Дольмены Сочинского района как объект туристического бизнеса

(Бойчук С. Г.)

(«Туризм: право и экономика», 2009, N 3)

ДОЛЬМЕНЫ СОЧИНСКОГО РАЙОНА

КАК ОБЪЕКТ ТУРИСТИЧЕСКОГО БИЗНЕСА

С. Г. БОЙЧУК

Бойчук С. Г., доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических наук Краснодарского кооперативного института, кандидат исторических наук.

В связи с проведением в Сочи зимних Олимпийских игр в 2014 г. началась широкомасштабная модернизация города и прилегающих к нему районов. Это сделает регион еще более привлекательным для туристов. Но не только удивительные природные условия, санаторно-курортный комплекс и спортивные объекты способны заинтересовать окружающих. Для развития туристического бизнеса особое внимание целесообразно уделить историко-археологическим ценностям, которыми богато побережье края. Среди них особняком стоят мегалиты бронзового века — дольмены (от бретонского: dol — «стол», таеп — «камень»), которые часто становятся объектом специальных тематических экскурсий.

Подобные памятники сохранились в странах Средиземноморья и Северной Европы, на Британских островах и севере Африки, в Индии, Корее и Японии. На Северо-Западном Кавказе дольмены располагаются в горных районах, преимущественно вдоль побережья от г. Анапы до с. Очамчири в Абхазии. На территории Большого Сочи известно более 100 мегалитов, особенно ими богаты Адлерский и Лазаревский районы. Первые шаги в их изучении связаны с деятельностью сотрудников государственной коммерческой компании, основанной в 1817 г. в Керчи для организации меновой торговли с горцами, — Тетбу де Мариньи и Рафаила Скасси. В середине XIX в. дольмены привлекли внимание швейцарца Дюбуа де Монпере и эмиссара английской разведки на Западном Кавказе Джеймса Белла, оставивших свои описания гробниц. С окончанием затяжной Кавказской войны (1817 — 1864 гг.) инициатива перешла в руки отечественных исследователей: полковника Н. Л. Каменева, основателя Исторического музея в Москве графа А. С. Уварова, известных исследователей Кубанского региона Е. Д. Фелицына и В. М. Сысоева. В период с 1914 по 1916 г. изучением дольменов занимался основатель и хранитель Новороссийского музея природы и археологии Черноморского побережья Кавказа Г. Н. Сорохтин. После окончания Великой Отечественной войны исследования гробниц на качественно новом уровне продолжили археологи Н. В. Анфимов, В. И. Морковин, М. К. Тешев. В настоящее время Фондом Всемирного археологического конгресса подготовлена и осуществляется международная программа по исследованию и реставрации кавказских дольменов. Руководит ею сотрудник Института истории материальной культуры В. А. Трифонов.

Несмотря на продолжительное и масштабное изучение мегалитов, по-прежнему остается масса дискуссионных вопросов и «белых пятен», касающихся распространения и возраста гробниц, происхождения «дольменного народа» и его представлений о жизни и смерти.

Отсутствие достоверных фактов подогревает интерес и превращает памятники в предмет массового культа, суеверных поклонений сектантов и мистификаций. В связи с этим представляется возможным выделить две проблемы. Во-первых, «благодаря» некоторым экскурсоводам и сторонникам лжеучений дольмены воспринимаются не как гробницы, на чем настаивает современная археология. Наиболее распространенные версии предназначения этих мегалитов следующие: места отшельничества «кавказских друидов», печи для выплавки металла и обжига керамики, жертвенники, жилища древнего человека и даже «проводники Вселенского разума» и хранилища древних знаний, способные подсказать выход из сложной жизненной ситуации и излечить от недуга. Фантастические истории о необычайных свойствах дольменов завоевывают все новых почитателей, в большинстве своем не желающих в XXI в. принимать во внимание результаты научных исследований. Подобные мистификации на руку представителям «дольменного бизнеса», прибыльной частью которого становится продажа специальной литературы и амулетов, организация туров по «сакральным» местам, массовое «лечение», «корректировка судьбы», «энергетическая подпитка» и т. п. Сегодняшнее состояние дел в этой сфере не должно устраивать ни власти, ни научную общественность, чьи достижения замалчиваются.

Вторая проблема напрямую связана с предыдущей. Паломники чаще всего видят в дольменах не рукотворные памятники, а вечные и неразрушимые «информационные передатчики». Следовательно, о сохранности мегалитов редко кто задумывается. Туристы не просто лицезреют их, а несут дары, пытаясь поместить их внутрь, молятся, разбивают рядом палаточные лагеря, чтобы вкусить «вселенского разума», и даже норовят отколоть и увезти частицу домой. Таким образом, разрушаются дольменные комплексы, состоящие не только из погребальной камеры, но и из каменного дворика перед ее фасадом (дромоса), окруженного специальными каменными стенками. Необходимо осознавать, что культурное наследие как необходимое условие поддержания цивилизованного образа жизни относится к невосполнимым ресурсам человечества.

В наибольшей степени в этом плане пострадали гробницы близ г. Туапсе и г. Геленджика. Мегалиты Сочинского района находятся в труднопроходимой горной зоне с обрывистыми склонами и колхидским лесом, что существенно затрудняет движение. Это сыграло положительную роль для памятников, многие из которых, как показывает практика, не обнаружены. (В ходе ежегодных разведок археологи систематически открывают прежде неизвестные науке дольмены даже в пределах ранее изученных районов.)

Удручает тот факт, что, находясь в федеральной собственности, памятники археологии не охраняются и не используются. В зарубежных странах с аналогичными строениями научные знания о мегалитах популяризируются, сами гробницы подвергаются музеефикации и являются объектом туристического бизнеса, принося немалую прибыль (например, памятники полуострова Бретань во Франции). После посещения дольменов Сочинского района, как, впрочем, и любого другого на Западном Кавказе (кроме археологического парка под Геленджиком на р. Жанэ), особого восторга отдыхающие не высказывают. Это в первую очередь связано с отсутствием инфраструктуры (выложенных пешеходных дорожек, мест общего пользования и т. п.), создать которую вполне реально без ущерба для гробниц и окружающей среды.

Таким образом, в преддверии Олимпиады представилась отличная возможность, чтобы пересмотреть отношение к историко-археологическим ценностям, окультурить в целом «дольменный бизнес» и активнее знакомить приезжающих с памятниками бронзового века.

——————————————————————

Интервью: Не время для ЕГЭ

(«ЭЖ-Юрист», 2009, N 37)

НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ЕГЭ

Е. А. ЛУКЬЯНОВА

Споры вокруг Единого государственного экзамена не утихают, поэтому на страницах нашей газеты мы продолжаем обсуждение этого эксперимента. Доктор юридических наук, профессор кафедры конституционного и муниципального права МГУ имени М. В. Ломоносова адвокат Елена Анатольевна Лукьянова рассказывает, чем по ее мнению, ЕГЭ хорош, а чем — плох.

Елена Анатольевна, каково Ваше отношение к ЕГЭ как юриста и как общественного деятеля?

— ЕГЭ имеет право на существование, ведь у него благие цели — дать доступ в высшие учебные заведения ребятам со всех концов страны и победить коррупцию в вузах. Но, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад.

Что Вы имеете в виду?

— ЕГЭ — серьезная реформа, которая нарушила не только все традиции и стереотипы российского образования, но и правила набора в вузы. А любое серьезное реформирование надо проводить постепенно и осторожно. Чтобы дать людям привыкнуть, понять суть и содержание нововведения, адаптировать его к привычным условиям. Срок, предусмотренный для «разгона» ЕГЭ, оказался явно недостаточным.

Вот простой и очень яркий пример: несколько лет назад в Швейцарии проводился референдум по вопросу о том, когда начинать учебный год. Прежде в каждом швейцарском кантоне он начинался в разное время, что, естественно, было крайне неудобно. Этот референдум готовился 10 лет. И вовсе не потому, что вопрос сложный. Но для того, чтобы все пришли к согласию, потребовалось 10 лет подготовки.

ЕГЭ — один из дополнительных способов набора в вузы. Это заблуждение, что он может полностью заменить вступительные экзамены. Так, в прошлом году на юрфаке его результаты приплюсовывались к набранным на экзаменах баллам, что позволило многим иногородним ребятам, не имеющим московской репетиторской подготовки, спокойно поступить в МГУ.

Последствия поспешного тотального введения этой новеллы будут «аукаться» обществу еще долго, по крайней мере лет пять — семь, пока первые выпускники, которые поступали с помощью ЕГЭ, не закончат институты, не отсеются из них, не уйдут в армию, не вернутся из нее и не поступят в другие вузы. Страна просто не готова к этой реформе, как, к сожалению, и к большинству других реформ, которые в течение последних 20 лет декларируются в России. Мы фактически находимся в состоянии перманентных реформ во всех областях жизни. В идеале, когда человек или группа государственных деятелей планируют реформу, они понимают, что хотят получить в итоге. Если окончательная цель реформы ясна, ее можно проводить. А реализовывать одну за другой маленькие «реформочки», которые становятся цепью из взаимоисключающих действий, — это совсем другое. Как раз это мы и получили с ЕГЭ.

Выходит, в нашей стране реформой образования никогда всерьез не занимались?

— Напротив: 20 лет назад был образован Временный научно-исследовательский коллектив «Школа» (ВНИК), во главе которого стояли замечательные талантливые люди — Эдуард Николаевич Днепров, Евгений Федорович Сабуров, Александр Григорьевич Асмолов и многие другие. Этот коллектив как раз и занимался реформой образования.

Проблемой того времени была «одинаковость» образования в Советском Союзе. Помню, на стене в помещении, где располагался ВНИК, висел большой плакат с нарисованной огромной расческой, между зубчиками которой угадывались фигурки школьников в одинаковой форме — типа все под одну гребенку. Именно тогда была выдвинута идея, что образование не может и не должно быть для всех одинаковым, но одинаковыми должны быть его минимальные стандарты — так государство предполагало регулировать минимальный уровень образования. А вот сверх обязательных стандартов могли быть самые разные образовательные программы. Отличная и правильная задумка, при этом прекрасно сформулированная экономически. Но за все 20 прошедших лет так и не было разработано ни одного нормального стандарта ни по одному предмету.

И вдруг буквально за несколько лет, второпях мы создаем систему единых тестовых экзаменов по всем предметам, которые и должны быть основаны на тех самых стандартах. Вот и получилась ерунда.

Нашей системе образования в принципе подходит такой метод проверки знаний, как ЕГЭ?

— Для того чтобы нормально и безболезненно ввести ЕГЭ, потребовалось бы как минимум 10 — 15 лет постепенной подготовки школ, учителей, детей к такой системе оценки их знаний. Я абсолютно уверена, что традиционная система российского образования очень хорошая. Но в том виде, в каком она существует сейчас, эта система абсолютно не предполагает быстрый ответ на короткий вопрос. Она рассчитана на глубокий подход, на размышление. ЕГЭ ее практически сломал. А можно было постепенно, не разрушая старого и хорошего, обновить и усовершенствовать ее некоторыми приемами ЕГЭ. И все остались бы довольны. Нет ничего лучше идеи, время которой пришло. Время для ЕГЭ еще не наступило.

Каково отношение к ЕГЭ в вузах?

— Высшие учебные заведения тоже оказались не готовы принимать абитуриентов по системе ЕГЭ. До самого последнего дня многие ректоры вузов пытались объяснить это чиновникам. Например, для юрфака МГУ ЕГЭ в принципе непригоден. Почему? Да потому что юрист — это, условно говоря, профессиональный «трепач» и «писака». И от того, как он умеет устно и письменно излагать свои мысли, зависит, как он завтра будет работать. Разве можно проверить эти навыки с помощью ЕГЭ? Поэтому нам просто необходимо сочинение и хотя бы один устный экзамен.

Какие Вы видите последствия такой поспешности введения ЕГЭ?

— Похоже, что мы ввели ЕГЭ «для галочки», для отчета чиновников, чтобы доложить, что все сделано. А теперь произойдет следующее: при Президенте или при каком-то органе будет создана специальная комиссия, которая исследует результаты и механизм ЕГЭ и докажет, что эксперимент провалился. Ведь даже Всероссийское совещание учителей выступило за отмену Единого государственного экзамена. В итоге идею, которая со временем при умелой и осторожной реализации могла бы прекрасно воплотиться в жизнь, похоронят на корню, истратив впустую огромное количество денег, которых так сегодня не хватает тем же образовательным учреждениям.

К тому же ЕГЭ не достиг своей основной декларируемой цели. Он не истребил коррупцию в образовании, а просто переместил ее с вузовского уровня на школьный.

Хотите сказать, что из-за ЕГЭ коррупция появилась и в школах?

— Да она там всегда была! Просто возник дополнительный ее источник.

Думаете, много ребят, поступивших в этом году по ЕГЭ, не потянут учебу в вузах?

— Мне вообще очень жалко всех детей, поступивших в этом году. Мне жалко москвичей, потому что в Москве ЕГЭ проводился под очень жестким контролем и ребята получили невысокие баллы, в то время как регионы спокойно завысили результаты ЕГЭ и отчитались в центр о высоких показателях. Что нам теперь делать? Перепроверить всех детей? Отчислить их всех из вузов? Отправить в армию? Очень жаль поломанные недальновидными чиновниками судьбы.

Вы будете как-то менять методику преподавания для новых студентов?

— Я отношусь к той категории преподавателей, которая всегда на стороне студентов. Я изначально считаю, что студенты хорошие, что их двойки — это в большинстве своем двойки неталантливых преподавателей. Но даже я, заглядывая внутрь себя, предполагаю, что стану гораздо пристальнее вглядываться в новых студентов. Я буду их больше спрашивать, устраивать им письменные работы и смотреть не только за содержанием, но и за знанием русского языка. Так, мне кажется, поступят многие. Недоверие преподавателей к результатам ЕГЭ, а соответственно к ребятам, поступившим по его результатам, очень велико.

И большой отсев, скорее всего, произойдет уже после первой сессии.

Будет ли это свидетельствовать, что эксперимент под названием «ЕГЭ» провалился?

— Это будет означать, что «по Кремлю бродят кадровые ошибки» — это реплика с обложки журнала The New Times. В очередной раз будет доказана профнепригодность тех людей, которые плохо подготовили данный эксперимент и поспешно ввели его, не учитывая особенностей огромной страны.

Конституционный Суд РФ отклонил жалобу родителей на процедуру ЕГЭ. Значит ли это, что общество уже никак не может повлиять на сложившуюся ситуацию?

— Вы знаете, в позиции родителей и учителей, обратившихся в Конституционный Суд, есть правовая составляющая: ЕГЭ нарушает право на образование именно тем, что он так плохо подготовлен. Другой вопрос, что это сложно сформулировать по тем правилам, которые требует от заявителей КС РФ. Кроме этого, думаю, что Конституционный Суд, который в народе называют «самым неконституционным судом в мире», без соответствующей воли сверху вряд ли станет вслушиваться в точку зрения родителей по вопросу ЕГЭ.

Но вот если специально созданная при Президенте комиссия придет к выводу, что результаты ЕГЭ не столь прекрасны, как это преподносилось, многое нужно поправить, следует аккуратнее его вводить, вот тогда, думаю, КС РФ вполне может принять подобную жалобу к производству.

Но ведь жалоба родителей была отклонена по формальным основаниям?

— Дьявол всегда кроется в деталях, в процедуре. А процедуры наши сегодня таковы, что, как я уже говорила, обжаловать что-либо в КС РФ вообще довольно сложно.

Как Вы думаете, есть ли шанс исправить ситуацию, сохранить ЕГЭ и вывести образование из кризиса?

— Способ только один — вынести систему ЕГЭ на всенародное обсуждение и довести результаты этого обсуждения до чиновников, которые пока что считают себя богами. В ином случае ЕГЭ рано или поздно будет похоронен.

Кого, по Вашему мнению, можно было бы привлечь к реформе российского образования, совершенствованию процедуры ЕГЭ?

— В первую очередь специалистов Института проблем образования, потому что именно там сохранились идеи, которые еще 20 лет назад генерировались во ВНИК «Школа». Сегодня, к сожалению, ушел из жизни Евгений Федорович Сабуров, но институт возглавил блестящий специалист, профессор, психолог Александр Григорьевич Асмолов. Он со своей командой выступил бы более тонким экспертом в отношении ЕГЭ, нежели наш господин министр образования.

А может ли Ассоциация юристов как-то повлиять на ситуацию, принять участие в обсуждении? Вы ведь тоже являетесь ее членом…

— Сегодняшняя Ассоциация юристов очень номенклатурна, так как состоит в основном из чиновников от юриспруденции и «не разбавляет» себя свободно думающими юристами. Поэтому вряд ли на нее можно в этом вопросе полагаться. Туда входят по должности председатели комитетов, главы адвокатских палат, нотариата — это фактически государевы люди, которые не посмеют дать объективную оценку за рамками официальной позиции федерального центра.

К тому же вы знаете, как сегодня решаются все вопросы в Госдуме: там есть одна фракция, у которой большинство голосов. Более того, она даже собственным мнением не обладает, потому что штампует, взяв под козырек, решения, пришедшие сверху. Вдобавок «Единая Россия» установила антиконституционное внутрифракционное правило, в силу которого ее депутаты не имеют права выступать от своего имени с законодательными инициативами. Вот это можно было бы обжаловать в Конституционном Суде, если бы кто-то решился.

Приходится констатировать, что в России сегодня глубочайший парламентский кризис, в точном соответствии со словами председателя фракции «Единая Россия»: «Парламент — не место для дискуссий». Хотя само слово «парламент» произошло от глагола parler — говорить. По сути, парламент — это публичная «говорильня», место, где рождаются идеи. Но только не в нашей стране.

Интервью провела Наталья Шиняева,

газета «ЭЖ-Юрист»

——————————————————————