Федорова Наталья Александровна, преподаватель Пушкинского филиала Современной гуманитарной академии, кандидат исторических наук.
Публикация представляет собой исторический анализ таких ключевых институтов права, как собственность и владение. Раскрывается позиция отечественных цивилистов по вопросам легальной дефиниции и соотношения данных терминов.
Начиная с 1861 г. в России наступает период комплексных преобразований, продолжавшийся в той или иной форме практически до начала Первой мировой войны. Политико-правовые реформы 60-х годов создали почву для развития качественно новых экономических отношений с учетом обновляющихся, в перспективе бессословных, социальных связей.
Одним их социально-правовых явлений, находящихся в основе проводимых преобразований, был институт собственности.
Отечественные правоведы задавались вопросами: является ли право собственности и владения имманентным свойством личности или же это лишь особая правовая конструкция, которая интегрирует человека в систему правоотношений в качестве собственника (владельца)? Ограничивает ли право собственности свободу личности или предопределяет ее? Является ли собственник фигурой, защищаемой непроницаемой оболочкой закона от посягательств извне, или право собственности есть лишь материальная форма взаимодействия с государством? Наконец, порождает ли право собственности какие-либо абстрактные права, которые нельзя овеществить, но которые имеют и свою цену, и свой статус?
Одновременно с этим возникла проблема соотношения собственности и владения: если владение возникает независимо от государственного признания, может ли оно существовать и развиваться, а также пользоваться государственной защитой?
Взаимный анализ владения и собственности неизбежен, поскольку как гражданское право зиждется на праве собственности, так само право собственности основывается на владении. Эти два понятия представляли собой как бы две стороны одного явления — взаимодействия личности с обществом и государством посредством имущественных правоотношений.
Определение права собственности с момента выхода первого Свода законов не претерпело существенных изменений: «…это власть в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно…» [1].
Что же касается понятия «владение», то оно использовалось в трех основных значениях. Во-первых, владение соотносилось с понятием «собственность», являясь либо синонимом собственности, либо одним из основных признаков права собственности (владение, пользование и распоряжение) [2].
Во-вторых, владение — это разновидность вещного права, которое выражалось по отношению к владельцу в ограничениях на распоряжение имуществом или имущественным правом. Основным признаком этого вещного права было «фактическое, наличное господство человека над вещью» [3].
В-третьих, это «факт действительного держания имущества во власти лица… факт, независимый от права, в некоторых случаях и противоположный праву, но, несмотря на это, признаваемый законом, временно пользующийся его защитой и при известных условиях являющийся источником прав» [4].
Важность владения для собственности блестяще определил Мейер: «…оно (владение. — Авт.) есть как бы вестник права собственности, и большей частью посредством владения собственник получает тот вес, который дает ему право собственности…» [5].
Правоведы сомневались, в состоянии ли они правильно определить соотношение собственности и владения, могут ли они донести до обывателя те правовые нюансы, которые им самим были понятны не до конца. Вот что по этому поводу писал С. В. Пахман: «…выражения «собственность» и «владение» употребляются большею частию как синонимы… Даже для высших классов населения суррогатом собственности долго служили различные формы зависимого обладания, которые сводились к расплывчатому понятию «владения». Тем более все это должно было отразиться на тяглой массе крестьянского населения» [6].
Как будет видно впоследствии, данная фраза вольно или невольно высвечивает целый конгломерат проблем. Во-первых, в среде самих цивилистов не было единого понимания отличий владения от собственности. Во-вторых, правоведы не до конца представляли себе, как именно население понимает владение и собственность и являются ли эти правовые институты проблемными для него. В-третьих, совпадают ли указанные обывательские представления с научными.
Нас интересует, когда, по мнению правоведов, владение перестает быть собой и становится собственностью, что приобретает (или теряет) собственник в своем статусе в отличие от владельца, несет ли в себе собственность больший объем полномочий, нежели владение, что именно защищается: владение (собственность) как институт права или владелец (собственник).
Прежде всего цивилисты стремились уяснить для себя следующие проблемы: что появилось раньше — владение или собственность; что такое владение — право или факт; с какого момента владение становится собственностью и как выстраивать защиту владения с учетом потенциального права собственности.
На первый взгляд фраза «что появилось раньше — владение или собственность» кажется странной, ибо владение, судя по принятому определению, — фактическое господство над вещью, а собственность — юридическое. Поэтому естественно, что владение должно предшествовать праву собственности и выступать одним из оснований возникновения данного права. Об этом писал и Победоносцев: «Если посмотрим на владение с исторической стороны, то увидим, что оно обыкновенно предшествует собственности и служит ее заменою там, где понятие о праве собственности еще не утвердилось» [7]. Мейер также заявлял: «Понятие о праве собственности обыкновенно развивается из владения» [8]. С этой позицией полностью согласны Неволин, Васьковский и другие цивилисты. Однако только Мейер постарался связать теоретические представления правоведов с постулатами обычного права: «…без фактического господства не признается господство юридическое; когда же есть фактическое господство, то допускается и юридическое. Это объясняется тем, что в малоразвитом юридическом быту гражданам недоступны отвлеченные понятия; для них нужна материальная основа, осязательный остов, а когда его нет, то и отвлеченные понятия не имеют хода» [9].
Однако существовала и другая точка зрения, сформулированная Иерингом на основе принципов римского права [10] и последовательно отстаиваемая Кавелиным и Шершеневичем: «…в развитии вещных прав право собственности должно предшествовать владению» [11]. Если смотреть на вопрос с позиций позитивизма, то становится понятным, что юристы хотели сказать своей фразой: владение как явление и владение как юридический факт — суть разные понятия. Например, не каждый субъект может быть собственником (душевнобольной, малолетний или еврей вне черты оседлости), а значит, не может быть и владельцем. В частности, это утверждение приводит к тому, что фактический владелец будет лишен и владельческой защиты.
Данная проблема вновь возникла в 1902 г., когда разработчики очередного проекта Гражданского уложения высказали идею о том, что владельческие правоотношения с негодными субъектом или объектом считаются недействительными [12]. Вопрос с проблемами для субъектов уже рассматривался выше, однако, если негодным считается объект владения, ситуация могла быть даже более запутанной. Если считать согласно законодательству, что не может быть отдельных прав собственности на отдельные составные части вещи (например, на отдельное помещение дома), то получается, что владельцы городских квартир не являются ни собственниками, ни владельцами.
Абсурдность этой позиции доказали впоследствии сами законодатели, они предлагали одну форму владения, получившую название «право застройки на земле собственника» [13]. Как справедливо отмечают современные исследователи, это была классическая разновидность вещного права. Суть его сводилась к следующему: «Собственник земельного участка может предоставить таковой под застройку другому лицу по договору на срок и за вознаграждение, обусловленные в сем договоре, согласно правилам, изложенным в последующих статьях» [14].
Этот институт фактически уже существовал в деревне, о чем свидетельствуют наблюдения Пахмана: «…все, построенное на чужой земле, становится собственностию того, чья земля, к общинному владению не применяется, даже если бы земля принадлежала самой общине на праве собственности» [15].
Этот вид владения был важен для тех субъектов, недвижимость которых располагалась на спорных землях, или для тех, кто не хотел заниматься исключительно сельским хозяйством. Однако свое истинное значение право застройки приобрело тогда, когда земля стала объектом рыночных отношений и цены на землю начали неизбежно расти, а покупательная способность большинства крестьянского населения осталась прежней.
По отношению к строению и праву на него застройка выступала как собственность, так как оно «переходит по наследству и может быть на время его действия отчуждаемо как добровольно, так и с торгов, завещаемо и обременяемо долгами, а также правами участия частного (сервитутами), если на сей последний предмет в договоре содержится особое разрешение, порядком, определенным для имуществ недвижимых» [16].
По отношению к земле, на которой располагалось строение, застройка выступала как владение, в том числе потому, что было срочным — от тридцати шести до девяноста девяти лет.
В любом случае право застройки не являлось арендой, как отмечают некоторые современные исследователи, так как застройщик сохранял право распоряжения, что в аренде отсутствует.
Проблема первенства владения и собственности породила вопрос о том, что такое владение — право или факт. По этому вопросу существовали три главные теории: владение — это право (Пухта, Иеринг, Кавелин, Муромцев), владение — факт (Иеринг — позже, Мейер, Победоносцев, Васьковский), и то, и другое вместе (Савиньи).
Опуская теоретические аспекты этой проблемы, следует указать ее практическую значимость в контексте права собственности. Если владение — факт, то тем самым определяется связь только между субъектом и вещью. Поэтому владелец всегда мог рассчитывать на доходы с используемого имущества, но обязан был доказывать факт и добросовестность самого владения в случае гражданского спора. Если оно — право, то дополнительно регулируются правоотношения с третьими лицами. Кроме того, право фиксируется правоустанавливающим документом, практически исключающим необходимость обоснования правомочности владения. Поэтому если лицо желает превратить свое владение в собственность, то во втором случае сделать это ему гораздо легче, чем в первом.
Сторонники владения как факта утверждали свою позицию на основании того, что «закон различает владение законное и незаконное (ст. 523), подложное, насильственное и самовольное (525 — 528). А так как всякое право законно и не может быть подложным, насильственным или самовольным, то, значит, владение не право, а фактическое состояние» [17]. Однако, вместо того чтобы последовательно развивать правовую базу фактического владения, сторонники данной теории увлекались дискуссиями о том, тождественно ли владение держанию, должен ли владелец явно (!) показывать свою волю к обладанию вещи и т. д.
Сторонники владения как права утверждали, что намерение владеть обусловливает не просто факт, а набор правомочий [18]. В этом вопросе неожиданно заочно нашли общий язык принципиальные противники по большинству вопросов — Победоносцев и Шершеневич. Последний писал: «С точки зрения действующего русского законодательства владение есть не факт, а право, как по наименованию его «правом владения», так и потому, что, во-первых, владение приобретается и утрачивается, а к этому факты не способны и, во-вторых, что нарушение владения составляет само по себе правонарушение, и его следует причислить к категории вещных прав. Основание защиты владения составляет предположение права собственности на стороне владельца» [19]. Основываясь на простом анализе текста нормативных актов, в этом вопросе Шершеневич совершенно разошелся во взглядах с другим позитивистом — Васьковским.
Подводя некоторые итоги, отметим, что в короткий срок тема соотношения собственности и владения превратилась для отечественной цивилистики в проблему, требующую законодательного оформления, экономического обоснования, общественного осознания и практического применения. Право собственности указывало личности на ее место в имущественных отношениях, возникающих в государстве и обществе. Право владения показывало степень уважения государства к нерегламентированным, нелегализованным правомочиям отдельного субъекта. Поиск оптимального соотношения обоих институтов представлял собой исследовательскую задачу для отечественных цивилистов середины XIX — начала XX в.
Литература
1. ПСЗ. Собр. 3. Т. 10. Ч. I. Ст. 420.
2. Гражданское уложение. Кн. 3: Вотчинное право / Под ред. И. М. Тютрюмова. М.: Волтерс Клувер, 2008. С. 218.
3. См., напр.: Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Т. 1. М.: Зерцало, 2003. С. 153.
4. Гражданское уложение. Кн. 3: Вотчинное право. С. 218 — 219.
5. Мейер Д. И. Русское гражданское право. М., 1873. С. 149.
6. Пахман С. В. Обычное гражданское право в России. Юридические очерки. Т. 1. СПб., 1877 — 1878. С. 8.
7. Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Т. 1. М., 2003. С. 103.
8. Мейер Д. И. Русское гражданское право. М., 1873. С. 241.
9. Мейер Д. И. Русское гражданское право. С. 243.
10. В русском переводе это звучит так: «Где не может быть собственности, там не может быть владения». См., напр.: Иеринг Р. Цель в праве. Т. 1. СПб., 1881. С. 49.
11. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 154. Правда, аргументы Шершеневича в этом вопросе несколько неубедительны: он объяснял свою позицию тем, что в России посессорная (владельческая) защита возникла позже, чем защита собственности (только при Екатерине II).
12. Цит. по: Покровский И. А. Владение в русском проекте Гражданского уложения // ЖМЮ. 1902. N 10. С. 31.
13. О праве застройки. ПСЗ. Собр. 3. Т. 32. N 37414; Собрание узаконений. 1912. 6 июля. Отд. I. Ст. 1147.
14. О праве застройки. Ст. 13.
15. Пахман С. В. Обычное гражданское право в России… Т. 1. С. 14.
16. О праве застройки. Ст. 2.
17. Васьковский Е. В. Учебник гражданского права. СПб. Вып. II. С. 42.
18. Об этом неоднократно упоминал К. П. Победоносцев. См., напр.: Курс гражданского права. Т. 1. М., 2003. С. 104 — 105.
19. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. С. 152 — 153.
20. Мейер Д. И. Русское гражданское право. С. 212.
