А. Деменева, юрист Уральского центра конституционной и международной защиты прав человека.
Ни для кого не секрет, что иски о взыскании компенсации морального вреда с журналистов и средств массовой информации за нарушение чести, достоинства и деловой репутации стали в настоящее время привычным явлением. Подобные судебные процессы по аналогии с западной категорией дел получили название диффамационных.
Диффамация — это правонарушение, состоящее в причинении вреда репутации или чести того или иного лица посредством произнесения слов или их публикации, побуждающее других людей осуждать его, относиться к нему отрицательно. Диффамация в правовых системах многих стран встречается, как правило, как категория и гражданская, и уголовная. Российское право не содержит законодательного определения данного термина, т. к. в российском уголовном праве предусмотрены такие составы преступления, как клевета и оскорбление, а в гражданском — правонарушения, связанные с распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию.
Лучший способ защиты — нападение, и журналисты, против которых подан иск, могут, со своей стороны, при определенных обстоятельствах жаловаться на нарушение их права на свободу выражения мнения. Правда, в российских судах они делают это куда менее успешно, чем их западные коллеги, и, как правило, в России по данной категории дел средства массовой информации выступают в качестве ответчиков.
Но есть куда более утонченный вид процессов о диффамации — это иски к юристам и адвокатам, представляющим интересы стороны в процессе. Подобные иски возможны и встречаются в российской практике по одной простой причине: российское законодательство ни при каких обстоятельствах не исключает ответственности юриста за заявления, сделанные им в суде в процессе защиты интересов своего клиента. Это значит, что если вы адвокат и ваш оппонент сочтет оскорбительными ваши выпады в его адрес, сделанные в пылу защиты вашего клиента, он охотно подаст иск о защите чести, достоинства и деловой репутации. И, очень вероятно, выиграет. Или, более того, подаст заявление о возбуждении уголовного дела по факту оскорбления или клеветы.
Между тем обзор законодательства и правоприменительной практики по свободе выражения мнения юриста в судах США, Канады, Соединенного Королевства, Франции и других стран, представленный на одной из недавно прошедших конференций в Лондоне, показал, что российское законодательство и практика в данной сфере не выдерживают никакой критики и не отвечают общепринятым международным стандартам.
Хотя в разных государствах гарантии свободы выражения мнения юриста отличаются по своему объему, в данных странах признано, что свобода выражения для адвоката тесно связана с его профессиональной обязанностью представлять в суде своего клиента. Поэтому санкции для адвоката формально существуют, но очень редко применяются на практике, и только тогда, когда налицо умышленные, не связанные с защитой клиента заявления, направленные непосредственно на нанесение вреда чьей-либо репутации. Более того, в большинстве стран существует сильная система защиты от ответственности за критику действий стороны обвинения (как частного, так и государственного).
В частности, в странах common law — Соединенном Королевстве, Австралии и Канаде, привилегированное положение адвоката в процессе и право не подвергаться гражданской или уголовной ответственности за заявления в суде носят абсолютный характер: они касаются даже тех заявлений, которые сделаны с явным умыслом и являются экстраординарными и очень вызывающими. Данный подход рассматривается в судебной практике этих стран как необходимое условие для эффективной защиты клиента в суде без угрозы подвергнуться уголовной или гражданской ответственности.
В одном из ключевых английских решений, вынесенном более 100 лет назад, в 1883 г., и использующемся в прецедентном праве и по сей день, содержатся следующие принципы: «Роль адвоката — одна из наиболее сложных. Он не должен говорить о том, что он знает. Он не призван решать, истинны или ложны факты, с которыми он имеет дело. Все, что он должен делать, это как можно лучше спорить для того, чтобы отстоять позицию своего клиента… Смысл в том, что адвокат не должен подвергаться опасности стать ответчиком по искам, поданным против него в связи со сказанным в процессе защиты. Даже самый добросовестный адвокат может опасаться потенциальных исков против него, поэтому гораздо правильнее предоставить ему как можно больше свободы, даже допуская мысль, что этой свободой будут пользоваться и недобросовестные адвокаты с умышленными целями…».
В соответствии с данным решением и экспертными заключениями причиной такой серьезной защиты адвоката в процессе и предоставления ему широких гарантий является необходимость защищать клиента всеми доступными средствами на основе фактов, о которых, как правило, неизвестно, являются они правдой или нет.
Разумеется, что даже при абсолютном иммунитете юриста против диффамационных исков его право на свободу выражения мнения не безгранично. И в данном случае есть смысл обратиться к проблеме критики самого суда, которая может исходить от адвоката в процессе. В данном случае в Соединенном Королевстве и Канаде признана необходимость открытой критики судебного процесса и четко определены критерии, по которым такая критика может быть признана оскорбительной, недопустимой, а потому наказуемой. В частности, в Канаде такие заявления определяются как оскорбление судебной власти, когда они несут в себе «серьезный, реальный, неотвратимый риск невозможности отправлять правосудие, и связаны с умыслом и недобросовестностью адвоката». Данное определение в исключительно редких случаях позволяет привлекать адвоката к ответственности, т. к. существующая четко определенная система критериев, получившая конкретизацию в судебных решениях, требует аргументированной и доказанной позиции суда в том, что сделанные в адрес суда заявления решающим образом лишают суд возможности вести процесс и выносить решения. Поэтому неудивительно, что в последние годы в практике Соединенного Королевства и Канады отсутствуют дела об обвинении юристов в оскорблении судебной власти.
К сожалению, объем гарантий по свободе выражения мнения для западных юристов прямо пропорционален распространенности случаев ее ограничения в отношении российских адвокатов.
Помимо противной стороны, наиболее серьезным источником ограничения свободы выражения российского адвоката является сам суд и председательствующий судья в частности.
Статья 51 УПК РСФСР предусматривает, что защитник обязан использовать все указанные в законе средства и способы защиты в целях выявления обстоятельств, оправдывающих подозреваемого. Однако данная статья не несет в себе никаких гарантий иммунитета для адвоката и не может быть истолкована как способ защиты его права на свободу выражения, т. к. ст. 263 УПК РСФСР устанавливает меры, которые председательствующий судья применяет к участникам процесса, в т. ч. и к защитнику, в случае неподчинения распоряжениям председательствующего: «В случае неподчинения распоряжениям председательствующего обвинителя и защитника председательствующий делает им предупреждение. При дальнейшем неподчинении указанных лиц распоряжениям председательствующего слушание дела по определению суда может быть отложено, если не представляется возможным без ущерба для дела заменить данное лицо другим…». Аналогично ст. 148 ГПК РСФСР определяет, что все находящиеся в зале судебного заседания граждане обязаны беспрекословно подчиняться распоряжениям председательствующего, а согласно ст. 149 ГПК РСФСР при повторном нарушении порядка участники процесса могут быть удалены из зала судебного заседания по определению суда.
Очевидно, что распоряжения председательствующего нередко связаны с требованием к адвокату прекратить слишком эмоционально выступать в суде либо ожесточенно спорить в процессе защиты. Поэтому судье так легко устранить излишне активного адвоката из процесса и заменить его на тихого, покорного и фактически безразличного к судьбе подзащитного.
Проблема использования дискреционных полномочий судьи для «воспитания» адвоката связана и с вопросом наложения административной ответственности, т. к. ст. 165.1 КоАП РСФСР гласит, что «неуважение к суду, выразившееся в неподчинении распоряжениям председательствующего, а равно совершение кем бы то ни было действий, свидетельствующих о явном пренебрежении к суду или установленным в суде правилам… влекут… административный арест до 15 суток». При этом законодательство, опять же, не определяет, что именно может считаться «неуважением к суду», «явным пренебрежением к суду или установленным в суде правилам». Представителя стороны или адвоката не только легко устранить из процесса — его еще легко наказать за сказанное, чтобы в следующий раз неповадно было. Для российских юристов это давно не секрет. И только наши зарубежные коллеги могут удивляться: как это возможно, что адвокатов по распоряжению председательствующего выводят из зала суда под охраной и подвергают административному аресту.
«В таком случае, насколько эффективна защита клиента, если адвокат всегда должен думать и о своей защите?!» — спросил меня один из американских адвокатов, специализирующийся в сфере защиты права на свободу выражения мнения. Данный вопрос не случаен. Реальная угроза для адвоката подвергнуться уголовной, административной или гражданской ответственности за слишком яростную защиту в суде своего клиента на самом деле нечто более серьезное, нежели просто нарушение права на свободу выражения мнения или удар по самолюбию адвоката — это всегда угроза нарушения права на справедливое судебное разбирательство для его клиента, гарантированного государством согласно ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Покорный, молчаливый и запуганный адвокат порой лишает своего клиента тех средств защиты, которые, возможно, были бы уместны в данном случае и могли бы повлиять на судьбу подзащитного.
В практике Европейского Суда выработаны специальные критерии, которые дают возможность определить, было ли ограничение права на свободу выражения мнения законным и соответствующим стандартам защиты, предусмотренным ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод: «Каждый имеет право на свободу выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны государственных органов и независимо от государственных границ…». Для того чтобы выяснить, имело ли место нарушение ст. 10 Конвенции, Европейский Суд выясняет следующие вопросы: 1. Имело ли место ограничение права на свободу выражения мнения? 2. Имело ли такое ограничение цели, указанные в ч. 2 ст. 10, а именно: охрана национальной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, предотвращение беспорядков или преступлений, охрана здоровья и нравственности, защита репутации или прав других лиц, предотвращение разглашения конфиденциальной информации или обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия? 3. Было ли такое ограничение предусмотрено законом? 4. Было ли оно «необходимым в демократическом обществе», основными стандартами которого являются плюрализм, толерантность и широта взглядов? Как правило, именно последний критерий позволяет выявить нарушение права на свободу выражения мнения, т. к. ограничение права, вмешательство со стороны государства (например, вынесение против адвоката судебного решения) зачастую несоразмерны преследуемым целям (допустим, цели защиты репутации или прав других лиц).
Так, в деле Дэ Хаэс и Гийселс против Бельгии (решение Европейского Суда от 24 февраля 1997 г.) Европейский Суд констатировал нарушение ст. 10 Конвенции в отношении заявителей, которые, будучи журналистами, подвергли резкой и грубой критике судей и генерального адвоката Апелляционного суда. Рассматривая критерий о необходимости ограничения права на свободу выражения мнения в демократическом обществе, суд в своем решении указал: «хотя комментарии, несомненно, были критическими, они тем не менее представляются соразмерными волнению и негодованию, вызванному комментируемыми фактами… Следует помнить, что ст. 10 защищает не только содержание идей и информации, но также и форму, в которой они выражены. Суд считает, что необходимость вмешательства в осуществление заявителями их свободы слова не была доказана, таким образом, имело место нарушение ст. 10».
Указанные критерии были взяты за основу при рассмотрении дел национальными судами в Соединенном Королевстве, Канаде, США, Австралии в процессе формирования судебной практики по вопросу свободы выражения мнения юриста в суде. Соблюдение международных стандартов и применение практики международного суда на национальном уровне позволяют решить проблему внутри страны. В Европейском Суде нарушение права индивида обойдется государству гораздо дороже. И речь идет не только о деньгах, но и о мерах общего и специального характера, которые государство будет обязано предпринять согласно решению Европейского Суда, чтобы устранить нарушение прав и не допустить новых нарушений (например, принять меры по изменению законодательства).
Учитывая то, что Россия в лице своих судебных органов игнорирует взятые на себя международные обязательства в данной сфере, вполне вероятно, что адвокаты, не защитившие свои права в национальном суде, будут формировать практику обращений в Европейский Суд, что, в свою очередь, в перспективе приведет к изменению внутринациональной практики в соответствии с международной. На данном же этапе господа адвокаты вынуждены не только защищать, но и защищаться…
