(Власова Н. В., Залоило М. В.) («Журнал российского права», 2014, N 7)
КОНКРЕТИЗАЦИЯ ПРАВА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ПРАКТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Н. В. ВЛАСОВА, М. В. ЗАЛОИЛО
Власова Н. В., научный сотрудник ИЗиСП.
Залоило М. В., старший научный сотрудник ИЗиСП, кандидат юридических наук.
21 — 25 апреля 2014 г. сотрудники Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации (далее — ИЗиСП, Институт) приняли участие в IX Международной научно-практической конференции «Конкретизация права: теоретические и практические проблемы», проводимой Российской академией правосудия. Открывая конференцию, ректор Российской академии правосудия доктор юридических наук, профессор В. В. Ершов обратил внимание на теоретическую и практическую значимость вопроса конкретизации права на современном этапе и связанные с этим проблемы позитивистского и синтетического правопонимания, подчеркивая при этом позитивную роль интегративного правопонимания в решении ряда поставленных вопросов в части взаимосвязи и соотношения международного и внутригосударственного права, определения понятий «право» и «неправо», «источник права» и «форма права». На пленарном заседании конференции 22 апреля 2014 г. с докладами выступили главный научный сотрудник отдела теории законодательства ИЗиСП доктор юридических наук, профессор В. Е. Чиркин, заведующий отделом имплементации решений судебных органов в законодательство Российской Федерации ИЗиСП доктор юридических наук, профессор, академик РАЕН В. В. Лазарев, заведующий отделом теории законодательства ИЗиСП доктор юридических наук, профессор Н. А. Власенко. В докладе В. Е. Чиркина на тему «Конкретизация законодательной терминологии» с критических позиций были рассмотрены формулировки современных конституций по вопросу принятия закона, которые нередко представляются общепринятыми, типичными для большинства государств мира, однако на деле требуют конкретизации. Исторические положения многих демократических конституций гласят: «Законы принимаются парламентом», «Парламент — единственный законодательный орган». Некоторые конституции устанавливают, что законы принимаются нижней палатой, а верхняя лишь одобряет их. К примеру, ч. 1 ст. 105 Конституции РФ определяет: «Федеральные законы принимаются Государственной Думой». Принятые Государственной Думой федеральные законы передаются на рассмотрение Совета Федерации. Даже когда конституции требуют принятия закона парламентом (т. е. обеими палатами), он, в соответствии с текстом той же конституции, может быть принят одной (нижней) палатой, которая преодолевает несогласие (право вето) верхней. Все это отражает неточности терминологии. Когда закон принят, он направляется главе государства для подписания. В части 1 ст. 107 Конституции РФ указано: «Принятый федеральный закон в течение пяти дней направляется Президенту Российской Федерации для подписания и обнародования». Таким образом, закон уже есть, и глава государства из дальнейшего создания закона как бы исключается. В соответствии с другими конституционными нормами и практикой дело обстоит не всегда так. В связи с этим нельзя признать абсолютно точной формулировку «законы принимаются парламентом». Правильнее было бы сказать, что закон может быть принят, как правило, парламентским способом, а также квазипарламентским, надпарламентским и внепарламентским способами. Все конституционные положения о принятии законов парламентом, кроме случаев, когда парламент включает главу государства, не говорят об участии главы государства в принятии закона. Обычно в конституциях содержатся формальные положения: глава государства «подписывает, может не подписать и возвратить…», затушевывающие его роль. Однако главное состоит не в подписи, а в том, что до подписи главы государства закона нет. Формулировка Конституции РФ о том, что закон принимается Государственной Думой, тоже не точна. Практика свидетельствует о точной дате принятия закона: это не дата принятия палатами (палатой), которая стоит в начале текста закона. На законе дата и подпись ставятся тогда, когда его подпишет Президент РФ, а все остальные даты в начале текста (принят Государственной Думой, одобрен Советом Федерации) — это скорее официальная информация, не имеющая значения для поиска определенного закона, ссылок на него. В заключение докладчик подчеркнул необходимость учитывать современные реалии процедуры принятия закона при конкретизации соответствующей терминологии. Текст, принятый одной палатой, — это принятый ею законодательный текст. Текст, принятый обеими палатами, в большинстве стран — законодательный текст парламента или обеих палат. Подписанный президентом или монархом текст — это принятый закон. Выступление В. В. Лазарева было посвящено теме «Воплощение в законе правоприменительной конкретизации права». Он проинформировал о создании в Институте специального структурного подразделения — отдела имплементации решений судебных органов в законодательство Российской Федерации, призванного осуществлять связь законопроектной деятельности с судебной практикой, давать доктринальное обоснование возможных имплементации решений высших судов Российской Федерации и Европейского суда по правам человека в российское законодательство. С точки зрения выступающего, Институт претендует на первенство в практических шагах по органическому соединению доктрины и практики в законодательной работе. Большое внимание в докладе было уделено теоретической разработке в Институте проблем судебной практики и, в частности, конкретизации права судом. Докладчик посетовал, что в современных исследованиях часто игнорируются достижения авторитетных ученых предшествовавших периодов. Между тем в монографии 1975 г. «Судебная практика в советской правовой системе» С. Н. Братусь и А. Б. Венгеров рассматривали в том числе проблему конкретизации права. Многие авторские положения не потеряли своей актуальности и поныне: конкретизация правовой нормы, подсказанная практикой ее осуществления, закономерна, имманентна процессу применения права; конкретные, индивидуализированные отношения могут быть подведены под действие закона лишь в процессе конкретизации и детализации его содержания; конкретизация нормативных актов осуществляется в решениях всех судебных инстанций; появление конкретизирующих положений объясняется иными причинами, чем те, что приводятся сторонниками признания судебной практики источником права; аналогию нельзя смешивать с созданием конкретизирующих правоположений; существует два способа конкретизации: издание подзаконных актов и выработка конкретизирующих правоположений судебной практикой; решение, вынесенное по отдельному делу, становится правоположением только после восприятия практикой; судебная практика представляет собой деятельность по применению норм, связанную с выработкой правоположений на основе раскрытия смысла и содержания применяемых норм, а «в необходимых случаях их конкретизации и детализации»; «толкование — необходимая предпосылка акта применения закона, конкретизация — необходимый компонент этого применения»; в ряде случаев осуществление конкретизации на ином уровне подзаконной деятельности, а иногда и самим законодателем является более совершенным способом организации исполнения закона; конкретизация происходит в силу изменения общественно-политической обстановки; конкретизация необходима общей норме; в качестве наиболее распространенного условия конкретизации — конкретизация понятий и терминов; правоположения не являются юридическими нормами. По приведенным положениям, как считает докладчик, возможна полемика с учетом того нового, что появилось в российской правовой системе постсоветского периода. Нельзя не учитывать, например, что в 1960-е гг. в силу идеологических соображений боялись признавать прецеденты, когда о толковании говорили и там, где имело место нечто большее, чем уяснение и разъяснение вложенной в закон воли законодателя. Разные процессы на практике часто переплетены. Конкретизация немыслима без толкования, хотя толкование возможно и без конкретизации. В отличие от актов толкования, акты конкретизации относительно самостоятельны, имеют свою жизнь вплоть до отмены конкретизируемого закона, изменения его актом конкретизации более высокой юридической силы. Таким образом, по мнению В. В. Лазарева, существует три вида юридической деятельности: толкование права, конкретизация права и создание новых норм. Они очень близки, соприкасаются на практике, но для теории являются самостоятельными. Каждый из названных видов в действительности может иметь место и в сфере правотворчества, и в сфере применения права. Нет конкретизации вообще, а есть конкретизация закона, конкретизация подзаконного акта, конкретизация акта толкования. Конкретизация толкования может быть только аутентичной. Н. А. Власенко обратил внимание участников конференции на методологические основы исследования феномена правовой конкретизации. Докладчик указал на то, что проблема конкретизации права известна отечественной правовой науке достаточно давно. Ссылаясь на исследования по истории данного вопроса <1>, выступающий отметил, что первым феномен конкретизации права исследовал дореволюционный правовед Н. А. Гредескул. В советский и современный периоды конкретизация как явление в правовом регулировании также не осталась незамеченной. ——————————— <1> См., например: Черданцев А. Ф. Правовое регулирование и конкретизация права // Применение советского права: Сб. ст. Свердловск, 1974. С. 25; Залоило М. В. Развитие отечественной юридической мысли о конкретизации в праве // Журнал российского права. 2011. N 6. С. 41 — 43.
По мнению докладчика, конкретизация права, несомненно, есть свойство правового регулирования, свойство объективное, без которого оно не только вряд ли может быть эффективным регулятором общественных отношений, но и функционировать и развиваться вообще. Вместе с тем было отмечено, что конкретизация права есть предметная деятельность человека, которая имеет логическое и языковое содержание. Используя категории «право» и «неправо», выступающий обозначил пределы конкретизации права в деятельности человека и сделал вывод, что сужение границ права приводит к ограничению форм проявления конкретизации в праве и тем самым к отрицанию ее роли на многих уровнях правового регулирования. Эффективность исследования категории «конкретизация права» предопределена правопониманием. Важную роль здесь играют парные философские категории «неопределенность» и «определенность». Понимание конкретизации права как перехода от неопределенности к определенности правового регулирования является наиболее эффективным в отличие от распространенного в настоящее время интегративного правопонимания <2>. Неэффективность последнего подхода связывается с включением в понятие права разнородных элементов <3>, что усложняет понимание права, приводит к его неопределенности для правотворческих и правоприменительных органов. ——————————— <2> Об интегративном правопонимании см., например: Лазарев В. В. Поиск права // Журнал российского права. 2004. N 7. С. 5; Теоретические и практические проблемы правопонимания: Матер. III Междунар. конф. 22 — 24 апреля 2008 г., Москва / Под ред. В. М. Сырых, М. А. Заниной. М., 2009; Залоило М. В., Черкашина-Шмидт О. В. Интегративное правопонимание: новый подход // Журнал российского права. 2014. N 4. С. 143 — 145. <3> Один из сторонников интегративного правопонимания В. В. Ершов предлагает включать в понятие права «основополагающие (фундаментальные) принципы права, нормативные правовые договоры, содержащие нормы права, а также обычаи, содержащие нормы права».
Конкретизация как объективное свойство правового регулирования заключается не только в переходе от неопределенности юридического предписания к его определенности, но также и в переходе от неопределенности нормы права в связи с появлением юридического факта к его качеству определенного правового (индивидуального) регулятора. Это главное, как подчеркнул выступающий, в объяснении природы конкретизации в праве. В заключение Н. А. Власенко высказал критику в адрес выдвинутого в юридической литературе предложения о принятии Федерального закона «О конкретизации права» <4>. Вопросы конкретизации права вряд ли нуждаются в отдельном законодательном регулировании и могут быть решены в федеральном законе о нормативных правовых актах в Российской Федерации. ——————————— <4> См.: Ершов В. В. Конкретизация Конституции России: теоретические и практические проблемы // Российское правосудие. 2013. N 12. С. 22.
23 апреля 2014 г. в рамках конференции были проведены девять секций. В работе секции «Конкретизация как основополагающий принцип науки конституционного права» приняли участие ведущий научный сотрудник отдела конституционного права ИЗиСП доктор юридических наук, доцент А. Н. Чертков и научный сотрудник отдела социального законодательства ИЗиСП Т. Е. Мельник. А. Н. Чертков обратился к рассмотрению конкретизации норм Конституции РФ в законодательстве в сфере федеративных отношений. Крайне актуальным для России аспектом федеративных отношений, по мнению докладчика, является нахождение оптимальных форм конкретизации конституционных норм о предметах ведения в федеральном и региональном законодательстве. Конкретизация конституционных норм в части разграничения полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и ее субъектов — центральный вопрос данной проблемы. Как пояснил выступающий, разграничение полномочий призвано оптимизировать осуществление государственной власти по ряду важных вопросов, при решении которых необходимы единство базовых положений федеральной Конституции и федеральных законов и одновременно учет региональной специфики в текущем законодательстве и подзаконных актах. Несмотря на компромиссный характер определения конституционного перечня предметов совместного ведения, не следует забывать о его позитивном потенциале, который необходимо раскрыть в ходе конкретизации конституционных норм при совершенствовании законодательства. Противоречивость законодательства Российской Федерации и ее субъектов по предметам совместного ведения нарушает единство правового пространства страны. Не случайно подавляющее большинство региональных законодательных инициатив в федеральном законодательном процессе связано с раскрытием в законодательстве конституционных положений о разграничении компетенции. Эта проблема настолько актуальна, что значительная часть практики Конституционного Суда РФ посвящена проблемам конкретизации норм Конституции РФ в законодательном регулировании. Конкретизация конституционных основ федеративных отношений осуществляется не только в федеральном, но и в региональном законодательстве. А. Н. Чертков отметил, что снижение роли регионального законодательства в конкретизации норм Конституции РФ о федеративном устройстве может ослабить инициативу субъектов Федерации в развитии собственной правовой базы и вообще поставить под сомнение федеративный характер государства. Федеральные законы в сфере совместного ведения не всегда должны содержать детальное регулирование, чтобы у субъектов Федерации имелась возможность для конкретизации и учета своих особенностей. Преувеличение же роли регионального законодательства может нарушить единство правового пространства страны, когда конкретизация подменяется несоответствием Конституции РФ региональных законов. Высшая юридическая сила норм Конституции РФ является действенным механизмом сохранения нужного баланса между федеральным и региональным законодательством. Т. Е. Мельник обратился к вопросу о формах конкретизации в конституционном праве. По его мнению, одной из форм является конкретизация статуса субъектов конституционного права. Реализация данной формы, пределы ее использования были рассмотрены на примере установления особенностей статуса отдельных видов общественных объединений. Право на объединение закреплено в ст. 30 Конституции РФ. Отношения по поводу создания и деятельности общественных объединений регулируются Федеральным законом от 19 мая 1995 г. N 82-ФЗ «Об общественных объединениях». Особенности создания, регистрации, реорганизации, деятельности и ликвидации отдельных видов общественных объединений могут устанавливаться в других федеральных законах, что позволяет учесть специфику тех сфер, в которых они осуществляют свою деятельность. На практике это выражается в предоставлении новых прав, возложении дополнительных обязанностей, установлении дополнительных требований при государственной регистрации, введении новых форм государственного контроля. По мнению докладчика, подобная дифференциация правового регулирования должна соответствовать определенным требованиям: 1) допустимой формой конкретизирующего нормативного правового акта является федеральный закон; 2) особенности регулирования не могут затрагивать существо самого права на объединение и основы правового статуса общественных объединений. Конкретизация статуса отдельных видов общественных объединений не во всех случаях проводится в корректной форме. Так, в Федеральном законе от 4 декабря 2007 г. N 329-ФЗ «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» предусматривается создание таких общественных объединений, как общероссийские спортивные федерации, которые отвечают за развитие тех или иных видов спорта. Но ряд законодательных решений в данном направлении не может быть поддержан, потому что не выдержаны допустимые пределы дифференциации правового регулирования, закрепленные в Федеральном законе «Об общественных объединениях». В результате законодатель вышел за рамки общего статуса общественных объединений, так как расширил (по сравнению с Федеральным законом «Об общественных объединениях») перечень субъектов, которые могут быть членами общественных объединений, а также фактически нарушил принцип равенства членов общественных объединений, выделив среди них тех, кто имеет привилегированное положение в управлении общероссийскими спортивными федерациями. Старший научный сотрудник отдела теории законодательства ИЗиСП кандидат юридических наук М. В. Залоило выступил на секции «Принцип конкретизации в правотворчестве и правотворческой технике» по теме «Конкретизация как прием юридической техники». Отмечая теоретическую и практическую значимость общей темы конференции, он подчеркнул справедливость намеченных путей поиска сущности и определения конкретизации права. Так, докладчиками на пленарном заседании были предложены следующие пути развития темы: первостепенным должен стать вопрос о правопонимании, без ответа на который становится немыслимым анализ конкретизации права (В. В. Ершов); в первую очередь необходимо обратить внимание на методологические основания любого исследования (в том числе в выяснении природы и понимания права), которые определяют продуктивность той или иной теории (Н. А. Власенко); вопрос о воплощении в законе результатов правоприменительной конкретизации права диктуется самой жизнью и стоит в повестке дня (В. В. Лазарев). М. В. Залоило подчеркнул, что общепринятыми в теории права свойствами права считаются нормативность и формальная определенность. При этом достижение предельной точности фиксации и формализации поведения для тех или иных случаев неизбежно связано с использованием мышления и языка как инструментов при формулировании общих правил поведения. При всех достоинствах и роли в жизни людей мышления и языка не всегда возможно с абсолютной точностью отразить необходимые и разнообразные, постоянные и переменные признаки того или иного объекта, отношений, которые должны получить выражение в юридической норме. На практике это может привести к правовой неопределенности, неточности и неясности в регулировании важных вопросов жизнедеятельности широкого круга лиц и неограниченному усмотрению в процессе правоприменения. В частности, отсюда следуют требования определенности законодательного регулирования: ясность и недвусмысленность регулирования, непротиворечивость, единообразное понимание и толкование юридических норм. По мере возрастания степени обобщенности и общеобязательности юридических норм все более затруднительной в ряде случаев становилась точная и правильная их реализация, в том числе применение. Развитие юридической техники стало одной из предпосылок, обусловивших возникновение конкретизации как приема юридической техники. Поскольку юридические нормы имеют общий характер, они, как правило, не могут непосредственно применяться к отдельному жизненному случаю, а требуют опосредования другими, более предметными, уточняющими правилами. Индивидуальные отношения, в свою очередь, обладают рядом особенностей, и для правильного применения к ним правовых норм необходима их конкретизация как «критический этап на пути права от отвлеченной формулы к его практическому осуществлению или воплощению в жизни» (Н. А. Гредескул). Докладчик отметил, что конкретизация как прием юридической техники используется во всех стадиях правового регулирования с присущей им спецификой: в правотворчестве, в процессе реализации права (в том числе в правоприменении), в правотолковании (правоинтерпретации). Применение конкретизации как технико-юридического приема вызвано необходимостью дальнейшего развития и совершенствования законодательства, возрастающими потребностями в эффективной реализации и применении юридических норм, повышением качества нормативных правовых актов, устранением дефектов системы права. В рамках секции «Принцип конкретизации в международном праве и сравнительном правоведении» выступили научный сотрудник отдела международного частного права ИЗиСП Н. В. Власова и научный сотрудник отдела конституционного и административного законодательства иностранных государств ИЗиСП Р. Г. Газизова. Н. В. Власова обратилась к вопросам конкретизации директив в праве государств — членов ЕС. Условием конкретизации юридических норм в рамках межтерриториальных и надтерриториальных правовых пространств <5> выступает, по мнению докладчика, гармонизация национального права государств — членов интеграционных объединений. В ЕС гармонизация осуществляется посредством принятия директив. Директивы намечают рамки, регламентируют основные положения, которым с большей или меньшей степенью конкретизации должны соответствовать юридические нормы, действующие в государствах — членах ЕС. ——————————— <5> См.: Власова Н. В., Грачева С. А., Мещерякова М. А. и др. Правовое пространство и человек: Монография / Отв. ред. Ю. А. Тихомиров, Е. В. Пуляева, Н. И. Хлуденева. М., 2012.
Выступающая обозначила варианты (пути) конкретизации директив в национальном законодательстве государств — членов ЕС, в числе которых: 1) внесение изменений в юридические нормы действующих нормативных правовых актов (если ранее общественные отношения, охваченные директивой, уже являлись предметом регулирования соответствующего национального нормативного правового акта); 2) дополнение действующих нормативных правовых актов новыми юридическими нормами (если ранее общественные отношения, являющиеся предметом регулирования директивы, не были урегулированы в национальном законодательстве государства — члена ЕС, т. е. в правовом регулировании существовал пробел); 3) принятие нового специального нормативного правового акта в данной сфере (как в случае изменения действовавших ранее юридических норм, так и в случае восполнения пробелов в правовом регулировании). Как правило, директивы содержат некоторое число императивных норм, которые надлежит воспроизвести в национальном законодательстве государств — членов ЕС практически в неизменном виде (с сохранением присущей конкретной правовой системе терминологии и иных особенностей). В то же время другие нормы директив государства — члены ЕС должны или имеют право конкретизировать в соответствующих внутригосударственных нормативных правовых актах. Докладчиком были определены основания для конкретизации директив в законодательстве государств — членов ЕС, среди которых: 1) использование в директиве уточняющих формулировок «например», «в частности», что указывает на потенциальную возможность дальнейшей конкретизации тех положений, к которым они относятся; 2) включение в директиву альтернативных вариантов правового регулирования, один из которых государства обязаны закрепить в своем законодательстве; 3) включение в директиву управомочивающей формулировки «могут», предполагающей возможность ее дальнейшей конкретизации, установления дополнительных правил в национальном законодательстве. В заключение Н. В. Власова подчеркнула необходимость соблюдения пределов конкретизации директив, в первую очередь тех, которые относятся к содержательной части конкретизирующих норм, определяемых объектом и объемом правового регулирования. Доклад Р. Г. Газизовой был посвящен роли конкретизации в формировании исламской правовой доктрины. Конкретизация как свойство правового регулирования послужила своего рода обрамлением специфических правовых систем, в частности исламской правовой семьи. Процесс исторического развития права, основанного на религиозных догматах, растянулся на несколько столетий, и нормы-регуляторы общественных отношений обрели правовой окрас лишь спустя три столетия с момента получения откровений Всевышнего пророком Мухаммадом. Процесс формирования исламского права выступающая предложила распределить по структуре правовой деятельности, предложенной профессором В. В. Лазаревым: «создание — толкование — конкретизация», так как длительное время отношения мусульман были урегулированы пророком Мухаммадом, которому отводится особая роль в исламском правотворчестве. После смерти пророка Мухаммада праведные халифы осуществляли толкование положений Корана. Одним из первых, кто начал толковать религиозно-правовые нормы, был ближайший друг и соратник пророка Мухаммада — Абу Бакр <6>. При разрешении ситуаций, которые не находили детального отражения в Коране, праведные халифы стали прибегать к сунне пророка Мухаммада — сказаниям о словах, действиях и молчании пророка. В VIII в. при правлении династии Омейядов знание и толкование права становится самостоятельной наукой. После смерти последнего праведного халифа Али правоведы-богословы продолжили трактовку положений основополагающих источников исламского права. ——————————— <6> См.: Лафитский В. И., Газизова Р. Г. Вершины исламского правотворчества // Сравнительное правоведение: национальные правовые системы. Т. 3.: Правовые системы Азии / Под ред. В. И. Лафитского. М., 2013. С. 469.
Выступающая упомянула основные масхабы (школы толкования и конкретизации священных писаний): ханафитский, маликитский, шафиитский и ханбалитский. Расхождения при конкретизации общих для всех мусульман принципов затронули финансовую сферу исламского государства. Так, по мнению Абу Ханифы, от уплаты такого налога, как закят, входящего в число значимых столпов ислама, освобождались несовершеннолетние, умалишенные и мукатабы — рабы, заключившие с хозяином договор о «вольном выкупе». Однако Аш-Шафии считал, что от данного вида налога освобождаются только мукатабы. Также значимыми, по мнению выступающей, являлись расхождения при конкретизации норм о валютных отношениях: представители ханафитской школы полагали, что один золотой динар равен двенадцати серебряным дирхамам, а шафиитская школа приравнивала динар к десяти серебряным монетам. Такие разночтения ввиду конкретизации основополагающих положений порой приводили к отмене совершения торговых операций, значимых для населения. Р. Г. Газизова отметила, что в результате конкретизации единых для всей исламской уммы религиозно-правовых принципов появились ведущие правовые школы, сформировалась исламская правовая доктрина, а разночтения при конкретизации привели к последующей консолидации школ, которые унифицировали методы толкования и конкретизации положений Корана и сунны пророка Мухаммада. В заключение обзора конференции следует подчеркнуть, что проблемы конкретизации в праве являлись предметом исследований Института с давних времен. Этим вопросам в той или иной степени посвящены работы С. Н. Братуся <7>, А. Б. Венгерова <8>, Т. Я. Хабриевой <9>, Ю. А. Тихомирова <10>, А. В. Мицкевича <11>, А. С. Пиголкина <12>, В. В. Лазарева <13>, А. Ф. Ноздрачева <14>, Н. А. Власенко <15>, Г. Т. Чернобеля <16>, М. В. Залоило <17>. Ученые Института в своих изысканиях исходят из того, что свойство конкретизации играет важную роль на разных этапах правового регулирования — в правотворчестве и реализации права, а также в правоинтерпретационном процессе. Конкретизация связывается с различными сторонами правовой действительности. Исследуются также вопросы конкретизации с позиции ее соотношения с толкованием юридических норм. В ходе выступлений и обсуждения проблем конкретизации права на IX Международной научно-практической конференции «Конкретизация права: теоретические и практические проблемы» в Российской академии права сотрудники ИЗиСП, исследуя теоретико-правовые и отраслевые аспекты конкретизации, продолжили традиции научной школы Института. ——————————— <7> См.: Братусь С. Н. Постановления Пленума Верховного Суда СССР и инструктивные указания Государственного арбитража при Совете Министров СССР как предмет систематизации // Теоретические вопросы систематизации советского законодательства / Под ред. С. Н. Братуся, И. С. Самощенко. М., 1962; Судебная практика в советской правовой системе / Под ред. С. Н. Братуся. М., 1975. <8> См.: Венгеров А. Б. Роль судебной практики в развитии советского права: Дис. … канд. юрид. наук. М., 1966. <9> См.: Насырова Т. Я. Телеологическое (целевое) толкование советского закона. Казань, 1988; Хабриева Т. Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. М., 1998. <10> См.: Тихомиров Ю. А. Правовое регулирование: теория и практика. М., 2008; Правоприменение: теория и практика / Отв. ред. Ю. А. Тихомиров. М., 2008. <11> См.: Александров Н. Г., Братусь С. Н., Грацианский П. С. и др. Общая теория советского права. М., 1966; Мицкевич А. В. Акты высших органов советского государства: юридическая природа нормативных актов высших органов государственной власти и управления СССР. М., 1967. <12> См.: Пиголкин А. С. Толкование нормативных актов в СССР. М., 1962; Закон: создание и толкование / Под ред. А. С. Пиголкина. М., 1998. <13> См.: Безина А., Лазарев В. Конкретизация права в судебной практике // Советская юстиция. 1968. N 2; Лазарев В. В. Применение советского права. Казань, 1972; Он же. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974; Он же. Правоположения: понятие, происхождение и роль в механизме юридического воздействия // Правоведение. 1976. N 6. <14> См.: Ноздрачев А. Ф. Пределы конкретизации законов и подзаконных актов министерствами и ведомствами Союза ССР (по материалам функциональных министерств и ведомств Союза ССР) // Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1968. Вып. 12; Он же . Нормативные акты министерств и ведомств СССР: Дис. … канд. юрид. наук. М., 1968. <15> См.: Власенко Н. А. Конкретизация в праве: природа и пути исследования // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Матер. Междунар. симпозиума (Геленджик, 27 — 28 сентября 2007 г.) / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2008; Он же. Неопределенность в праве: природа и формы выражения // Журнал российского права. 2013. N 2. <16> См.: Чернобель Г. Т. Закон и подзаконный акт // Закон: создание и толкование / Под ред. А. С. Пиголкина. М., 1998; Он же. Конституция и ее конкретизация // Журнал российского права. 2013. N 3. <17> См.: Залоило М. В. Понятие и формы конкретизации юридических норм: Дис. … канд. юрид. наук. М., 2011; Он же. Конкретизация и толкование юридических норм: проблемы соотношения и взаимодействия // Журнал российского права. 2010. N 5. С. 105 — 112.
