Юрасова Е. Н., кандидат психологических наук, доцент (ИГУМО, г. Москва).
Российский энциклопедический словарь издания 2001 г. трактует понятие «ксенофобия» как «ненависть, нетерпимость к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному». Однако в настоящее время оно все чаще употребляется в более узком и специфическом значении — как непринятие людей иной национальности и (или) иной культуры. Особенно часто оно используется при описании межэтнических конфликтов и экстремистского поведения, такого как терроризм на религиозной или националистической основе. К ксенофобии прибегают как к «психологической причине», когда традиционные ссылки на неблагоприятные социальные или политические условия (которые, безусловно, имеют место) не помогают дать объяснение происходящему: даже неискушенному наблюдателю бросается в глаза слишком явное несоответствие повода и последовавших за этим событий, сила деструктивных эмоций, неадекватность поведения участников и глобальность обвинений, предъявляемых сторонами друг другу.
Оставив в стороне социальную непривлекательность данного явления, попытаемся понять, каково же психологическое содержание и происхождение ксенофобии и что за структура личности присуща ксенофобу — человеку, у которого выраженность ненависти к представителям другой нации или культуре ярко выражена.
Ксенофобия проявляется в виде целого спектра отрицательных чувств: чувства собственного превосходства, агрессии, зависти или страха. Объяснения ксенофобов, в связи с чем они переживают подобные эмоции, обычно не выглядят убедительными. Приводятся примеры неблаговидного поведения и отрицательных личностных черт людей другой национальности, хотя объясняющий чаще всего сам хорошо понимает, что подобные описания с таким же успехом могут быть отнесены и к представителям его собственной нации. Иногда объяснений как таковых вообще не приводится, а люди говорят о том, что им не нравятся особенности внешнего вида — цвет кожи, волосы, черты лица людей другой нации, или просто описывают те крайне негативные эмоции, которые у них возникают.
Первое, что можно выделить общего в описаниях ксенофобов, это резкое противопоставление себя и другого. Человек другой национальности воспринимается как отличающийся по поведению, чувствам, личностным характеристикам, жизненным ценностям, внешнему виду, даже если объективные факты свидетельствуют об обратном. Второе — факт отличия расценивается как отрицательная характеристика. Такая оценка возникает тогда, когда отличие воспринимается как таящее угрозу. Таким образом, можно предположить, что центральным психологическим переживанием при ксенофобии является страх перед чем-то непохожим, неизвестным, неопределенным (как это и следует из определения). Поэтому ксенофобию можно рассматривать как низкую устойчивость к неопределенности.
Противоположным ксенофобии качеством является толерантность — терпимость или устойчивость к особенностям других людей. В этом случае отличие не воспринимается как таящее угрозу, напротив, наличие чего-то неизвестного, неопределенного не вызывает каких-либо негативных чувств и даже воспринимается с интересом. Именно такое отношение к другим людям и характерно для толерантности.
Если рассматривать низкую устойчивость к неопределенности как базовое качество при ксенофобии, можно предположить, что оно будет порождать связанные с ним вполне определенные качества. В первую очередь, можно предположить, что им должна быть присуща нетерпимость к любым другим отличиям — религиозным, политическим, гендерным. Низкая устойчивость к неопределенности должна рождать тревогу в любой неопределенной ситуации, поэтому ксенофобы должны обладать жесткой внутренней системой оценок и правил и стремлением всегда поступать в соответствии с ними. В когнитивной сфере этому соответствует полярность в мышлении, его ригидность. Так как правила психологически тесно связаны с авторитетами — фактически авторитеты являются человеческим «воплощением» правил, можно предположить, что отношение к авторитетам у ксенофобов должно быть крайне аффективно заряженным: либо резко положительным, либо столь же резко отрицательным. Такое отношение согласуется с наличием уже упоминавшейся полярности в мышлении. Полярность будет распространяться также на аффективную сферу в целом: положительное отношение превращается в восхищение, фанатизм и не рассуждающую преданность, вплоть до готовности пожертвовать своей жизнью, отрицательное — в ненависть и агрессию, вплоть до готовности лишить жизни другого.
Очевидно также, что низкая устойчивость к неопределенности будет проявляться не только по отношению людям, но и по отношению к жизненным ситуациям или миру в целом. Если продолжить сравнение ксенофобии и толерантности, то можно описать их как два различных способа восприятия мира: в первом случае мир воспринимается как неизвестный и потому угрожающий, во втором — как неизвестный и потому интересный. Таким образом, ксенофобию можно рассматривать как частное проявление более общего отношения человека к окружающему миру как к угрожающему. Такое отношение в глубинной психологии обозначается как параноидное.
Следует подчеркнуть, что используемый в обыденном языке термин «параноидный» не полностью совпадает по своему значению с соответствующим понятием глубинной психологии. В обыденном языке слово «параноидный» используется для описания человека, которому кажется, что он подвергается преследованию и недоброжелательному отношению со стороны других людей. В психоанализе этот термин используется для обозначения такой структуры личности, при которой преобладающими психологическими защитами являются проекция и отрицание (Н. Мак-Вильямс, 2006).
В психоаналитическом подходе именно психологические защиты считаются тем стержнем, вокруг которого выстраиваются личностные характеристики индивида. Они задают внутреннее единство и логику устройства личности в эмоциональной, когнитивной и поведенческой сфере. Благодаря им можно не только понять происхождение основных личностных качеств, но и выявить основные факторы, которые могли препятствовать гармоничному формированию.
Основные защиты параноидной личности — проекция и отрицание — считаются примитивными, или архаическими, защитами. Они возникают в онтогенезе очень рано, фактически одними из первых. В связи с ранним временем их возникновения, когда когнитивный аппарат ребенка еще не совершенен, они устроены просто и существенно искажают восприятие реальности. Их возникновение относят ко времени, когда ребенок еще не обладает ясным представлением о внутренних и внешних событиях и выделение себя из среды только начинается.
Проекция означает приписывание своих качеств, прежде всего негативных, другим людям или окружающим предметам. Она рассматривается как аналог выплевывания несъедобного: ребенку не нравится вкус чего-то, и он избавляется от неприятных переживаний, удаляя это нечто изо рта. Таким образом, что-то неприятное существует уже не внутри, а снаружи.
Отрицание как отказ признавать существование чего-то неприятного аналогично закрытию глаз. Для маленького ребенка предмет, исчезающий из поля зрения, перестает существовать. На таком восприятии реальности построены игры малыша, когда он закрывает лицо руками и считает, что спрятался таким образом: раз он не видит окружающих, то и они не видят его. Подобные закономерности когнитивной сферы младенца, убедительно описанные Ж. Пиаже, характерны для этапа сенсомоторного интеллекта, т. е. для возраста не старше двух лет. Таким образом, проекция и отрицание начинают формироваться в младенчестве и раннем детстве.
В более зрелом возрасте проекция — это приписывание тех качеств, которые воспринимаются индивидом как негативные, другим людям и отрицание их наличия у себя. Приписанные другим людям гнев, зависть, недоброжелательность и т. п. в дальнейшем начинают рассматриваться как внешняя угроза. Отрицание же их у себя может приводить к ощущению собственного величия и значимости.
Если рассматривать ксенофобию как разновидность параноидной личности и считать, что для нее также характерны проекция и отрицание как центральные защиты, становятся понятными чувства и поведение ксенофобов по отношению к людям другой национальности. Недоброжелательность по отношению к ним объясняется тем, что они заслуживают плохого отношения, так как обладают плохими качествами; агрессия вызывается ощущением, что они являются источником угрозы, и поэтому их надо уничтожить или, по крайней мере, удалить на безопасное расстояние; чувство собственного превосходства возникает от ощущения собственной «безгрешности» в связи с отрицанием наличия у себя негативных черт, присущих людям другой нации.
Тот факт, что при ксенофобии проекция и отрицание являются центральными защитами, подтверждают и эмпирические исследования межэтнических конфликтов. Неоднократно описанный эффект «зеркального восприятия», когда члены двух конфликтующих групп приписывают себе одни и те же положительные черты и одинаковые отрицательные черты приписывают противникам, показывает эти механизмы в действии (Майерс, 2000; Стефаненко Т. Г., 2003).
Для понимания того, почему проекция и отрицание становятся основными защитами, т. е. какие факторы могут способствовать формированию параноидной структуры личности, необходимо обратиться к истории развития индивида.
В теории объектных отношений центральная роль в формировании личности отводится тем отношениям, которые возникают у ребенка с «объектами» — другими людьми. Изменение характера объектных отношений рассматривается как новая стадия в личностном развитии. М. Кляйн выделяет две такие стадии: стадию параноидной и стадию депрессивной тревоги. Стадия «параноидной тревоги» характеризуется наличием тревоги о собственном благополучии, которая возникает в связи с агрессией, приписываемой другим людям. Фактически речь идет все о тех же психологических защитах проекции и отрицания: собственная агрессия не осознается, отрицается и приписывается другим людям, которые начинают восприниматься как источник угрозы. На стадии параноидной тревоги осознание собственных качеств низкое, сохраняется спутанность собственного «Я» и объекта, т. е. другого человека.
На стадии «депрессивной тревоги» преобладает тревога о благополучии других. Индивид становится способным осознавать собственную агрессивность и тот вред, который он может причинить другим людям, и центр его переживаний смещается с заботы о себе на заботу о других. В более поздних теоретических построениях (Д. Винникот) термин «депрессивная тревога» был заменен термином «способность к заботе», что более точно передает психологическую сущность явления. Так как параноидная тревога возникает раньше, чем депрессивная, ее наличие свидетельствует о более низком уровне развития объектных отношений и более низкой степени осознания себя.
В норме индивид последовательно проходит эти две стадии развития, приобретая в итоге способность принимать собственную агрессивность (а также другие отрицательные качества), держать ее под контролем и испытывать теплое отношение к другим людям, невзирая на их недостатки, и заботиться о них. В случае ксенофобии можно предположить, что это последовательное развитие каким-то образом нарушается и индивид не переходит к стадии заботы.
Застревание на стадии параноидной тревоги впоследствии проявляется в самых разнообразных по содержанию страхах — закрытых или открытых пространств, сказочных персонажей, животных, других людей, где ксенофобия является лишь частным случаем. Несмотря на все разнообразие их содержаний, общей основой для них является страх смерти или несчастья, неизбежных в отсутствие хорошей и помогающей другой личности.
В качестве «помогающей личности» для ребенка чаще всего выступает мать. Она является первым и самым важным для ребенка объектом. Но иногда ее роль берет на себя кто-то другой, поэтому для того, чтобы подчеркнуть важность взаимоотношений, а не кровного родства, используются термины «значимый другой» или «помогающая личность». В зависимости от отношений, которые она выстраивает с ребенком, и формируются особенности эмоциональных переживаний и личностные качества последнего. Для этого существует несколько механизмов, которые в реальности являются неразрывно переплетенными.
Во-первых, это интроекция, или интернализация, значимого положительного отношения (в отечественной психологии для описания подобного процесса используется термин «интериоризация»).
Вторым механизмом является возникновение психологических защит, к которым ребенок прибегает для того, чтобы сделать свою эмоциональную жизнь благоприятной или хотя бы выносимой.
Третий механизм можно условно назвать обозначением чувств.
В запуске всех трех механизмов помогающей личности принадлежит решающая роль, которая хорошо видна при более подробном рассмотрении.
Как уже было сказано, действие всех перечисленных психологических механизмов разворачивается на ранних этапах онтогенеза. В это время у ребенка еще нет четкого различения внутренних и внешних переживаний, себя и другого объекта. Ребенок чувствует свою слитность с матерью и считает ее грудь продолжением своего тела, так как она удовлетворяет его чувство голода. Он чувствует также свою слитность с миром: если его потребности удовлетворены и ему комфортно, он считает, что мир вокруг него и он сам — хорошие, если он испытывает нужду в чем-либо или дискомфорт, он отождествляет себя и мир со своими негативными ощущениями.
Ребенок начинает выделять себя из мира и перестает чувствовать свою слитность с ним благодаря поведению матери. «В меру хорошая мать» (Д. Винникот) ведет себя так, чтобы основные потребности ребенка удовлетворялись и он мог ощущать себя и мир вокруг как «хорошие». Постепенно образ помогающей хорошей матери интроецируется и становится внутренней реальностью ребенка.
Если мать слишком фиксирована на ребенке или слишком тревожится о его благополучии и ведет себя так, что большинство потребностей ребенка удовлетворяется практически сразу после их возникновения и практически никакие его желания не фрустрируются, формирование у ребенка представления о мире и других людях как существующих независимо от него может затрудняться. Д. Винникот пишет по этому поводу, что для нормального развития ребенку необходимо, чтобы мать не старалась полностью посвятить себя ему и удовлетворить все его потребности. Определенная доля неудовольствия и дискомфорта будет способствовать началу различения себя и других, себя и внешнего мира. Она будет также способствовать тому, что через определенное время симбиоз матери и ребенка распадется и ребенок сможет ощущать себя отдельным человеческим существом, со своими собственными желаниями и ощущениями и со своим собственным отношением к другим. Он даже предполагает, что, если бы все потребности ребенка продолжали удовлетворяться, представления о том, что мать существует отдельно от него, могло бы и не сформироваться.
Однако другая крайность, которая может иметь место, когда большинство потребностей ребенка фрустрируется, приводит к тому, что хороший объект не может быть интернализован: у ребенка не формируется чувство собственной «хорошести» и доверия к миру. Это имеет место при отвергающей матери, которая плохо относится к ребенку или когда она не может удовлетворить эмоциональных потребностей ребенка в силу нарушенности собственной личности (эмоциональные проблемы) или низкого уровня развития. Например, эмоциональные проблемы матери могут заключаться в том, что она сама ощущает себя «плохой». Это особенно вероятно, если в данной культуре существует отношение к женщине как к малоценному объекту и отец ребенка относится к ней с пренебрежением. Потребности ребенка могут излишне фрустрироваться также в случаях, когда мать не может обеспечить ему защиту от сильных неблагоприятных внешних воздействий — тяжелая болезнь, плохие условия жизни (голод) и т. п. Таким образом, можно сделать вывод, что ксенофобия с большей вероятностью может формироваться у представителей малообеспеченных и низкокультурных слоев общества, а также в культурах, где присутствует жесткое дискриминационное отношение к каким-либо социальным группам.
Взрослый (ребенок), который не интроецировал хороший объект, легко поддается тревогам преследования и застревает, таким образом, на стадии параноидной тревоги.
Помогающая личность влияет также и на формирование ведущих психологических защит. Психологические защиты (как следует из самого термина «защиты») возникают для того, чтобы защитить индивида от каких-либо неприятных переживаний, причем чем сильнее чувства, тем мощнее должна быть и защита от них. Архаические защиты — проекция и отрицание, служат для избавления от сильных чувств агрессии, страха и стыда, которые, по данным С. Томкинса (цит. по Н. Мак-Вильямс), являются наиболее характерными для параноидной личности. Если повышенный уровень агрессии может рассматриваться как изначально присущая ребенку темпераментная особенность, то страх и стыд возникают благодаря объектным отношениям. Параноидная структура личности, как показывает клиническая практика, формируется в условиях жесткой критики и унижений ребенка, а также наказаний, зависящих от каприза взрослого. Часто подобное отношение к ребенку проистекает из желания родителей «искоренить пороки», «воспитать настоящего мужчину» и тому подобных попыток сделать из него лучшего представителя человечества, т. е. когда родители сами не в силах принять человеческую природу со всеми ее ограничениями. Это заставляет ребенка относиться к своим недостаткам, реальным или мнимым, как к чему-то непереносимо ужасному, с существованием чего невозможно смириться, поэтому он вынужден отрицать их и проецировать вовне — приписывать другим людям. Внутренняя и внешняя реальность продолжает сохраняться для него разделенной на «хорошую» и «ужасную».
Для защиты от ужасной реальности с необходимостью возникает еще одна психологическая защита — идеализация. Идеализация — это представление о существовании чего-либо или кого-либо бесконечно хорошего и могущественного. Ребенку, переживающему чувство бесконечной «плохости» самого себя и/или реальности, нужен кто-то столь же бесконечно хороший — человек, который защитит от страха аннигиляции и поможет сохранить надежду. Это рождает веру в существование человека, лишенного недостатков и способного решить все проблемы.
При нормальном эмоциональном развитии потребность в идеализации через некоторое время пропадает и заменяется более естественной человеческой любовью, которая предполагает признание и принятие недостатков и слабостей другого человека. Если же сохраняются проекция и отрицание как основные психологические защиты, то сохраняется и потребность в идеализации. Идеализация толкает взрослого человека на поиски кумиров, учителей, гуру и т. п. особ, которым он приписывает качества, не существующие в реальности. Именно она рождает слепую преданность и фанатичную веру в вождей, характерную для ксенофобической личности.
Оборотной стороной идеализации является крайний негативизм в отношении всего, что не соответствует идеализированному объекту. Такой объект начинает восприниматься как бесконечно плохой и порождает чувства ненависти и стремление его уничтожить. Результатом является явное, но не осознаваемое ксенофобической личностью противоречие между декларациями о «любви ко всем людям» и агрессивными действиями по отношению к ним. Идеализация может также способствовать уходу в мир фантазий и иллюзий, так как несоответствие реального мира и его идеализированного образа становится все труднее игнорировать с течением времени.
Идеализация вносит свой вклад и в иллюзии собственного величия, базирующиеся на отрицании собственных негативных качеств.
Третий механизм, который мы условно назвали обозначением чувств, может быть описан следующим образом. Первоначально возникающее в сознании маленького ребенка разделение реальности на «идеальную» и «ужасную» является чрезвычайно важным для его развития. Это позволяет ему отделить друг от друга приятные и неприятные чувства, рассортировать их и впоследствии обозначить их словом. Для того чтобы этот процесс протекал нормально, очень важно участливое и заинтересованное отношение помогающей личности к чувствам ребенка. Родительская способность понимать смутные чувства ребенка, давать им имена и связывать с тем, что имеет смысл, позволяет ребенку навести порядок в первоначальном бессловесном хаосе чувств. Когда мать обозначает словом чувства ребенка («больно», «страшно»), она тем самым сообщает ребенку, что знает, что же с ним происходит, и передает ему свою уверенность в том, что это можно пережить. Если чувства правильно идентифицированы и названы, они перестают быть смутными и безграничными и становятся управляемыми.
Если же мать плохо справляется с собственными отрицательными чувствами, они пугают ее, она будет стараться отрицать их у себя и у ребенка, делать вид, что их не существует, нарушая тем самым восприятие ребенком реальности и не давая ему возможности понять, что же с ним реально происходит. Одним из результатов будет постоянное сомнение ребенка, а затем взрослого в том, правильно ли он понимает реальность, чувства и намерения других людей и самого себя. Именно эти сомнения в правильности понимания происходящего и рождают подозрительность и мучительное желание параноидной личности понять, что же происходит «на самом деле».
Разделение реальности на бесконечно хорошую и бесконечно плохую рождает полярный тип мышления типом по принципу «черное либо белое», элементы которого могут сохраняться и у взрослого человека. Производными этого типа мышления являются дихотомии «свой — чужой», «друг — враг» и суждения типа «кто не с нами, тот против нас», исключающие признание существования каких-либо промежуточных вариантов. Подобные суждения служат для ксенофоба «логическим» основанием его выводов о «плохости» и враждебности людей иной национальности и иной культуры.
Остается еще один вопрос относительно устройства ксенофобической личности: почему отрицательные чувства связываются прежде всего с национальностью?
Как уже было сказано, скорее всего, наряду с неприятием иной национальности можно обнаружить и нетерпимость к другим отличиям — религиозным, политическим, гендерным, сексуальным, но это не обязательное условие. Например, не всегда неприятие политической системы сопровождается ксенофобией. Какими будут в этом случае отличия в психологической структуре переживаний?
Скорее всего, можно говорить, что ксенофобия в большей степени свидетельствует о недостаточной зрелости эго. Идентичность политическая, религиозная или национальная предполагают идентификацию с определенной социальной группой. Но состав политической или религиозной группы более неопределен и подвержен изменениям, так как принадлежность к ней в конечном итоге зависит от желания индивида. Идентификация с национальной группой в каком-то смысле предопределена с рождения; и хотя иногда она и может меняться со временем, самим индивидом этот процесс осознается как гораздо менее произвольный, чем принадлежность к определенной политической системе или конфессии. Чаще всего национальность, так же как и пол, рассматриваются самим индивидом как неизменные характеристики (а в современных условиях национальная принадлежность может восприниматься даже как более неизменная, чем половая).
Можно предположить, что индивид, испытывающий чувство превосходства от того, что он принадлежит к определенной национальности, нуждается в подтверждении собственной «хорошести» такого уровня, которая бы не зависела от его личных качеств, в ценность которых он не слишком верит, а базировалась бы на неких «надиндивидуальных» и при этом неизменных особенностях.
Подводя итог всему сказанному, можно еще раз сделать вывод, что ксенофобическая личность — одна из разновидностей параноидной структуры личности, которая в когнитивной сфере характеризуется полярностью суждений и ригидностью мышления, а в аффективной — преобладанием психологических защит по типу проекции, отрицания и идеализации. Последние служат для защиты от сильных чувств агрессии, страха и стыда, рождающихся во взаимодействии ребенка с ближайшим социумом, в первую очередь с родителями. Эти чувства возникают у ребенка, если родители, в первую очередь мать, не способны создать поддерживающую и принимающую среду для его развития. Наиболее часто это случается при собственном нарушенном развитии матери (переживание эмоционального неблагополучия, высокая тревожность), низком социокультурном уровне семьи и жесткой дискриминации, существующей в культуре в отношении каких-либо социально-демографических групп.
