Методологический смысл идеи взаимосвязи права и морали
(Карцев В. А.) («Государственная власть и местное самоуправление», 2013, N 8)
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ИДЕИ ВЗАИМОСВЯЗИ ПРАВА И МОРАЛИ <*>
В. А. КАРЦЕВ
——————————— <*> Kartzev V. A. The methodological implications of ideas the relationship of law and morality.
Карцев Владимир Аркадьевич, аспирант Российской академии адвокатуры и нотариата.
В статье проводится мысль о том, что современные право и мораль имеют общее поле действия, подчиняясь общим причинно-следственным зависимостям, не сливаясь при этом и не совпадая. Автор статьи подчеркивает, что осмысление права в его взаимосвязи с моралью — одна из самых давних традиций истории общественной мысли.
Ключевые слова: право, мораль, нормативно-ценностная система, взаимосвязь права и морали.
The article presents the idea that modern law and morality have a common field of action, subject to the general cause-and-effect relationships are not merging mouth and it does not coincide. The author emphasizes that the interpretation of law in its relationship with morality — one of the oldest traditions of the history of social thought.
Key words: law, morality, normative value system, the relationship of law and morality.
Идея взаимосвязи права и морали имеет давние корни и богатые традиции толкования. Констатация этой связи давно стала «общим местом» в философской, этической и юридической литературе. Теоретические клише хорошо известны. И тем не менее принятые в научной среде решения проблемы удовлетворительными назвать нельзя по следующей основной причине: проблема связи права и морали предстает как однородная, внутренне не дифференцированная. Тем самым и постановка проблемы, и ее решения неизбежно оказываются абстрактными. Суть взаимосвязи права и морали отождествляется лишь с определенным аспектом этой связи. Кроме того, как правило, не принимается в расчет принципиальное различие в восприятии и решении данной проблемы правовым и моральным субъектом, в рефлексировании связи права и морали, осуществляемом правовым и моральным сознанием. Идея единства права и морали несомненно является концептуальной для юридической теории в том смысле, что с ней связываются решения проблем самых различных уровней, начиная с анализа природы правовой организации общественной жизни и кончая вопросами повседневной юридической практики (например, применением моральной аргументации и оценки в судебном процессе). Но не возлагаются ли на нее слишком большие надежды в исследовании проблем права? Нам представляется, что данная идея имеет скорее прикладное (идеологическое и инструментальное), чем теоретическое значение. Связь права и морали является проблемой в трех аспектах: 1) в аспекте ее обнаружения на основе анализа природы данных социально-духовных явлений; 2) в аспекте ее историко-культурной конкретности; 3) в аспекте практической связи различных элементов права и морали. Проанализируем каждый из выделенных аспектов. 1. Взаимосвязь права и морали в данном аспекте видится на основе их фундаментального сходства, а именно на основе общности нормативно-регулятивной природы. При этом привычный ход мысли таков: право вырастает из норм морали, имеет основание в морали, является «минимумом нравственности» <1>. ——————————— <1> В. Соловьев писал: «Право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла» (Соловьев В. Сочинения. Т. 1. М., 1988. С. 450).
Существуют две плоскости анализа этого единства: юридическая и философская. Мы полагаем, что ни в том, ни в другом случае утверждение единства не в состоянии решить проблему природы права. Почему? Юридическая постановка вопроса вызывает сомнения по следующим соображениям. Во-первых, юридическая теория подходит к пониманию права и морали только как к институтам организации социальной жизни, исключая их из области своего интереса как формы общественной и индивидуальной духовности. Стало быть, в способности нормативного регулирования деятельности людей и общественных отношений не может состоять природа ни права, ни морали. Фрагмент не должен отождествляться с целым. Во-вторых, поскольку и право, и мораль рассматриваются как социальные образования, появляющиеся при определенных условиях, т. е. являющиеся как бы «ответом» на «вызов» социальной потребности, постольку они призваны и способны лишь обслуживать эти общественные потребности. А значит, природа морали и права скрыта не в них самих, а в том, на что они направлены. И тогда мы вынуждены отождествлять природу права, например, с экономикой или политикой. Стало быть, в данном случае единство права и морали вовсе не связано с их природой. В-третьих, поскольку возникновение права связывается с возникновением государства, постольку право понимается как более позднее социальное образование, нежели мораль. Следовательно, либо природа права качественно отлична от природы морали, потому что связана с реализацией иных общественных потребностей, и тогда их единство из их природы выводить не имеет смысла, либо право вырастает из общественной морали и является ее продолжением применительно к области политических отношений и государственной деятельности — и тогда природой права оказывается как раз то, что отлично от природы морали, а все сходства морали и права становятся внешними, видимыми, но не внутренними. Редукция права к морали, как только мы ставим вопрос о существе данных феноменов, оказывается малопродуктивной. Если бы даже эмпирически право и вырастало из общественной нравственности, это не означало бы, что оно остается в рамках логики морали или что его сущность — только момент сущности морали. В-четвертых, определение права как «минимума нравственности» и в том смысле, что оно приложимо только к области действий (но не побуждений и рассуждений, не выразившихся в действии), и в том смысле, что оно в состоянии обеспечить преимущественно более простые, стереотипные отношения, — такое определение влечет два следствия: 1) генетический вектор связи права и морали указывает на переход от сложного к простому и на неспособность морали необходимым образом регулировать те простые отношения, которые подпадают под действие права; 2) всякое нравственно безупречное, вполне развитое общественное состояние перестает нуждаться в праве, поэтому оно и есть состояние принципиально неправовое. А это, в свою очередь, означает, что право неспособно, в отличие от морали, развиваться по своей внутренней логике и быть неотъемлемым атрибутом общественной жизни вообще. В действительности право вовсе не дополняет мораль, а дает принципиально иную матрицу социальных установок и оценок реальности, чем мораль. Если же право и мораль объединить тем, что они оказывают целенаправленное воздействие на поведение людей, обеспечивают интересы тех или иных социальных групп или общества в целом, то мы имеем дело со сравниванием их на таком уровне общности, на котором совершенно невозможно понять ни что такое право, ни что такое мораль. С философской точки зрения идея единства права и морали не выражает их природы и не вырастает из понимания их природы. Такое утверждение вытекает из следующих соображений. Во-первых, право и мораль являются сторонами, формами социального мира в целом, а их взаимосвязь — лишь отражение единства социальной реальности. Поэтому указание на единство права и морали ничего не добавляет к пониманию его природы и сущности. Во-вторых, природа и сущность и права, и морали (как и всего остального) суть характеристики не их особенности (которая суть единство отличности и сходства), а их единичности. Как бы ни обстояли дела фактически, сущность права нельзя вывести из чего-то не являющегося правом. Природа права есть внутренний источник его саморазвития; сущность права есть его конкретность. В-третьих, чтобы постичь природу и сущность права, необходимо рассмотреть его как самодостаточный, самоценный феномен. И только в этом случае право выступает в своей единичности, отличности от неправа, которое можно постичь только «изнутри», самим правовым субъектом. В-четвертых, поскольку право и мораль суть атрибуты социальной реальности в целом, постольку они по своей природе не могут быть неуниверсальными. Методологический принцип универсальности права логично ведет к пониманию всех форм социальной реальности как форм права. Мораль должна быть понята как форма права, а право — как форма морали. Они находятся в единстве как универсальности. Исходя из сказанного, можно сделать вывод о том, что единство права и морали не является методологической идеей ни юридической теории, ни философии, ни вообще теоретического сознания. 2. Взаимосвязь права и морали, взятая в ее историко-культурной конкретности, предстает как укорененность одного в другом. Рассмотрение проблемы в данном аспекте требует признать, что применительно к конкретному обществу (культуре, народу) речь идет о качественно различных явлениях, а потому их связь неоднозначна по своему характеру в каждом отдельном случае. Проанализируем утверждение о моральных основаниях права на примере двух правовых культур: России и Запада. В западном обществе доминируют политико-экономические условия и формы жизни. Эти способы организации жизни самодостаточны. Нравственность же является вторичной социальной формой жизни. Она имеет вспомогательное, в большей степени инструментальное значение. Поэтому, конечно, на первый план в нравственной жизни выступают те моменты, которые непосредственно порождены социально-экономической реальностью. Глубинные же пласты, воспроизводимые в основном средствами религии и политической идеологии, являются общим «фоном» для моральной самоидентификации народа. Для российского общества характерно доминирование нравственно-религиозной стороны жизни. Социально-экономическая и политико-юридическая жизнь по отношению к нравственно-религиозным процессам несамодостаточна. Они малопонятны вне сопряженности с нравственной жизнью. Нравственность же имеет самодостаточный характер (не в том, конечно, смысле, будто она в состоянии быть реальным организатором общественной практики во всем ее объеме, а в том, что она воспроизводится и вне непосредственной зависимости от социально-экономических и политико-юридических процессов). Нравственность и религиозность в России традиционно являются единственно доступными огромному большинству народа каналами самореализации, самоопределения. Именно эти сферы и способы бытия есть поле, на котором взращивается живое, общественное право. Поэтому в российском обществе так важно именно в религиозно-нравственном контексте определять социальную позицию в отношении к идеологии господствующих классов, государственной власти, позитивному праву. Следует указать также на внутреннюю структуру нравственных корней. К нравственным корням права относятся: а) традиционно бытующие нравы, повседневно-массовое (поведенческое) бытование людей; б) совокупность наиболее характерных моральных качеств людей, некий обобщенный моральный облик человека — так сказать, национальный характер; в) черты общественного и индивидуального морального сознания, его акценты, установки, ценности, сложившийся комплекс идей. Вполне очевидно, что среди этих групп первая — быт и нравы народа — является наиболее динамичной и зависимой от общественных изменений, прежде всего в сфере материальной жизни и политических отношений. Наиболее же стабильная и консервативная группа корней — третья. Динамичность и активность второй группы корней менее очевидна и зависит от историко-культурного своеобразия нравственности данного общества, народа. В таких обществах, где «тон» всем человеческим проявлениям задает материальная сфера, практические установки и условия жизни, моральные качества скорее определены связью с бытом и нравами народа, нежели с его идеально-нравственными установками. Значит, они более существенны в характеристике конкретно-исторического своеобразия данного общества. Такова западная культура. В таких обществах, где материальная жизнь, несмотря на ее объективную первичность в системе общественной жизни, не является самодовлеющей, но сложным образом преломляет в себе иные общественные ориентировки и способы бытования, моральные качества более определены связью с идеальными сферами общественной нравственности, нежели с повседневно-массовым бытием людей. Значит, они в большей степени являются показателями глубинного пласта общественной нравственности, более консервативны. Такова российская культура. Эти уточнения делают очевидной ограниченность и неудовлетворительность традиционного для нашей юридической теории связывания морали и права на основе формальных, структурно-функциональных характеристик. Нравственность относится к наиболее консервативным сторонам общественной жизни людей. Организующая роль нравственности, в сравнении с политикой, экономикой, правом, религией, весьма специфична. Прежде всего нравственность является механизмом освоения и выражения общественных процессов и изменений путем ассимилирования их в сложившуюся массово-повседневную жизнь посредством принятия этих изменений лишь как созвучных развившимся в народе качествам. И чем динамичнее сферы жизни и общественные отношения, тем менее нравственность «склонна», не разрушаясь, следовать за этими изменениями. И чем более универсальны и отвлеченны моральные оценки реальности, тем больше общественная нравственность «настаивает» на своих стандартах, стереотипах участия человека в общественной жизни. Нравственность задает «точки опоры», находясь в пределах которых человек чувствует себя социально и духовно комфортно, а общество консолидируется в достижении общих целей. Право, прежде всего в его социально-регулятивном, практически организующем смысле, является гораздо более динамичным, чем нравственность, способом социального бытия людей. Связь нравственности и права может качественно меняться в зависимости от того, какова величина «зазора», который образуется в обществе между правовой реальностью и нравственностью. Чем больше он, тем критичнее моральное отношение к праву, тем отчетливее неприятие сложившейся правовой реальности. Однако это лишь общая установка анализа социальной реальности. Для проникновения в суть этих процессов необходимы социокультурные коррекции. Развитие общественной нравственности определенного народа, культуры невозможно вне связанности со всеми другими сферами и способами жизни людей. В истории человечества это развитие идет тремя основными путями. 1. Нравственность в этой совокупности связанных изменений становится более динамичной и стремится «поспевать» за социально-духовной реальностью. Она становится более ситуативной, практичной; в ней активнее оказываются поверхностные пласты. Такие процессы характерны для стран западного мира. 2. Нравственность представляет собой совокупность самодовлеющих внешних форм, а ее реакция на социальные процессы сводится к непрерывному впитыванию в традиционно-обычные формы нового социального содержания. Она есть способ принятия действительности и примирения с нею посредством идентификации нового с прошлым. Такие процессы характерны для стран восточноазиатского мира. 3. Под влиянием социальных изменений в нравственности усиливается критичное, идеально-долженствовательное восприятие реальности. Подлинность нравственности все более ассоциируется с глубинными моральными установками и ценностями. Главным оказывается способность и умение противостоять реальности, «выдерживать ее», не растворяясь в ней. Практическое воплощение моральных ценностей становится несущественным. Этот путь характерен для России. Исходя из сказанного, можно утверждать, что решение вопроса о нравственных корнях права должно пониматься не столько как поиск и перечень черт, условий и факторов нравственной жизни, оказывающих влияние на содержание и целеустановки правовых систем, сколько как выяснение характера и направленности влияния этих свойств и факторов на правовую жизнь. Западноевропейской нравственности свойственно вписываться в социальную реальность, определенную и организованную главным образом в социально-экономическом и политико-юридическом смыслах. Она и выступает привычным, признанным и повсеместным способом оправдания, идейного обеспечения права. Она является каналом приобщения людей к правовой реальности. Как следствие, западная нравственность оказывается способом установки социальной планки приемлемого, достойно-морального образа жизни человека в обществе сообразно с минимальным духовным запросом к этой реальности, с зафиксированностью его социально-духовного уровня. Упрощенный взгляд на жизнь и ее смысл дает упрощенную, элементарную нравственность. В свете этого, естественно, нравственные корни западноевропейского права предстают такой совокупностью черт и устойчивых факторов, которые обеспечивают воспроизводство конформности, комфортности, обычности, достойности правового поведения, юридической практики. Они — условия согласия с правовой данностью, а вовсе не творение ее. В российской культуре нравственность является способом отстраненности от социально-экономической и политико-юридической реальности бытия, и именно на этом пути субъект обретает свое достоинство, может утвердить себя, реализовать себя в соответствии со своими моральными ценностями. Нравственное примирение с действительностью, как правило, означает внутреннее опустошение, опрощение, в какой-то степени падение (по крайней мере, в собственных глазах). Вследствие этого российская нравственность традиционно является способом повышения социальной планки для правовой реальности, соразмерения действительности с завышенным запросом к ней. Определяющую роль в российской нравственности играют ее наиболее глубокие пласты, а потому к корням современного российского права следует отнести в основном историко-культурные инварианты, представленные прежде всего в строе и смыслах общественного морального сознания. Таким образом, взаимосвязь права и морали применительно к западному обществу должна рассматриваться как включенность морали в правовую реальность, согласованность с правом. Применительно к российскому обществу эта связь предстает как противопоставленность морали правовой реальности, «инородность» морали праву — связь, по характеру диаметрально противоположная западной модели. Стало быть, идея единства права и морали может быть концептуальной лишь применительно к исследованию конкретного общества, но не всегда. 3. В прикладном аспекте идея единства права и морали трансформируется в проблему приложимости средств моральной регуляции, оценки и аргументации в юридической сфере, в проблему моральной поддержки (подпитки) права. Особую значимость идея связи права и морали имеет для юридического позитивизма. Его глубочайшей идейной основой является не признание формально установленных норм и не воля государства, а родственность права и нравственности. Тем самым юридический позитивизм фактически признает уязвимость закона, поскольку он формален. Формальность отношений, удобная в условиях фактического неравенства, становится неудовлетворительной, как только требуется интерпретировать общественные структуры содержательно. Юридическая практика несомненно придает моральным средствам ту конкретность, которая несвойственна самой морали. В свою очередь, правосознание, обращаясь к морали, наделяет решение конкретных вопросов универсальностью. Как это ни парадоксально, формальный момент в право привносится именно моральным сознанием. С этой точки зрения мораль может быть рассмотрена как основа права, но основа не сущностная, а функциональная. Иными словами, на прикладном уровне связанность права и морали достаточно явственна, но не так проста и однозначна, как видится многим исследователям. Моральная интерпретация основ юридической деятельности сводится обычно к повтору общих рассуждений о морали в целом и, как следствие, к морализированию по поводу профессиональной деятельности. Основной недостаток практически всех исследований данной проблемы — неосознанность того, что юридический и моральный взгляды на конкретные ситуации не могут быть полностью совместимыми. То, что вполне приемлемо с юридической точки зрения, может быть сомнительным и даже порочным с точки зрения нравственной. Правовое сознание охотно, привычно и часто пользуется языком морали, обращается к нравственным общечеловеческим ценностям как к своим идейным основаниям. Но при этом оно придает моральным понятиям иной смысл (как, например, в случае с понятием справедливости) и склоняется к морализированию по поводу правовой практики. Можно найти много убедительных толкований тех или иных юридических норм, законов, составов преступлений и т. д. с точки зрения морали. Однако то, что некоторому правовому акту можно найти моральное объяснение, ничего не говорит о внутреннем единстве морали и права, но, скорее, схватывает внешнее их соответствие. Юридический закон работает и без моральной поддержки, а при ее наличии далеко не всегда действует лучше. Настойчивые разговоры о нравственных основах и моральной природе права продиктованы давлением морали на правовую систему, стремлением вписать правосудие, законодательство в некий гармоничный порядок, сотканный из моральных установок общества. Моральные основания выступают возможной формой юридических норм, законодательных актов, но не выражают их сущности. Моральные рассуждения, конечно же, играют роль средств убеждения, облегчают восприятие тех или иных социальных требований, но действительной логики правового сознания не отражают. Мораль — канал облагораживания, возвышения права, привития правовых установок массовому сознанию; она — средство вовлечения людей в правовые отношения. Но моральное видение правовой реальности связано с сокрытием сущности права, его противоречивости. Точнее, эту роль выполняет не собственно общественная мораль, но то, что служит связующим мораль и право звеном: морализирование как формальные, поверхностные суждения о праве в специфическом смысловом каркасе. Сказанное не означает, будто юридический взгляд на связь морали и права ложен, а этико-философский взгляд истинен. Речь здесь идет о принципиальном различии одинаково противоречивых юридического и этического взглядов на эти социальные феномены. С юридической точки зрения, право имеет и должно иметь моральные основания, вырастать из морали. В этом юридическая позиция сопрягается с научной постановкой вопроса. С этической точки зрения их взаимосвязь внутренне противоречива. Право не только на практике, но и в принципе далеко не во всех своих компонентах имеет моральные основания, морально оправдано. Более того, перемешивание правовых решений с моральными оценками есть как бы форма социальной гарантии необходимости права. Но одновременно оно есть и условие общественного произвола. Действительная проблема, стало быть, состоит не в том, чтобы обнаружить сущностные связи морали и права по их «природе»; не в том, чтобы произвести социологическую корреляцию существующего права и общественной нравственности, а в том, чтобы отыскать действительные каналы морального осмысления правовых реальностей и «примирения» с ними. Сделаем вывод: идея взаимосвязи морали и права является концептуальной не для теоретического, а для практического сознания. В области теории эта идея не является методологической, она лишь декларация правосознания. Но биологические особенности несомненно оказывают большое влияние на формирование социальной установки личности. Биологическое — не обязательно только генетическое. Биологическое следует понимать в гораздо более широком контексте, чем указание на роль наследственных свойств личности.
——————————————————————