражданской правоспособности как способности иметь гражданские права и обязанности вытекает, что она проявляется не в субъективных гражданских правах и обосновывающих их действиях <4>, а в обладании субъектом теми или иными субъективными гражданскими правами и теми или иными гражданско-правовыми обязанностями. Поэтому полномочие (в отличие от обладания полномочием), вопреки противоположному утверждению В. А. Рясенцева, не есть проявление гражданской правоспособности. ——————————— <1> Включая в содержание правоспособности гражданина способность к совершению сделок (ст. 18 ГК РФ), законодатель тем самым смешивает правоспособность с дееспособностью. <2> Bekker E. I. System des heutigen Pandektenrechts. Bd. 1. Weimar, 1886. S. 154; Tuhr A. von. Der allgemeine Teil des deutschen burgerlichen Rechts. Bd. 1. Leipzig, 1910. S. 378 (Anm. 28); Enneccerus L., Nipperdey H. C. AllgemeinerTeil des burgerlichen Rechts. 14. Aufl. Halbbd. 1. Tubingen, 1952. S. 312; Красавчиков О. А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С. 39. <3> С. С. Алексеев усматривает в правоспособности субъективное право, в силу которого управомоченный может требовать от других лиц признания его субъектом права и воздержания от действий, нарушающих его правоспособность. В обоснование трактовки правоспособности как субъективного права автор применяет такую аргументацию: «способность» в иной словесной формулировке означает возможность; а если вспомнить, что правоспособность есть не естественное, а общественно-юридическое свойство, то, следовательно, перед нами известная юридическая возможность; юридические же возможности суть не что иное, как субъективные права (см.: Алексеев С. С. Общая теория социалистического права. Вып. 2. Свердловск, 1964. С. 74). Согласиться с этим взглядом нельзя. Правоспособность есть условие возникновения у наделенного ею лица субъективного права или правовой обязанности и в этой определенности является возможностью чего-то другого. Она положена как возможность чего-то другого только по отношению к этому другому. Указанная возможность, определяющая правоспособность в ее соотношении с тем, что она обусловливает, не опосредует отношение правоспособного лица с другим субъектом и, стало быть, не является мерой возможного поведения этого лица. Поэтому используемая С. С. Алексеевым аргументация, в основе которой лежит подмена философского понятия возможности правовым понятием юридической возможности, в действительности ничего не доказывает. Необходимо также отметить, что из предложенной автором трактовки правоспособности как субъективного права следует, что это право включает в себя два правомочия требования, через которые связывается с двумя противоположными по своему материальному содержанию правовыми обязанностями: обязанностью facere и обязанностью non facere. Однако субъективное право не может слагаться из двух правомочий требования и выступать коррелятом по отношению к двум правовым обязанностям. В субъективном праве заключено только одно правомочие требования, через которое право в целом сопрягается с корреспондирующей ему обязанностью как своей диалектической противоположностью. Рассматриваемая в качестве субъективного права правоспособность не может состоять из правомочия требования, обязывающего других лиц к признанию управомоченного субъектом права, потому что существование такого правомочия невозможно. Вычленяя это правомочие, автор не учитывает то обстоятельство, что признание лица субъектом права, как заметил уже О. С. Иоффе, зависит не от других лиц, а от государства (см.: Иоффе О. С. Спорные вопросы учения о правоотношении // Очерки по гражданскому праву. Л., 1957. С. 59). Столь же ясно и то, что она не может состоять из правомочия требования, направленного на воздержание других лиц от действий, нарушающих правоспособность управомоченного. Поскольку автор не вычленяет правоспособности как субъективном праве правомочие на свое поведение, указанное правомочие требования оказывается правомочием, которое обязывает других лиц воздерживаться от действий, нарушающих само это правомочие. Но такое правомочие требования, не имеющее ничего общего с негативными правомочиями требования, т. е. структурными элементами абсолютных субъективных прав, которые обязывают к воздержанию от действий, нарушающих заключенные в этих правах правомочия на свое поведение, является чисто рассудочным построением, созданным субъективным произволом. <4> В одной из работ О. С. Иоффе говорится: «Существует немало действий (таких, как обнаружение находки, заключение договоров, не сопряженное с использованием уже имеющихся правомочий), которые… проявляют правоспособность…» (Иоффе О. С. Развитие цивилистической мысли в СССР. Ч. 1. Л., 1975. С. 123). Но это воззрение ошибочно. Заключение договоров служит проявлением сделкоспособности как составной части гражданской дееспособности. Что касается обнаружения находки, то в этом неправосделочном действии не проявляется даже дееспособность, так как право на вознаграждение за находку приобретает и недееспособное лицо (см.: Enneccerus L., Nipperdey H. C. Op. cit. Halbbd. 2. S. 912; Flume W. Op. cit. S. 213 — 214).
Обзор различных воззрений на правовую природу полномочия свидетельствует о том, что критическую и практическую проверку выдерживает только взгляд, согласно которому полномочие является субъективным гражданским правом, управомочивающим своего обладателя на совершение сделки от имени и с непосредственным действием для другого лица.
