Международно-правовая практика обеспечения прав лиц, не владеющих языком судопроизводства страны, осуществляющей правосудие (по материалам Европейского суда по правам человека)

(Кузнецов О. Ю.) («Арбитражный и гражданский процесс», 2010, N 3)

МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВАЯ ПРАКТИКА ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВ ЛИЦ, НЕ ВЛАДЕЮЩИХ ЯЗЫКОМ СУДОПРОИЗВОДСТВА СТРАНЫ, ОСУЩЕСТВЛЯЮЩЕЙ ПРАВОСУДИЕ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА) <*>

О. Ю. КУЗНЕЦОВ

——————————— <*> Kuzneczov O. Yu. International-law practice of ensuring the rights of persons who don ot speak the language of judicial proceeding of the country effectuating justice (on the basis of materials of the European Court of Human Rights).

Кузнецов О. Ю., юрисконсульт МКА «Щит и меч», кандидат исторических наук.

Автор статьи, анализируя практику Европейского суда по правам человека в контексте нарушения прав человека в сфере применения языка судопроизводства, приходит к выводу, что нормативно-правовое содержание института языка судопроизводства российского процессуального права не только в полной мере соответствует европейским правовым стандартам в этом вопросе, но и в отдельных его аспектах даже превосходит их.

Ключевые слова: Европейский суд по правам человека, национальное процессуальное законодательство, права человека, язык судопроизводства.

The author of the article on the basis of analysis of practice of the European Court of Human Rights in the context of violation of human rights in the sphere of application of the language of judicial proceeding concludes that normative-law contents of the institute of language of judicial proceeding of the Russian procedure not only at full correspond to the European legal standards in this sphere, but in some aspects even leave them behind.

Key words: European Court of Human Rights, national procedure legislation, human rights, language of judicial proceeding.

Институт языка судопроизводства присущ системам процессуального права абсолютно всех современных европейских стран, для которых в рамках законодательства Европейского союза имеет универсальное содержание и практику применения. Среди его источников следует назвать прежде всего Конвенцию прав человека и основных свобод (Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms), принятую Советом Европы на Римском конгрессе 4 ноября 1950 г. (с последующими изменениями и дополнениями на 1 января 1990 г., внесенными на основании Факультативных Протоколов N 2, 3, 5, 8, 11), Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств (Framework Convention for the Protection of National Minorities) Совета Европы от 1 февраля 1995 г., а также Европейскую хартию о региональных языках или языках меньшинств (European Charter for Regional or Minority Languages), принятую Советом Европы 5 ноября 1992 г., и Рекомендацию N R (81) 7 Комитета министров Совета Европы относительно путей облегчения доступа к правосудию от 14 мая 1981 г. Их отдельные нормы предусматривают, в частности, меры по обеспечению прав лиц, не владеющих языком судопроизводства страны, осуществляющей правосудие, которые в совокупности образуют содержание одного из принципов указанного правового института. Так, п. п. «a» и «e» ч. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод закрепляют право каждого обвиняемого «быть в срочном порядке и подробно уведомленным на языке, который он понимает, о характере и основании предъявленного ему обвинения» (п. «a»), а также «пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке» (п. «e»). Дополнительно в ч. 2 ст. 5 Конвенция содержит положение о том, что «каждому арестованному сообщаются незамедлительно на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявленное ему обвинение» <1>. ——————————— <1> СЗ РФ. 2001. N 2. Ст. 163.

Аналогичные механизмы закреплены в ч. 3 ст. 10 Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, которая гарантирует «право любого лица, относящегося к национальному меньшинству, получать в кратчайший срок на языке, который оно понимает, информацию о причинах его ареста, характере и причинах любого выдвинутого против него обвинения, а также вести защиту на этом языке, получая для этого при необходимости бесплатную помощь переводчика» <2>. ——————————— <2> Комментарий к Федеральному закону «О национально-культурной автономии» (с приложениями). М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, 1997. С. 129.

Европейская хартия о региональных языках или языках меньшинств распространила перечисленные выше нормативные требования к организации отправления правосудия государствами — участниками ЕС на все виды процессуальных правоотношений (ранее они применялись исключительно в отношении уголовного судопроизводства). Так, ч. 1 ст. 9 («Судебные власти») Хартии гласит: «Участники обязуются, в отношении тех судебных округов, где число жителей, пользующихся региональными языками или языками меньшинств, оправдывает указанные ниже меры в соответствии с положением каждого из этих языков и при условии, что предоставляемые настоящим пунктом возможности не рассматриваются судьей в качестве препятствия для надлежащего отправления правосудия: a) в производстве по уголовным делам: i) обеспечивать, чтобы в случае просьбы одной из сторон слушание дела в суде велось на региональном языке или языке меньшинства; и/или ii) гарантировать обвиняемому право на пользование его/ее региональным языком или языком меньшинства; и/или iii) обеспечивать, чтобы запросы и свидетельские показания, письменные или устные, не рассматривались как неприемлемые только потому, что они сформулированы на региональном языке или языке меньшинства; и/или iv) составлять по запросу документы, относящиеся к производству по делу, на соответствующем региональном языке или языке меньшинства, при необходимости прибегая к помощи переводчика без дополнительных расходов со стороны заинтересованных лиц; b) в производстве по гражданским делам: i) обеспечивать, чтобы в случае просьбы одной из сторон слушание дела в суде велось на региональном языке или языке меньшинства; и/или ii) когда участник процесса должен лично предстать перед судом, разрешать ему пользоваться своим региональным языком или языком меньшинства, без дополнительных расходов с его стороны; и/или iii) разрешать представление документов и свидетельских показаний на региональном языке или языке меньшинства, при необходимости прибегая к помощи переводчика; c) в производстве по делам об административных правонарушениях: i) обеспечивать, чтобы в случае просьбы одной из сторон слушание дела в суде велось на региональном языке или языке меньшинства; и/или ii) когда участник процесса должен лично предстать перед судом, разрешать ему пользоваться своим региональным языком или языком меньшинства без дополнительных расходов с его стороны; и/или iii) разрешать представление документов и свидетельских показаний на региональном языке или языке меньшинства, при необходимости прибегая к помощи переводчика; d) принимать меры к тому, чтобы применение подпунктов i — iii предыдущих пунктов «b» и «c» и возможное обращение к услугам переводчика не создавали бы дополнительных расходов для заинтересованных лиц» <3>. ——————————— <3> Российская Федерация присоединилась к странам, подписавшим Хартию, на основании распоряжения Президента РФ от 22 февраля 2001 г. N 90-рп, однако до сих пор ее не ратифицировала.

На императивном характере услуг переводчика настаивает п. 6 Рекомендации N R (81) 7 Комитета министров Совета Европы, который указывает, что, «когда одна из сторон процесса не обладает достаточным знанием языка, на котором ведется судопроизводство, государство должно обратить особое внимание на проблему устного и письменного перевода и обеспечить, чтобы неимущие и малоимущие лица не находились в неблагоприятном положении с точки зрения доступа к суду или участия в судебном процессе в силу их неспособности говорить или понимать используемый в суде язык» <4>. ——————————— <4> Цит. по: Права человека: Сборник международно-правовых документов. М.: Московская школа прав человека, 1999. С. 901.

Однако указанные выше нормы, казалось бы, достаточно ясные и простые, оказались не столь доступными для безусловного применения в практике деятельности правоохранительных органов многих западноевропейских государств, которые принято считать «развитыми демократиями». Свидетельством тому является практика Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ), чья юрисдикция, как известно, распространяется на право рассматривать индивидуальные петиции о нарушении прав человека, решения по которым являются обязательными для всех стран, ратифицировавших Конвенцию 1950 г. По нашим подсчетам, высшая судебная инстанция Европейского союза была вынуждена «подправлять» правоприменительную практику на национальном уровне в рассматриваемом нами вопросе как минимум 11 раз, что нашло свое отражение в судебных решениях по делам: «Исоп против Австрии» («Isop v[ersus] Austria», 1962, Application N 808/60), «Озтюрк против Германии» («Ozturk v[ersus] Germany», 1973, Series A N 22), «Людеке, Белкасем и Коч против Германии» («Luedike, Belcasem and Koc v[ersus] Germany», 1979, Series A N 29), «Лутц против Германии» («Lutz v[ersus] Germany», 1987, Series A N 136), «Брозичек против Италии» («Brozicek v[ersus] Italy», 1989, Series A N 167), «Камасинский против Австрии» («Kamasinsky v[ersus] Austria», 1989, Series A N 168), «Йечус против Латвии» («Jecius v[ersus] Lithuania», 2000, Series A N 578), «Кассани против Великобритании» («Cuscany v[eresus] United Kingdom», 2002, Series A N 632), «Сильвестр против Австрии» («Sylvester v[ersus] Austria», 2003, Series A N 649), «Лагерблом против Швеции» («Lagerblom v[ersus] Sweden», 2003, Series A N 657), «Скалка против Польши» («Skalka v[ersus] Poland», 2003, Series A N 664). Все они были направлены на преодоление последствий нарушения фундаментальных прав человека в сфере применения языка судопроизводства, которые были допущены вследствие несовершенства национального законодательства ряда европейских стран, в отношении которых правозащитными институтами Совета Европы были вынесены судебные решения. (Поскольку до ратификации Россией Конвенции прав человека и основных свобод решения ЕСПЧ для нее не были обязательными и официального перевода на русский язык не имели, то он был выполнен нами самостоятельно, а поэтому, чтобы могла быть проверена его аутентичность, ниже вслед за авторским переводом фрагментов судебных решений будет представлен их оригинальный текст на английском языке.) Самое раннее решение ЕСПЧ (дело «Исоп против Австрии») было посвящено урегулированию спора о том, будет ли являться нарушением прав человека рассмотрение дела с участием представителя национального меньшинства на государственном языке, а не на языке меньшинства. В частности, в данном определении устанавливается, что в случае, если этническое меньшинство немногочисленно (например, как словенцы в Австрии), то его язык не может быть использован в качестве языка судопроизводства, а представители этого меньшинства должны использовать родной язык в судебных процедурах индивидуально, вследствие чего использование в судебной системе одного языка национального большинства (в частности, немецкого для Австрии) не будет считаться дискриминационным по отношению к представителям меньшинств («The Commission’s attitude in casu can possible be explained by the fact that the group of people speaking Slovene in Austria is relatively small, making exclusive use of German in the court system objectively justifiable and thus not discriminatory. Therefore, the group of people speaking Slovene in Austria can be guaranteed the right to linguistic freedom as individuals in their relations with public authorities, including the courts») <5>. Таким образом, ЕСПЧ фактически отказал в признании языка национального меньшинства в качестве регионального языка судопроизводства на том основании, что он не имеет официального (т. е. конституционного или законодательно закрепленного) статуса в стране проживания этого меньшинства. ——————————— <5> In the Isop case // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. London: Sweet & Maxwell, 1979 — 2002. Vol. 1. 1979. Application N 808/60.

Остальные решения ЕСПЧ были посвящены регулированию отдельных аспектов реализации права лицами, не владеющими языком судопроизводства, пользоваться родным языком при их участии в судебных процедурах. Прежде всего ЕСПЧ в серии своих решений (в частности, «Озтюрк против Германии», «Лутц против Германии» и др.) определил, на какие именно процессуальные правоотношения должно распространяться действие указанных выше норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Квинтэссенция правовой позиции суда по этому вопросу изложена в § 54 решения по делу «Лутц против Германии», в котором он, ссылаясь на прецедент дела «Озтюрк против Германии», постановил: «Первый вопрос, который надо выяснить, отнесен ли в правовой системе государства-ответчика текст, говорящий о данном правонарушении, к уголовному праву; далее определить природу правонарушения и, наконец, характер и степень суровости наказания, которое рискует понести заинтересованное лицо, и все это в свете предмета и цели статьи 6 и обычного значения, используемых в ней терминов» («The first matter to be ascertained is whether or not the text defining the offence in issue belongs, according to the legal system of the respondent State, to criminal law; next, the nature of the offence and, finally, the nature and degree of severity of the penalty that the person concerned risked incurring must be examined, having regard to the object and purpose of Article 6 (art. 6), to the ordinary meaning of the terms of that Article (art. 6) and to the laws of the Contracting States»). Именно поэтому, с точки зрения ЕСПЧ, любая судебная репрессия, связанная с последующим лишением или ограничением субъективных прав, должна рассматриваться как уголовная, даже если она применяется вследствие совершения обвиняемым административного правонарушения или возникновения у него обязательств вследствие деликта (виновного причинения ущерба имуществу или неимущественным правам третьего лица). Об этой правовой позиции суда прямо говорится в цитируемом решении: «Действуя в соответствии с этими принципами, Суд пришел к выводу, что рассмотренное правонарушение носило характер «уголовного» в целях и свете статьи 6″ («Having proceeded according to those principles, it concluded that the general character of the legal provision contravened by Mr. (Ozturk) and the purpose of the penalty, which was both deterrent and punitive, sufficed to show that the offence in question was, for the purposes of Article 6 (art. 6), criminal in nature») <6>. Фактически мы можем говорить о том, что юридические гарантии Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод должны распространяться на все процессуальные действия правоохранительных органов государства, выдвигающих против лица обвинение в нарушении им норм права, независимо от характера и степени тяжести последствий совершенного деяния. Следовательно, во всех этих случаях должны учитываться и применяться положения европейского континентального законодательства о защите прав лиц, не владеющих языком судопроизводства страны, от имени которой (или от имени народа которой) осуществляется правосудие. ——————————— <6> In the Ozturk case // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 2. 1979. Act N 22.

Решение ЕСПЧ по делу «Людеке, Белкасем и Коч против Германии», принятое одним из первых по вопросам интересующей нас проблематики, сформулировало и закрепило целый ряд процессуальных гарантий в отношении лиц, не владеющих языком судопроизводства, в процессе осуществления против них процедур правосудия. В нем, по сути, судом была высказана международно-правовая позиция по вопросу участия переводчика в уголовном процессе, которую, по нашему мнению, следует рассматривать как одно из наиболее ранних частных прецедентных толкований норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод в деле организации процедур осуществления уголовного правосудия. Во-первых, по мнению этого суда, в системе национального уголовно-процессуального законодательства стран — участниц Совета Европы стороне защиты [защищающемуся] должно быть обеспечено право иметь письменные и устные переводы всех документов и материалов дела, которые необходимы для понимания содержания процесса с тем, чтобы рассчитывать на справедливое судебное разбирательство («the defendant entitled to translation or interpretation of all documents which are necessary for him to understand in order to have the benefit of a fair trial»). Суд рассматривает такую возможность как реализацию гуманитарного «права на справедливое разбирательство», указывая при этом: «В контексте право на справедливое разбирательство, гарантированное статьей 6, п. 3 «e», означает, что обвиняемый, который не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на нем, имеет право на бесплатную помощь переводчика для письменного или устного перевода всех документов или заявлений по возбужденному против него делу, которые необходимы ему для понимания происходящего и гарантируют соблюдение его прав» («Construed in the context of the right to a fair trial guaranteed by Article 6, paragraph 3(e) (art. 6 — 3-e) signifies that an accused who cannot understand or speak the language used in court has the right to the free assistance of an interpreter for the translation or interpretation of all those documents or statements in the proceedings instituted against him which it is necessary for him to understand in order to have the benefit of a fair trial»). Иными словами, объем помощи переводчика в рамках разбирательства по конкретному делу должен соответствовать потребностям стороны защиты, а не обеспечивать исключительно интерес стороны обвинения. Во-вторых, суд признал существенным нарушением европейских стандартов в области прав человека компенсацию расходов на оплату услуг переводчика за счет обвиняемых даже после их осуждения и в порядке возмещения процессуальных издержек, указав при этом, что подобная практика противоречит п. «e» ч. 3 ст. 6 Конвенции по защите прав человека и основных свобод, согласно которому, как это было указано выше, «каждому, кто не может понимать или говорить на языке, используемом в суде, должно быть обеспечено право получать свободную помощь переводчика без последующего взыскания выплаты стоимости услуг» («entitled for anyone who cannot speak or understand the language used in court, the right to receive the free assistance of an interpreter, without subsequently having claimed back from payment of the costs thereby incurrent») <7>. Более того, ЕСПЧ в данном решении настаивал на безусловности, априорности и даже императивности безвозмездности лингвистической помощи переводчика для обвиняемого: «Суд не может придавать термину «бесплатно» значение, не свойственное ему в обоих официальных языках, которыми пользуется Суд: этот термин не обозначает ни освобождение от оплаты на определенных условиях, ни временные льготы по оплате, ни приостановку платежа, а всеобщее и полное освобождение от необходимости платить» («…the Court cannot but attribute to the terms «gratuitement» and «free» the unqualified meaning they ordinarily have in both of the Court’s official languages: these terms denote neither a conditional remission, nor a temporary exemption, nor a suspension, but a once and for all exemption or exoneration»). Иными словами, право на получение безвозмездной для субъекта уголовного судопроизводства, не владеющего языком, на котором оно осуществляется, помощи переводчика является универсальным, независимо от обстоятельств дела или процессуального статуса этого субъекта, а поэтому все расходы по обеспечению участия переводчика в процессе уголовного судопроизводства должно нести государство, осуществляющее правосудие. ——————————— <7> In the case of Luedicke, Belkacem and Koc // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 2. 1979. Act N 29.

Правовая позиция ЕСПЧ по поводу безусловной бесплатности услуг переводчика для лиц, подвергаемых уголовной репрессии, подтверждалась им неоднократно по мере распространения юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод и этого суда на вновь образовавшиеся в конце 90-х годов XX столетия страны Центральной и Восточной Европы. В подтверждение этих слов мы можем назвать решения по делам «Йечус против Латвии», «Скалка против Польши», а также «Сильвестр против Австрии». Сам факт наличия такого числа документов судебной практики ЕСПЧ, неоднократно подтверждающих юридическую силу ранее принятых им решений, позволяет нам говорить о том, что и в так называемых развитых западных демократиях нередко возникают вопросы с соблюдением и исполнением национальными правительствами ранее продекларированных ими же гуманитарных ценностей. Решение ЕСПЧ по делу «Брозичек против Италии», обязывая власти Италии неукоснительно соблюдать требования п. «a» ч. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, устанавливает правило, по которому материалы предварительного следствия должны быть переведены на родной язык участника процесса независимо от того, имеет ли он достаточные познания в государственном языке или нет, чтобы понять содержание выдвинутых против него обвинений («…the Italian juridical authorities should have taking steps to… establish that the applicant in fact had sufficient knowledge of Italian to understand from the notification the purpose of the letter notifying him to the charges brought against him») <8>. Иными словами, обеспечение перевода установленных законом процессуальных документов является обязанностью государственных органов, обеспечивающих следствие и правосудие, в силу одного субъективного желания участника уголовного процесса, для которого язык судопроизводства, на котором осуществляется производство по делу с его участием, не является родным, независимо от того, владеет ли он свободно языком производства по делу или нет. Следовательно, под источником такой обязанности следует понимать не субъективные качества личности, а императивное предписание закона, действие которого в идеале объективно свободно от всякого личностно ориентированного влияния. ——————————— <8> In the Brozicek case // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 4. 1990. Act N 167.

Под иным углом зрения трактует вопрос обеспечения вербального перевода в производстве по уголовному делу решение ЕСПЧ по делу «Камасинский против Австрии», в котором указано, что помощь переводчика должна быть предусмотрена так, чтобы предоставить возможность защищающемуся знать содержание возбужденного против него дела и самостоятельно защищаться, чтобы в первую очередь иметь возможность представить суду свою версию событий («…the interpretation assistance provided should be such as to enable the defendant to have knowledge of the case against him and to defend himself, notably by been able to put before the court his version of events») <9>. Таким образом, мы можем говорить о том, что обвиняемый на избранном им языке устно должен быть ознакомлен со всеми материалами досудебного производства по делу с его участием с тем, чтобы мог осознанно участвовать в судебном заседании, когда будет решаться его участь. Говоря о степени ознакомления стороны защиты посредством перевода с процессуальными документами, практика ЕСПЧ предполагает, что перевод должен обеспечивать возможность самостоятельной защиты субъектом своих прав без учета оказываемой квалифицированной юридической помощи со стороны адвоката. Следовательно, устный перевод должен быть аутентичным, т. е. объективным, полным и адекватным содержанию материалов уголовного дела. ——————————— <9> In the Kamasinsky case // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 4. 1990. Act N 168.

Кажущимся на первый взгляд диссонансом по отношению ко всем приведенным выше судебным актам обладает решение ЕСПЧ по делу «Кассани против Великобритании», в резолютивной части которого указано, что подтверждение потребности заявителя в содействии переводчика — вопрос судебного определения («the verification of the applicant’s need for interpretation facilities was a matter for the judge to determine…») <10>. Но таковым оно является вне контекста разбиравшегося в ЕСПЧ иска, предметом которого было произвольное назначение к участию в процессе переводчика органом предварительного расследования, не отраженное в материалах уголовного дела. Таким образом, мы можем говорить о том, что европейские стандарты в области прав человека видят в привлечении к участию в разбирательстве по делу переводчика-синхрониста самостоятельное процессуальное действие, которое должно не только найти свое отражение в его материалах, но и быть проведено с обязательным соблюдением всех формальных процедур, предусмотренных национальным законодательством страны, осуществляющей правосудие. ——————————— <10> In the case Cuscany v United Kingdom // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 34. 2002. Act N 632.

Особый интерес для нас представляет решение ЕСПЧ по делу «Лагерблом против Швеции», в котором сформулирована правовая позиция по вопросу взаимодействия обвиняемого, не владеющего языком судопроизводства, и назначенным ему в помощь адвокатом, который не знает родного языка своего доверителя. Так, в § 32 этого решения суд указал, что «не существует права на пользование услугами адвоката, говорящего на родном языке подозреваемого», а сама «проблема языка может быть разрешена путем назначения переводчика, чьи услуги оплачиваются государством» («…there is no right to have public defence counsel who speaks the suspect’s mother tongue, but such considerations may be taken into account. Otherwise, the matter of language is solved by using interpreters paid out of public funds»). Одновременно суд вновь напомнил судебным властям стран Европы, что право обвиняемого, не понимающего и не говорящего на языке, на котором ведется судопроизводство, на бесплатную помощь переводчика распространяется на перевод всех тех документов и устных заявлений, которые необходимы обвиняемому «для понимания или перевода на язык судопроизводства, с тем чтобы он извлек пользу из судебного процесса». Для этого «предоставляемая помощь переводчика должна быть такой, чтобы обвиняемый был осведомлен о сути дела, возбужденного против него, а также имел возможность защищать себя, в особенности касаясь изложения суду своей версии событий» («The Court reiterates that the right guaranteed under Article 6 § 3 (e) for an accused who cannot understand or speak the language used in court to have the free assistance of an interpreter extends to all those documents or statements in the criminal proceedings which it is necessary for the accused to understand or to have rendered into the court’s language in order to have the benefit of a fair trail. The interpretation assistance provided should be such as to enable the accused to have knowledge of the case against him and to defend himself, notably by being able to put before the court his version of the events») <11>. Таким образом, мы можем говорить о том, что обеспечение права подозреваемого (обвиняемого, подсудимого) пользоваться своим родным языком и бесплатными услугами переводчика распространяется на все судопроизводство и включает в себя его вербальные коммуникации не только с государственными структурами (судом, органом предварительного расследования и т. д.), но и с адвокатом, который, обеспечивая в процессе законные интересы своего подзащитного, совсем не обязан говорить с ним на одном языке. Более того, такое лингвистическое несоответствие не является нарушением европейского континентального права в области прав человека и не препятствует законности при осуществлении правосудия. ——————————— <11> In the case of Lagerblom v Sweden // European Human Rights Report [Bound volumes]: European Law Centre: В 34 т. Vol. 34. 2002. Act N 657.

Резюмируя сказанное выше, мы можем сделать вывод о том, что наряду с имеющимися нормативными источниками континентального законодательства обеспечение прав лиц, не владеющих языком судопроизводства, в странах Европы во многом регулируется практикой ЕСПЧ, решения которого конкретизируют порядок применения соответствующих норм. В совокупности эти две группы источников процессуальных правоотношений формируют западноевропейскую модель института языка судопроизводства, содержание которого может быть представлено как единство следующих принципов: — судопроизводство в странах Европы осуществляется, как правило, на государственном или официальном языке соответствующей страны; возможность использования в качестве языка судопроизводства региональных языков или языков меньшинств зависит от национального законодательства или возможностей и потребностей судебной системы той или иной страны; — основным «инструментом» установления коммуникации между лицом, не владеющим языком судопроизводства страны, осуществляющей правосудие, судом и иными участниками разбирательства по делу (включая адвокатов, представителей и защитников) является использование лингвистических услуг переводчика; — услуги переводчика в любом случае (вне зависимости от исхода рассмотрения дела) являются бесплатными для участника процесса, не владеющего языком судопроизводства, а все расходы по оплате услуг переводчика берет на себя государство, в юрисдикции судебной власти которого находится соответствующее дело; — участие переводчика в разбирательстве по делу должно носить гуманистический характер, т. е. в своей деятельности он должен не только удовлетворять интересы стороны обвинения, но и в полном объеме обеспечивать потребности стороны защиты, особенно по делам, результатом которых будет решение, ограничивающее права лица, не владеющего языком судопроизводства. В заключение следует отметить, что нормативно-правовое содержание института языка судопроизводства российского процессуального права не только в полной мере соответствует европейским правовым стандартам в этом вопросе, но в отдельных его аспектах даже превосходит их. Но это уже тема другой публикации…

——————————————————————