(Соломин С. К., Соломина Н. Г.) («Закон», 2012, N 4)
ПРОЩЕНИЕ ДОЛГА: ВОПРОСЫ КВАЛИФИКАЦИИ
С. К. СОЛОМИН, Н. Г. СОЛОМИНА
Соломин Сергей Константинович, доктор юридических наук.
Соломина Наталья Геннадьевна, доктор юридических наук.
В статье обосновывается подход к прощению долга как к одной из форм дарения, выявляются особенности применения прощения долга к договорным и внедоговорным обязательствам, дается общее понятие долга для целей ст. 415 ГК РФ.
1. В системе оснований прекращения гражданско-правовых обязательств, направленных на бесконфликтное урегулирование отношений, особое место занимает прощение долга, в силу которого одно лицо (кредитор), обладающее имущественным правом требования к другому лицу (должнику), освобождает последнее от исполнения лежащей на нем обязанности. В юридической литературе существо данного основания прекращения обязательств, как правило, рассматривают через призму судебной практики, квалифицирующей прощение долга в зависимости от направленности намерения кредитора освободить должника от обязанности. В 2005 г. Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в одном из информационных писем указал, что отношения кредитора и должника в связи с прощением долга можно квалифицировать как дарение, только если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара <1>. ——————————— <1> Пункт 3 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 N 104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса Российской Федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств» // Вестник ВАС РФ. 2006. N 4.
Данное положение можно проиллюстрировать следующим примером. Акционерное общество получило от общества с ограниченной ответственностью денежные средства по договору займа, которые обязалось возвратить в установленный срок и уплатить проценты за пользование деньгами. Сумма займа не была возвращена в срок. ООО направило в адрес должника письмо с требованием немедленно возвратить сумму займа, указав при этом, что в случае исполнения данного требования заимодавец освобождает заемщика от уплаты процентов за пользование денежными средствами и неустойки за несвоевременный возврат займа. Заемщик сумму займа возвратил. Однако кредитор, полагая, что освобождение заемщика от обязанности уплаты процентов и неустойки является дарением, которое по смыслу ст. 575 ГК РФ подпадает под запрет, а соответственно, является ничтожным, предъявил к заемщику требование о взыскании указанных процентов. Суд в удовлетворении исковых требований заимодавца отказал по следующим основаниям. Квалифицирующим признаком дарения является его безвозмездность. Вместе с тем гражданское законодательство исходит из презумпции возмездности договора. Поэтому прощение долга является дарением только в том случае, если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара. Об отсутствии намерения кредитора одарить должника может свидетельствовать, в частности, взаимосвязь между прощением долга и получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству между теми же лицами. Суд установил, что целью совершения сделки прощения долга в данной ситуации являлось обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части и у кредитора отсутствовало намерение одарить должника. Изложенное позволяет сформулировать два вывода. Во-первых, прощение долга есть двусторонняя сделка, что предполагает необходимость получения согласия должника на ее совершение. В противном случае, как отмечают некоторые авторы, возможно наступление негативных последствий для должника, который может быть не заинтересован в освобождении его от имущественной обязанности <2>. ——————————— <2> См.: Бациев В. В. Практический комментарий отдельных положений главы 26 Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств (за исключением положений о зачете) // Арбитражные споры. 2007. N 4.
Во-вторых, вопрос о соотношении прощения долга и дарения решается в зависимости от существа намерения кредитора. В случае если имеет место намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара, прощение долга выступает разновидностью дарения. Если же такое намерение кредитора имеет иную направленность, не связанную с намерением одарить, прощение долга подлежит квалификации, к примеру, в качестве обеспечения возврата суммы задолженности в непрощенной части <3>. ——————————— <3> Данный подход позволил некоторым авторам прийти к выводу об отсутствии оснований для полного отождествления двух правовых институтов — прощения долга и дарения (см., напр.: Буркова А. Некоторые гражданско-правовые вопросы, связанные с прощением долга // Юрист. 2010. N 4).
Итак, Президиум ВАС в качестве квалифицирующего признака прощения долга как дарения выделяет намерение кредитора освободить должника от уплаты долга в качестве дара. В то же время п. 2 ст. 572 ГК РФ оперирует понятием «ясно выраженное намерение». Имеется ли различие между понятием «намерение», использованным в информационном письме ВАС, и понятием «ясно выраженное намерение» в п. 2 ст. 572 ГК? Очевидно, что имеется. Намерение лица есть его воля. Ясно выраженное намерение представляет собой не что иное, как волеизъявление. Иными словами, исследуемые понятия соотносятся между собой так же, как понятия «воля» и «волеизъявление». Выходит, что в вопросе квалификации прощения долга ключевое значение имеет, по мнению ВАС РФ, внутреннее состояние субъекта, его воля. Представляется, что такой подход к квалификации отношения не полностью соответствует механизму, который нашел отражение в нормах ст. 431 ГК РФ: при толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. При этом в случае неясности буквальное значение условия договора может быть установлено путем сопоставления с другими условиями договора и его смыслом в целом. И только при невозможности реализации данного механизма определения содержания договора суд должен выяснить действительную общую волю сторон с учетом цели такого договора. Возвращаясь к примеру из информационного письма N 104, можно утверждать, что содержащееся в адресованном должнику письме условие об освобождении его от уплаты процентов выступает примером «ясно выраженного намерения»: намерение кредитора получило свое внешнее выражение в виде письменного предложения должнику, которое можно считать принятым (а значит, и согласованным) с момента, когда тот совершил предусмотренное в предложении действие — немедленно возвратил сумму основного долга. Соответственно, суд должен был дать оценку именно «ясно выраженному намерению» посредством буквального толкования содержащихся в адресованном должнику письме слов и выражений. Именно буквальное значение слов и выражений письма должно было подтвердить квалификацию прощения долга как дарения со всеми вытекающими последствиями. В письме кредитора содержится фраза «освободить заемщика от уплаты процентов за пользование денежными средствами и неустойки за несвоевременный возврат суммы займа», которая по своей конструкции соответствует одному из возможных объектов дарения — освобождению от имущественной обязанности (ст. 572 ГК). Заметим, что использование понятия «освобождение» по смыслу ст. 572 уже предполагает безвозмездность. В свою очередь, прямое указание на безвозмездность действия должно сопутствовать передаче вещи конкретному лицу в качестве дара. Таким образом, рекомендации Президиума ВАС, касающиеся необходимости установления судом намерения кредитора (его воли) и игнорирования волеизъявления, не основаны на законе. Проведенная судом квалификация прощения долга также вызывает возражения. Суд указал, что целью совершения сделки прощения долга выступает обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части. Возникает вопрос: в чем выражается обеспечительная функция прощения долга? Известно, что любое обеспечительное средство предполагает возникновение какого-либо дополнительного права кредитора, как правило, в случае нарушения основного права, явившегося следствием неисполнения или ненадлежащего исполнения основного обязательства. В рассмотренной выше ситуации в случае, если бы заемщик так и не возвратил сумму займа, о возникновении какого-либо дополнительного права кредитора, реализация которого обеспечила бы исполнение основного обязательства, говорить не приходилось. Право на получение процентов в качестве платы за пользование деньгами существовало изначально, с момента совершения заемной сделки. Право на получение процентов в качестве санкции возникло с момента просрочки заемщика. Следовательно, сделка прощения никакой обеспечительной функции не выполняет. На наш взгляд, в рассматриваемой ситуации вообще не может идти речи о прощении долга. Поскольку заемщик принял предложение заимодавца посредством совершения конклюдентных действий, можно говорить о том, что в рамках существующего договора займа было достигнуто дополнительное соглашение о его изменении. Предметом данного соглашения является условие о прекращении обязательства по уплате процентов за пользование денежными средствами. Момент, с которого это обязательство считается прекращенным, определяется совершением действия по возврату основной суммы долга. Сопоставление условия о прекращении данного обязательства с другими условиями договора займа и смыслом договора в целом позволяет утверждать, что стороны распространяют свое дополнительное соглашение на отношения, возникшие с момента совершения основного договора займа. Что касается обязательства по взысканию неустойки, оно считается прекращенным не по причине достижения соглашения между заимодавцем и заемщиком, а по причине принятия первым надлежащего исполнения со стороны второго. 2. С одной стороны, прощение долга представляет собой действие, которое является правопрекращающим юридическим фактом, поскольку его совершением должник освобождается от лежащей на нем обязанности, а соответственно, прекращается и само правоотношение. С другой стороны, это действие составляет предмет самостоятельного договора — соглашения о прощении долга, которое, в свою очередь, формируется как реальный договор, совершение которого совпадает с его исполнением (прощением долга), а значит, и прекращением. Предмет данного соглашения соотносится с одним из возможных предметов договора дарения — освобождением должника от его имущественной обязанности перед кредитором. Таким образом, прощение долга можно реализовать исключительно в рамках реальной конструкции договора дарения, по которому кредитор (даритель) освобождает должника (одаряемого) от имущественной обязанности перед ним. Что следует понимать под долгом по смыслу ст. 415 ГК РФ <4>? Долг — это имущественная обязанность. Учитывая, что она может составлять содержание как договорных, так и внедоговорных обязательств, важно уяснить пределы применения прощения долга в отношении одних и вторых. ——————————— <4> В тексте ст. 415 ГК не используется термин «прощение долга». Мы полагаем, что данную статью необходимо изложить в следующей редакции: «Обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей (прощением долга), если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора».
Относительно внедоговорных (охранительных) обязательств, таких как кондикционные и деликтные, следует заметить, что любое согласительное вмешательство в процесс реализации этих обязательств неизбежно приведет к изменению их существа: последствия прекращения внедоговорных обязательств в силу соглашения сторон выходят за рамки охранительной сферы и подпадают под действие договорного права. К примеру, потерпевший в рамках кондикционного обязательства, отказываясь от своих претензий на возврат неосновательно приобретенного имущества, изменяет тем самым не только правовой режим последнего (имущество приобретает качество дара), но и правовой статус приобретателя, который приобретает черты добросовестного субъекта — одаряемого. Соглашение в данной ситуации распространяет свое действие на отношения, которые возникли с момента неосновательного обогащения, придавая им правомерный характер. При этом дарение в подобной ситуации имеет место в форме передачи дара, а не в форме освобождения от имущественной обязанности. Это объясняется тем, что при неосновательном приобретении на приобретателя переходит лишь титул владельца, но не собственника. Поэтому отказ от имущественных претензий к приобретателю подменяет механизм, который в идеале предполагает возврат имущества собственнику (потерпевшему) и лишь затем передачу этого имущества в качестве дара. Иной квалификации подлежит ситуация, когда потерпевший отказывается от своих имущественных притязаний в обязательстве, связанном с возмещением стоимости неосновательно приобретенного имущества, возврат которого в натуре невозможен. Перед нами прощение долга, которое исключает любые имущественные требования кредитора к должнику, в том числе и на будущее время. Прощением долга может быть прекращено и обязательство по возврату неосновательно сбереженного имущества. Что касается возможности прекращения деликтных обязательств посредством освобождения должника от возмещения причиненного ущерба, здесь также отсутствуют, на наш взгляд, основания для ограничения применения прощения долга независимо от того, прекращается ли подобным способом обязательство по возмещению вреда, причиненного имуществу потерпевшего, или обязательство по возмещению вреда, причиненного его здоровью. Итак, применение прощения долга во внедоговорной (охранительной) сфере возможно. Вместе с тем прекращение внедоговорных обязательств посредством освобождения должника от имущественной обязанности непосредственным образом отражается на статусе должника: он перестает быть приобретателем в рамках кондикционного обязательства и причинителем вреда в рамках деликтного, что исключает возможность последующего предъявления потерпевшим каких-либо требований, связанных с восстановлением его нарушенного права. Представляется, что дальнейшие отношения могут развиваться лишь в случае освобождения приобретателя по кондикционному обязательству от обязанности по возврату неосновательно приобретенного имущества в натуре по схеме «даритель — дар — одаряемый», в частности при отмене дарения. Определение случаев возможного применения прощения долга в договорной сфере сводится к потребности квалификации отношения — главным образом в зависимости от характеристики договора по критерию наличия прав и обязанностей. В двустороннем договоре предполагается наличие как минимум двух встречных обязательств, что характерно в первую очередь для возмездных договоров. Исполнение одного (первичного) обязательства обусловливает необходимость исполнения другого (вторичного) обязательства. Как в одном, так и в другом обязательстве существует обязанность, которая может быть прекращена. Прекращение обязанности в первичном обязательстве соответствует прекращению самого обязательства и прекращению договора в целом. Такое прекращение может быть согласительным, а может основываться на волеизъявлении одной из сторон договора. Если соглашение сторон о прекращении обязательства отсутствует, независимо от того, кто отказывается от исполнения первичного обязательства (должник или кредитор), подобный отказ подлежит квалификации в качестве одностороннего отказа от договора; иными словами, речь идет о его одностороннем расторжении. Учитывая, что действующее гражданское законодательство по общему правилу исходит из презумпции недопустимости одностороннего отказа от исполнения обязательства (ст. 310 ГК), в случае одностороннего расторжения договора необходимо дать оценку не только самой возможности одностороннего отказа от исполнения обязательства, но и последствиям такого отказа, поскольку отказывающаяся сторона всегда будет рассматриваться в качестве недобросовестной, если только иное не предусмотрено законом. В то же время первичное обязательство может быть прекращено соглашением сторон. Однако такое соглашение будет выступать не соглашением о прощении долга, а соглашением об изменении или расторжении договора (п. 1 ст. 450 ГК). Если обязательность исполнения первичного договорного обязательства обеспечена в первую очередь достигнутым соглашением сторон, исполнение которого гарантируется мерами государственного принуждения, то обязательность исполнения вторичного договорного обязательства обеспечена, помимо всего прочего, побудительными предпосылками исполненного первичного обязательства: «размер» обязанности должника по вторичному обязательству всегда сопоставим с «размером» уже исполненной обязанности по первичному обязательству. Поэтому статус кредитора во вторичном обязательстве носит абсолютный характер: в цепи порождаемых договором обязательств исполнение вторичного обязательства является завершающей стадией жизни договора, а соответственно, в рамках нормального течения гражданского оборота кредитор вторичного обязательства никогда не станет должником в договоре, поскольку последний с момента исполнения вторичного обязательства считается прекращенным. Указанная особенность статуса кредитора во вторичном обязательстве позволяет ему освободить должника от «абсолютного» долга, необходимость передачи которого обеспечена исполнением первичного обязательства. Именно поэтому прекращение вторичного обязательства, обусловленное соглашением сторон, может подлежать квалификации в качестве прощения долга. Вместе с тем прекращение вторичного обязательства не его исполнением, а прощением долга однозначно отразится на квалификации прекращенного договора: такой договор в отсутствие встречного исполнения будет рассматриваться в качестве договора дарения. Таким образом, прекращение вторичного обязательства в двустороннем договоре, основанное на соглашении о прощении долга (договоре дарения), оказывает квалифицирующее воздействие на тот договор, который прекращается прощением долга: он признается односторонним договором дарения, поскольку его исполнение сводится к перемещению имущественного блага исключительно от одного лица к другому не только без какого-либо встречного предоставления, но и встречного исполнения обязательства как такового <5>. Данные положения характерны исключительно для возмездных договорных конструкций и не распространяются на безвозмездные договоры, поскольку в последних отсутствует встречное предоставление, а значит, исключена постановка вопроса о формировании «абсолютного» долга. ——————————— <5> Встречное исполнение не всегда характеризуется встречным предоставлением. Встречное исполнение обязательства в отсутствие встречного предоставления характерно для договора безвозмездного пользования имуществом, построенного по консенсуальной модели.
Возможность применения прощения долга к односторонним договорам также зависит от их разграничения на возмездные и безвозмездные договоры. Особенностью возмездного одностороннего договора выступает то, что его возникновение уже обусловлено формированием на стороне должника «абсолютного» долга, наличие которого обеспечено совершением действия по перемещению имущественного блага, положенного в основу возникновения договора (в договоре займа — передачей займа заемщику, в договоре ренты — передачей имущества в собственность плательщика ренты). Соответственно, наличие имущественной обязанности должника позволяет прекратить обязательство не только его исполнением, но и прощением долга, чего нельзя сказать об обязательстве, возникающем из одностороннего безвозмездного договора. Среди безвозмездных договоров особое место занимает договор дарения, в рамках которого имущественная обязанность может возникнуть, если только речь идет об обещании дарения. Обязательство по предоставлению имущества в дар может быть прекращено посредством отказа одаряемого принять дар (односторонней сделки), который он вправе совершить в любое время до передачи ему дара (п. 1 ст. 573 ГК РФ). Тем не менее в подобной ситуации о прощении долга в отношении обязательства по предоставлению имущества в дар говорить не приходится, поскольку, отказываясь от дара, одаряемый тем самым расторгает договор дарения в одностороннем порядке. Иначе квалификация прекращения обязательства будет произведена относительно другой безвозмездной договорной конструкции — договора ссуды. Ссудополучатель обязан вернуть вещь, принадлежащую на праве собственности ссудодателю; имущественная сфера ссудополучателя, следовательно, ничем не обременяется. Отсутствие имущественного обременения должника (ссудополучателя) исключает постановку вопроса о возможности применения прощения долга к правоотношениям, возникающим из договора безвозмездного пользования. Ссудодатель, отказываясь от получения назад своего имущества, инициирует предложение о дарении этого имущества. Ссудополучатель, принимая предложение ссудодателя, переводит имущество в свою хозяйственную сферу. В подобной ситуации речь идет о дарении, но не в форме освобождения ссудополучателя от имущественной обязанности (прощения долга), а в форме передачи имущества в дар. Таким образом, прекращение обязательства посредством прощения долга невозможно относительно обязательств, возникающих из односторонних безвозмездных договоров. Учитывая изложенное, можно определить качественные характеристики имущественной обязанности должника. Во-первых, долг — это всегда имущественная обязанность, а значит, прощение долга имеет исключительно имущественную направленность. Нельзя освободить от неимущественной обязанности посредством совершения сделки дарения. Погашая право, содержание которого сводится к мерам, обеспечивающим реализацию неимущественного интереса кредитора, последний прекращает обязательство отказом от субъективного права, если только такой отказ допускается законом. Во-вторых, долг носит абсолютный характер в том смысле, что предметом обязанности может выступать имущество в значении вещи (совокупности вещей), включая деньги. Освобождая должника от обязанности, кредитор тем самым отказывается от получения встречного предоставления в виде вещи в возмездном договоре, от уплаты денег в качестве возмещения вреда или возврата неосновательного обогащения. Итак, долг для целей ст. 415 ГК РФ представляет собой имущественную обязанность, составляющую содержание договорного или внедоговорного обязательства, связанную с передачей вещи должника (в том числе его денег), исполнение которой сводится к встречному предоставлению вещи (или единственному предоставлению) в договорном обязательстве или уплате денег во внедоговорном (охранительном) обязательстве. В свою очередь, прощение долга является одной из форм дарения, посредством которой происходит освобождение должника от имущественной обязанности перед кредитором. При этом прощение долга может быть осуществлено исключительно в рамках реальной конструкции договора дарения. В противном случае, если допустить возможность прощения долга посредством совершения договора обещания дарения, возникает ситуация, при которой совершение договора прощения долга будет выступать не только основанием прекращения обязательства, но и основанием для приостановления должником исполнения этого обязательства или основанием для отказа от его исполнения в целом. Более того, при исполнении подобного обязательства после совершения договора обещания дарения возникает необходимость выяснить правовой режим имущества, переданного должником кредитору. Поэтому мы полагаем, что совершение договора обещания дарения относительно обязанности освободить должника от долга противоречит существу прощения долга. Все изложенные выше положения необходимо воспринимать с учетом одной особенности: при реализации прощения долга следует иметь в виду ограничения, установленные не только в отношении дарения, но и в отношении той договорной конструкции, в рамках которой происходит прекращение обязательства посредством прощения долга.
