(Стетюха М. П.) («История государства и права», 2011, N 2)
ПРАВОВЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ «ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННОГО» СЕКСУАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ <*>
М. П. СТЕТЮХА
——————————— <*> Stetyuxa M. P. Legal limitations of «un natural» sexual behavior.
Стетюха Марина Петровна, старший преподаватель кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Южного федерального университета, кандидат юридических наук.
В настоящей статье рассматриваются вопросы правовых ограничений добровольных однополых сексуальных контактов в дореволюционной России. На основе анализа дореволюционного законодательства и юридической литературы прослеживается отношение государственной власти и ученых-юристов к исследуемым проявлениям полового инстинкта; затрагивается вопрос об основаниях криминализации такого рода сексуального поведения.
Ключевые слова: поведение людей, контакт между мужчиной и женщиной, противоестественный порок.
The present article considers the issues of legal limitations of voluntary homosexual contacts in pre-revolutionary Russia. On the basis of analysis of pre-revolutionary legislation and legal literature the author shows the attitude of the state authority and legal scientists to the displays of sexual instinct; touches upon the issue of the grounds for criminalization of this sexual behavior.
Key words: people’s behavior, contact between man and woman, unnatural vice.
Регулирование поведения людей посредством социальных норм объективно необходимо. Право «призвано влиять на поведение субъектов, корректировать его в соответствии с определенными целями»; с помощью правовых средств оказывается «воздействие на процесс удовлетворения тех или иных интересов личности, коллектива, государства, общества» <1>. Эти общие положения вполне применимы к такой существенной и значимой части человеческого бытия, как удовлетворение сексуальных потребностей. ——————————— <1> Малько А. В. Стимулы и ограничения в праве. 2-е изд-е, перераб. и доп. М., 2003. С. 7.
Сексуальное поведение в силу разных причин не всегда складывается в том виде, в каком оно «позитивно» для самого человека, его окружения, общества и государства. «Страсть полового удовлетворения», как отметил М. М. Абрашкевич, способна «стать оплотом порядка, необходимым предположением прогресса», только «получив надлежащую регламентацию» <2>. В противном случае половой инстинкт, который сравнивается ученым со «стихийной силой», способен сделать «адом совместное существование людей», способен «уничтожить какой угодно строй» <3>. ——————————— <2> Абрашкевич М. М. Прелюбодеяние с точки зрения уголовного права. Историко-догматическое исследование. Одесса, 1904. С. 2. <3> Там же.
Человечество с давних пор пытается направить сексуальное поведение в «правильную» сторону. «Социальная жизнь, — пишет П. И. Люблинский, — в одних случаях стимулирует, поощряет половые влечения, в других репрессирует, стесняет их… Сдержки, вытекающие из страха перед ответственностью, боязни суда и наказания, помехи, поставленные… законом удовлетворению наших половых влечений, — мы называем правовыми сдержками… поведения в половой сфере» <4>. ——————————— <4> Люблинский П. И. Преступления в области половых отношений. М., 1925. С. 22.
Достаточно долгий период в истории общества «противоестественные» сексуальные связи рассматривались как социально недопустимые. «Противоестественность» половых отношений видели, прежде всего, там, где имели место однополые сексуальные акты и сексуальные сношения с животными. В настоящей статье хотелось бы акцентировать внимание на тех правовых ограничениях, которые имели место, во-первых, в отношении ненасильственных однополых сексуальных контактов; во-вторых, в дореволюционный период истории Российского государства. Принятие христианства на Руси в 988 г. изменило весь облик взаимоотношения полов. На смену языческому представлению о сексуальности как о космическом начале и ее естественном физиологическом проявлении с христианством пришла жесткая нормативная регуляция сексуальных отношений <5>. Исходя из начал христианской нравственности, всякого рода сексуальные отношения, которые были направлены не на продолжение рода, осуждались и считались греховным деянием. Тем более осуждались однополые сексуальные связи. Религиозно-этические требования видели здесь также «осквернение тела, созданного по образу и подобию Божию, а следовательно, и оскорбление косвенно божества» <6>. ——————————— <5> Варламова С. Н. Брачный договор в России: от прошлого к будущему / Варламова С. Н., Носкова А. В., Седова Н. Н. // Социологические исследования. 2008. N 1. С. 50. <6> Чубинский М. Курс уголовной политики. Ярославль: Типография губернского правления, 1909. С. 296.
До XVIII в. вопросы половой нравственности были предметом ведения церкви, светская же власть в этой области ограничивалась наставлениями и рекомендациями. Так, на Церковно-земском соборе, который состоялся в 1551 г., царь Иван IV в своем обращении к Собору напомнил о гибели царств в результате падения нравов: «…Многие же погибоша… и за любодеяние и прелюбодеяние и за содомский блуд и за всякую нечистоту» <7>. И призвал царь христиан к раскаянию, а духовенство — следить и наказывать за грехи всех без исключения («и мене сына своего наказуйте и просвещайте на всяко благочестие») <8>. ——————————— <7> Стоглав. Российское законодательство X — XX вв.: В 9 т. / Под общ. ред. О. И. Чистякова. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. С. 262. <8> Там же. С. 264.
В светском законодательстве впервые упоминание о наказуемости добровольных сексуальных контактов между мужчинами встречается только в начале XVIII в. Артикул 166 Воинского устава 1716 г. предусматривает наказание, если «кто отрока осквернит, или муж с мужем мужеложствует» <9>. Такое поведение получило название мужеложство и включало в себя совокупление per anum «с мальчиком (отроком) или взрослым мужчиной» <10>. ——————————— <9> Устав воинский (1716 г., марта 30). Артикул воинский с кратким толкованием // Памятники русского права: Законодательные акты Петра I (первая четверть XVIII в.). М., 1961. С. 360. <10> Там же. С. 439.
Можно задаться вопросом: почему данный «противоестественный порок» стал предметом законодательного регулирования? Известно, что за образец для составления Артикула воинского был взят шведский памятник военно-уголовного законодательства. Несмотря на то что «сходство между русскими военными артикулами 1715 г. и новошведскими 1683 г. самое близкое» <11>, в некоторых главах Кодекса было «заметно подражание законам имперским, или французским, или же общеуголовным» <12>. И это последнее характерно для главы XX Артикула воинского «О содомском грехе, о насилии и блуде» (арт. 165 — 177). Возможно, поэтому в юридической литературе встречается мнение, что норма о наказуемости мужеложства появилась в России при Петре I «только потому, что это европейский обычай» <13>. ——————————— <11> Бобровский П. О. Происхождение артикула воинского и изображения процессов Петра Великого по Уставу воинскому 1716 г. (2-е изд., доп.) СПб., 1881. С. 10. <12> Бобровский П. О. Указ. соч. С. 40. <13> Конева М. А. Развитие уголовного законодательства России за насильственные действия гомосексуального характера // Уголовное право. 2002. N 4. С. 25.
Как бы там ни было, были ли новые постановления, «подчиняющие» мужеложство светскому суду, наравне с остальными половыми преступлениями, «машинальным заимствованием, сделанным попутно с перенесением других иноземных законов в русский юридический быт, или же они были результатом упорного и продуманного стремления Петра Великого ослабить церковную власть, сузить рамки ее компетенции» <14>, — во всяком случае, именно эпоху Петра I можно считать отправной точкой в исследовании правовых ограничений однополых сексуальных актов, по крайней мере что касается лиц мужского пола. И несмотря на то что меры наказания за добровольное мужеложство на протяжении последующей истории права менялись в сторону смягчения, сам факт его наказуемости оставался непогрешимым в законодательстве дореволюционной России. Положения о наказуемости добровольного мужеложства можно найти в Своде законов 1832 г., в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в Уголовном уложении 1903 г. ——————————— <14> Абрашкевич М. М. Указ. соч. С. 513.
Вопрос о наказуемости ненасильственных сексуальных контактов между мужчинами все чаще становился предметом дискуссий дореволюционных ученых-юристов. Одна группа ученых видела социальную опасность добровольного мужеложства, а потому поддерживала карательную политику в традиционном направлении. Так, Л. С. Белогриц-Котляревский указал, что, несмотря на тайность и обоюдное согласие лиц, совершающих акты мужеложства, в целях охраны общественной нравственности «их нельзя оставить без наказания… ибо эти пороки, как показывает опыт, способны к распространению, выказывая, таким образом, соблазн, требующий пресечения» <15>. ——————————— <15> Белогриц-Котляревский Л. С. Очерки курса русского уголовного права. Общая и Особенная части: Лекции. Киев — Харьков: Южно-русское книгоиздательство Ф. А. Югансона, С. 558.
Другая группа ученых придерживалась противоположного мнения, представляя лишь различные аргументы «против» карательной политики в отношении «простой содомии». Например, М. Чубинский, не отрицая возможности уголовной наказуемости мужеложства, высказал сомнения о целесообразности таковой с уголовно-политической точки зрения. Когда акты мужеложства, полагает М. Чубинский, совершаются «по добровольному согласию, непублично и взрослыми людьми, репрессия… не даст положительных результатов; они обычно остаются безгласными и обнаруживаются только случайно; перед судом могут предстать только единицы, обличение которых часто трудно» <16>. В такого рода сексуальном поведении ученый видел проявление «морального кризиса», развращенности, но тем не менее полагал, что карать эти случаи во имя «отвлеченного нравственного принципа» не стоит <17>. ——————————— <16> Чубинский М. Указ. соч. С. 296. <17> Чубинский М. Указ. соч. С. 297.
В. Д. Набоков также отметил, что «есть значительно больше оснований к отрицательному ответу на вопрос о наказуемости содомии (разумеется, добровольной и между взрослыми), чем к положительному» <18>. «Прежде всего, — отмечает ученый, — не подлежит сомнению, что юридическое обоснование наказуемости в данном случае представляет значительные затруднения» <19>, но с «еще большей наглядностью и убедительностью говорят против наказуемости простой содомии те соображения, которые исходят из задач и целей карательной деятельности» <20>. Наказывая за добровольное мужеложство, «государство несправедливо, а главное, бесцельно и бесполезно тратит силы и средства, могущие быть расходуемы более производительным образом» <21>. ——————————— <18> Набоков В. Д. Плотские преступления по проекту уголовного уложения // Сборник статей по уголовному праву. СПб., 1904. С. 117. <19> Там же. <20> Набоков В. Д. Указ. соч. С. 123. <21> Там же.
Рассуждения о ненаказуемости добровольного мужеложства во многом были заимствованы из западноевропейской науки. Эпоха Просвещения, отказавшись от религиозного миропонимания, оказала существенное влияние на карательную политику, в том числе и в отношении к гомосексуалистам. Сначала указывалось на малую целесообразность строгих наказаний по отношению к однополым связям и возможность искоренения этого явления путем воспитания и исправления; позднее были высказаны положения о полной отмене наказаний за гомосексуализм в силу отсутствия нарушения прав субъекта в случае добровольного мужеложства <22>. Эти и многие другие гуманистические воззрения нашли признание и в российской правовой науке конца XIX в. — начала XX в., что заслуживает положительных оценок с точки зрения развития идеи о правах и свободах человека, в том числе в сексуальной сфере. ——————————— <22> См.: Люблинский П. И. Указ. соч. С. 120.
Немаловажными в формировании терпимости к гомосексуальным связям явились медицинские исследования. В отличие от средневекового понятия «содомии», обозначавшего не человека, а тип запрещенных действий, в медицинской литературе XIX в. проблема была поставлена иначе. «Слово «гомосексуализм», — пишет И. С. Кон, — стало обозначать не только особое психофизиологическое состояние, болезнь, но и определенный стиль жизни, разновидность человеческого рода, которая по всем основным показателям отличается от других людей» <23>. ——————————— <23> См.: Кон И. С. Введение в сексологию. М., 1988. С. 257.
Конечно, можно согласиться с В. Д. Набоковым, который констатировал массу перекрещивающихся наблюдений, выводов, положений медиков по вопросу гомосексуальности <24>, и потому — их неспособность помочь юристу-законодателю. Но вряд ли стоило бы отбрасывать данные выводы как информацию, способствующую формированию убеждения некоторых юристов, что гомосексуалисты имеют «право на существование». И возможно, именно в силу их психофизиологических свойств, образа жизни и т. д. становятся «бесполезными» какие-либо ограничения актов мужеложства и, соответственно, попытки их «исправления» с помощью мер уголовного наказания. ——————————— <24> Набоков В. Д. Указ. соч. С. 116.
Несмотря на то что в юридической науке дореволюционной России высказывались «прогрессивные» идеи о ненаказуемости добровольного мужеложства, Уголовное уложение 1903 г. не восприняло их, рассматривая данное деяние в качестве преступления (ст. 516). Тем не менее очевидным остается либерализация взглядов ученых-юристов на акты мужеложства. В отличие от мужского гомосексуализма, гомосексуализм женский совершенно не интересовал законодателя на протяжении всей истории русского права, в том числе и дореволюционного. Добровольные сексуальные отношения женщины с женщиной, если они достигали известного возраста, не наказывались. Таким образом, недопустимость «противоестественного» сексуального поведения, его появление в качестве преступного деяния в светском законодательстве обосновывается на первый взгляд религиозными представлениями о взаимоотношении полов, на представлениях о греховности сексуального поведения, направленного не на продолжение рода. Но в таком случае возникает вопрос: почему тогда законодатель равнодушно отнесся к «противоестественному пороку», совершенному женщинами? К сожалению, ответ на этот вопрос не удалось обнаружить в трудах дореволюционных ученых-юристов. Авторы изученных работ либо вообще не упоминали данный вид «противоестественного» сексуального поведения, либо упоминали о наказуемости только насильственного лесбиянства, но и здесь размышляли без особого энтузиазма. Равнодушное отношение светской власти к добровольному «противоестественному» сексуальному поведению женщин позволяет усомниться в том, что греховность мужеложства лежала в основе его криминализации.
